Уменьшим масштаб

Часть 5. Опасный тренд. Глава 10: Больной великан

Уменьшим масштаб

Имея всё это в виду, давайте вернёмся к следующему:

Когда я смотрю на эту тенденцию, я вижу больше, чем простую историю о политической поляризации США, — я вижу лишь одно из проявлений гораздо более масштабной истории. Американский великан заболел, и это изображение является одним из симптомов.

Мы начали этот пост с рассмотрения двух хорошо задокументированных тенденций в США: усиление поляризации среди граждан и внутри правительства. Затем мы рассмотрели два основных изменения окружающей среды, которые, по-видимому, играют большую роль в разжигании и сохранении этих тенденций: географические пузыри, порождённые повышенной мобильностью, и информационные пузыри, порождённые переходом от широковещания к узконаправленным новостям и интернет-алгоритмам. Эти пузыри связывают американцев совершенно неверным образом: они больше не связаны лично с людьми, которые не согласны с ними политически, и более связаны, чем когда-либо прежде, в онлайн-экосистеме, которая чрезмерно упрощает мир, поощряет интеллектуальное соответствие и сеет недоверие и ненависть к инакомыслящим.

Вот четыре причины, по которым меня это пугает:

1) Мы теряем способность получать знания. Если наши представления о реальности всё больше и больше основываются на средствах массовой информации с мотивами, отличными от донесения истины, мы всё хуже будем справляться с истинным положением вещей. Это как если бы большой американский великан стал шизофреником.

2) Мы теряем способность думать вместе. Человеческие великаны могут думать только тогда, когда люди говорят и когда они свободны говорить то, что думают на самом деле. По мере того, как Эхо-камеры становятся всё более крупными и устрашающими, люди внутри них боятся бросить вызов священному повествованию. И чем более всеобъемлющими становятся политические личности великанов, тем больше вопросов превращается из боксёрских груш в драгоценных младенцев. Между тем, межгрупповое общение страдает ещё больше, поскольку противоборствующие группы становятся совершенно неспособными совместно работать над идеями. По мере погружения по нисходящей траектории голоса Прогрессивистов и Консерваторов высоких ступеней — команды, которая ведёт США вверх по горе — становятся всё более робкими и еле слышными. Американский великан теряет способность учиться.

3) Мы теряем способность сотрудничать. Поляризованная страна, которая не способна создавать широкие коалиции, не может двигаться вперед — она ​​может лишь навредить самой себе.

4) Мы занимаемся тем, что обычно делают люди незадолго до того, как происходят действительно ужасные вещи. Отвращение должно пугать вас не меньше, чем меня. Если бы наш вид был человеком, он обладал бы сочетанием прекрасных и достойных восхищения качеств, но самым тёмным его качеством была бы способность дегуманизировать.

Когда я оглядываюсь назад и смотрю на всё это одновременно — когда я мысленно уменьшаю масштаб, насколько возможно, и пытаюсь сразу увидеть нисходящую макро-тенденцию — для меня это выглядит как:

Силовые Игры.

Люди в условиях конституционной демократии чувствуют себя не в своей тарелке. Часть нас — наши Высшие Разумы — находятся в своей естественной среде обитания, как зашуганные ботаники, которые, наконец, закончили среднюю школу и переехали в место, где они могут быть самими собой. Но наши Примитивные Разумы — это дикие животные, запертые в зоопарке. Клетка состоит не только из конституции и законов, но и из общепринятых, социально обусловленных либеральных норм.

Игры Ценностей — это замечательная человеческая структура, и когда она хорошо работает, она может не только сдерживать худшие инстинкты Примитивного Разума, но и использовать их для невероятной продуктивности. Но Игры Ценностей — не совсем естественный путь для нас, и они нестабильны. Силовые Игры всегда тянут нас вниз, как сила тяжести, и всякий раз, когда в структуре Игр Ценностей появляется трещина, мы рискуем упасть. Примитивный Разум может находиться в клетке, но он никогда не перестаёт давить на прутья в поисках возможности вырваться.

Географические и информационные пузыри появились относительно недавно. Интернет тем более развивается и меняется буквально ежемесячно. США были созданы невероятно крепкими, но такие безумно быстрые изменения окружающей среды испытывают их на пределе прочности.

Когда я смотрю на нисходящую тенденцию, я вижу возрождение Силовых Игр. Мы начинаем делать многое из того, что делают люди, проявляющие свои худшие стороны. Мы отбрасываем наши принципы и устремляемся к большим, безмозглым великанам, которые недостаточно разумны, чтобы понимать, что такая структура больше не имеет смысла. По мере того, как страна спускается с горы, наше поведение всё больше напоминает результат работы бездушной программы, написанной силами природы, единственная цель которой — бессмертие генов.

