Античная философия: гуманистическая революция (II)

Ко всем статьям.
Предыдущая часть.

Протагор и новое философское направление

Как взятое в целом «направление» софисты известны в качестве платных (что особо важно) преподавателей философии и красноречия. Даже само слово «софист» означает в первую очередь «мудрец»; ругательством это слово стало уже позже, благодаря авторитету Платона и критике с его стороны. Важно отметить, что красноречие, которым в первую очередь занимались софисты, в древности нужно было в основном для составления речей на судах, что как мы видели на примере Фемистокла — стало крайне востребовано в новых демократических реалиях.

Одной из главных опор для риторики и философии софистов послужила диалектика (название метода спора, столкновения двух позиций). Изобретателем её у самих древних считался, и не без оснований — Зенон Элейский, который помощью апории «Ахиллес» доказывал, что быстрый герой никогда не сможет догнать двигающуюся перед ним черепаху. Раз можно упразднить даже самоочевидный факт движения, тогда уже не остается больше такой вещи, которую нельзя было бы поколебать при помощи диалектики. Всё становится сомнительным, кроме самого таланта мыслителя, кроме образованности, прославление которой и было как раз одной из главных целей софистики. С другой стороны, софисты также воспользовалась и противоположным элейскому, - учением Гераклита, который утверждал, что: «Всё течет, ничто не остается без изменения». Ловкому ритору это давало дополнительный козырь и «научное» основание представлять вещи так, как ему будет угодно, при этом не рискуя быть опровергнутым. В самом деле, всякое его утверждение было с этой точки зрения так же ненадежно и условно, как и утверждение противоположное.

Вообще все ранние софисты — были приблизительно ровесниками философов Зенона, Эмпедокла и Анаксагора, разве что лишь совсем немного младше (что, как мы уже говорили в начале, составляет целую эпоху в масштабах Греции); поэтому их, помимо прочего, можно рассматривать в качестве параллельной реакции на конфликт Парменида и Гераклита. Только из того, что софисты могли использовать, и использовали красноречие для доказательства лжи — можно ли уверенно заключить, что сами они не имели никаких позиций и являлись скептиками? Вот в этом вопросе мы и попытаемся сейчас разобраться.

В широком смысле слова принято говорить о четырех эпохах софистики, последние две из которых затронули даже эпоху поздней Римской Империи; мы же рассматриваем сейчас только «классическую» софистику, и пока что лишь старшее поколение софистов.

«Он (Протагор) первый заявил, что о всяком предмете можно сказать двояко и противоположным образом… о мысли он не заботился, спорил о словах, и повсеместное нынешнее племя спорщиков берёт своё начало от него».
(с) Диоген Лаэртский

Главным представителем этого нового направления всегда считается софист Протагор из Абдер (485-411 до н.э), хотя строго говоря он даже не был первым софистом по времени. По свидетельству Аристотеля а также нескольких поздних историков: философ Демокрит случайно нашел Протагора, когда тот работал простым грузчиком, и так восхитился его талантом, что взял учиться к себе. Но, Протагор, по всей видимости, был лет на двадцать старше Демокрита, откуда возникает сомнение и во всей этой легенде. Несомненной правдой является здесь то, что они друг друга знали, поскольку родились и выросли в одном городе; но куда более вероятно, что это Протагор оказал значительное влияние на Демокритову социологию, чем наоборот. Протагор также вполне мог находится под влиянием Гераклита (ибо признавал текучесть материи и радикальный сенсуализм), но это влияние, должно быть, было лишь книжным.

В Афины Протагор переехал очень рано, и там уже также быстро сумел попасть в придворное общество главы города, самого Перикла. Будучи, таким образом, частью партии демократов, Протагор, по личной просьбе Перикла, даже написал законы, определявшие демократический образ правления в афинской колонии Фурии (Южная Италия). Бывал он не только в Фуриях, но и на Сицилии (где в то же самое время синхронно с Афинами развивалась собственная софистика) и в различных регионах материковой Греции. И везде, где бы он ни находился — собирались группы людей, готовые платить философу за качественное «высшее» образование. Поэтому софистов можно было бы вполне посчитать даже неким «передвижным университетом».

