Тихон и Цыплёнок
РЕХАВИТ
Глава 6. Побег
Ещё неделю Тишка пролежал с температурой тридцать семь. За это время он видел маму только один раз, через окно. Она передала клочок бумаги с запиской: «Сынок, держись... Завтра еду в Москву подавать жалобу. Тебя навестит тётя Дина. Люблю. Выздоравливай. Мама».
Как же Тихон хотел домой! Он боялся одного: что, как станет лучше, его тут же заберут в детдом. Опять. Это будет хуже всякого кошмара!
«Только не в детдом! Хочу домой... – ночами думал мальчик, глотая слёзы. – Иисус, хочу домой... домой! Пожалуйста, сделай так... чтобы они отпустили меня домой...»
— Как же зовут тебя, Цыплёнок, по-настоящему? – задумчиво спросил Тихон одним утром.
Он уже пытался потихоньку вставать, но сил еще было очень мало. В этот раз Тишка дошел до окна и, ухватившись обеими руками за подоконник, стоял и смотрел то на улицу, то на маленького преданного друга.
Цыплёнок принялся отчаянно жестикулировать, но ничего не было понятно. Ковалевский пожал плечами.
— Ладно, какая разница... Всё равно – ты такой молодец! Спасибо тебе...
Цыплёнок засиял. Он тут же подбежал, схватил руку Тихона и поцеловал.
— Эй, ну что ж ты делаешь! – смутился Тишка.
Цыплёнок рассмеялся. Он стал показывать, что когда сам болел, то Тихон за ним ухаживал.
— Ну, мне тебя жалко было, – оправдываясь, прошептал Ковалевский.
«Мне тебя тоже», – ответил мальчонка знаками. Тишка вздохнул и махнул рукой.
— Делай что хочешь... Только руки не целуй.
В глазах Цыплёнка то и дело загорались смешные искорки. Он проводил Тихона до кровати, помог ему прилечь, а потом вытащил откуда-то почти свежий кусочек белого хлеба с сыром.
— Ого, ты где это нашёл? – очень удивился Ковалевский.
Цыплёнок захлопал в ладоши и весело пожал плечами. Тишка понял: это так и останется загадкой. В столовой такое точно не давали: оттуда приносили только безвкусные каши, мясные бульоны, чай или кисель. Тихон ел очень мало, через силу. Всего две-три ложки каши и кусочек хлеба до обеда, а вот к супам совсем не притрагивался...
Хлеб с сыром и маслом Ковалевский съел с удовольствием. Потом его потянуло в сон, и он даже не заметил, как отключился.
За окном, в больничном сквере, краснели клены. Берёзки уже почти сбросили крону и помахивали ветру одинокими желтыми крылышками. Прошла первая декада октября. Уже были заморозки, и по утрам стояли густые туманы. Сквозь них иногда пробивался запах горящих листьев – хозяева частных домов и дворники жгли костры.
Примерно такой же пейзаж открывался Валерии из окна плацкартного вагона. Редкие клены стояли между кирпичными постройками на окраине города. Поезд набирал ход. Стыковые рельсы равномерно стучали под колесами. До Москвы – трое суток. Хорошо, что дети ответили на письмо. Людочка написала: «Будем ждать сколько нужно, и Гена присмотрит за хозяйством. С малышкой всё благополучно».
А вот от Саши, из Владивостока, уже два месяца не было писем. Случилось ли что? Материнское сердце, казалось, разрывалось на части от волнений.
Менялись люди, менялись пейзажи... Но не проходила тревога. Как хотелось Валерии иногда помечтать о жизни, лишённой переживаний и разлук. О большом уютном доме, где вся семья была бы вместе и никогда не расставалась. Но с тихими слезами приходила мысль, что такое будет возможно только на Небесах! Только в Вечности они отдохнут от лишений и скорбей, преследующих здесь, только там не будет боли и страха, только там будет бесконечный мир...
И снова на память пришел дорогой псалом:
Моя невеста, ты так устала,
Приду Я скоро, ты будь готова;
Ты потрудись еще немного, –
Там, в небесах, ты отдохнешь...
