«Битва королей». Глава 4. Бран

«Битва королей»

Джордж Р.Р. Мартин

Перевод Максима Сороченко

Читать произведение с самого начала: Пролог.

(полный хороший перевод предыдущей книги можно взять тут)

Глава 4. Бран

Читать главу 3 (Тирион).

Бран предпочитал твердый камень подоконника комфорту пуховой перины и одеял. Когда он лежал в постели, стены начинали давить, и потолок тяжело нависал над ним; когда он лежал в постели, комната превращалась в камеру, а Винтерфелл – в темницу. Однако за окном его по-прежнему манил бескрайний мир. 

Он не мог ни ходить как раньше, ни лазать по стенам, ни охотиться, ни сражаться деревянным мечом, но по-прежнему мог смотреть. Ему нравилось наблюдать, как по всему Винтерфеллу загораются огни, когда за ромбовидными окнами башни и Зала начинали зажигать свечи и разводить в очагах огонь; ему нравилось слушать, как лютоволки поют свои песни звездам.

В последнее время ему часто снились волки. «Они беседуют со мной, как со своим братом», – говорил он себе, слушая их вой. Он почти их понимал… не совсем, не по-настоящему, но почти… будто пели они на языке, который он знал когда-то, но почему-то забыл. Возможно, Уолдеры и боялись их, но в венах Старков текла волчья кровь – так объяснила Старая Нэн. «Правда, у некоторых она проявляется сильнее, чем у других», – предупредила она.

Завывания Лето были долгими и печальными – полными горя и смутной тоски. Лохматик выл яростнее. Голоса их эхом разносились по дворам и залам, пока весь замок не начинал гудеть так, будто в Винтерфелле завелась целая стая лютоволков вместо двух… Двух там, где когда-то обитало шесть. «Скучают ли и они по своим братьям и сестрам? – задумывался Бран. – Взывают ли они к Серому Ветру, Призраку, Нимерии и к той тени, что осталась от Леди? Хотят ли они, чтобы все вернулись домой и вновь превратились в единую стаю?»

– Кто поймет, что в голове у волка? – ответил сэр Родрик Кассель, когда Бран спросил, почему они воют.

Леди-мать Брана назначила сэра Родрика кастеляном Винтерфелла на время своего отсутствия, и теперь обязанности оставляли ему мало времени для досужих разговоров.

– Они мечтают о свободе, – уверенно заявил Фарлен, который служил в Винтерфелле псарем и любил лютоволков не больше, чем его собаки. – Им не нравится сидеть в клетках, но разве можно их за это винить? Диким тварям место в дикой природе, а не внутри замка.

– Они мечтают поохотится, – согласился с Фарленом повар Гейдж, кидая кубики сала в котел с тушеным мясом. – У волков чутье потоньше, чем у любого человека. Скорее всего, они унюхали какую-нибудь дичь.

Мейстер Лювин считал иначе.

– Волки часто воют на луну. Теперь они воют на комету. Видал, какая она яркая, Бран? Возможно, им кажется, что это луна.

Когда Бран пересказал его слова Оше, та только рассмеялась.

– У ваших волков поболее ума, чем у вашего мейстера, – заявила одичалая женщина. – Им знакомы истины, о которых седой человек забыл.

То, как она это сказала, заставило Брана вздрогнуть. И когда он спросил, что означает эта комета, женщина ответила:

– Ничего хорошего, мальчик – только кровь и огонь.

О комете Бран спросил и септона Шайла, когда они вместе разбирали свитки, спасенные из пожара в библиотеке.

– Это меч, зарубивший долгое лето, – ответил Шайл, и когда вскоре из Старгорода прилетел белый ворон, возвестивший о начале осени, стало ясно, что септон прав.

Но старая Нэн так не считала, а ведь она прожила дольше, чем любой из обитателей замка.

– Драконы, – сказала она, подняв голову и принюхавшись.

Старая Нэн была почти слепа и не могла видеть комету, однако утверждала, что чует ее запах.

