Античная философия: Формирование канона (IV)

Ко всем статьям.
Прошлая часть.

Какими сведениями мы обладаем к моменту «акме» Гераклита? Он точно знает Пифагора и Ксенофана, а этот последний - явно противоречит Пифагору (и следовательно хорошо с ним знаком), вполне вероятно, что знает он и Гераклита. Все они вместе выросли из одной и той же Милетской традиции, и все вместе ненавидят друг друга. Всё это люди примерно одной «давности», одного поколения; и это объясняет, в некотором смысле, их философские позиции. При всей взаимной вражде, их общая история происхождения нанесла значительный отпечаток, делающий все эти системы крайне родственными. Даже такие персонажи как Ксенофан и Гераклит находят между собой невероятно большое число точек соприкосновения.

Они оба элитаристы с консервативными нотками, они оба порицают Гомера, и оба скорее за неблагородное поведение богов (также как позже будет ругать мифологию и Платон). Они оба над всеми смеются, и оба выросли из пифагореизма, смешанного с Милетской школой. При этом оба критикуют эти школы. Они оба проповедуют теологию Единого, которое цикличным образом обновляется, что подразумевает внутри Единого некого рода процессы, основанные на натурфилософии прошлых поколений. Они оба отрицают необходимость традиционного культа поклонения богам, считая многобожие ошибкой толпы.

Единственная их разница в том, что Гераклит осознанно заявил, что предпочитает силу, тогда как Ксенофан, сравнивая силу с разумом - ассоциирует её с чем-то животным и недостойным мудреца. Миролюбие Ксенофана поэтому приводит к стремлению нейтрализации противоположностей возникших из Милето-пифагорейской традиции; тогда как любитель силы Гераклит - накаляет эти противоположности до предела, и старается сделать их главной жизненной силой самого Единого. Это различие существенное, но по своему типажу подход этих философов крайне схожий.

Необходимо также понимать, что для объяснения всей собственной натурфилософской части - даже Ксенофану придётся принимать тезисы о текучести материи и т.п. понятия. Вероятнее всего он это и делает (как это проскакивает во фрагменте с облаками), просто основной его акцент ставится на то, что в идеальном смысле (в разуме) - текучесть это что-то вторичное, не имеющее значения для Единого взятого в целом. Он признает, возможно, наличие текучести внутри Единого (также как и Гераклит), но не считает нужным специально разбирать эту второстепенную часть картины мироздания.

Но благодаря такому подходу уже в древности возникал вопрос о том, имел ли Ксенофан в виду физику, природу, или же рассуждал о чисто-идеальном Боге. А может у него не было никакого разграничения между этими двумя сферами? Как соотносится у него Вселенная и Бог, пантеист он или нет? (К слову, этот же вопрос вполне может быть задан и Гераклиту, и вероятно любому из уже пройденных нами философов; для признания «элейцев» пантеистами у нас меньше оснований, чем для кого-либо ещё). Всё это интересовало уже учеников Аристотеля; до нас даже дошло название одной из его утерянных книг: «Против Ксенофана». Но доведя логику Ксенофана до конца, все эти трудности гораздо раньше, и сразу на практике прояснил Парменид.

Радикальный поворот в философии

Парменид происходит из знатного рода города Элея (возле Неаполя), и как мы знаем, в какой-то момент он даже написал для этого города законы. Именно Парменид является основателем «Элейской школы» в строгом смысле слова. Мы уже видели, что для ранних философов участие в политической деятельности отнюдь не редкость. Фалес был придворным советником, Пифагор создал целую политическую партию, Гераклит был из рода владык города Эфес, и вот теперь Парменид пишет своему городу свод законов. В дальнейшем эта тенденция ещё будет продолжаться; правда с ростом числа философов — удельный вес «политиков» станет меньше.

В молодости Парменид учился у пифагорейца (и снова они!) Аминия, и как мы уже знаем, у около-пифагорейца Ксенофана; хотя все источники говорят о том, что полноценным учеником Ксенофана он всё таки не стал. Здесь немаловажно, что если участие Ксенофана в основании Элеи - не миф, то тогда для Парменида этот человек, как отец-основатель города, уже уважаемый старец, и его нельзя не брать в счёт, даже если формально он и не являлся учителем Парменида.

Как уже говорилось о самом Ксенофане - сложно было определить пантеист он, или нет. Рассматривает он Бога или Природу, или это одно и тоже? На этот вопрос, только уже относительно Парменида, попытался дать ответ Теофраст (ученик Аристотеля):

«...Парменид пошел по обеим дорогам. А именно, он доказывает, что вселенная вечна, и [в то же время] старается объяснить возникновение сущего, причем суждения его о том и другом двойственны, ибо он полагает, что по истине вселенная едина, безначальна и шаровидна; согласно же мнению толпы, для объяснения возникновения он принимает два начала видимого [мира]: огонь и землю, одно в качестве материи, другое же в качестве действующей причины».

