Античная философия: Формирование канона (I)

Предыдущая часть.
Ко всем статьям.

Теперь мы знаем, что вся поэтическая культура, сам греческий литературный язык, а вместе с тем и самые богатые полисы, даже Милет, главный колониальный центр — всё находится на Ионическом побережье. Поэтому не случайно именно здесь «начинается философия». Однако уже при жизни Анаксимена этому изобилию приходит конец, в 546 до н. э. Лидийское царство было разрушено персидским царем Киром, знаменитая и воспетая греческими поэтами столица Сарды — пала, а царь Крез вероятнее всего был сожжен на костре. Согласно легенде, пленённый Крез сказал Киру после взятия Сард следующие слова: «Если ты победил, а твои солдаты грабят Сарды, то они грабят твоё имущество». Этим Крез остановил разграбление своей бывшей столицы, но интересно, что данная сентенция уже звучит в духе «философских историй» более позднего периода. Есть правда и версии о том, что Креза помиловали и что он отправился ко двору царя в качестве советника. Версия, конечно, неправдоподобная, однако легенды о сказочном богатстве его внука (Пифий) — намекают на то, что семейство царя впоследствии было легализировано в Персидском государстве.

Вообще в это время культурные связи Ближнего Востока серьезно расширились. Так, например, перед своим поражением Крез успел заключить союзные договора с Вавилонией и Египтом, а также договориться о помощи со Спартой. То есть составление международной коалиции уже не представляло особой проблемы (хотя это не было проблемой уже задолго до этого); вскоре же эти связи дополнительно интенсифицируются уже вхождением всех цивилизованных регионов в состав нового единого государства.

Что же до греков, то после поражения Креза — все ионические полисы стали частью Персидской империи Ахеменидов. Ещё незадолго до вторжения, правитель Милета попытался реорганизовать Ионийский союз, как считается, под влиянием своего политического советника Фалеса. Правда, толку от этого почти не было, так как союз был чисто номинальным. Кстати говоря, последние следы Фалеса и Анаксимандра (предположительно годы их смерти) почти синхронны вторжению персов, так что вполне возможны как их политическое влияние на жизнь города и попытки организовать сопротивление, так и последующие репрессии в их сторону.

Последний представитель «милетской школы», и единственный философ, кто жил в регионе уже в эту эпоху упадка — это уже известный нам Анаксимен. Но на какое-то время эту эпоху застали ещё два значительных мыслителя — Пифагор Самосский и Ксенофан из Колофона.

Именно им, а не Фалесу или Анаксимандру — было суждено стать основным фундаментом для развития дальнейшей философской традиции.

Фактически, правда, Пифагор и Ксенофан просто продолжали идеи начатые ещё в Милете, но если сопоставить их с милетцами, то даже по тем скудным отрывкам, что до нас дошли, мы сможем ощутить значительную разницу. И если мыслить в рамках старой классификации с двумя стульями — тогда и Пифагор и Ксенофан покажутся на фоне Анаксимандра не иначе как «идеалисты» на фоне «материалиста» (кончено, это очень условно). Следовательно (применяя марксистскую фразеологию), тот фундамент, на котором возводилась дальнейшая философия античности, был фундаментом победы раннего идеализма; напротив, материалистической философии приходилось теперь воскресать из ничего, преодолевая сопротивление уже не только мифологии и религии, а и самого «философского канона». Что же из себя представляет этот «канон» мы попробуем выяснить в этой статье.

Пифагор и его учение

После завоевания Ионии персами, центр античной философской мысли перемещается в «Великую Грецию» (Южная Италия); отсталый сельскохозяйственный регион, состоящий из колоний и преимущественно населённый местными туземцами, обладающими ещё более сельской и более архаичной культурой. Конечно, даже здесь среди полисов выделились региональные лидеры (Кротон, Тарент, Сиракузы), способные составлять конкуренцию даже основным полисам Греции; но даже все эти исключения - без пяти минут колонии, которые и дальше в основном обменивают зерно на ремесленные предметы из «центра».

