Стивен Пинкер «Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше» - конспект П. Можейко (06/07)

Pavel Mazheika

НАЗВАНИЕ: Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

АВТОР: Стивен Пинкер

ОРИГИНАЛЬНОЕ НАЗВАНИЕ: The Better Angels of Our Nature: Why Violence Has Declined

ISBN: 978-5-00139-171-5

ГОД ИЗДАНИЯ: 2021

ИЗДАТЕЛЬСТВО: «Альпина нон-фикшн»

ИСТОЧНИК: Оригинальная книга

Как реагируют на события лобные доли?

«Нейробиолог Этьен Кёхлин описал работу лобных долей следующим образом: самые задние его зоны реагируют на стимулы, латеральная лобная кора реагирует на контекст, а лобный полюс реагирует на ситуацию. Когда звонит телефон и мы берем трубку, мы реагируем на стимул. Когда мы в гостях у друга и не берем трубку, позволяя телефону трезвонить, мы реагируем на контекст. А когда друг отправляется в душ и просит нас снять трубку, если зазвонит телефон, мы реагируем на ситуацию.

<…> В мозге импульсивных негодяев агрессивные импульсы лимбической системы сильнее, а самоконтроль, создаваемый лобными долями, слаб.»

Почему самоконтроль ТАК важен?

Как связана динамика преступности в подростковом возрасте и процесс развития структур мозга?

«Динамика преступности в подростковом возрасте и в молодости связана с усилением самоконтроля, который выражается в растущей готовности выбирать большее вознаграждение потом, а не мелкое сейчас. Этот сдвиг отчасти зависит от физиологического созревания мозга. Нейронные связи в префронтальной коре формируются до третьего десятилетия нашей жизни, а латеральные зоны коры и лобные полюса созревают в последнюю очередь. Но самоконтроль — это еще не все. Если бы делинквентное (противоправное) поведение зависело только от самоконтроля, то подростки, взрослея, все реже попадали бы в неприятности, однако этого не происходит. Дело в том, что на уровень насилия влияет не только самоконтроль, но и импульсы, которые он должен контролировать. Юность — возраст, когда нарастает, а затем убывает импульс «поиска острых ощущений» — следствие активности поисковой системы, достигающей пика в 18 лет. Это еще и возраст активного межсамцового соперничества, подстегиваемого тестостероном. Нарастание жажды острых ощущений и доминирования может обогнать усиление самоконтроля, и тогда старшие подростки и 20-летние будут более склонны к насилию несмотря на активное развитие лобных долей. В долгосрочной перспективе подкрепленный опытом самоконтроль одерживает верх: молодежь осознает, что острые ощущения и соперничество имеют свою цену, а самоконтроль вознаграждается. Динамика подростковой преступности — результат взаимодействия этих внутренних сил, тянущих и толкающих в противоположных направлениях.»

Корреляция уровней самоконтроля, интеллекта и преступности:

«Самоконтроль отчасти коррелирует с интеллектом (с коэффициентом около 0,23 на шкале от –1 до +1), а две эти способности обеспечиваются одними и теми же частями мозга, хотя и не в точности одинаковым способом. Интеллект сам по себе сильно коррелирует с преступностью: глупые люди совершают больше насильственных преступлений и сами чаще становятся жертвами насильственных преступлений. И хотя нельзя исключить того, что влияние самоконтроля — это в действительности влияние интеллекта или наоборот, скорее всего, обе эти черты вносят свой вклад в отказ от насилия. Основания думать, что самоконтроль наследуется, дает и тот факт, что расстройство, характеризующееся нехваткой самоконтроля, — СДВГ, синдром дефицита внимания и гиперактивности (связанный и с делинквентным поведением, и с преступностью) — чаще других личностных черт передается по наследству.»

Самоконтроль снижается от длительной «нагрузки»!

«Проведя ряд интересных экспериментов, Баумайстер и его коллеги показали, что самоконтроль, подобно мышце, может утомляться. <…> Почти каждая задача, для выполнения которой нужна сила воли, затрудняет исполнение любой другой задачи, которая также требует приложения силы воли.»

«Измотанный» самоконтроль обнажает истинную суть каждого.