В законах, которые Протагор дал жителям Фурии — он обосновал идею равенства свободных людей. Но не только сама идея равенства людей, а также и сама профессиональная деятельность Протагора и других софистов, показывает, что они считали потенциальные возможности всех людей примерно одинаковыми. Всё это значит, что «добродетели» можно научить всех (аристократы же считали, что доблесть передается по крови). Хоть от самого Протагора такой фразы не сохранилось, её можно найти почти у всех софистов, и нет никаких оснований считать, что её не разделял демократ-Протагор. О том, что Протагор много внимания уделял вопросам о воспитании, можно видеть из таких отрывков, как:

«Образование не дает ростков в душе, если оно не проникает до значительной глубины». «Для учения нужны природные способности и упражнение» и «начинать учиться следует смолоду».

Философия Протагора стала во многом эталоном софистической философии вообще. Согласно тому, что до нас дошло, суть его философии выражалась в центральном тезисе:

Это значит, что всё то, что мы воспринимаем чувствами – истинно; но в то же самое время, каждый человек сам себе мера. Если дальтоник видит мир без цветов – значит для него цветов действительно нет, и т.д. На первый взгляд может показаться, что этим провозглашается субъективность и относительность истины, но на деле всё окажется гораздо сложнее.

Как мы чувствуем, так оно и есть на самом деле. Всё есть таким, каким оно кажется нам. Все, что представляется людям, то и существует. Каждый человек воспринимает одно и тоже по разному, но эти разные мнения одинаково истинны для каждого. О всех вещах есть два противоположных мнения, но все истинны.

Уже отчетливо видно, что основой для его идеологии является, всё таки, Гераклит. Сюда же можно добавить ещё несколько моментов. Так, согласно Протагору, ощущения перестраиваются вместе со старением организма и прочими телесными условиями. Материя текуча, и организм (а он ведь тоже материя) изменяется; вместе с ним меняются и ощущения, а раз так — то и сами явления. Даже сами причины явлений лежат также в материи. Внешняя материя — такая же причина явлений, как и "внутренняя". Но при любой трактовке этих фраз остается тот сухой остаток, согласно которому Протагора можно считать материалистом.

«Ничто не есть само по себе, однако все всегда возникает в связи с чем-то».

И эта логика всеобщей взаимосвязи всех вещей, логика «контекста» и сложности реального мира - невероятно важна для положительной системы взглядов софистов, тогда как обыкновенно здесь видят лишь теоретическое обоснование релятивизма, относительности. Именно осознание связи вещей толкает софистов на детализацию явлений, углубление в «части» бытия, в расчленении «целого» (против «Единого» Парменида была написана даже целая работа «О сущем»). И находя новые оттенки в каких-то идеях (благодаря привлечению контекста) — софисты создавали также и новую терминологию. Всё это в большей мере будет разрабатывать уже Продик, наиболее талантливый ученик Протагора.

Итак, демократ-материалист, убежденный просветитель, который считает, что мир гораздо сложнее, и не довольствуется слишком «общими наименованиями», которые затуманивают реальную сложность мира = истину. Но что же значит «Человек есть мера…»? Истина таки есть и она сложна, или всё таки истины совсем нет, исходя из самого базового определения?

Зная о высказываниях эпикурейцев, сделанных спустя более столетия, очевидно, что решение не такое простое как может показаться (в плане той «очевидности», что истины нет), но даже ещё проще! Как и всякий образованный грек того времени, Протагор знал о разделении совершённом Парменидом на «путь истины» и «путь мнения»; знал он и про различие разума и ощущений; знал и от Гераклита, что все знания мы приобретаем из чувств. Но если Гераклит сомневался в истинности чувств из-за их относительности (и вот он, настоящий релятивизм!), то Протагор, наоборот, утверждает истинность (sic!) чувственного познания, и предоставляет уже разуму судить об этой непосредственно данной нам истине. Чувства не обманывают нас, а показывают всё так, как и должны показывать; здоровому одну картинку, больному другую. Заблуждается здесь разум, когда он не подвергает эти данные правильной критике. Протагор — помимо всего прочего, оказывается первым последовательным сенсуалистом.