Как-то сразу стало спокойнее: где бы ни были родные, Господь с ними рядом и поможет. И действительно, потрудиться нужно еще совсем немного... Сколько длится-то эта бренная жизнь?..
Соседи по купе разговаривали о ценах на продукты, о новых вещах, о поездках в санатории... Тишкиной маме всё казалось далёким и ненужным. Как будто эта бытовая жизнь ушла на второй план, стала такой незначительной. Посидев еще немного у окна, Валерия устроилась на нижней полке и, помолившись, заснула.
Тихон медленно поправлялся. Уже несколько раз к нему кто-то приходил, но мальчик узнавал об этом только по всяким вкусностям, которые время от времени доставал из тумбочки Цыплёнок. То яблочко, то оладьи, то домашний кефир. На вопросы ответов было мало. Цыплёнок ничего не мог рассказать.
Наконец стук по стеклу раздался тогда, когда Тишка не спал. Цыплёнок выглянул для пущей секретности в коридор и приоткрыл окно. Тихон тоже встал, подошёл к окну и увидел какую-то пожилую женщину, невысокого роста, чернявую, в платке... Он с трудом вспомнил, что это тётя Дина. Их взгляды встретились.
— Здравствуй, Тишка. Ну, как ты себя чувствуешь? – от посетительницы веяло чем-то родным и знакомым. Как будто она пропиталась духом субботних собраний и тихих молитвенных вечеров. Тёплое, христианское участие светилось в глазах.
— Всё хорошо, – пытаясь скрыть набежавшие слёзы, ответил Тихон. – А мама скоро приедет?
— Не знаю, – сочувственно ответила тетя Дина. – Ты не волнуйся, главное... Господь поможет! Поедешь домой...
На этих словах Тишка закрыл лицо руками и, поставив локти на подоконник, заплакал.
— Ну, Тиша... – тётя Дина вдруг протянула свою морщинистую ладонь и погладила мальчика по макушке. – Не плачь, Тиша, не плачь... Лучше расскажи, как ты в детдом попал и что с тобой было. Это для жалобы надо...
— Я уже полгода своих не видел... – всхлипывая, прошептал Тихон. – Меня в мае забрали... на машине «Скорой помощи»... кгб-шники. Бежали за мной... я упал. Они подняли меня и в машину отвели. Потом детдом...
Тишкины плечи вздрагивали. Тётя Дина, стараясь успокоить, всё время гладила его по голове.
И что было потом? Тебя заставляли что-то делать?
— Всё заставляли. И мясо есть, и в субботу учиться. В изолятор садили... Но я... я не согласился...
— Слава Господу! – тётя Дина на секунду закрыла глаза, словно помолилась. – А тебя дети не били в детдоме?
— Били... Сначала, – Тихон снова вздрогнул.
Цыплёнок отчаянно тряс его за плечо. Он показывал на коридор. Почти тут же скрипнула дверь. Тишка бросил отчаянный взгляд на Цыплёнка и на тётю Дину.
— Я принесла тебе покушать, – прошептала она. – Потом передам.. – и тут же отошла от окна.
В палату зашел главврач. Тихон быстро вытер мокрое лицо рукавом.
— Кто к тебе приходил? – строго задал вопрос врач.
— Н-никто... – запнувшись, ответил Тишка.
Мужчина в белом халате, нахмурившись, подошёл к окну:
— Нехорошо обманывать, Ковалевский! Здесь только что кто-то был! Ты с кем-то разговаривал!
— А вы врач или следователь? – вдруг спросил Тихон.
Главврач бросил на него гневный взгляд.
— Я имею право спрашивать! Тиф заразный! А если ты будешь тут со всеми разговаривать...
— Заразный? – будто удивился Тишка. – Вы сейчас рядом со мной стоите и без маски. Вы не боитесь заразиться?
Невинный вопрос привёл врача практически в бешенство.
— Так, Ковалевский, ты пойдёшь ко мне в кабинет! – он схватил мальчика за плечо и вывел из палаты.