«Если самоконтроль действительно сглаживает индивидуальные различия, можно предположить, что при истощении Эго личностные особенности проявятся ярче. Именно это и обнаружила команда Баумайстера. Если в ходе эксперимента участникам приходилось пробовать мороженое, все участники — и те, кто придерживался диеты, и те, кто нет, — съедали одинаковое его количество при условии, что их до того не заставляли тратить самоконтроль на другие вещи. Но если их воля была истощена, «худеющие» съедали больше. Истощение Эго демаскирует и другие личностные особенности: разницу в стереотипах у предубежденных и непредубежденных людей, количество пива, выпитого алкоголиками и теми, кто пьет умеренно, и длительность разговора, поддерживаемого стеснительными и общительными людьми.»

Взаимосвязь самоконтроля и насилия:

«Учитывая 1) результаты экспериментов Баумайстера, обнаружившего, что снижение самоконтроля может усилить тягу к импульсивному сексу и насилию, 2) корреляцию между низким самоконтролем, с одной стороны, и детским непослушанием, аморальным поведением и преступностью, с другой стороны, 3) данные нейровизуализации, доказывающие корреляцию между активностью лобных долей и самоконтролем, 4) данные нейровизуализации, демонстрирующие связь между импульсивным насилием и нарушением функций лобных долей, мы получим картину, подтверждающую вывод Элиаса: насилие может возникать по вине слабости нейронного механизма самоконтроля.»

Самоконтроль тренируем и к тому же, подвержен моде.

«Самоконтроль регулируется Одиссеевыми ограничениями, когнитивным рефреймингом, коррекцией внутренней ставки дисконтирования, правильным питанием и, подобно мышцам, укрепляется тренировками. Вдобавок самоконтроль подчиняется изменчивой моде. Бывают эпохи, когда именно самоконтроль определяет, кого считать приличным человеком: это взрослый, достойный, благородный джентльмен или леди. В другие времена такой образ высмеивается как чопорный, ханжеский, чванливый, пуританский и напыщенный. Совсем недавно, в 1960-х, людей призывали отказываться от самоконтроля: «Делай что хочешь», «Пошли все к черту», «Живи в кайф», «Переходи на темную сторону». Высшую степень вседозволенности демонстрируют рок-концерты той эпохи: музыканты так старались превзойти друг друга в импульсивности, что эта спонтанность казалась результатом тщательной подготовки.»

Общий вывод по самоконтролю:

«Теория цивилизационного процесса, как и теория расширяющегося круга, нашла поддержку в экспериментах и базах данных, далеких от области ее происхождения. Психология, нейробиология и экономика подтвердили рассуждения Элиаса, утверждавшего, что люди наделены способностью к самоконтролю, управляющей как агрессивными, так и неагрессивными импульсами; эту способность можно усилить и расширить на протяжении жизни индивида, и сила ее может изменяться в разных обществах и в разные исторические периоды.»

Способен ли естественный отбор, как сугубо биологический фактор, изменять уровень насилия?

«Поведенческая генетика подтверждает, что агрессивные тенденции могут наследоваться, и это обеспечивает естественный отбор материалом для работы по изменению средней предрасположенности к насилию в популяции.»

Способы влияния естественного отбора на уровень насилия:

«Самодоместикация (самоодомашнивание) и педоморфия. Ричард Рэнгем заметил, что одомашнивание животных, как правило, замедляет развитие у них некоторых качеств, позволяя и в зрелости сохранять ювенильные черты, — это называют педоморфией, или неотенией. Одомашненные линии и виды, как правило, обладают более детскими формами черепа и чертами, они демонстрируют меньше половых различий, более игривы и менее агрессивны. <…>

Строение мозга. Нейробиолог Пол Томпсон показал, что распределение серого вещества в коре мозга, в том числе в дорсолатеральной префронтальной области, в высшей степени наследуемо: оно практически одинаково у идентичных близнецов и сильнее отличается у неидентичных. Точно так же обстоят дела и с белым веществом, соединяющим лобную кору с другими областями мозга. Вероятно, нейронные сети лобных долей, которые осуществляют самоконтроль, у разных людей генетически неидентичны, что делает их подходящей мишенью новейшего естественного отбора. <…>

Окситоцин, так называемый «гормон объятий», поощряющий сочувствие и доверие, действует на рецепторы, расположенные в разных зонах мозга. Число и распределение этих рецепторов могут в значительной мере влиять на поведение. <…>

Тестостерон. Реакция человека на вызов в борьбе за доминирование зависит, в частности, от количества тестостерона, выделяющегося в кровь, и от распределения рецепторов этого гормона в его или ее мозге. Ген, кодирующий рецептор тестостерона, у разных людей отличается, отчего одинаковая концентрация тестостерона может влиять на человека по-своему. <…>

Нейротрансмиттеры — это молекулы, которые высвобождаются нейроном, просачиваются через микроскопическую щель между нейронами и цепляются к рецептору на поверхности другого нейрона, изменяя его активность и позволяя нервному сигналу распространяться в мозге.»

