ЖРИЦА ИТФАТ. Остановка сновидения

Место где свет

Если когда-нибудь случится так, что читатель, задремавший с этой книгой в руках, вдруг проснется и обнаружит, что в сон его склонил мерный шелест волн, набегающих на песчаный берег там, где легкий бриз качает пальмы, где жаркий воздух колышется в мареве, где бодрствование незаметно перетекает в полузабытье, а явь в сновидение, тогда быть может, ему посчастливится увидеть некую границу, за которой начинается другой мир, неизмеримо громадный, в сравнении с тем крошечным островком материальной действительности, который нам представляется бескрайней Вселенной.

И тогда быть может, ему посчастливится разглядеть, как с той стороны зеркала две особы экстраординарной внешности тщетно пытаются проникнуть на эту сторону. У одной из них лицо в ритуальной багровой раскраске, черные волосы каре и длинное платье из темного бархата с бриллиантовым воротничком. У второй на лице театральный грим синего цвета, голубые волосы и зеленый комбинезон с большим розовым бантом на пояснице. Внимательный наблюдатель действительно может увидеть в зеркальном мираже диву Матильду и жрицу Итфат, потому что все, что происходит здесь и сейчас, одновременно происходит и там. Ведь между тем миром и этим временной дистанции просто не существует.

Мы оставили диву и жрицу возле зеркала после их безуспешных попыток вырваться из метареальности, в которой они оказались по воле провидения. Подруги еще не успели прийти в себя от нежданно обретенных вторых имен, как в окружающей среде вновь начали происходить пугающие изменения.

Дневной свет, исходящий неведомо откуда, поскольку солнце на том небе отсутствовало, вдруг стал заполняться полумраком. Но не так, как это бывает, когда смеркается, и день постепенно переходит в ночь. Сумрак вливался в атмосферу клочьями и разводами, подобно чернилам, капнутым в воду. Темные разводы быстро поглощали освещенное пространство, словно тьма была материальной субстанцией.

– Фати, что происходит? – воскликнула Матильда, – Я боюсь!

– Тебе еще не надоело бояться? – ответила Итфат, – Я, так уже почти привыкла.

– Ну ты в своем репертуаре! Говоришь о боязни как о занятии!

– Конечно, это занятие. Ты сейчас занимаешься тем, что боишься.

– А ты не боишься?

– Нет, я пугаюсь.

– А это что, не одно и то же?

– Когда я боюсь, я в панике, а когда пугаюсь, то собираюсь.

– Куда собираешься?

– Не куда, а во что. В кучку себя собираю, чтобы встретить опасность.

– Ты лучше меня собери-и-и! – завизжала Матильда, пытаясь отогнать от себя тьму, как дым, – Нет не надоело мне бояться-я-я!

– Тили-Тили, смотри, как интересно, – Итфат провела руку сквозь темный развод, и за рукой потянулся светящийся шлейф. Затем она сама вошла в клубящуюся тьму и покружилась. Вся ее фигура тут же озарилась яркой аурой.

– Фати, мне эти фокусы совсем неинтересны! Ты меня не успокоишь, происходит что-то ужасное!

– Ну ладно-ладно! Ты же сама говорила, что бы здесь ни происходило, все ужасно. Но мы до сих пор живы-здоровы.

– Фати, я удивляюсь твоему спокойствию!

Через считанные мгновенья клубы полумрака заполнили уже все пространство, и только с реальной стороны зеркала по-прежнему беззаботно сиял морской пейзаж, смотревшийся как экран из темного кинозала.

– Вот видишь, – сказала Итфат, – хочешь, не хочешь, а придется успокоиться. Невозможно ведь продолжать тревожиться по поводу того, что уже наступило и длится.

– Нет возможно! Нет возможно! – не унималась Матильда.

– Ну все, все, Тили, представь, что просто наступила ночь.

– Что мы теперь будем делать?

– Пойдем к мегалиту.

– Я боюсь туда идти, там темно и страшно-о-о!

– Зато внутри него светло и есть корм. Ты разве забыла?