Здесь бросается в глаза, что началами признаются огонь (пифагорейцы, Гераклит) и земля (Ксенофан), и огонь считается действующей причиной; но и то и другое начало не-истинно, иллюзорно. Это очень важная часть философии Парменида, и после него многие философы, если даже не вообще все - начали разделять явления мира «по истине» и «по мнению». Само собой, истина познаётся чистым разумом, а мнение - разумом, опирающимся на показания чувств.

Конечно, начало этой мысли также заложено Ксенофаном и Гераклитом, при чем именно Ксенофан считается одним из первых скептиков, ведь даже рассуждая о собственной теологии, он делал ремарки о том, что всё наше знание вероятностно и составляет по большей мере лишь догадки, мнения. Но именно в формулировке Парменида эта мысль в будущем будет бросаться в глаза при каждом конкретном случае (вплоть до XIX века). Как мы видим из комментария Теофраста, сами древние философы считали, что «истина» и «видимость» — это не просто правильно/ложно, но «видимость» также сохраняет некоторую степень достоверности; она также реальна, даже не смотря на то, что это только «видимость». Казалось бы, разве раньше не было тоже самое? Разве видимость это не просто способ существования истины? Разве текучесть не просто способ существования Целого?

Так-то оно так, но древние авторы почему-то приписывают Пармениду строгое разграничение этих двух «миров», и поэтому тот же Теофраст видит в Пармениде дуалиста:

«Одно из начал у него устремляется к действующей и видовой причине, какая есть бог – ум, другая же относится к причине страдательной и материальной, каковая есть видимый мир».

Ксенофан и Гераклит дуалистами явно не были, при всех схожестях, они всё таки видели материальный мир лишь проявлением Единого. Парменид, вроде как, имеет ввиду тоже самое, но в отличии от названных философов - особо подчёркивал различие разума и чувства, мысли и материи. В этом смысле Парменид ближе к Пифагору (также строго разделявшему тело и душу), чем к Ксенофану и Гераклиту, чьим главным противником был пифагореизм. У Пифагора можно встретить описание тела, как «клетки для души», и Парменид с радостью расписался бы под этим определением.

Короче говоря, в философии Парменида видна мощная струя пифагореизма, что подтверждает его преемственность. Да и не удивительно, поскольку жил он в регионе, где школа Пифагора имела невероятное влияние. В целом можно даже представить Парменида как пифагорейца, который принял дуализм материи и духа, и усилил последнее при помощи теологических рассуждений Ксенофана, таким образом совершив слияние двух преимущественно-идеалистических течений в одно, более универсальное.

В своём сочинении («О природе»), направленном в первую очередь на людей, которые должны ещё только обучиться новой философии - Парменид вполне в духе Гераклита советует им побороть силу привычки, не привязываться к каким-то мнениям окружающих. То есть фактически требует порвать с авторитарным воспитанием предков; в том числе с традиционным представлением о религии. В общем и целом, само ядро философии Парменида, то самое, за что он войдёт в историю - почти идентичная копия философии Ксенофана. После статьи о последнем нам уже не имеет особого смысла повторяться; но ради понимания стилистики ранних произведений греков, неплохо будет посмотреть на несколько отрывков.

Из поэмы Парменида «О Природе»:

«Одно и то же есть мысль и то, о чем она мыслит.
Без Сущего мысль не найти — она изрекается в Сущем».

«Не возникает оно, бытие, и не подчиняется смерти.
Цельное все, без конца, не движется и однородно.
И неделимо оно, ведь все оно сплошь однородно».

«Могучая необходимость.
Держит в оковах его, пределом вокруг ограничив.
Так бытие должно быть, необходимо, конечным».

«Есть же последний предел, и все бытие отовсюду.
Замкнуто, массе равно вполне совершенного шара.
С правильным центром внутри».

«Первый путь: есть бытие, а небытия вовсе нету;
Здесь достоверности путь и к истине он приближает,
Путь же: есть небытие и небытие неизбежно,
Путь этот знанья не даст...

Слово и мысль бытием должны быть: одно существует
Лишь бытие, а ничто не существует. Обдумай Это –
и ты избежишь дурного пути изысканья, –
Также второго пути, что измышляют невежды,
Люди о двух головах. Беспомощно ум их блуждает.
Бродят они наугад, глухие и вместе слепые.
Вздорный народ! Бытие и небытие тем же самым
И не тем самым зовут. И путь во всем видят обратный».