В одном из таких крупнейших центров Италии и основал свою философскую школу Пифагор, сын ремесленника, и один из ионичечких беженцев (о. Самос). Поскольку его родной остров находился неподалеку от Милета, и годы жизни это допускают, то можно смело утверждать, что с геометрией Пифагор познакомился лично через Фалеса. Да и к тому же есть свидетельства древних о их встречах, и о влиянии Анаксимена (стихия воздуха) на пифагореизм, в том же вопросе одушевления всего. Мы уже знаем, что Фалес предсказал лунное затмение, и что до этого на такое были способны только астрономы Ближнего Востока. Отсюда логичный вывод — Фалес знал восточные науки и перенёс их в Грецию. Некоторые элементы восточной космогонии (теории создания мира) есть и у Анаксимандра. К тому же, когда Пифагор переезжал в Италию, считается, что по пути он сам успел посетить Финикию и Египет.

Почему здесь так важно снова напомнить о влиянии Востока на Милет?

Просто потому, что часто допускается версия, что философия Пифагора заимствована из Востока, но при этом же, чисто биографически, плавание в Египет выглядит несколько странно, не совсем совпадая по датировкам. Здесь же видно, что для знакомства с Египтом у Пифагора не было нужды отправляться туда физически (за него это уже сделали милетцы). Хотя даже этому, в принципе, ничего не мешает, даже тогда это было ровно такой же «сложностью» для человека среднего достатка, как сегодня съездить летом на море в тот же Египет. Итак, главная предпосылка, на которой мы основываемся звучит так — фундамент знаний Пифагора всецело «милето-восточный».

Но важно подчеркнуть ещё раз, что Милет того времени был крупнейшим городом греческого мира, богатейшим торговым и морским центром (из всех колоний греков в Черном Море - 95% колоний принадлежало милетцам). В то же время как Великая Греция (Италия) - сельскохозяйственный колониальный регион. Ну а что такое Орфические и дионисийские культы (ну и сюда же), как не земледельческие культы из простонародья? Кто скорее будет проповедовать единство с природой - жители города или жители деревни? Это риторический вопрос, ответ на который очевиден. Крайне важно всегда держать в памяти, что вопрос различий города и деревни — очень важен в т.ч. и в философии; это до того очевидно, что не только древние греки, но даже шумеры и египтяне не обходили этот вопрос стороной. А поскольку образ жизни влияет на набор представлений человека, то и окружение мудрецов из Милета (т.е. ведущий мегаполис) и жизнь Пифагора (т.е. сельская окраина) — наложили свои отпечатки и на их философию. Большая часть странных легенд о «религии» пифагорейцев вполне могут быть результатами синкретизма восточных наук и народных верований греков. Но про пифагорейские легенды мы поговорим в будущей отдельной работе «О пифагорейской школе», сейчас же рассмотрим то, что дошло до нас из собственно философских взглядов.

Вступление в учение Пифагора хорошо сделал за нас Аристотель в своей «Метафизике» (важные места выделены), поэтому приведем его свидетельство целиком:

«Так называемые пифагорейцы, занявшись математическими науками, впервые двинули их вперед и, воспитавшись на них, стали считать их начала началами всех вещей. Но в области этих наук числа занимают от природы первое место, а у чисел они усматривали, казалось им, много сходных черт с тем, что существует и происходит, - больше, чем у огня, земли и воды, например такое-то свойство чисел есть справедливость, а такое-то – душа и ум, другое – удача, и, можно сказать, в каждом из остальных случаев точно так же. Кроме того, они видели в числах свойства и отношения, присущие гармоническим сочетаниям. Так как, следовательно, все остальное явным образом уподоблялось числам по всему своему существу, а числа занимали первое место во всей природе, элементы чисел они предположили элементами всех вещей и всю Вселенную признали гармонией и числом. И всё, что они могли в числах и гармонических сочетаниях показать согласующегося с состояниями и частями мира и со всем мировым устройством, это они сводили вместе и приспособляли одно к другому; и, если у них где-нибудь того или иного не хватало, они стремились добавить это так, чтобы всё построение находилось у них в сплошной связи. Так, например, ввиду того что десятка (декада), как им представляется, есть нечто совершенное и вместила в себе всю природу чисел, то и несущихся по небу тел они считают десять, а так как видимых тел только девять, поэтому на десятом месте они помещают противоземлю… Во всяком случае и у них, по-видимому, число принимается за начало и в качестве материи для вещей, и в качестве выражения для их состояний и свойства, а элементами числа они считают чёт и нёчет, из коих первый является неопределенным, а второй определенным; единое состоит у них из того и другого, оно является и чётным, и нечётным; число образуется из единого, а различные числа, как было сказано, - это вся Вселенная. Другие из этих же мыслителей принимают десять начал, идущих каждый раз в одном ряду – предел и беспредельное, нечёт и чёт, единое и множество, правое и левое, мужское и женское, покоящееся и движущееся, прямое и кривое, свет и тьму, хорошее и дурное, четырехугольное и разностороннее. Пифагорейцы указали и сколько противоположностей, и какие они. И в том и в другом случае мы, следовательно, узнаем, что противоположности суть начала вещей; но сколько их – узнаем у одних пифагорейцев, и также – какие они. А как можно принимаемые пифагорейцами начала свести к указанным выше причинам, это у них ясно не расчленено, но, по-видимому, они помещают свои элементы в разряд материи; ибо, по их словам, из этих элементов, как из внутри находящихся частей, составлена и образована сущность».