Вот что я имею в виду, когда говорю, что американский великан заболел. В хаосе быстрых изменений окружающей среды иммунная система великана — то, что сдерживает Силовые Игры — ослабла, и Силовые Игры распространяются по его телу, как эпидемия.

Я действительно не знаю, что здесь курица, а что — яйцо. Возможно, два пузыря вызвали политическую поляризацию. Возможно, географический пузырь усиливается поляризацией. Может, во всем виноват Ньют. Или, может быть, тактика Ньюта сработала только потому, что великан уже заболел. Может быть, Трамп — неизбежный симптом болезни, а может быть, он необычайно опасный её обостритель. То же самое со злоупотреблениями социальной справедливостью. Может быть, всё это обычное дело, и я чрезмерно катастрофизирую то, что является всего лишь ещё одной впадиной в общих восходящих американских горках. Или, может быть, это было бы обычным делом, если бы не Интернет, что делает это опасной аномалией. Кажется, никто не знает наверняка. Но мы можем придумать, как выйти на лучшую траекторию.

После предыдущей главы некоторые читатели обвинили меня в том, что я практикую «ложный баланс» — предположение о том, что я изображал обе партии США как равноправные и равно виновные в положении страны, как своего рода отговорку.

Я понял. Ложные эквивалентности бесят. Представьте, что вам восемь лет, и вы ссоритесь со своим братом или сестрой. Конфликт нарастает, и он толкает вас. Вы толкаете его обратно. Затем он невероятно сильно бьёт вас по лицу. Затем кто-то из ваших родителей говорит: «Вы оба, прекратите!» Вы протестуете, что то, что он только что сделал, было намного хуже, чем всё, что вы сделали, на что ваш родитель отвечает: «Меня не интересуют детали — вы оба наказаны». Это было бы безумно несправедливо.

Люди постоянно поступают подобным образом с социальными конфликтами, будь то между политическими партиями, расовыми группами или любыми другими фракциями. Люди, которые так поступают, часто имеют добрые намерения: они хотят казаться справедливыми и думают, что равное распределение вины — лучший способ разрядить ситуацию. Ещё это случается, когда защитники группы, которая «ударила по лицу», хотят скрыть реальную историю. Какова бы ни была причина, делить вину за неравные проступки поровну так же несправедливо, как обвинять только одну сторону при равных проступках.

Проблема с публикацией того, что явно тянет на книгу, по одной главе за раз, заключается в том, что вы не можете донести свою мысль до тех пор, пока не будет опубликована последняя глава. Теперь, когда вышла ещё одна глава, я надеюсь, что стало немного яснее, что «меня не интересуют детали — вы оба наказаны» — не совсем мой подход. Я вижу это скорее как двух братьев, которые заразились бешенством. В этом конкретном доме братья всегда в той или иной степени болеют бешенством (элемент низких ступеней для обеих сторон), но в последнее время их бешенство усиливается. Чем больше бешенства, тем сильнее они хотят укусить друг друга. А этот штамм бешенства действует таким образом, что каждый укус усиливает бешенство, повышая вероятность нового укуса — и это превращается в порочный круг. Выяснение, у кого из братьев сейчас бешенство сильнее, или у кого оно вспыхнуло первым, хотя и стоит того, но не является целью этой серии. Написание серии статей, направленных на критику одной фракции общества и разжигание гнева в её сторону, не только вряд ли поможет американскому великану поправиться, но и усугубит болезнь — это просто добавит ещё один укус в этой войне бешенства.

Что мне кажется более насущным, так это тот серьёзный факт, что наша семья страдает всё более ужасной проблемой бешенства, которая в современном мире технологического взрыва может иметь ужасающие последствия для жизни, если её не решить быстро.

Моя одержимость за последние три года заключалась в том, чтобы выяснить, как работает наша национальная иммунная система, откуда она черпает свою силу и как мы можем заставить её снова работать. Я потратил на это так много времени, потому что считаю, что возрождение Силовых Игр является ограничивающим фактором любой другой социальной борьбы, о которой я мог бы написать. Все остальные мои опасения: безопасность искусственного интеллекта, изменение климата, войны, бедность, болезни, несправедливость, нестабильные институты — являются следствием этой более серьёзной проблемы. Если США и другие страны, находящиеся в аналогичном затруднительном положении, смогут придумать, как восстановить свою иммунную систему в полную силу в этом быстро меняющемся мире, что позволит нам думать вместе и работать вместе, мы добьёмся прогресса во всех этих областях. Если же мы позволим болезни прогрессировать и продолжим погружаться в Силовые Игры, то пострадаем по всем этим направлениям. Все проиграют.