– Наверняка это драконы, мальчик, – настаивала она, так и не привыкнув называть его принцем.

Ходор ответил только: «Ходор». Ничего иного он никогда не произносил.

А лютоволки всё выли и выли. Стражники на стенах бормотали проклятия, гончие на псарнях яростно лаяли, лошади брыкались в стойлах, Уолдеры дрожали у огня, даже мейстер Лювин жаловался на бессонницу, и только Бран ничего не имел против воя. Сэр Родрик заточил волков в богороще после того, как Лохматик укусил Уолдера Малого, но камни Винтерфелла проделывали со звуком странные трюки, и порой казалось, будто лютоволки сидят во дворе прямо под окнами Брана. А иной раз он мог поклясться, что они носятся по куртинным стенам туда-сюда, как часовые. Ему очень хотелось их увидеть.

Но видел он, в основном, комету, раскинувшуюся над казармой и колокольней, а еще дальше – Первую Цитадель, приземистую и круглую, с черными силуэтами горгулий на фоне багровых сумерек. Когда-то Брану был знаком каждый камешек этих зданий – как внутри, так и снаружи. Он облазил их все, взбираясь по стенам так же легко, как другие мальчишки бегают по лестницам. Здешние крыши были его тайными убежищами, а ворóны на вершине заброшенной башни – его закадычными друзьями.

А потом он упал.

Бран не помнил падения, но все о нем рассказывали, так что, наверное, это была правда. Тогда он чуть не умер. Когда он смотрел теперь на потрепанных непогодой горгулий на вершине Первой Цитадели – туда, где это произошло, – в животе его возникало странное тянущее чувство. Теперь он не мог ни лазать, ни бегать, ни ходить, ни сражаться на мечах, и прежние мечты о рыцарстве свернулись в его голове подобно прокисшему молоку.

Лето выл в тот день, когда Бран упал, и еще долго после – пока он лежал изломанный в своей постели. Робб рассказал ему об этом перед тем, как уехал на войну. Лето горевал о Бране, и Лохматик с Серым Ветром разделили его скорбь. А в ту ночь, когда окровавленный ворон прилетел с вестью о смерти отца, волки тоже об этом как-то узнали. Бран находился в башне мейстера вместе с Риконом и слушал рассказ о Детях Леса, когда Лето с Лохматиком вдруг заглушили Лювина своим воем.

Кого они оплакивают теперь? Вдруг враги убили Короля Севера, в которого превратился его брат Робб? Вдруг брат-бастард Джон Сноу упал со Стены? А вдруг умерла мать или одна из сестер? Или случилось что-то иное, как вроде бы считали мейстер, септон и Старая Нэн?

«Если бы я в самом деле был лютоволком, то понял бы их песню», – с тоской подумал Бран.

В своих «волчьих снах» он умел взбираться по склонам гор – по склонам зазубренных ледяных гор, которые выше любой башни, – и стоять на их вершинах под полной луной. И тогда ему открывался весь мир – как в прежние времена…

– Ауууу, – неуверенно протянул Бран. Затем сложил ладони рупором у рта и повернул лицо в направлении кометы. – Оуууууууууууууууууу, ауууууууууууууууу!

Вой прозвучал глупо – слишком тонко и дрожаще. Это был вой маленького мальчика, а не волка. И все же Лето откликнулся. Густой голос лютоволка заглушил тонкий голосок Брана, и спустя пару мгновений к нему присоединился Лохматик.

Бран завыл еще раз. А потом они стали выть вместе – последние из своей стаи.

Шум привлек внимание Сеноголового – стражника с большим жировиком на носу. Заглянув внутрь и увидев Брана, воющего в окно, он немедленно спросил:

– Что происходит, мой принц?

Брану становилось не по себе, когда его называли принцем. Однако он был наследником Робба, а тот теперь Король Севера.

Бран повернул голову и провыл стражнику:

– Оууууууу! Оу-оу-оууууууууу!