– Да? – удивилась Матильда, словно впервые об этом узнав, – Корм? Я бы сейчас что-нибудь съела.

– Вот и пойдем, потихонечку-потихонечку, все видно, и совсем не страшно не страшно.

Итфат взяла Матильду за руку и повела за собой, как ребенка. Та и впрямь успокоилась и послушно последовала за жрицей. Было хоть и темно, но окружающая обстановка все же проглядывалась, и контуры домов чернели неподалеку, среди которых башня мегалита выделялась еще более черным силуэтом. Зато фигуры подруг были окутаны светящимися аурами, что придавало жутковатой ночной прогулке оттенок фэнтезийной романтики.

– Вот ты какая, Тафти, – сказала Матильда, – Отважная жрица. А я без тебя тут просто легла бы и померла.

– Тили, не произноси мое второе имя понапрасну. Вернее, произноси его, но только в особых случаях. А я буду так же поступать с твоим.

– Это почему? Почему это?

– Мне кажется, здесь оно имеет какой-то магический смысл. Когда я его впервые услышала, у меня в голове пронесся целый шквал воспоминаний и знаний, но затем он так же внезапно исчез, и в моей памяти опять туман. А сейчас, когда ты меня так назвала, мне вспомнилось то, что я знала о мире сновидений.

– И что же?

– Я тебе уже говорила, что метареальность, где мы находимся, и пространство сновидений, это одно и то же. Когда мы видим сон, наше внимание летает здесь. А сейчас мы не только во внимании, но и в теле.

– Так, и что же?

– Сновидение крутится лишь тогда, когда присутствует наблюдатель. Если наблюдателя нет, в этом мире все покоится, как в статичной картине. Все события, все эпохи заморожены в одном бесконечном ландшафте. Течения времени нет. Но стоит сновидящему проникнуть сюда своим вниманием, и картина оживает. Внимание запускает время. Или точнее, время в метареальности проявляет себя как течение лишь потому, что внимание здесь летает и смотрит.

– Хела! Как в кино, что ли? На киноленту отснято – покоится. А когда смотрим – движется.

– Да, только я не понимаю, почему остановились эти серые манекены? Они ведь персонажи сновидения, а сновидение должно крутиться, поскольку мы как наблюдатели присутствуем.

– Но тут не все остановлено. Постоянно что-то происходит, даже гламроки и вода, как ты сама заметила, двигаются, только замедленно.

– Но почему наше время не синхронно с их временем?

– Да бог его ведает. Я проснулась, со мной все в порядке, а они как статуи.

– Похоже, остановка произошла в момент моего появления. Когда я здесь очутилась, мне показалось, что время замерло.

– А что ты делала перед этим в реальности, не помнишь?

– Нет.

– Давай, Тафти, вспоминай!

– Тафти-Тафти, жрица-жрица, чем же ты занималась? – спросила сама себя Итфат, – Погоди, Илит, а что ты сама делала, с зеркалами в театре? Ой, твое второе имя по отношению к тебе звучит как-то странно... Будто к твоему двойнику обращаюсь.

– К моему отражению, ты хочешь сказать? Мы тогда зеркала на полу и на стенах установили, чтобы зритель не мог уловить, где настоящее, а где мнимое. Что-то в этом роде.

– С зеркалами шутить нельзя. Реальность сама зеркальная, она не любит, когда играются с ее моделями. Она тоже, может такую шутку выкинуть, что не обрадуешься, как вышло с тобой, например.

– Да, наверно ты права. А мне еще известно, что реальность не любит, когда в нее пристально всматриваются.

– Как это?

– В квантовой механике есть такое понятие, принцип неопределенности называется.

– Тили, откуда ты такие слова заумные знаешь? По тебе не скажешь.

– Ага! А я сейчас не Тили, я Илит! У меня бой-френд был, студент-физик, так он мне много чего нарассказывал. Я тогда не все поняла, но кое-что запомнила.

– Давай-давай, выкладывай.

– Так вот, этот принцип неопределенности состоит в том, что, если пристально вглядываться в реальность, она ускользает.

– Как понять, ускользает?