Как и ожидалось, мы видим идентичную с Ксенофаном картину. Различие разве что в том, что у Парменида совсем на второй план отходит чистая теология. Он говорит тоже самое, но уже как будто на языке «чистой» философии. И теперь можно более уверенно рассмотреть ход мысли Ксенофана-Парменида в моменте, который мы раньше не рассматривали: в мире ничто не возникает из небытия и не уничтожается. Как результат, Бытие существует и перестать существовать не может, а небытие не существует и не может возникнуть. Мыслить можно только сущее, т.е. бытие, а о не-сущем (небытии) нельзя ни мыслить, ни говорить.

Получается, что когда пифагорейцы считают, что рядом с бытием есть пустота, «ничто», они утверждают логический абсурд. Сама наличность понятия пустоты показывает, что она есть (как минимум в виде понятия) и, следовательно, входит в состав Бытия. Но если так, то ни о каких «провалах» в Сущем говорить невозможно: оно едино и абсолютно целостно. Это вытекает из идеи непрерывности Целого. Оно есть Реальность, которая не может быть производной или преходящей. Иными словами, поскольку Абсолютное есть всё, то в действительности существует лишь оно одно.

Поскольку небытие это синоним пустоты, то это значит, если нет небытия, то и нет пустого пространства, и значит всё заполнено веществом. Ксенофан лишь озвучил идею о том, что такое "совершенство" и каким должен быть Единый Бог. Он не сделал дальнейших выводов из этого совершенства, и фактически допускал возможность того, что внутри этого Единого может происходить сложный процесс, описанный Гераклитом. Ксенофан предпочитал разумность понятиям животной силы, но не ставил вопрос разума и чувства слишком радикально, он лишь говорил о своих представлениях про совершенное.

Но теперь, когда Парменид решил задуматься об этой проблеме серьезнее, и на основании тезиса о доминировании разума, соединить два подхода в единую непротиворечивую картину - возникла существенная трудность. Не может быть, чтобы идеальное и разумное обоснование того, что пустоты не существует - работало в одном случае, и не работало в другом. Если же перенести эти, скажем так, "научные" доказательства на саму природу - то натурфилософия становиться несколько парадоксальной. Но ведь нельзя же, основываясь на видимости движения - отрицать выводы идеального "божественного" разума. Отсюда и возникает необходимость в том, чтобы объявить натурфилософию Ксенофана иллюзорной.

Отсюда проистекает следующий вывод: так как между вещами нет пустых промежутков, которые отделяли бы одну вещь от другой, то так же нет и движения! Гераклит утверждал, что всё изменяется. Парменид возразил, что ничего не изменяется. Но своим острием это учение о небытии направлено против Пифагора, который постулировал наличие в мире пустоты. Получается, что аргументация Ксенофана в глазах Парменида уже стоит выше философии Пифагора (что и так очевидно, но ведь есть сомнения о связях), отсюда и вывод об их специфичном отличии и связи между Ксенофаном и Парменидом как между представителями особого направления — Элейской школы.

Два пути

Отвергая традиции и слепую веру предков, Парменид выдвигает разум, как главного судью во всех вещах, и поэтому же он принижает чувственные показания в деле познания истины. Вообще сложно найти в ту эпоху человека, который стал бы ставить разум в подчиненное положение; но всё же редко когда разум восхвалялся больше, чем в философии «элейцев».

Итак, отстаиваемая Парменидом картина мира имела своим источником недоверие к свидетельствам органов чувств. На основании этого он разделил философию Ксенофана на две части (если она сама не была разделена ранее), объявив это двумя путями постижения, в духе секто-строительства пифагорейцев:

• «Путь мнения» - это чувственная видимость, способ объяснения мира исходя лишь из свидетельств органов чувств, которые воспринимают изменчивость вещей, их возникновение и уничтожение.
• На «пути истины» эти свойства отвергаются, путь истины ведет нас к миру чисто умопостигаемому.

Так как свидетельства органов чувств часто обманывают нас, то, следовательно, чувства дают недостоверные знания. К достоверной и непререкаемой истине ведут только ум, «умозрение». Разум достигает истины вопреки чувствам, противореча им. Чувственные восприятия сущего неустойчивы и смутны, текучи и изменчивы, и отличаются от мыслимого сущего, противостоя ему. Отсюда можно сделать вывод, что если физический мир, воспринимаемый чувствами, противоречив, то он не может быть истинным. 

Истинным может быть только сверхчувственное умопостигаемое непротиворечивое бытие, всегда себе равное, неподвижное и совершенное; в отличие от бытия как процесса, как постоянного становления, возникновения и уничтожения у Гераклита.