Каким бы мрачным это ни казалось, одна вещь вселяет в меня надежду.

Выводы Pew о резком усилении поляризации получили широкую огласку после публикации его доклада. Но вот этому отрывку не досталось популярности:

Эти настроения разделяют не все и даже не большинство американцев. У большинства нет однозначно консервативных или либеральных взглядов. Большинство не рассматривает ни одну из сторон как угрозу для страны. И многие считают, что их представители в правительстве должны идти на компромиссы для разрешения спорных вопросов, а не стремиться к большему укреплению своих позиций.

Или этому:

Но помимо идеологических флангов, которые составляют меньшинство населения, политический ландшафт включает в себя большой и разнообразный центр, объединённый лишь разочарованием в политике.

В ходе своих исследований, в дополнение ко всему, что я обнаружил об усилении поляризации, я наткнулся на несколько статистических данных, которые рассказывают вторую историю. Например, этот график:

И этот:

Я чувствовал себя исключением со своей историей «Раньше я был убеждённым Демократом, но теперь всё изменилось», но чем больше я копался, тем больше я понимал, что огромная часть обеих сторон чувствовала то же самое.

Всякий раз, когда статистика переходила на более детальный уровень, всё казалось более запутанным, чем история, которую мы всегда слышим:

Самым интересным для меня был захватывающий отчёт под названием «Тайные племена Америки» — годичное исследование, в котором были собраны мнения более 8000 американцев. Оно выявило, что две трети американцев попадают в так называемое «измученное большинство».

В то время как «Крылья», как в «Тайных племенах» называют наиболее политизированную часть толпы, склонны придерживаться самых крайних взглядов, «Измученное большинство» имеет «более сложные взгляды на спорные вопросы, чем предполагают наши поляризующие общественные дебаты». Согласно отчёту, «Измученное большинство» придерживается самых разных взглядов и точек зрения, но все его члены имеют четыре основных признака:

• Они устали от поляризации, преследующей американское правительство и общество.
• О них часто забывают в публичных выступлениях, игнорируют, потому что их голоса редко слышны.
• Они гибки в своих взглядах, готовы поддерживать различную политику в зависимости от конкретной ситуации, а не придерживаться идеологически единого набора убеждений.
• Они верят, что мы можем найти общий язык.

Похоже на... политическое мышление высоких ступеней?

Если верить отчёту, распространённое мнение о том, что граждане становятся более поляризованными, более идеологизированными и более племенными в отношении политики, является иллюзией.

Но откуда взялась эта иллюзия? Как правило, группы большинства в обществе, если уж на то пошло, слишком сильны, в результате чего группы меньшинств остаются маргинализованными. Так почему же политика работает наоборот?

Pew предлагает одну версию: «Рост идеологического единообразия был гораздо более заметен среди тех, кто наиболее политически активен». Те, кто придерживается самых крайних, чёрно-белых взглядов, также наиболее активно говорят о политике, наиболее активны в национальном диалоге и проголосуют с большей вероятностью:

Это определённо часть объяснения, но в этом нет ничего нового. Ярые сторонники всегда были очень политически активными. Но здесь есть что-то ещё.

Когда Игры Ценностей работают должным образом, люди, придерживающиеся самых крайних взглядов, отодвигаются на задний план, оставаясь достаточно слышимыми, чтобы добиться изменений, когда они в чём-то правы, но не способные нанести слишком большой ущерб, когда чаще всего они неправы. Но в Силовых Играх часто бывает, что небольшие группы более радикальных людей в конечном итоге обладают чрезмерной властью над другими.

Может быть, вместо того, чтобы сосредотачиваться на том, насколько политически активны самые радикальные люди, мы должны спросить себя, почему те, кто придерживается «более сложных взглядов», стали такими неактивными.

Во введении я написал:

Когда я говорил людям, что планирую написать пост про общество и про то, как люди ведут себя, как СМИ ведут себя, как правительство ведёт себя, и как все остальные ведут себя, то слышал в ответ одно и то же.
Не делай этого. Не лезь в это. Напиши о чём-нибудь другом. О чём угодно ещё. Оно того не сто́ит.
<...>
Меня осенило, что то, о чём я действительно должен написать — именно это: то, почему так рискованно писать об обществе.
В итоге я остановился на некотором сочетании двух тем: текущая ситуация в обществе, и почему это такая плохая идея для меня — писать об этом, а также на том, что связывает эти темы.

В этой главе основное внимание было уделено первому вопросу: нынешнему положению общества. Но второй пункт — о том, насколько в настоящее время невероятно неблагоразумно писать об этой ситуации — это вопрос, на который нам нужно обратить самое пристальное внимание.

Здесь мы и отправимся в предпоследнюю главу «Истории про нас».

Содержание