Пифагорейцы утверждают, что вещи существуют по подражанию числам; видя в чувственных телах много свойств, которые есть в числе, они заставили вещи быть числами, - только это не были числа, наделенные самостоятельным существованием, но, по их мнению, вещи состоят из чисел. А почему так? Потому что свойства, которые присущи числам, даны в музыкальной гармонии, в строении неба и во многом другом. Между тем для тех, кто принимает одно только математическое число, нет возможности в связи с их предпосылками утверждать что-либо подобное… И ясно, что математические предметы не обладают отдельным существованием: если бы они им обладали, их свойства не находились бы в конкретных телах. Если взять пифагорейцев, то в этом вопросе на них никакой вины нет; однако, поскольку они делают из чисел физические тела, из вещей, не имеющих тяжести и легкости, - такие, у которых есть тяжесть и легкость, получается впечатление, что они говорят о другом небе и о других телах, а не о чувственных».

Однако Аристотель здесь несколько преувеличил. Да, в конечном итоге всё действительно сводится к числу, но физические процессы объясняются также физическими стихиями; это делается точно также, как и у философов из Милета. Более того, у Пифагора уже проявляется то, что позже почему-то назовут «эклектикой» философа Эмпедокла. Так, в одном из дошедших до нас пересказов, Пифагор говорит, что есть пять телесных фигур, которые называются также математическими: из куба возникла земля, из пирамиды – огонь, из октаэдра – воздух, из икосаэдра – вода, из додекаэдра – сфера Вселенной (т.е. эфир). Хотя понятно, что всеми стихиями оперировали и все милетцы, по крайней мере доподлинно известно, что это делали Анаксимандр и Анаксимен. Кроме того, крайне важным было и то, что из теории противоположностей Пифагор вывел понятие пустоты, которая была необходима для обоснования движения элементов "внутри чего-то", и необходима даже на уровне геометрии, как пространство для расположения точек и линий.

Говоря о числах, как главной основе всего мироздания, стоит отметить также и причины этого мнения. Пифагор открыл, что число имеет большое значение в музыке; об установленной им связи между музыкой и арифметикой напоминают до сих пор такие математические выражения, как "гармоническое среднее" и "гармоническая прогрессия". Внутренние пропорциональные закономерности чисел и их соответствие реальным объектам (если наложить математический язык на мир) - заставляет восхищаться. Кроме того, числами можно описать и составление фигур. Мы всё ещё говорим о квадратах и кубах чисел, и этими терминами мы обязаны Пифагору. Если же отвлечься от числового измерения, то дальше мы получим вполне себе типичную натуралистическую систему со стихиями и мельчайшими частицами в пустоте, и это тоже нужно осознавать.

Также напоминает нам о старой натурфилософии и то, что согласно Пифагору, все происходящее в мире снова повторяется через определенные промежутки времени, и ничего нового вообще не происходит. Эту мысль (если верить в подлинность отрывков поэта Орфея) — Пифагор прямо заимствовал из мифологии орфиков. Ровно так же у Орфея заимствована и другая мысль, возможность перерождения души в новых телах, которую позже озвучил Аристотель в сочинении «О душе»:

«Исследователи стараются только указать, какова душа, о теле же, которое должно принять душу, они больше не дают никаких объяснений, словно возможно любой душе облечься в любое тело, как говорится в пифагорейских мифах. Именно представители этого взгляда говорят, что душа есть некая гармония, а гармония есть смешение и сочетание противоположностей и что тело также составлено из противоположностей».