Так повлияла ли биология значительно на снижение уровня насилия за время существования нашей цивилизации? Нет.

«Недавняя биологическая эволюция теоретически могла слегка подрегулировать нашу предрасположенность к насилию или миролюбию, однако убедительных доказательств того, что это действительно произошло, нет. Зато перед глазами у нас — достоверные свидетельства перемен, которые никак не могут оказаться генетическими, поскольку уместились в слишком короткие отрезки времени, чтобы можно было объяснить их естественным отбором, даже учитывая новое знание о его недавнем воздействии. Отмена рабства и жестоких наказаний во времена Гуманитарной революции, спад насилия в отношении меньшинств, женщин, детей, гомосексуалов и животных в ходе революции прав, сокращение войн и случаев геноцида в период Долгого мира и Нового мира — все эти перемены укладывались в десятилетия или даже годы, совершаясь порой на глазах одного поколения.»

Мораль и табу:

«Моральное чувство человека способно оправдать любое зверство в умах тех, кто его совершил; оно мотивирует их к насилию, которое не приносит никаких ощутимых выгод. Пытки еретиков и сменивших веру, сожжение ведьм, тюремные сроки для гомосексуалов и убийства не сохранивших девственности сестер и дочерей — это лишь некоторые из примеров. Страдания, навлеченные на мир людьми по высоконравственным причинам, неисчислимы. <…> Хотя общий вклад нравственного чувства в благополучие человечества вполне может оказаться отрицательным, во многих случаях оно вызывало колоссальные изменения к лучшему, включая гуманистические реформы эпохи Просвещения и случившиеся в последние десятилетия революции прав. Что касается опасных идеологий, здесь мораль может оказаться и болезнью, и лечением. Ментальность табу (как и ментальность морали, частью которой оно является) также может толкать общество в противоположных направлениях. Оно может превратить несогласие с религиозными или сексуальными практиками в ярость, утоляемую лишь ужасным наказанием, но оно же не позволяет нашему разуму уйти в опасные сферы завоевательных войн, применения химического и ядерного оружия, дегуманизирующих расовых стереотипов, убийств и шуточек по поводу изнасилований.»

Специфика морали:

«Есть важное психологическое отличие между уклонением от действия из-за того, что оно считается аморальным («Убивать нельзя»), или же потому, что оно неприятно («Терпеть не могу цветную капусту»), немодно («Брюки-клеш, вчерашний день») или неблагоразумно («Не расчесывай комариные укусы»). Во-первых, разница в том, что осуждение морализованного действия распространяется на всех. Если вы считаете, что цветная капуста невкусная, вас не задевает тот факт, что другие ее едят. Но если вы убеждены, что убийства, пытки и изнасилования аморальны, тогда вы не можете просто воздерживаться от таких поступков и равнодушно наблюдать, как их совершают другие. Вы обязаны осуждать любого, кто так поступает. Во-вторых, морализованные убеждения заставляют действовать. Конечно, людям не всегда удается следовать афоризму Сократа «Знать, что есть правильно, значит правильно поступать», но они к этому стремятся. Моральное поведение само по себе считается целью, оправдывающей средства, и не нуждается в какой-либо дополнительной мотивации. <…> И последнее: преступления против морали взывают к наказанию. Если некто верит, что убивать нельзя, он не только имеет право знать, что убийца понес наказание, но и обязан этого добиваться. Он не может, как говорится, позволить убийце уйти безнаказанным. <…> Психолог Джонатан Хайдт описал невозможность обоснования некоторых моральных норм, исследуя феномен, который он назвал нравственным потрясением. Если какой-то поступок аморален, люди мгновенно это осознают, а затем стараются — часто безуспешно — объяснить почему.»