Сеноголовый скривился.

– Прекратите немедленно!

– Аууу-аууу-Оуууууууууууууууу! Ауу-Аууу-Оуууууууууууууу!

Стражник удалился. Спустя несколько минут он вернулся с мейстером Лювином – одетым во все серое, и чью шею украшала тугая цепь.

– Бран, эти звери и без твоей помощи производят достаточно шума, – сказал мейстер. Затем он пересек комнату и положил руку на лоб мальчика. – Час уже поздний, ты должен крепко заснуть.

– Я разговариваю с волками, – отмахнулся от его руки Бран.

– Может, попросить Сеноголового отнести тебя в постель?

– Я могу добраться и сам.

Миккен вбил в стену ряд железных прутьев, чтобы Бран мог передвигаться по комнате на руках. Получалось медленно и тяжело, от усилий болели плечи, но Бран ненавидел, когда его носили на руках. 

– В любом случае, я не обязан спать, если не хочу.

– Все люди должны спать, Бран. Даже принцы.

– Когда я сплю, я превращаюсь в волка. – Отвернувшись, Бран снова посмотрел в ночь. – Видят ли волки сны?

– Думаю, все существа видят сны. Но не так, как люди.

– Даже мертвые? – спросил Бран, вспомнив об отце.

В темной крипте под Винтерфеллом каменщик высекал в граните образ Эддарда Старка.

– Кто-то считает, что да, а другие, что нет, – ответил мейстер. – Сами мертвые молчат.

– А деревья видят сны?

– Деревья? Нет…

– Видят, – возразил Бран с неожиданной уверенностью. – Им снятся древесные сны. Иногда и мне снится дерево: чар-древо – вроде того, что в богороще. Оно меня зовет. Волчьи сны гораздо лучше. Я чую запахи, а иногда ощущаю вкус крови.

 Мейстер Лювин слегка оттянул натиравшую шею цепь.

– Если бы ты проводил больше времени с другими детьми…

– Я ненавижу других детей, – перебил Бран, имея в виду Уолдеров. – Я велел тебе отослать их прочь.

Лювин нахмурился.

– Фреи – подопечные вашей леди-матери, присланные сюда на воспитание по ее прямому приказу. Не тебе их выдворять. К тому же, это жестоко. Если бы мы их выгнали, куда бы они подались?

– Домой. Из-за них ты не пускаешь сюда Лето.

– Юный Фрей не хочет, чтобы на него нападали волки, – ответил мейстер. – Так же, как и я.

– Это всё Лохматик. – Большой черный волк Рикона был таким диким, что иногда пугал даже Брана. – Лето никогда никого не кусал.

– Лето перегрыз горло человеку прямо в этой комнате, ты забыл? Пойми: истина в том, что те милые щенята, которых ты с братьями нашел в снегу, выросли в опасных зверей. Мальчики Фреи поступают мудро, избегая их.

– Это Уолдеров надо было загнать в богорощу. Играли бы там в своего «лорда переправы» сколько угодно, а Лето опять бы спал со мной. Если я принц, почему меня никто не слушает? Я хотел покататься на Плясунье, но Элбелли не пустил меня за ворота.

– И это правильно. В Волчьем лесу полно опасностей. Последняя вылазка должна была тебя чему-то научить. Или ты хочешь, чтобы какой-нибудь разбойник взял тебя в плен и продал Ланнистерам?

– Лето бы меня спас, – упорствовал Бран. – Принцы должны ходить на парусах по морю, охотиться на кабанов в Волчьем лесу и сражаться на копьях!

– Бран, дитя мое, зачем ты себя так мучаешь? Возможно, когда-нибудь ты сможешь заняться чем-нибудь из этого, но сейчас тебе всего восемь лет!

