Стивен Пинкер «Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше» - конспект П. Можейко (03/07)

Pavel Mazheika

НАЗВАНИЕ: Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

АВТОР: Стивен Пинкер

ОРИГИНАЛЬНОЕ НАЗВАНИЕ: The Better Angels of Our Nature: Why Violence Has Declined

ISBN: 978-5-00139-171-5

ГОД ИЗДАНИЯ: 2021

ИЗДАТЕЛЬСТВО: «Альпина нон-фикшн»

ИСТОЧНИК: Оригинальная книга

Подписание всеобщей декларации прав человека, как переломный момент в сознании и политике:

«У кого-то возникает соблазн обесценить этот манифест, объявив его убаюкивающей болтовней. Но, подтверждая идеал Просвещения, провозгласивший человека высшей ценностью политики, подписанты отвергли царившую более столетия доктрину, согласно которой высшей ценностью является нация, народ, культура, Volk, класс или другая общность (не говоря уже о догмате предшествующих веков, в котором высшей ценностью был монарх, а народ — его или ее движимым имуществом). <…> Парадоксальным образом свой вклад в Долгий мир внесла фиксация государственных границ. ООН инициировала принятие нормы о том, что существующие государства и их границы нерушимы. Осуждая любую попытку изменить их силой как «агрессию», новое соглашение вычеркнуло расширение территорий из списка легитимных действий на международной арене.»

Стивен Пинкер выделяет несколько оснований «долгого мира», среди которых демократия, торговля и международные межправительственные организации.

Как война соотносится с демократией?

«Два политолога, Брюс Рассетт и Джон Онил, вдохнули новую жизнь в теорию Демократического мира. Уточнив определения, проконтролировав искажающие факторы и проверив математическую версию теории, они предложили новую формулировку: дело не в том, что демократии никогда не воюют (в этом случае каждый предполагаемый контрпример становится решающим), а то, что при прочих равных они воюют намного реже, чем недемократические страны. <…> Но даже в отношении отказа демократических стран от межгосударственных войн превозносить демократию как основную причину мира преждевременно. Демократические страны пожинают благословенные плоды эффекта Матфея: те, что имеют, приумножают, те, что не имеют, теряют. Граждане демократических стран не только не стонут под пятой тиранов, они еще и богаче, здоровее, лучше образованны, пользуются всеми преимуществами международной торговли и членства в международных организациях.»

Торговля умиротворяет лучше демократии!

«Рассетт и Онил обнаружили, что на уровень миролюбия благотворно влияет не только объем двустороннего товарооборота, но и зависимость каждой стороны от международной торговли: страна, включенная в мировую экономику, с меньшей вероятностью очутится в центре вооруженного противостояния. Это позволяет выдвинуть более емкую теорию мирной торговли. Международная торговля лишь одна сторона коммерческого духа страны. Есть и другие: открытость зарубежным инвестициям, свобода граждан заключать обеспеченные правовой защитой контракты и желание полагаться на добровольный финансовый обмен в противоположность автономности, бартеру и грабежу. Умиротворяющий эффект торговли в этом широком смысле кажется даже более серьезным, чем влияние демократии. Демократический мир вступает в игру, только если обе стороны придерживаются демократической формы правления, а влияние торговли проявляется, даже если рыночной экономикой может похвастаться лишь одна из них.»

Международные межправительственные организации, как третья основа «долгого мира»:

«Рассетт и Онил предположили, что членство в межправительственных организациях — это третья вершина треугольника умиротворяющих сил, открытие которого они приписывают Канту; две другие — демократия и торговля. Хотя Кант не выделяет торговлю в эссе «К вечному миру», он воздает ей должное в других работах, так что Рассетт и Онил чувствовали себя вправе начертить такой треугольник. Международные межправительственные организации не обязаны руководствоваться утопическими или идеалистическими целями. Они могут координировать оборону, валюту, почтовые сообщение, тарифы, движение по каналам, право рыбной ловли, вопросы экологии, туризм, борьбу с военными преступлениями, таблицу мер и весов, дорожные знаки — все что угодно, при условии что являются добровольной ассоциацией правительств. <…> Они пришли к выводу, что Кант попал в точку все три раза: демократия способствует миру, торговля способствует миру и членство в международных организациях способствует миру. По сравнению со случайно взятой парой стран шансы пары, по всем трем переменным входящей в первую десятку, ввязаться в любой данный год в вооруженное противостояние на 83 % меньше, чем у среднестатистической пары стран, то есть очень близки к нулю.»

В шестой главе Стивен Пинкер рассматривает такое явление, как «новый мир», а также три вида организованного насилия, которое до наших дней в ответе за значительную часть ощущения небезопасности нашего мира: гражданские войны, геноцид и терроризм.