Вполне можно считать, что и теория противоположностей была усвоена Пифагором через милетца Анаксимандра, потому что идея противоположностей играет значительную роль в обоих учениях и находит много общего, особенно на фоне дальнейшего развития этой теории (см. Гераклит). Но даже несмотря на значительные дополнения о гармонии чисел - основа философии Пифагора, как и всех ранних философов, совсем не в этом. Также как и «вода» Фалеса не была центральным положением его философии, так и «число» не могло само по себе сделать всю философию пифагорейцев. Всегда важнее то, что дальше развивается на основе «воды»; или, как в нашем случае, какие выводы делаются на основе чисел. И рассматривая «систему в целом», мы замечаем огромную зависимость Пифагора от милетцев и от культуры Востока.

Главная же особенность Пифагора среди философов заключалась в его, связанном с орфиической религией - большей степени мистицизма. Это привело его к большей степени классического «сектантства» со специальными степенями посвящения неофитов. А кроме того, он впервые (в философии) радикально противопоставил душу и тело, называя последнее тюрьмой для бессмертной души, так что это уже был идеализм в чистом виде, и настолько мистического характера, что допускает веру в перерождение. И как весьма верно говорил Рассел:

«С Пифагора начинается вся концепция вечного мира, доступного интеллекту и недоступного чувствам. Если бы не он, то христиане не учили бы о Христе как о Слове; если бы не он, теологи не искали бы логических доказательств бытия Бога и бессмертия. У Пифагора все это дано еще в скрытой форме. Как это стало явным, будет показано в дальнейшем».

Сказанное выше — это не всё из Пифагора, к нему нужно будет возвращаться в будущем ещё в некоторых частностях. 
Теперь же поговорим об его самых известных последователях.

Пифагорейский союз

Всё, что можно сказать о первом из учеников Пифагора по имени Алкмеон, умещается в несколько коротких абзацев:

Он был врачом, и вероятнее всего именно он создал целую медицинскую школу в Великой Греции (Кротонская школа). Вероятно в греческой философии именно он впервые говорит, что человек отличается от прочих животных тем, что только он мыслит, между тем как остальные животные ощущают, но не мыслят (даже сейчас, когда мы знаем, что это неверно, приводится такое же разделение, ибо всё равно мы различаем «мышление вообще», присущее животным и мышление специфически человеческое).

Душу Алкмеон называет самодвижущейся по природе и обладающей вечным движением; именно поэтому-то, она бессмертна и богоподобна; и это явным образом лишь повторяет воззрения «милетцев». По его воззрениям — первенствующая часть души находится в мозгу. К этому выводу он пришел благодаря исследованиям (такой же «эмпиризм», как и выводы Фалеса о магнетизме) над нервной системой и прослеживании чувствительности импульсов от окончаний и ближе к центру. Это тем интереснее, что для нас очевидно влияние Египетской медицины на врачевание в Греции; Египет был непомерно более развитым во всех отношениях. Однако египтяне центром эмоций, личности и интеллекта считали сердце. По этой причине при мумификации сердца умерших сохранялись, а головной мозг выскабливали и отбрасывали, как бесполезный орган. Этот пример наглядно показывает преимущества зарождающегося греческого эмпиризма.

Философская теория медицины Алкмеона основывалась на пифагорейской гармонии и теории противоположностей. Согласно Алкмеону, здоровье человека сохраняется благодаря равновесию, ибо господство одной противоположности действует гибельно на другую, и поэтому возникает заболевание. Эту теорию любопытно сравнить с древнекитайскими представлениями о медицине, которые также апеллировали к равновесию «инь-янь», и делали такие же выводы о возникновении болезней.

Из второстепенных пифагорейцев можно упомянуть, например, женщину по имени Теано, написавшая сочинения: «О Пифагоре», «О добродетели к Гипподаму Фурийскому», «Женские увещевания», «Изречения пифагорейцев» и «О благочестии». При чем в этом последнем, как ни странно, она выступает толкователем пифагореизма в физическом ключе! А именно, она говорит: «многие эллины, как мне известно, думают, будто Пифагор говорил, что все рождается из числа. Но это учение вызывает недоумение: каким образом то, что даже не существует, мыслится порождающим? Между тем он говорил, что все возникает не из числа, а согласно числу». Получается, что для Теано числа не существуют на самом деле! А она лицезрела Пифагора лично, и в некоторых версиях даже считается его женой и матерью следующего главы пифагорейской школы — Телавга. Этот последний даже считался учителем Эмпедокла, до того как тот покинул школу.