– Лучше бы я был волком. Тогда бы я мог жить в лесу и спать, когда захочу. Я мог бы отыскать Арью и Сансу. Я бы учуял, где они, и пошел бы их спасать. А когда Робб пошел бы на битву, я бы сражался рядом с ним, как Серый Ветер. Я бы зубами разорвал горло Цареубийце. Я бы перегрыз его, и тогда война бы закончилась, и все бы вернулись в Винтерфелл. Если бы я был волком… – Бран завыл. – Оууу-оууууууууу!

Лювин повысил голос:

– Истинный принц был бы рад…

– Ауууууууууууууууу! – еще громче завыл Бран. – Оуууууууууууууу!

– Как пожелаешь, дитя, – сдался мейстер.

С выражением лица, в котором было отчасти горе, отчасти раздражение, он покинул спальню Брана.

Выть расхотелось, как только Бран остался один. Через некоторое время он затих.

«Я и был им рад, – подумал он с обидой. – Я повел себя как лорд Винтерфелла, как истинный лорд, и он не может этого не признать».

Когда Уолдеры прибыли из Близнецов, только Рикон хотел, чтобы они убрались вон. Четырехлетний малыш кричал, что хочет маму, папу и Робба, а не этих незнакомцев. Брану пришлось успокаивать его и лично приветствовать Фреев. Он предложил им хлеб-соль и место у огня, и даже мейстер Лювин сказал потом, что Бран повел себя молодцом.

Только все это было до той самой игры.

Для игры требовалось бревно, посох, водоем и много криков. Вода – самое важное, заверили Брана Уолдер и Уолдер. Можно было использовать доску или хотя бы ряд камней, а вместо посоха – палку из ветки. Можно было даже не кричать. Но без воды игры не получится. Поскольку мейстер Лювин и сэр Родрик ни за что бы не позволили детям бродить по Волчьему лесу в поисках ручья, они обошлись одним из сумрачных прудов в богороще. Уолдер и Уолдер никогда раньше не видели, чтобы горячая вода пузырилась прямо из-под земли, но оба согласились, что это сделает игру еще интереснее.

Оба носили одинаковое имя: Уолдер Фрей. Уолдер Большой сказал, что в Близнецах очень много Уолдеров, и все они названы в честь дедушки мальчиков – лорда Уолдера Фрея.

– А мы в Винтерфелле носим собственные имена, – заносчиво ответил им Рикон.

Игра заключалась в том, что поперек воды клали бревно, посередине которого вставал игрок с посохом в руках. Это и был «лорд переправы», и когда кто-то из прочих игроков приближался к нему, он должен был выкрикнуть:

– Я лорд переправы. Кто идет?

Второй игрок должен был сказать речь о том, кто они такие, и почему им нужно разрешить перейти на другую сторону. Лорд мог заставить их давать клятвы и отвечать на вопросы. Говорить правду не требовалось, но соблюдение клятвы было обязательным – только если в ней не проскакивали слова «может быть». Так что хитрость заключалась в том, чтобы произнести «может быть» таким образом, чтобы лорд переправы этого не заметил. Тогда игрок получал право попытаться столкнуть лорда переправы в воду и стать лордом вместо него – но только в том случае, если он действительно говорил «может быть». В противном случае он покидал игру. Лорд мог сбрасывать в воду кого угодно в любой момент, когда ему заблагорассудится, и он был единственный, кому разрешалось пользоваться посохом.

На практике игра сводилась, в основном, к толчкам, пиханиям и падениям в воду, а также громким спорам, сказал ли кто-то «может быть» или нет. Чаще всего лордом переправы становился Уолдер Малой.

Уолдер Малой, несмотря на прозвище, был высоким и толстым, с красным лицом и большим круглым животом. Уолдер Большой, наоборот, был тощим, с вытянутым худым лицом и на полфута ниже ростом.

– Он старше меня на пятьдесят два дня, – объяснил Уолдер Малой. – Так что вначале он был крупнее, но я вырос быстрее.