Структура социальных норм:

«Некоторые социальные нормы — это просто решения для координационных игр, например правостороннее движение, использование бумажных денег и язык общения. Но у большинства норм есть нравственное содержание. Каждая нагруженная моральным смыслом норма — это своего рода ниша, вмещающая реляционную модель, одну или несколько социальных ролей (родитель, ребенок, учитель, студент, муж, жена, начальник, подчиненный, клиент, сосед, незнакомец), контекст (дом, улица, школа, место работы) и ресурс (еда, деньги, земля, помещение, время, совет, секс, труд). Быть социально компетентным представителем своей культуры — значит усвоить огромное количество таких норм. <…> Возьмем, к примеру, дружбу. Близкие друзья взаимодействуют, опираясь на модель общинного распределения. Они с удовольствием делятся едой на вечеринках и делают друг другу одолжения, не высчитывая, кто, кому и сколько должен. Но они принимают во внимание и особые обстоятельства, требующие применения другой реляционной модели. Например, друзья работают над задачей, в которой один из них — мастер своего дела и руководит действиями другого (распределение на основе авторитета), в складчину оплачивают бензин, путешествуя вместе (соблюдение равенства), или заключают сделку купли-продажи автомобиля согласно его рыночной стоимости (рыночная оценка).»

Природа табу:

«Эмоциональная реакция на реляционное несовпадение зависит от того, случайное оно или намеренное, от того, какие модели меняются местами, и от природы ресурса. Психолог Филип Тетлок предположил, что психология табу — реакция ярости в ответ на озвучивание определенных мыслей — вступает в игру, когда дело касается ресурсов, считающихся священными. Священную ценность нельзя обменять ни на что другое. Священные ресурсы, как правило, распределяются в рамках примитивных моделей общинности и власти, а реакция табу возникает в ответ на обращение с ними с позиции более развитых моделей соблюдения равенства или рыночной оценки.»

Три вида морального выбора:

«Тетлок различает три вида выбора (компромисса). Обычный выбор укладывается в простую реляционную модель, например дружить не с тем, а с этим, купить не эту машину, а ту. Запретный (табуированный) выбор происходит между священной ценностью и ценностью материальной, например, предательство друга или любимого человека, обмен или продажа органа или самого себя. При трагическом выборе выбирать приходится одну из двух священных ценностей, например, между двумя пациентами, которым требуется донорский орган.»

Реляционные модели Фиска:

«Систему, которую я нахожу наиболее полезной, разработал антрополог Алан Фиск. Он полагает, что морализация берет начало в одной из четырех реляционных моделей, каждая из которых представляет собой особый подход к осмыслению человеческих взаимоотношений. Цель теории — объяснить, как люди в том или ином обществе распределяют ресурсы, откуда в нашей эволюционной истории взялась одержимость моралью, как отличается мораль в разных обществах и как нам удается расщеплять мораль и защищать ее с помощью табу. <…>

Первая модель — общинное распределение (для краткости — общинность) — объединяет внутригрупповую лояльность и чистоту/святость. Когда люди принимают установки общинности, они свободно делят ресурсы внутри группы, не считая, кто сколько дал или взял. Они считают группу «единой плотью», сплоченной общей сутью, которую нужно охранять от осквернения. <…>

Вторая реляционная модель Фиска — распределение на основе авторитета — это линейная иерархия, определяемая доминированием, статусом, возрастом, полом, размером, силой, здоровьем и предшествующей историей отношений. Она дает право вышестоящим брать то, что они хотят, взимать дань с нижестоящих и требовать их подчинения и верности. <…>

Модель соблюдения равенства объединяет взаимность по принципу «ты — мне, я — тебе» и другие схемы равного распределения ресурсов: очередность, случайность, уравнивание вкладов, разделение на равные порции и распределение согласно вербальным формулам наподобие детских считалок. <…>

Последняя реляционная модель Фиска — рыночная оценка — система денежных единиц, цен, ренты, зарплат, премий, процента, кредита и финансовых инструментов, которые приводят в движение современную экономику. Рыночная оценка опирается на числа, математические формулы, бухгалтерский учет, денежные переводы и язык официальных договоров. В отличие от трех других моделей, рыночная оценка далека от универсальной, так как невозможна без грамотности, в том числе математической, и новейших информационных технологий.»

Реляционные модели и насилие:

«Все реляционные модели приветствуют назидательные наказания тех, кто нарушает порядок их применения. Но разные модели оправдывают разные виды насилия. <…> Общинность узаконивает трайбализм и агрессивный шовинизм, а авторитет оправдывает репрессии со стороны государства.»

Наш нравственный компас был и будет с нами всегда:

«Если новые теории психологии морали верны, тогда интуитивные представления об общности, власти, святости и табу являются частью человеческой природы и нам от них, скорее всего, никогда не избавиться, даже если мы попытаемся ослабить их влияние. Но это еще не причина для беспокойства. Реляционные модели можно комбинировать и интегрировать, а рационально-правовое мышление, которое стремится минимизировать суммарное насилие, способно оперативно задействовать другие ментальные модели безопасным образом.»