В коридоре вдруг немного помягчел:
— Тихон, я обязан заботиться о своих пациентах. Это мой долг! Я лучше знаю, что для тебя хорошо, а что нет.
Тишка молча шёл рядом с главврачом. Бело-синие стены больницы снова заставили тосковать. Так уже всё надоело! Так невыносимо хочется домой...
Кабинет главного доктора больницы отличался не только самим интерьером, но и размерами помещения. Огромный дубовый стол стоял почти посередине. Пепельница дымилась, распространяя характерный запах крепкого табака. Полки были завалены книгами Маркса, Энгельса, Ленина и многих других писателей-атеистов...
На стене висели портреты коммунистических вождей и известных деятелей советского общества. Ковалевскому здесь было неуютно. Отовсюду веяло чем-то чужим и противным.
— Кстати, мы еще незнакомы, – вдруг произнёс главврач. Он поправил очки и остроконечную бородку. – Меня зовут Виктор Алексеевич. Очень приятно.
Тихон кивнул. Голова немного кружилась, и, чтобы твёрдо стоять, мальчик взялся руками за спинку стула.
— Ну что, Тихон... Имя, конечно, у тебя поповское. Но оно, собственно, и понятно. Температуры у тебя уже нет. Значит, идёшь на поправку. Есть какие-нибудь жалобы?
Тишка покачал головой.
— Ну, куда ты хочешь, – продолжал Виктор Алексеевич. – Домой или в приют?
— Домой! – не задумываясь, выпалил Ковалевский.
— Тебе нужно кушать, набирать вес после болезни... Поэтому я назначаю тебе усиленную питательную диету. Бульоны, тушёное мясо, колбасы, рыбу и консервы. Это обязательно!
Тихон очень тяжело вздохнул.
— Я не буду это есть, – наконец твёрдо ответил он. – Умру, но ни крошки не съем. И не заставляйте меня!
— Ковалевский, ну и как ты хочешь домой?! Твои родители тебя нормально не кормят! Ты в зеркало на себя смотрел? Худой! Бледный! Постоянно болеешь…
— Таким я стал в вашем детдоме! – возмущённо перебил главврача Тихон.
— Что значит в «вашем»?! – в гневе вскочил Виктор Алексеевич.
— В вашем, коммунистическом... – уже тише произнёс мальчик.
— А ты хочешь в поповский детдом? – язвительно спросил главврач.
— Я домой хочу...
— Да никуда ты не поедешь, пока питаться нормально не будешь! Не хочешь по-хорошему – вызову санитарок! Будут кормить тебя с ложечки! Понятно?! – всё больше распаляясь, Виктор Алексеевич не заметил, что Тихон зашатался и упал на пол без сознания.
Небо над Москвой в этот вечер было свинцовым. Весь горизонт затянуло непроглядно-чёрными тучами, и воздух был тяжёлым и холодным. Ни единого порыва ветра...
Валерия стояла в слабо освещенном сквере и куталась в пальто. Сырость на улице уже заставила её продрогнуть, но больше всего беспокоило другое: где Павлик? Они договорились встретиться в этом парке около шести часов вечера, но сейчас уже восемь, а на тропинке по-прежнему пусто. Но думать было о чём. Тётя Дина передала рассказ Тихона... Бедный ребенок! Его ещё и били... Неудивительно, что он там заболел. Вот оно, атеистическое воспитание! Оторвали от семьи, угрожали, заставляли... А ещё говорят, что религия калечит детский разум! Это они калечат...
— Это ты, жёнушка моя? – вдруг послышался сзади родной голос.
— Ох, Павлик! Напугал... – едва не вскрикнула Валерия.
— Да я сюрприз хотел сделать, – смущённо оправдывался муж.
— Самое время для сюрпризов! – в шутку рассердилась Лера. – Где ты задержался?
— Хвост запутывал, – с улыбкой ответил Павлик, будто это было самым обычным делом.
— Опять слежка? – вздрогнула жена.
— Что-то вроде... – вздохнул Павел. – Ну ты как? Какие новости?
— Ох, – на секунду задержала дыхание Валерия. – Не знаю даже с чего начать! С не очень хорошего или с плохого?!
