Античная философия: Формирование канона (II)

Античная философия: Формирование канона (II)

Friedrich Hohenstaufen

Первая часть.
Ко всем статьям.

Ксенофан из Колофона

Подходя к теме «Элейской школы», невозможно не вспомнить знаменитый мем про Парменида:

Дети, это Парменид...

Когда вспоминают об «Элейской школе», то в первую очередь вспоминают именно Парменида; но справедливости ради, у него был и знаменитый предшественник, который возможно и не был его прямым учителем, но так или иначе должен был оказать своё влияние. Этого человека звали Ксенофан из Колофона (ок. 570-475 гг. до н. э.).

Уже в античной исторической традиции Ксенофан рисуется современником Пифагора. Таким образом он принадлежит ещё к первым поколениям философов, к поколению «Милетской школы». Как и Пифагор, он родился в Малой Азии, в городе Колофон (город прямо напротив Эфеса, родины Гераклита, при чем оба эти города примерно на одинаковом расстоянии (60км) от Милета и Самоса). Как и Пифагор он бежал на запад после персидского вторжения, но поселяется южнее, на острове Сицилия. Уже позже Ксенофан примет участие в основании города Элея (около Неаполя), где также окажется молодой Парменид и где будет дано начало так называемой «Элейской школе» философии.

В античной традиции Ксенофан считается в первую очередь поэтом. Он писал элегии, поэмы, ямбы, и считается основателем жанра сатирических стихотворений («Силлы»). В своих сатирах он обличал, например, колофонскую знать, которая дескать разнежилась и стала корыстолюбивой, что закончилось анти-аристократической тиранией и в конце-концов поражением от персов. Обиженные властители за это его и изгнали (а не гордо сам ушёл) из города. Как видно, изгнали его за консерватизм, но интересно что при этом же - Ксенофан жёстко критиковал Гомера и Гесиода, основу традиционного воспитания греков. Здесь есть отличный отрывок из Плутарха: «Ксенофан, в силу какого-то низменного отношения к современным ему философам и поэтам, сочинил нелепые силлы против всех философов и поэтов». Так, например, нам известно, что на сетования будущего юного философа Эмпедокла о том, что найти мудреца невозможно, Ксенофан ответил: «Конечно, ведь нужно самому быть мудрецом, чтобы признать мудреца».

Помимо чистого искусства и критики, Ксенофаном написана и философская поэма, известная под традиционным названием «О природе». Но из произведений Ксенофана сохранилось только близко 40-ка отрывков, в том числе около 20 – из названной поэмы, поэтому доподлинно восстановить его философию невозможно. К уже сказанному о критике в сторону традиционных Гесиода и Гомера необходимо добавить, что Ксенофана часто считали атеистом. И он действительно мог считаться таковым, но лишь в античном смысле слова; ровно так же атеистами будут называть будущих христиан. В дальнейшем изложении мы увидим концепцию весьма развитого метафизического монотеизма. Ксенофан отрицал лишь многобожие, порицая людей за то, что они создают богов по своему подобию или по подобию других существ. Так, например, Ксенофан считал, что если бы быки были наделены разумом, то их Зевс имел бы и внешность быка. Но помимо этого у Ксенофана и правда можно найти слова атеистические, в том плане, что его реформирования религия не требует никаких ритуалов:

Однако мы всё равно видим, что он не только не был атеистом, но даже порицает атеистов, равно как и верующих в традиционные мифы. Так что это не шаг в сторону условной «прогрессивности», а последовательный и разумный, но всё же консерватизм, защищающий традицию путем устранения её самых вопиющих уязвимостей. Он негодует на Гомера лишь потому, что тот делает Богов слишком аморальными, слишком «земными». Он критикует старую мифологию за то, что она силу ставила выше разума; и по той же причине Ксенофан критиковал и культ Олимпийских игр.

«Мудрость гораздо лучше силы людей и лошадей».