Здесь уже видно, в чем состоит важность и заслуга софистики; и можно заметить то, чего не мог понять Сократ, Платон и все прочие «объективисты». Для них мир очень простой, есть истина и ложь, есть разум и чувства, есть добро и зло — осталось только проставить «самоочевидные» знаки равенства между этими дуальными представлениями. Сама же идея истины проста; она не может быть разной, и по собственному определению может быть только одна единственная.

Но есть истина, а есть истина; и называя чувства "истинными", Протагор в то же время не притязает на их Истинность с большой буквы. Эта последняя, всё ещё остается сферой познания разума. Но, если единственный путь нашего познания — это ощущения, а вся информация получается извне, то опасно верить в ложность ощущений. В таком случае мы строим любое знание на ложной основе. Протагор, объявляя сенсуализм, неизбежно должен был разрушить эту старую квадратную систему: «истина-ложь; чувства-разум; добро-зло; мужчина-женщина; старший-молодой» и т.д.

Как последовательный сенсуалист, Протагор (даже по мнению его противника, Платона) признавал критерием истинности — пользу. Даже если (!) все мнения истинны (хотя истинны не мнения, а сами чувства; но Протагор не дотянул до такой тонкости терминологического различения), то они всё равно могут быть лучше или хуже; и лучшими будут те, которые ведут к удовольствию и пользе. Жизнь лучше смерти, и боль не может быть хороша. Правда, как и все софисты, он бы мог сказать, что боль хороша, но чисто в относительном плане, ибо благодаря ей дальнейшее удовольствие становится ещё лучше. Но только взятая «в целом» боль - это есть очевидное зло. Здесь, как и в вопросе «истины» можно видеть, что есть «боль» а есть «боль»; и что частное, как и общее определение — могут сосуществовать, чего так и не захотел принять Сократ.

Впоследствии софисты будут разрабатывать критерии истинности более серьезно (если, конечно, Протагор и сам этого не делал, но мы не знаем из-за отсутствия свидетельств).

Но теперь пора всё таки напомнить, что Протагор был частью общества Перикла; а в этой среде находились также и весьма консервативно настроенные люди, такие как поэт Софокл и историк Геродот. Это свидетельствует также о том, что Протагор вовсе не был таким нигилистом, каким его привыкли рисовать. Ведь если Перикл ценил этих двоих, весьма консервативных мужей, и если они уживались с Протагором в одном месте — то возможно и сам Протагор не был слишком далёк от их общих умонастроений? Но данное напоминание делается не ради этого, а скорее ради того, чтобы напомнить саму роль Геродота (484-425 до н.э.) в становлении идей софистики.

Геродот известен не только как историк, но и как «сравнительный» культуролог, ведь в своей «Истории» он описал также и обычаи различных народов Востока. Да и давно уже греки путешествовали по всему Средиземноморью, и кое-что знали о различиях в обычаях, культуре, морали и государственных устройствах других народов. Как же не сделать вывод, который сделал ещё давным-давно элеат Ксенофан? Не-истинны никакие из всех вариантов, в том числе не-истинны и установления эллинов. Или, может, всё таки они истинны?

И вот снова, тогда как консерватор должен был закрыть глаза и уши и искать оправдания тому, что на его родине вкуснейший мёд и самое голубое небо — Протагор признает, что это не важно, истинны обычаи его предков или нет. Однако важно, что есть хорошие обычаи, а есть плохие. И здесь также критерием оценки выступает польза, или даже скорее — максимальная свобода граждан. Поэтому легко понять, что демократия лучше тирании или даже «власти лучших» (аристократии), даже если сама демократия не является наиболее «истинной» формой власти.

Но путешественники знали не только Египет, Карфаген и прочие развитые регионы; они также знали и Скифию, и разные народы туземцев. Наблюдая за этим, легко было догадаться, что существует некое линейное развитие в истории, и что такими туземцами раньше должны были быть все люди, включая самих греков. Да и раз всё меняется, меняется вся материя, как субъект, так и объекты — тогда тем более меняются и обычаи; даже у одного и того же народа. А это значит, что раз мы идём от дикости к цивилизации, то когда-то давно не было даже государства и законов. Трактат Протагора «О первобытном состоянии» не сохранился, но некоторые идеи его, вероятно, переданы в дошедшем до нас мифе о происхождении человека, который Платон вкладывает в уста Протагора в одноименном диалоге (Prot. 320c sqq.): переход от дикости к цивилизации интерпретируется как компенсация биологических недостатков человека, бывшего в качестве животного (изобретение копья как компенсация отсутствия когтей и т.д.).