— Наверное, начнём с того, что я согрею тебе руки! Они у тебя ледяные...
Так, непринужденно гуляя по дорожкам вечернего парка, два любящих человека делились переживаниями и надеждой. Стало как-то легче обоим, будто крест был один на двоих...
Расстались только поздней ночью. Валерия вернулась на квартиру, в которой остановилась, а Павел – в сарепту. Новость, что Тишка не поддался ни на какие угрозы и уговоры, наполнила отцовское сердце несказанной радостью. Значит, сын ничего не забыл...
Очнувшись на кровати в палате, Тихон сразу посмотрел на часы: было начало пятого утра. Неужели он столько времени пролежал без сознания? Или просто спал? Лежать уже не хотелось. Осторожно встав, мальчик вдруг заметил, что Цыплёнка в палате нет.
— Цыплёнок! – шёпотом позвал Тишка.
Неужели куда-то вышел? Но матраса в углу тоже нет...
И тут Ковалевского потрясла догадка: его маленького друга забрали в детдом! Сердце учащённо забилось. Тихон вспомнил, что во время разговора с главврачом, в коридоре послышался короткий приглушённый крик. Но в больнице это не такая уж и редкость... Неужели... это был Цыплёнок?!
Тишке показалось, что он не выдержит нового удара. Уткнувшись в подушку, мальчик дал волю слезам и гневу.
«Ну что они делают?! Что делают?! – шептал он возмущённо. – Совсем уже совести нет... Зверь. Зверь. Зверь! Крокодил! Зачем тогда эти плакаты вешать?! Что все равны. Что все такие «хорошие»! Они меня никогда не заставят... Никогда! Никогда! Никогда!»
Сначала отчаянию Тихона не было предела, но потом вдруг пришло неожиданное решение: убежать. До этого Ковалевский боялся куда-то идти сам, да и так в коридор его не выпускали. Теперь же было всё равно. Ждать, пока снова заберут в детдом, нельзя. Легче из больницы сбежать, чем оттуда...
Решив это, мальчик успокоился. Высохли слёзы. Сам не заметил, как заснул. Спокойно и даже с улыбкой.
Непогода часов в восемь утра разразилась мелким дождем и снегом. На улице почти не было прохожих, да и в больнице всё как-то затихло... Была привычная суета, но... какая-то особенная. Такая бывает, когда вдруг утро не начинается солнцем.
Тишка подождал, пока закончится утренняя суматоха и все врачи уйдут на пятиминутку. Торопливо надел свой вязаный свитер и достал из-под кровати детдомовские потрёпанные ботинки. Больше из личных вещей ничего не было.
В коридоре моргали лампочки. Наверное, скакало напряжение в проводах из-за ветра... У Тихона от слабости немного гудело в ногах, будто мурашки маленькие ползали...
«Как хорошо, что никого в коридоре нет! – подумал он, улыбнувшись. – Господи, помоги сбежать, пожалуйста...»
Так же незаметно удалось пробраться до главного входа. Но там, прямо рядом с дверью, стояла внушительного вида санитарка. Точно, заметит... Раздались шаги. Ковалевский юркнул в первую попавшуюся дверь. В лицо подуло холодом, и сразу почувствовался запах хлора. Это оказался служебный туалет. Тихон быстро сообразил. Он закрыл дверь на щеколду и открыл окно, которое выходило в самую заброшенную часть сквера. Правда, окно было маленькое и высоко... Но план созрел мгновенно. На всех окнах первого этажа в палатах стояли железные фигурные решетки то ли от воров, то ли чтобы пациенты не сбегали подобным образом. А вот в туалете никакой решетки не было. Тихон бесшумно подвинул половое ведро и взобрался на него. Теперь осталось только протиснуться в проём пятьдесят на семьдесят и спрыгнуть наружу.
Но не всё так просто. Подтянуться и пролезть наполовину у Тишки почти получилось, но тут кто-то стал стучать в дверь. Неправильно повернувшись, мальчик застрял. Чтобы выбраться нужен был небольшой рывок, но Тихон понял, что сил у него на это нет.
Рехавит