В характеристике Ксенофана стоит добавить, что этот философ достаточно много для своего времени знает о культурах разных народов мира. В том сравнительном религиоведении, которым он занимается, уже можно увидеть тень теоретизирования будущих «софистов». Только вот выводы, которые на основе своих сравнений делали софисты - уже совершенно иные. Но это другая история, а здесь нас может интересовать только фиксация факта, что ещё до Геродота информированность греков об окружающем мире была достаточно велика.


Консерватизм Ксенофана отлично иллюстрирует, помимо истории с изгнанием из Колофона, его вражда с поэтом Симонидом во время пребывания при дворе тирана Сиракуз, и наоборот, считается что Ксенофан произвёл влияние на Пиндара. А ведь конфликт Симонида и Пиндара являлся одной из лакмусовых бумажек для оценки мировоззрения в целом, и Ксенофан очевидно занимает в этом конфликте консервативную позицию. Но прежде чем перейти непосредственно к его обновлённой теологии, нужно напомнить, что Ксенофан происходил из Ионии, и поэтому не был чужд вопросам натурфилософии. Хотя Ксенофан и критиковал «всех философов и поэтов», сам он был и философом и поэтом.

В лучших традициях «Милетской школы» он выбирает землю и воду как стихийные основы сущего. Здесь же в духе Анаксимандра и Пифагора признается цикличность мира (ср. Пиф: «Все происходящее в мире снова повторяется через определенные промежутки времени, но что ничего нового вообще не происходит»); и предстаёт эта цикличность в виде мифа о всемирном потопе — все погибает, ибо земля периодически погружается в воду. Доказательство этой теории таково - о потопе говорят ракушки, находимые в горах; отпечатки рыбы и тюленей, найденные в сиракузской каменоломне и т.п. находки.

Что интересно, почти такое же доказательство имеется у Анаксимандра, сама идея с «изначально затопленным миром» принадлежит ему. Но у Анаксимандра нет обратного пути, нет вторичного «затопления», хотя сама общая идея о цикличности в масштабах целой Вселенной находится и у него. Помимо уже отмеченного сходства, в конце концов, сохранились даже доксографические свидетельства, по которым Ксенофан мог проходить непосредственное обучение у Анаксимандра. Теория о земле и воде, как о началах сущего, продолжается в идее, что сама жизнь, а равно и душа - происходят из земли и воды, состоят из них. Но смесь земли с водой порождает грязь, следовательно люди рождены из грязи. Достаточно дерзкое заявление, которое, тем не менее, полностью согласно мифологии, ведь человек состоит из земли и воды даже согласно Гомеру! Да и само это представление как бы вторит теориям происхождения человечества из шумерских мифов и снова таки, было намечено уже у Анаксимандра.


В рамках всё той же Ионийской философии объясняется и происхождение неба как испарения из воды, но тут добавляется лишь то новшество (которое тоже движется в русле идей уже Анаксимена), что звезды это горящие облака, следующая ступень развития стихии воздуха. Немало значит и то, что Ксенофан в какой-то момент был захвачен и продан в рабство, после чего выкуплен пифагорейцами Пармениском и Орестадом. Как покажет дальнейшая история развития идей, философия пифагореизма идеально сочеталась с «Элейской школой», и вероятнее всего это совсем не случайно. Как мы уже говорили, невозможно было стать философом в Италии, не пройдя через влияние пифагорейской школы. Вероятнее всего, после своего переезда, Ксенофан какое-то время находился под таким влиянием.

Сохранились даже отголоски мыслей, выдающих нам стиль Гераклита (к этому философу мы перейдем в следующей статье):

«Солнце каждый день новое и для каждой местности своё».

Но несмотря на эту схожесть с Гераклитом, данная фраза, в контексте теории звёзд, означает и то, что посреди дня какое-то случайное облако может зажечься и стать Солнцем, а к вечеру оно тухнет. И таких «солнц» в течении дня может быть несколько по всему миру; в таком случае это уже нечто совсем другое и мало похожее на теории Гераклита.