– Мы родственники, но не братья, – добавил маленький Уолдер Большой. – Я Уолдер, сын Джеммоса. Мой отец сын лорда Уолдера от четвертой жены. А он – Уолдер, сын Мерретта. Его бабушка из Крейкхоллов была третьей женой лорда Уолдера. Он опережает меня в очереди наследования, хотя я старше.

– Всего на пятьдесят два дня, дубина, – возразил Уолдер Малой. – В любом случае, никому из нас Близнецы не достанутся.

– Мне достанутся, – ответил Уолдер Большой. – Но мы не единственные Уолдеры. У сэра Стеврона есть внук – Уолдер Черный, он четвертый по наследованию. А еще Уолдер Красный, сын сэра Эммона, и Уолдер Бастард, которого вообще нет в очереди. Его даже зовут Уолдер Риверс, а не Уолдер Фрей. Плюс девчонки по имени Уолда.

– И Тир. Ты всегда забываешь про Тира.

– Он Уолтир, а не Уолдер, – беспечно ответил Уолдер Большой. – Он позади нас в очереди, так что его можно не считать. К тому же он мне никогда не нравился.

Сэр Родрик распорядился заселить их в старую спальню Джона Сноу, поскольку Джон теперь в Ночном Дозоре и никогда больше не вернется. Бран невзлюбил их за это – ему казалось, что Фреи украли прежнее место Джона.

Он с завистью наблюдал за тем, как Уолдеры сражаются с помощником повара Репой, а также с дочками Джозета – Бэнди и Широй. Уолдеры постановили, что Бран должен быть судьей и решать, произносил ли кто-то «может быть» или нет, но как только началась игра, о нем сразу забыли.

Крики и всплески вскоре привлекли и других детей: девочку Паллу из псарен, Кэлона, сына Кейна, а также ТожеТома, чей отец Толстый Том погиб вместе с отцом Брана в Королевской Гавани. Довольно скоро каждый из них сделался мокрым и грязным. Палла, вся коричневая от грязи с головы до пят, со мхом, застрявшим в волосах, аж задыхалась от смеха. Бран не слышал столько смеха с той ночи, когда прилетел окровавленный ворон.

«Если бы мои ноги были здоровыми, то я бы всех до одного сбросил в воду, – с горечью думал он. – Никто бы не был лордом переправы, кроме меня».

Наконец, в богорощу вбежал Рикон со следовавшим за ним по пятам Лохматиком. Некоторое время он наблюдал, как Репа и Уолдер Малой боролись за посох, после чего Репа потерял равновесие и упал с шумным всплеском, размахивая руками.

– Я! Теперь я! – закричал Рикон. – Я тоже хочу играть!

Уолдер Малой поманил его к себе, но, когда Рикон взошел на мостик, за ним увязался Лохматик.

– Нет, Лохматик, – скомандовал Рикон. – Волки не могут играть. Ты останешься с Браном.

А потом…

…Уолдер Малой ударил Рикона палкой прямо в живот. Не успел Бран моргнуть, как волк пролетел над доской, и вода окрасилась кровью. Уолдеры завопили, что их убивают. Рикон сел в грязь, хохоча, и Ходор вошел неуклюже в воду, восклицая «Ходор! Ходор! Ходор!»

Как ни странно, но с тех пор Рикон сдружился с Уолдерами. Они больше не пытались играть в «лорда переправы», зато играли в другие игры – в «чудовищей и дев», в «кошки-мышки», в «приди в мой замок» и тому подобное. Спевшись с Риконом, Уолдеры совершали налеты на кухни в поисках пирогов и медовых сот, устраивали беготню вокруг стен, кидали кости щенкам на псарнях, а также тренировались с деревянными мечами под зорким присмотром сэра Родрика. Рикон даже показал им глубокие подземелья, где каменщики высекали надгробие для могилы их отца.

– Ты не имел на это права! – закричал Бран на своего брата, когда об этом узнал. – Это только наше место, оно для Старков!

Но Рикон даже ухом не повел…

Дверь в спальню открылась. Вошел мейстер Лювин с зеленой бутылочкой в руках. А следом за ним Оша и Сеноголовый.