Но если изначально законов не было, то откуда тогда они взялись? Само собой — путем соглашения людей для удобства общежития! Протагор выдвигает идею общественного договора (это небольшая модернизация, которую можно допустить, если верить диалогу «Протагор», хотя даже контекст остальной софистики и без того допускает эту трактовку, как самоочевидную). Все эти тезисы обосновывали политическую деятельность Перикла и демократической партии в их борьбе со старыми обычаями родовой аристократии, и также помогали софистам обосновывать правомерность своих действий и своей идеологии. Так что уже достаточно только Перикла и Геродота, чтобы понять генезис идей Протагора. Известно, что в основании города Фурии принимал участие и сам Геродот, и что также туда приезжал сицилийский софист и ритор Тисий (о нем в следующей статье). Также считается, что часть своей жизни Протагор провел на Сицилии, а часть в Афинах, но путешествовал и по другим городам Греции. Поэтому его раннее знакомство с идеями «сицилийской ветви софистики» также нельзя исключать.

Не удивительно, что с таким набором идей на счёт культурной относительности, Протагор высказывает и скептическое мнение о традиционных богах:

«О богах нельзя сказать, существуют они или нет, или как выглядят».

Так что немудрено и то, что Протагор был обвинен в атеизме и изгнан из Афин. Его беда была в том, что к моменту его изгнания, общественное настроение афинян сильно изменилось. В результате истощения города от блокады и многолетней войны со спартанцами, появился смысл верить в «кару богов», и теперь нечестивцы казались гораздо более опасной угрозой; кроме того, в такие тяжелые времена всегда нужны люди практического склада, а не те, что только и умеют трепать языком. Период от воцарения Перикла (461г.) до поражения в Пелопоннесской войне (404г.) можно разделить на две половины, первая из которых была культурным расцветом, а вторая половина характеризовалась усилением реакции, а с другой стороны — усилением давления демократов, которым в пылу их радикализма уже не подходило свободомыслие софистов (допускающее критику перегибов и со стороны "своих"). Демократия — это всё таки власть народа, невежественного народа, а не каких-то «анти-сельских» и условно прогрессивных слоев населения. Она сподручно, случайным образом, всё таки помогает идеологии условной «прогрессивности», и поэтому импонирует Протагору; но сам «народ» при этом ещё не стал «Протагором по уму».

Да и в самом деле, принятая дата его изгнания (411 год) это время кратковременной победы аристократов после государственного переворота, который в том же году и подавили; но Протагора могли изгнать ещё во время этого кратковременного господства «реакции». Позже передавалась легенда, что Боги покарали его за неверие, и что во время побега на Сицилию, он погиб в кораблекрушении.

«Двоякие речи»

Одним из трех более-менее сохранившихся и полноценных текстов софистов оказался текст без конкретного авторства под названием «Двоякие речи» — ссылка на русский перевод здесь (авт. Маковельский; «Софисты» выпуск второй; стр. 87). Вероятнее всего, автор сочинения жил уже в одно время с Платоном, но отмечается значительное влияние Протагора в этом тексте.

В этом сочинении рассматриваются варианты того, как можно говорить в поддержку противоположных мнений. Шаблон во всех антиномиях одинаков, так что возьмем для примера самый первый, о добре и зле.

Тезис: Что для одного хорошо — то для другого плохо. Добро и зло относительны. Болезнь для больного зло, для врачей это благо. Богатый урожай для крестьян благо, а для торговцев зерном это зло, ибо цена падает от роста предложения и т.п. И даже одно и тоже может быть злом для одного и того же человека. Например вкусная еда это хорошо, но если переесть, то будет плохо, или если ты болен, то еда не приносит удовольствия.
Возражение: Если же благо и зло, это одно и тоже — то когда ты делаешь добро кому-то, то на самом деле ты делаешь ему и зло. А если врагу ты наносишь вред, то на самом деле ты ему очень помогаешь. Налицо парадокс, и реально нужно считать, что добро и зло — вещи разные, несмотря на их относительную применимость.