То, что Ксенофан принципиально оспаривает наличие открытой Пифагором пустоты, и что высмеивает Пифагора за признание переселения душ, делает его (вместе с Гераклитом), философом значительно отошедшим от классического пифагореизма. При чем высмеивание концепции переселения передано у Ксенофана очень своеобразно:

Шел, говорят, он однажды, и видит – щенка избивают,
Жалостью охваченный, он слово такое изрек.
"Стой! Перестань его бить! В бедняге
Душу я опознал, визгу внимая ее".

По-видимому для Ксенофана сцена избиения щенка не стоит никакой жалости и его защита достойна осмеяния. Это неплохо дополнит представление об этических взглядах самого Ксенофана.


Итак, мы наконец-то подошли к главному новшеству и центральной идее Ксенофана, к его монотеизму. Далее будет проще привести сам оригинальный отрывок о философии Ксенофана (хоть она и невероятно целостно описывает самого Парменида и лишает смысла описывать этого философа в дальнейшем). Этот фрагмент считается позднейшей модернизацией, но в целом верно отражает логику самого Ксенофана:

8. Псевдо-Аристотель. О Мелиссе, Ксенофане, Горгии, гл. 3:
(1) Если нечто есть, — говорит он, имея в виду бога, — то оно не могло возникнуть. В самом деле, необходимо, чтобы возникшее возникло либо из подобного, либо из неподобного, но ни то, ни другое невозможно, так как: (а) быть порождением подобного подобному подобает не больше, чем породить его (у одинаковых вещей все [свойства] тождественны и они одинаково относятся друг к другу); (б) неподобное не может возникнуть из неподобного.
(2) [Последнее] потому что если бы из более слабого возникало более сильное, или из меньшего — большее, или из худшего — лучшее, или же, наоборот, из лучшего — худшее, то тогда сущее возникло бы из не-сущего, что невозможно. Стало быть, в силу этого бог вечен. (3) Далее, если бог — самое могущественное из всех [существ], то ему подобает быть одним, говорит он. Ибо если бы [богов] было два или больше, то он уже не был бы самым могущественным и самым лучшим из всех существ. В самом деле, каждый из многих, поскольку он бог, равным образом был бы таким. В том-то и суть бога, и сила бога, чтобы господствовать, а не подчиняться, и быть самым могущественным. Следовательно, поскольку он не обладает превосходством, постольку он не бог.
(4) Допустим, что богов много. Если при этом они в одном будут превосходить друг друга, в другом — уступать, то они не будут богами, потому что божество по своей природе не терпит над собой господства.
(5) Если же они равны, то не будут обладать природой бога, потому что бог должен обладать превосходством над всеми, а равное не лучше и не хуже равного. Поэтому, коль скоро бог есть, и коль скоро он таков, то он должен быть только один. Кроме того, будь их много, то он не обладал бы силой [совершать] всё, что пожелает. Следовательно, он только один.
(6) Но коль скоро он один, то должен быть повсюду подобен: повсюду видящим, [повсюду] слышащим и [повсюду] обладающий прочими чувствами. В противном случае части его, притом что они — части бога, находились бы между собой в отношениях господства и подчинения, что невозможно.
(7) А коль скоро он повсюду подобен, то должен быть шарообразным, ибо дело обстоит не так, что он здесь таков, а там нет, но так, что он повсюду [таков].
(8) Коль скоро он вечен, один и шарообразен, он и не бесконечен и не конечен. В самом деле, бесконечно — не-сущее, так как именно оно не имеет ни середины, ни начала, ни конца, ни какой-либо другой части, а таково бесконечное. Однако сущее не могло бы быть таким, как не-сущее. [С другой стороны, бог и не конечен], ибо граничить друг с другом [сущие] могли бы только в том случае, если бы их было много, [а бог один]. Между тем одно не подобно ни не-сущему, ни многому; поскольку оно одно, ему не с чем граничить.
(9) Такое одно, каким он полагает бога, и не движется и не неподвижно. В самом деле, неподвижно — не-сущее, так как ни в него не может переместиться другое, ни оно — в иное. Движется же то, что числом больше одного, так как двигаться должно одно в другое. Следовательно, ничто не может передвинуться в не-сущее.
(10) Ибо не-сущего нет нет нигде. А если бы происходил переход одного в другое, то единое [числом] было бы больше одного. Стало быть, вследствие этого двигаться могут два [сущих] или больше одного, а покоиться и быть неподвижным — ничто.
(11) Но единое и не покоится и не движется, ибо не подобно ни не-сущему, ни многому. Согласно всем этим [аргументам], бог, поскольку он вечен, один, однороден и шарообразен, не может быть ни бесконечным, ни конечным, ни покоющимся, ни движущимся.