А также стоит вспомнить о Гиппоне (ок. 490-430гг.), носившему прозвище "безбожник". Начало всего, по одним сведениям, Гиппон считал воду, по другим — воду и огонь, по третьим — землю; но наиболее авторитетной считается версия с огненным и водным началами; при чем они считались одновременно синонимами горячего и холодного, борьба которых создавала всё в мире, а это сближало учение Гиппона с такими философами, как Анаксимандр и Анаксимен. Вообще этом плане он интересно дополняет "стихийную" философию, встав между Фалесом и Гераклитом. Большое внимание уделял вопросам биологии и медицины, в частности, проблемам эмбриологии, возникновения мальчиков и девочек из разных видов спермы; пытался объяснить происхождение близнецов. Душу он отождествляет то с головным мозгом, то с водой, поскольку сперма, доступная нашему наблюдению, также состоит из влаги, а между тем из неё, как он утверждает, рождается душа. Вообще в этом плане Гиппон оказался очень авторитетным писателем, мнения которого надолго войдут в канон философии.

Писал также по вопросам ботаники. Подчеркивал значение числа "семь" для этапов человеческой жизни.

Самый же известный пифагореец, который идёт по хронологии уже намного дальше — это Филолай. Его появление уже несколько забегает вперед; но нам незачем лишний раз возвращаться к одному и тому же учению, разрывая логику повествования. Чтобы понимать насколько мы забежали вперед, можно отметить, что именно у Филолая Платон выкупит пифагорейские книги и начнет формировать свою собственную философию.

«По его мнению, все совершается по необходимости и согласно с законом гармонии».

Природа же при устроении мира образовалась из беспредельного и предела (Вселенная бесконечна, но все её элементы конечны, мысль что мы уже видели у «милетцев»). Тут видно, что он более последовательный в плане противоположностей пифагореец. Филолай помещает огонь (это важное место стоит запомнить) посередине мира, вокруг центра, который он называет Гестией (очагом) Вселенной, домом Зевса, матерью и алтарем богов, связью и мерою природы. Но также он признает ещё другой огонь – огонь, лежащий выше всего и объемлющий Вселенную (ещё одно не менее важное место).

«Свидетельствуют также древние теологии и прорицатели, что в наказание за некоторые преступления душа соединена с телом и, как бы в могиле, погребена в нем».

Правда учитывая время жизни Филолая, стоит уже учесть возможное влияние на него со стороны Парменида и Гераклита, о чём мы поговорим в дальнейшем. Здесь же, всё таки, отчетливо виден «огонь» Анаксимандра, тот самый, который находится за пределами «небесной сферы», и просачивается к нам сквозь дыры небосвода в качестве видимых звезд.

Говоря в общем и целом, из всех так называемых «Досократиков» именно Пифагор и пифагорейцы получили настолько большое влияние, что их последователей мы будем находить вплоть до конца античности, уже в эпоху Римской Империи. Но даже в раннюю эпоху пифагорейцев уже было так много, что в Италии невозможно было заниматься философией, не пересекаясь при этом с каким-то пифагорейцем. Да и в самой Греции их слава была уже огромной, а влияние поистине вездесущим; даже такие традиционно враждебные фигуры, как Платон и Демокрит — могли считаться наполовину пифагорейцами. А Аристотелю, как мы уже могли заметить, пришлось с ними основательно спорить. В ходе дальнейшего изложения мы постоянно будем замечать влияние Пифагора практически на каждого из философов.

Но кроме всего этого стоит также учесть, что пифагорейцы представляли из себя ещё и политическую партию, которая, считая что массы народа слишком глупы — предлагала вместо демократии и монархии — власть группы мудрецов (т.е. самих себя). И на какой-то короткий промежуток времени им это даже удалось, после чего, правда, против них вспыхнул ряд восстаний. Школа пережила ряд внутренних расколов, после чего большинство пифагорейцев были убиты, а сама школа впала в кризис, вскоре после которого она даже на какое-то время исчезла (в своём классическом виде), растворившись в платонизме. Таким образом, мы видим, что не только Фалес и Анаксимандр, но и пифагорейская школа — занимали активную общественную позицию. Даже в столь ранние времена философия не была чистой и абстрактной наукой о познании начал.

Продолжение.
Ко всем статьям.