– Не хочет себя показывать, свою суть. Например, если попробовать досконально выяснить, из чего состоит луч света, так он не дается. То сплошным потоком прикидывается, а то вдруг оказывается, что он распространяется порциями, квантами. И чем внимательней его рассматриваешь, тем непонятней становится, что такое свет.

– Тили, это все удивительно, потрясающе! И я вспомнила! – Итфат отпустила руку подруги и принялась кружиться, как делала всякий раз, когда была чем-то взволнована. За ее платьем тут же потянулся шлейфом светящийся вихрь.

– Вспомнила-вспомнила!

– Фати, ты опять меня пугаешь! Дай мне руку! Ты можешь говорить спокойно?

– Ну ладно, ладно. Похоже, перед тем как здесь очутиться, я как раз и занималась пристальным разглядыванием реальности.

– В каком смысле?

– Есть такая магическая практика. Когда находишься в пограничном состоянии между сном и явью, тебе может открыться истинная природа реальности.

– И тебе что-то открылось?

– Да, я увидела, что реальность двигается не сплошным потоком, а порциями, как свет, о котором ты рассказывала.

– В самом деле, что ли? Кино тоже складывается из отдельных кадров.

– А как вы его смотрите? Картинку за картинкой?

– Нет, кинолента быстро прокручивается, и кадры сливаются в непрерывное движение, даже мелькания незаметно.

– Значит, ваше кино, это одна из моделей реальности. Все сходится. Реальность дискретна, вот что я увидела!

– Интересно. Выходит, ты разозлила реальность тем, что застала ее врасплох, за переодеванием, и она забросила тебя сюда?

– Да, реальность не хочет раскрывать свои секреты, как снимается ее кино. Но мне по-прежнему непонятно, почему сновидение остановилось.

– А, ну так это наверно все тот же принцип неопределенности. Реальность старается ускользнуть, когда ее разглядываешь, а может и совсем замереть, как делает жук, когда его берешь в руки.

– Вот оно что! Тили, ты вовсе не такая простушка, какой иногда кажешься.

– Сама ты простушка-веснушка!

– Если мы вернемся в мой мир, сделаем тебя жрицей.

– Покорно благодарю. Не хочу быть жрицей, хочу быть обычной девицей.

– Ты необычная. Ладно, будешь дивой. У нас тоже есть что-то наподобие вашего театра.

– Да? Вот, этого я хочу. Но давай продолжим. Что ты там говорила по поводу наблюдателей?

– Наблюдателем является наше внимание, – сказала Итфат, – Здесь, в пространстве сновидений, внимание запускает кино и смотрит его как сон. В реальности же, с той стороны зеркала, наоборот, кино крутится само, а внимание живет в нем.

– Живет как персонаж в кинокартине? – спросила Матильда.

– Мы и там, и тут персонажи.

– Тогда в чем разница между тут и там?

Итфат на минуту задумалась.

– Знаешь, принципиальной разницы вроде как и нет. Я еще не до конца разобралась. Реальность, как ты говоришь, ускользает, когда пытаешься в ней разобраться. Условно можно считать, что там все материальное, а здесь виртуальное.

– Но мы же тут в своих телах?

– С точностью можно утверждать лишь то, что мы в своих манекенах. Разница между материальным и нематериальным тоже условна. В сновидении ведь, все предметы ощущаются нами как твердые. Если, конечно, внимание находится в манекене. Я, пока манекена своего не встретила, сквозь стены проходила.

– А я? Мое настоящее тело все-таки здесь, или там осталось?

– Судя по тому, что твой Виктор сокрушался: «Где ты, моя Тиличка, моя ляля», – твоего тела не обнаружили. А вот насчет меня, не знаю. Мы видели только мою статую, а если тело осталось там, то его похоронили.

– Фати, так ты что тогда, не сможешь туда вернуться?

– Смогу-смогу! Реальность может все что угодно устроить, если захочет. Если с ней договориться. А мы договоримся, не сомневайся.

1. Остановка времени

2. Синтетическая дева

9. Видящие реальность

10. Первое повеление