Краткий пересказ сути отрывка:

Уже здесь у нас появляется «не-сущее», иначе говоря «небытие», а иначе говоря «пустота», и эта пустота отрицается. Без пустоты невозможно движение, а значит и движения тоже никакого нет. Без пустоты невозможно разделение на части, а значит и частей никаких нет; а раз нет частей — то нечему двигаться относительно друг друга. И всё целое — тоже не может никуда двигаться, иначе оно бы двигалось в бесконечной пустоте, а пустоты как мы уже знаем не существует. Из того, чего нет (пустоты) не могло и ничего возникнуть; значит Бытие не возникало, а значит оно вечно. Аргументация Ксенофана идёт по линии «божественного совершенства», но здесь я решил подчеркнуть более физическую сторону аргументации, важную в дальнейшем для «Элейской школы». Отсюда растут ноги у критики пустого пространства, и потому это также важно для аргументации, как и «божественное совершенство».

Бог - наилучшее во всём, значит он может быть только один, ибо все остальные варианты не делают его лучшим из всех уже по определению. Так как Бог и бытие это одно и тоже, ибо отсутствие внутри Бога бытия было бы его несовершенством, то выходит, что Бог неподвижен, не имеет частей, не возникал из чего-то и ни на что не подобен. Это просто единый монолит, пронизывающий собой всю Вселенную «весь он видит, весь мыслит, весь слышит».

Интересно, что в версии самого Ксенофана нельзя утверждать, что Бог не движется; ведь это свойство бесконечного, а бесконечна пустота. Пустота это плохо, а Бог не может быть запачкан чем-то низменным, и вот, чтобы не быть на неё похожим - Бог должен быть конечной величиной (поэтому он сфера, ибо это самая совершенная и равноудаленная от центра фигура), но такой, вне которой никакой пустоты нет. И поэтому он фактически недвижим, поскольку пустоты вокруг нет, но потенциально он движим, и поэтому он и лучше совершенно недвижимой и бесконечной пустоты. Как мы видим, Ксенофан впал в противоречия, из которых так и не нашёл выхода. Но сама аргументация за Единого Бога и его предельное совершенство не могла быть неверной, поэтому её Ксенофан принимает истиной не смотря на внутренние противоречия.


В любом случае, в Ксенофане мы видим философа, который прекрасно знаком с традицией Милета и пифагорейского союза, и только зная о них, он может выступать против. Но одно дело выступить против, оставаясь в рамках тех проблем, что уже были поставлены — другое дело поставить совершенно новую проблему и решить все остальные уже через призму своего нового взгляда.

Ксенофан не стал рассуждать о противоположностях, отношении материи и духа, причинах движения и т.п., он поступил самым радикальным образом — решил разобраться, что из себя представляет Бог. А зная, что такое Бог — можно решить все остальные проблемы натурфилософии, сразу отрезав все лишние гипотезы. Ксенофан — это теологическая реакция на чистую философию и натурфилософию.

Продолжение.
Ко всем статьям.

Report Page