– Я приготовил для тебя снотворное, Бран.

Оша подняла Брана костлявыми руками. Она была очень высокой для женщины и довольно жилистой. Без усилий она отнесла его в постель.

– Теперь ты поспишь без сновидений, – сказал мейстер Лювин, вытащив из бутылочки пробку. – Тебе нужен сладкий крепкий сон.

– А сон придет? – спросил Бран, желая в это поверить.

– Да. Пей.

Бран выпил. Зелье было густым, даже мучнистым, но в нем присутствовал мед, так что проглотить его оказалось легко.

– Наступит утро, и ты почувствуешь себя лучше, – улыбнулся Лювин Брану и похлопал его по плечу, прежде чем уйти.

Оша ненадолго задержалась.

– Опять волчьи сны?

Бран кивнул.

– Не стоит так упорствовать, мальчик. Я видела, как ты пытаешься говорить с деревом-сердцем. Возможно, боги захотели тебе ответить.

– Боги? – пробормотал Бран, уже погружаясь в сон.

Лицо Оши сделалось расплывчатым и серым.

«Сладкий сон без сновидений», – мелькнула в голове мысль.

Но как только тьма сомкнулась над ним, он очутился в богороще, бесшумно двигаясь под серо-зелеными страж-деревьями и корявыми дубами – древними, как само время.

«Я иду», – с ликованием подумал он.

Частью души он сознавал, что это всего лишь сон, но даже сон о прогулке был лучше, чем правда о спальне, стенах, двери и потолке.

Среди деревьев было темно, но путь освещала комета, и ноги несли уверенно. Он двигался на четырех здоровых ногах – сильных и быстрых. Он чувствовал землю под ногами, слышал мягкое потрескивание опавших листьев, ощущал то толстые корни и твердые камни, то глубокие слои перегноя. Настроение было прекрасным.

Живые пьянящие запахи кружили ему голову: сырая илистая вонь горячих прудов, насыщенный аромат прелой земли под лапами, запах белок, затаившихся на дубах. Беличий дух заставил вспомнить вкус горячей крови и то, как хрустят на зубах кости. Слюна заполнила весь рот. Он ел всего полдня назад, однако мертвое мясо не доставляло радости – даже если это была оленина. Он слышал, как посвистывают и шуршат над ним зверьки, прячась среди листвы. Белки уже усвоили, что нельзя спускаться туда, где рыскают они с братом.

Запах брата он чуял тоже. Знакомый дух – сильный и земляной. Этот дух был столь же черен, как его шерсть. Брат носился вдоль стен, переполненный яростью. Он бегал круг за кругом – всю ночь, весь день, и снова ночь, совершенно неутомимый в поисках… добычи, выхода, своей матери и однопометников, своей стаи. Он искал их, искал, но никогда не находил.

За деревьями высились стены – груды мертвых камней, стащенные сюда людьми и сложенные вокруг клочка живого леса. Стены были серыми в крапинку, покрытые пятнами мха, однако толстыми и мощными – выше, чем мог надеяться допрыгнуть любой волк. Холодное железо и грубо отесанное дерево перекрывали все отверстия в нагромождении камней. Брат останавливался у каждой закрытой дыры и яростно обнажал клыки, однако выходы оставались закрытыми.

В первую ночь он занимался тем же, но быстро понял, что это бесполезно. Рычание не открывает никаких выходов. Кружение вдоль стен не отодвигает их назад. Поднятие лапы и метка деревьев не отпугивает ни одного человека. Мир сузился вокруг них, но за обнесенным стеной лесом по-прежнему возвышались огромные серые пещеры из камней, возведенные людьми. «Винтерфелл», – вспомнил он, будто расслышав внезапно долетевший звук. За человеческими утесами высотою до неба к нему взывал истинный мир, и он знал, что придется ему ответить… или умереть.

Читать главу 5. Арья.