О разуме:

«Неверны как пессимистический взгляд на состояние рационального мышления в мире, так и ощущение, что иррациональность — это не так уж и плохо. При всей своей глупости современные общества становятся разумнее, а при прочих равных разумный мир — это мир, где меньше насилия.»

Как разум ограничивает насилие?

«Разоблачение вздора, вроде того что боги требуют жертвоприношений, ведьмы накладывают заклятья, еретики попадают в ад, евреи отравляют колодцы, животные ничего не чувствуют, дети одержимы, африканцы звероподобны, а короли — помазанники Божьи, неизбежно подрывает многие обоснования насилия. Второй усмиряющий эффект разума состоит в том, что он неотделим от самоконтроля. Вспомните, что эти две черты статистически коррелируют, а их физиологические основы в структурах мозга частично совпадают. Именно разум, просчитывая долговременные последствия своих действий, мотивирует наше «я» контролировать себя.

<…> Мышление может взаимодействовать и с нравственным чувством. Каждая из четырех реляционных моделей, рождающих моральные побуждения, характеризуется определенным стилем мышления. Каждый из них можно соотнести с математической шкалой, и каждый снабжен собственным набором когнитивных интуиций. Общинное распределение мыслит категориями «все» или «ничего» (это называется номинальной шкалой) — человек или принадлежит к избранной группе, или же нет. Этот тип мышления опирается на интуитивную биологию и принадлежащие ей представления о чистой сущности и возможных загрязнителях. Распределение на основе авторитета использует порядковую шкалу — линейное ранжирование иерархии доминирования. Ее когнитивное устройство — интуитивная физика пространства, силы и времени: людям высокого ранга приписываются больший размер, сила, рост и первый номер в ряду. Соблюдение равенства измеряется на шкале интервалов, что позволяет сравнить два количества и выяснить, какое из них больше; однако оно не имеет представления о пропорциональности. Соблюдение равенства опирается на такие процедуры, как размещение на одной оси, расчет по порядку или сравнение на шкале весов. Только рыночная оценка (и рационально-правовое мышление, частью которого она является) позволяет размышлять с точки зрения пропорциональности. Рационально-правовая модель требует неинтуитивных инструментов математики символов, таких как дроби, проценты и возведение в степень. И как я упоминал, рыночная оценка доступна далеко не всем, ибо требует навыков счета и письма, обогащающих мыслительный аппарат.»

Что такое «эффект Джеймса Флинна»?

«В ХХ в. тесты IQ проводились на крупных выборках по всему миру, а в некоторых странах тестировались все школьники и призывники поголовно. Благодаря этому у нас есть возможность начертить график изменений коэффициента интеллекта в этих странах в зависимости от времени. Флинн обшарил весь мир в поисках наборов данных, где были бы собраны результаты одних и тех же тестов IQ за многие годы или же правила подсчета баллов позволяли бы сопоставить данные разных тестов. Результат был одинаков в каждой выборке: баллы IQ со временем возросли. В 1994 г. Ричард Хернштейн и политолог Чарльз Мюррей окрестили этот феномен эффектом Флинна, и название прижилось. Эффект Флинна был обнаружен в 30 странах, в том числе в странах развивающегося мира. Он наблюдается с тех самых пор, как тесты IQ начали массово применяться в годы Первой мировой войны.»

В чем специфика т.н. «постнаучного» мышления в наши дни?

«Наиболее вероятным кажется предположение, что причин у эффекта Флинна несколько и в разные периоды ХХ столетия они действовали с разной силой. Улучшения в разделе визуальных матриц могли быть вызваны высокотехнологичной и насыщенной символами окружающей средой, которая заставляет людей анализировать визуальные паттерны и связывать их с абстрактными правилами. Но умение ловко управляться с образами вряд ли объяснит прирост интеллекта в областях, важных для размышлений на темы морали. Флинн определил обретенную нами способность как постнаучное (в противоположность донаучному) мышление. Возьмем для примера типичный вопрос IQ-теста из раздела «Сходства»: «Что общего у собак и кроликов?» Ответ, очевидный для нас, звучит так: они оба млекопитающие. Но в 1900 г. американцы легко могли ответить: «Собаки помогают охотиться на кроликов». Разница, замечает Флинн, в том, что сегодня мы спонтанно классифицируем мир в категориях науки, но еще не так давно «правильный» ответ казался заумным и не имеющим отношения к делу. «Да кому какая разница, млекопитающие они или нет?» — представляет себе Флинн реакцию испытуемого в 1900 г. «Для него была совершенно не важна эта информация о собаках и кроликах. Важны ориентация в пространстве и времени, знание, какие вещи можно использовать и какие явления подвластны нашему контролю».