И таких примеров полно, но иногда они немного отличаются, например в антиномии истинной речи и ложной речи, автор считает, что это одно и тоже. Но одно и тоже здесь — сама «речь как таковая»; а уже ложной и истинной их делают сами ложь или истина, которые как бы содержатся в «речи». Автор, будучи софистом, таки понимает, что ложь и истина — разные вещи, но этого будто бы не замечает платонизирующая критика.

Во всех своих примерах автор защищает основной релятивистский тезис. Но он делает это не так глупо, как это приписывается со стороны «объективистов» по типу Платона. К тому же, он прекрасно понимает, какие логические трудности могут возникнуть (правда чаще всего использует одну и ту же), и почему то дальше остается при своем мнении; почему так? Потому что все версии его карикатурного оппонента — до смешного глупы (и это не совсем карикатура, такие же глупости проявляет вполне реальный Платон); а причина этой глупости в непонимании различия между частным и общим употреблением одного и того же слова; а также непонимания того факта, что на гносеологическом уровне, частное стоит выше общего, хотя и ощущается при этом менее важным.

И ведь так оно и есть в действительности, ибо только учитывая все нюансы — можно прийти к настоящей истине. Как на примерах с обычаями самых разных народов можно также и понять, что нет «врожденного знания». Объективист вместо этого начнёт рассуждать абстрактно и не сможет вывести из своих рассуждений даже такой самоочевидной банальности. Упершись в свою любимую и священную «Истину» он не сможет понять, что два различных и противоречивых факта — могут быть истинны как "факты", оба сразу. Об этом и говорит, в основном, всё сочинение «Двойные речи».

Интересно также и одно внутренне противоречие, которое выше уже было намечено у аутентичного Протагора. Будучи радикальным сенсуалистом, он всё же признает важность неких природных задатков ученика. Это отступление в сторону платоновских врожденных идей, для самих греков ещё не столь заметное. Так вот, в «Двойных речах» есть это же противоречие:

Врожденные идеи: «Притом же, кроме учения и природа представляет собой нечто такое, что должно быть здесь принято во внимание: именно благодаря ей и не учившийся у софистов может быть способным; богато одаренный от природы человек может легко понять многое, научившись лишь немногому от тех, у кого мы научаемся словам».

Их отрицание: «Если же кому-нибудь кажется сомнительным, что словам люди тоже научаются, но он думает, что люди рождаются уже со знанием языка, то пусть он узнает, истину из следующих фактов. Если послать ребенка с самого раннего возраста к персам, и воспитать его там, не говоря с ним по-гречески, то он будет говорить только по-персидски».

И это не двойная речь, а изложение уже в рамках одной речи, в защиту тезиса о том, что «добродетели можно научить», этого классического тезиса софистики. Здесь автор «Двойных речей» даже не собирается защищать мнение аристократии. Так что в другом месте он прямо пишет, что выбирать вслепую по жребию — глупость, ибо:

«…они говорят, что это было бы и хорошо и очень демократично. Я же считаю это менее всего демократичным. Ибо в государствах имеются люди, которые ненавидят демократию, и если бы случайно жребий пал на них, то они погубили бы демократию. Напротив, нужно, чтобы народ сам смотрел и выбирал всех преданных ему…».

При всём релятивизме, софисты были «догматичными» демократами, и уступать тезис о воспитании они не могли, иначе это оправдало бы власть «лучших от природы». А на счёт самого противоречия софистов, то его можно решить, как это решали и французские Просветители. Ведь «врожденные идеи» и «хорошая организация тела от рождения» — это разные вещи. А раз ум зависит от материального мозга (а не является чем-то метафизическим и волшебным), то чем лучше устроен мозг, тем лучше и способности человека. В таком дискурсе и мыслили, вероятнее всего, сами софисты; и тогда здесь (почти) нет противоречия. На самом деле всё несколько сложнее, и это уже касается даже вопроса о «гении»; но здесь не место обсуждать такие вопросы, которые не занимали ещё самих софистов.

Этот последователь Протагора (или сам Протагор), автор «Двойных речей», также высказывает ещё одну невероятно ценную мысль, тоже могущую показаться обыденной сегодняшнему читателю — человек должен быть универсальным. Ведь чтобы говорить обо всём (а этого и хотят софисты), нужно и знать всё, хотя бы в общих чертах. Все возможные позиции, все возможные ремесла и науки; и даже не только знать, а и уметь делать, если речь о ремесле. Автор даже считает, что нельзя знать теорию музыки, не умея играть на инструменте!