Но и разум, по мнению Парменида, не застрахован от ошибок и рискует, идя неверным путем, не достигнуть истины. Одна из первых ошибок, как полагает Парменид, - это допущение вслед за Пифагором и Гераклитом наличия в самих вещах противоположностей и тем самым допущение существования небытия (через противоположность бытие-небытие). Противоположности недопустимы, и правильнее, видимо, говорить чем нечто не является, например что холодный предмет просто "не-тёплый"; либо же правильнее говорить, что холодный и теплый не противоположные, а принципиально разные вещи, не находящиеся будто на одной оси.

Фактически, что Парменид, что Гераклит, рассуждая о вопросах теории познания, и о источниках достоверного знания — одинаково признают, что чувственное восприятие слабо и нуждается в корректировке умом. Но Парменид из двух видов выбирает ум (рационализм), тогда как Гераклит всё таки явно акцентирует на чувстве, и оговаривает, что хоть ум и необходим для контроля над полученной информацией, но сама информация приходит через чувства и ум прямо зависит от них (почти сенсуализм). Парменид подобных оговорок не делает, из чего можно сделать вывод, что чувственное познание в его системе не играет совсем никакой роли.

По итогу, конечно, даже для Гераклита истина это Логос, который играет точно такую же функцию, как и Единое у элейцев. Но суть Логоса в том, что он и есть причина «убожества» видимого мира; и в то же время он не сводится к этой видимости, стоит выше неё и познаётся разумом, точно также как и Единое. Гераклит стоит выше и снимает противоречие Парменида ещё до того, как тот успел поставить задачу. Гераклит не боится сделать «бога» сопричастным творению «зла».

Что же касается космологии, Парменид (в своем описании "пути Мнения", которое имеет спорное отношение к его реальным взглядам) синтезирует элементы философии Анаксимандра (вселенная в виде сферических «скорлуп» с математическими обоснованиями астрономических повторений) с пифагорейским центральным огнем. Также очевидно, что Парменид сознательно полемизирует с Гераклитом и Пифагором; но самому Гераклиту он был неизвестен в силу своей молодости. Следовательно, в вопросе курицы и яйца (специальная олимпиада Гераклит vs Парменид), наш герой уже вторичен как минимум по хронологии. Да он и в принципе, по самой сути своей философии, вторичен даже по отношению к Ксенофану, а если принять подлинными отрывки ранних поэтов, таких как Лин и Орфей, тогда уже они оба, Парменид и Ксенофан — почти ничего не добавили к представлениям древних верований.

К слову об ученичестве Парменида, он вполне мог сойтись с Ксенофаном даже не желая этого, просто как случайный результат «отрицания отрицания»; результат критики по отношению к критикам самого Ксенофана. И тем не менее, будучи весьма вторичным критиком — Парменид пришел со своим критически-отрицательным радикализмом к совершенно новой постановке вопроса; он вывел на первый план в философии логику понятий. Оказавшись в шатком положении после появления философии Гераклита, он попытался схватить хоть что-то объективное и неизменное. Во имя истины, Deus Vult! Только «понятия» или же лучше «слова» могли теперь иметь все необходимые свойства «бытия по истине». Слабой стороной его подхода было то, что для работы всей концепции - слова должны иметь универсальный смысл на все времена, не зависеть от общественного договора, иметь субстанциональную ценность. Поскольку это не так, то и позиция его легко подвергалась критике и возврату к положениям относительности и текучести вещей. Но самое главное было сделано - Парменид озвучил общий курс для всех философов, стремящихся к объективной истине.

И что ещё важно; в дальнейшем, разбирая более поздних философов, может показаться что Парменид уж чрезмерно «теист» и вообще копия Платона. Но сам он вряд-ли считал себя «идеалистом», когда отрицал чувственное познание в пользу рационализма. Парменид, наоборот, констатирует реализм (как один из видов материализма); для него существует лишь бытие, «долой суеверия толпы»! Но этот реализм он создает при помощи чистого разума, и между словами и реальным бытием должна быть прямая корреляция, нет слов не имеющих репрезентации в бытии.

И всё же, подробное описание "пути мнения" делает всю систему Парменида немного сомнительной, он будто бы впадает в противоречие с самим собой, всё ещё сознательно пытаясь остаться в рамках «натурфилософии», повторяя судьбу Ксенофана, которого собирался исправить. И если Ксенофан очевидным образом подчеркивает «теологичность» своей системы, то Парменид эти моменты затушевывает, насколько это возможно. Конечно, может оказаться, что это лишь различия в стилистике, и что оба философа были «теологами». Но такая затушеванная теология Парменида склоняет к тому, что сам он вовсе не хотел, чтобы его запомнили в качестве апологета Единого божества.

Продолжение.
Ко всем статьям.