Как интеллект проявляется в социальной жизни?

«Интеллект и насильственные преступления. Первая связь самая прямая: умные люди совершают меньше насильственных преступлений и реже становятся их жертвами, при равенстве социоэкономического статуса и других переменных. У нас нет возможности определить, что здесь причина, а что следствие: то ли умные люди осознают, что насилие дурно или бессмысленно, то ли они лучше себя контролируют, то ли они сознательно избегают опасных ситуаций. <…>

Интеллект и сотрудничество. В двух совершенно разных исследованиях был получен один и тот же результат: интеллект укрепляет двустороннее сотрудничество в характерных ситуациях, где выигрыш можно просчитать заранее. Следовательно, общество, которое становится умнее, будет и более открытым к сотрудничеству. <…>

Интеллект и либерализм. Мы добрались до открытия, которое выглядит более тенденциозным, чем является на самом деле: умные люди более либеральны. <…>

Интеллект и экономическая грамотность. <…> Экономист Брайан Каплан, изучив данные Всеобщего социологического анкетирования, обнаружил, что умные люди чаще думают как экономисты (даже в условиях статистического контроля образования, дохода, пола, политической партии и политической ориентации). Они чаще выступают за иммиграцию, свободный рынок и свободную торговлю и меньше симпатизируют протекционизму, политике искусственного создания рабочих мест и вмешательству правительства в бизнес. <…>

Образование, интеллектуальные навыки и демократия. <…> Скорее всего, демократические страны богаче и могут позволить себе больше школ и библиотек, что делает граждан образованнее и умнее, а не наоборот. <…>

Образование и гражданские войны. <…> Эффект значительный: в стране, где доля поступающих в школу больше среднего значения на величину стандартного отклонения, вероятность начала гражданской войны в последующий год на 73 % ниже, чем в стране, где доля поступающих настолько же ниже среднего уровня — при не изменившемся количестве предыдущих войн, доходе на душу населения, населении, экспорте нефти, уровне демократии и анократии, а также этническом и религиозном расслоении. <…>

Усложнение политического дискурса. <…> Тетлок в сотрудничестве с психологом Питером Сьюдфелдом определил интегративную сложность речей национальных лидеров в политических кризисах ХХ в., закончившихся миром (среди них блокада Западного Берлина в 1948 г. и Карибский кризис) или войной (в их числе Первой мировой и Корейской), и обнаружил, что, как только речи лидеров упрощаются, следует ждать войны. В частности, была обнаружена связь между риторическим упрощением и военной конфронтацией в речах арабов и израильтян, а также США и СССР во времена холодной войны.»

Почему Разум наш самый главный «добрый ангел»?

«Как бы ни были важны эмпатия, самоконтроль и нравственное чувство, присущее им свободное пространство слишком мало, а область их применения слишком ограниченна, чтобы объяснить достижения последних десятилетий и веков. Эмпатия — круг, способный растягиваться, но его эластичность ограничена родством, дружбой, сходством и умилением. Он достигает предела задолго до того, как вместит всех, кто, согласно аргументам разума, должен быть объектом нашей моральной заботы. Кроме того, от эмпатии всегда можно отмахнуться как от простой сентиментальности. Именно разум учит нас приемам расширения эмпатии, и разум говорит, как и когда мы должны конвертировать свое сострадание к несчастному незнакомцу в реальные действия. Самоконтроль — мышца, которую можно развивать, но он способен предотвратить лишь тот вред, к которому мы сами внутренне склоняемся. К тому же лозунг 1960-х был справедлив в одном: в жизни действительно есть моменты, когда человек должен вырваться на свободу и сделать что-то по-своему. Разум уточняет, какие это моменты: ты можешь поступать по-своему, пока не ограничиваешь свободу других поступать так, как хотят они. Нравственное чувство предлагает три этики, которые можно закрепить за социальными ролями и ресурсами. Но зачастую подходы, предлагаемые нравственным чувством, не особенно нравственны — они скорее племенные, авторитарные или пуританские, и именно разум говорит нам, какие из них мы должны внедрять как норму. А этика, которую мы можем сформулировать, чтобы принести большее благо большему числу людей, — рационально-легальный образ мысли — вообще не является естественной частью нравственного чувства.»