Подводя итоги

До нас дошел список наименований литературы, связанной с именем Протагора. Согласно этому, он считается автором таких книг, как «Истина, или О сущем» (критика элейского Единого и пути истины), «О богах», а также «Наука спора», «О борьбе», «О знаниях», «О государстве», «О честолюбии», «О добродетелях», «О первоначальном порядке вещей», «О том, что в аиде», «О неправильных людских деяниях», «Наставление», «Судебная речь о жалованье», «Противосуждения» – 2 книги.

Здесь особо интересно отметить сочинение «О государстве» (с которого говорят Платон списал какую-то часть), «О добродетелях», «Наставление» и «О неправильных деяниях». Это уже само по себе подразумевает его ориентиры на общественные вопросы и претензию на знание «правильных» деяний, которые ведут к добродетели. Это подтверждает даже сам Платон, заставляя Протагора говорить:

Юноша, если ты станешь моим учеником, то, пробыв со мной день, ты вернешься домой, сделавшись лучшим, и на следующий день (будет) то же самое; и каждый день ты будешь становиться все лучшим и лучшим. 318 Е. Ведь другие приносят вред юношам. Тогда как юноши бегут от наук, они против их желания заставляю т их заниматься науками, уча их арифметике, астрономии, геометрии и музыке (при этом он взглянул на Гиппия); приходящий же ко мне будет учиться только тому, ради чего он пришел (ко мне). Наука, (которую я преподаю), есть мудрость в домашних делах, (то есть), как наилучше управлять своим собственным домом, и (мудрость) в государственных делах, (то-есть) как искуснее всего действовать и говорить в отношении государственных дел... 319 А. (Сократ): Правильно-ли я понимаю тебя? Ты, кажется мне, говоришь о политике и обещаешь сделать своих учеников добрыми гражданами. Вот именно, Сократ, сказал он, это самое обещание я и даю.

И как мы уже говорили, критерием предпочтений и избегания выступает полезность, что делает Протагора философом-утилитаристом, и снова об этом говорит Платон:

Я думаю, что (человека), имевшего в дурном (поврежденном) состоянии души соответствующие этому самому (состоянию) мнения, (то есть) дурные мнения, (вернувшееся к нему) хорошее состояние сделало имеющим иные таковые (то есть хорошие мнения). Последние представления некоторые по незнанию называют истинными, я же признаю лишь одни мнения лучшими, чем другие, но отнюдь не более истинными. Таким образом одни (люди) мудрее других и никто не имеет ложного мнения, и тебе, хочешь ли ты этого или не хочешь, надлежит быть мерою. Вот в каких (положениях) заключается это учение.
Итак... добро есть то, что полезно людям? — Точно так, клянусь Зевсом, отвечал (Протагор), хотя я называю добром, если оно и не полезно людям [напр. солёная вода для рыб и т.д.].

Так выглядит, в собранном виде всё то, что представляет собой учение Протагора. Этот человек — просветитель и демократ, материалист и сенсуалист; первый в своем роде. Протагор настолько расширил возможности человеческого познания, что софисты даже не были до конца поняты; а стараниями консерватора Платона и его ученика Аристотеля, мало не стали забыты и осмеяны. И все эти качества, как раз и были восстановлены почти с нуля эллинистической философией Эпикура. Поэтому софистов по линии от Протагора — можно считать главными предтечами эпикурейской философии.

В дальнейших главах я рассмотрю остальных софистов, то как они развивали это учение, в чем они были похожи и чем отличались от самого Протагора.

Продолжение...
Ко всем статьям.

P.S. (для самого себя)

1) Не рассмотрел ещё степень достоверности того, что Платона обвиняют в краже первых двух книг «Государства» у Протагора. Есть мнение, что они и в самом деле отличаются от последующих глав «Государства» Платона, и это нужно проверить.

2) Главная фишка софиста Гиппия была в мнемотической технике, и она также представлена в «Двояких речах», также для Гиппия был важен и аргумент универсального человека. Это важно на случай, если придется отождествлять речи с Протагором или кем-то ещё.