«Эта глава посвящена трем видам организованного насилия, подогревающего новый пессимизм. Я упоминал о них в предыдущей главе, посвященной войнам между великими державами и развитыми государствами. Долгий мир не положил конца этим видам конфликта, оставляя впечатление, что мир сегодня «опаснее, чем когда-либо». Первый вид организованного насилия включает все прочие категории войн (кроме войн великих держав и развитых государств), самые заметные из которых — гражданские войны и войны между повстанцами, партизанами и вооруженными формированиями, терзающие развивающийся мир. Это так называемые «новые войны», или «конфликты низкой интенсивности», которые, как говорят, переполнены «первобытной ненавистью». <…> Второй вид организованного насилия, которое мы будем рассматривать, — массовые убийства по этническим и политическим причинам. Столетие, с которым мы недавно простились, называют Эпохой геноцида. Некоторые обозреватели считают, что этнические чистки начались в Новое время, затем их на протяжении некоторого времени сдерживала гегемония супердержав, но в конце холодной войны чистки возобновились с удвоенной силой и сегодня распространены как никогда прежде. Третий вид организованного насилия — это терроризм. После атаки на США 11 сентября 2001 г. страх перед терроризмом привел к появлению раздутого бюрократического аппарата, к двум войнам, которые Америка вела за своими рубежами, и к маниакальным дебатам на политической арене внутри страны. Считается, что терроризм представляет «угрозу существованию» США, может «расправиться с нашим образом жизни» и положить конец «цивилизации как таковой».

Цифры, характеризующие спад насилия за время «нового мира»:

Гражданские войны: насколько виновата бедность?

«Связь между бедностью и войной сегодня устойчивая, но существенно нелинейная. Вероятность гражданской войны в богатых развитых странах равна нулю. Для стран с ВВП на душу населения около $1500 в год (по курсу 2003 г.) вероятность нового конфликта в ближайшие пять лет равна примерно 3 %. Но с этого момента риск возрастает: для стран с ВВП в $750 он составляет 6 %; для стран, чьи граждане зарабатывают $500, — 8 %, для стран, в которых люди выживают на $250, риск равен 15 %. Эту корреляцию легко объяснить, предположив, что бедность порождает войны, потому что людям приходится бороться за выживание в условиях ограниченности ресурсов. Но, хотя войны порой действительно ведутся за доступ к воде или пахотной земле, все не так просто. Прежде всего, причинно-следственная связь здесь не настолько однозначна. Не только бедность — причина войны, но и война — причина бедности, потому что сложно накопить блага, когда дороги, фабрики и житницы постоянно взлетают на воздух, а самых умелых работников и управленцев убивают или принуждают спасаться бегством. Войну называют «развитием наоборот», и экономист Пол Кольер подсчитал, что типичная гражданская война обходится стране в $50 млрд.»

Как демократия и торговля влияют на гражданские войны?

«В нескольких регрессионных исследованиях ученые искали в наборах данных по гражданским конфликтам признаки либерального мира, подобного тому, что помогает объяснить отсутствие войн между развитыми странами. Мы уже знаем, что первая опора мира — демократия — не снижает число гражданских войн, особенно тех, что вспыхивают в неустойчивых анократиях. Но похоже, что демократия снижает их ожесточенность. Политолог Бетани Лачина обнаружила, что при прочих равных потери, понесенные в гражданских войнах демократиями, в два раза меньше потерь недемократических стран. В 2008 г. Гледич, изучая либеральный мир, сделал вывод, что «крупномасштабные гражданские войны в демократиях случаются редко». Вторая опора либерального мира еще прочнее: открытость глобальной экономике, торговле, иностранным инвестициям, внешней помощи (при условии выполнения некоторых обязательств) и доступ к электронным медиа, похоже, снижают как вероятность, так и ожесточенность гражданских конфликтов.»

Влияние миротворцев на гражданские войны:

«В книге «Работает ли миротворчество?» (Does Peacekeeping Work?) политолог Вирджиния Пейдж Фортна отвечает на этот вопрос «твердым уверенным „да“». Фортна составила набор данных, включающий 115 эпизодов прекращения огня с 1944 по 1997 г., и проверила, действительно ли присутствие миротворцев снижает вероятность возобновления войны. Набор данных объединил миротворческие миссии ООН, постоянно действующих организаций (НАТО и Африканского союза) и временных коалиций государств. Фортна пришла к заключению, что присутствие миротворцев снижает риск рецидива войны на 80 %. Это не значит, что миротворческие миссии успешны всегда, — геноцид в Боснии и Руанде тому подтверждение, — но в среднем они действительно мешают войне возобновиться. При этом миротворческие силы даже не должны быть многочисленными. Словно тщедушный рефери, разнимающий драки разгоряченных хоккеистов, легковооруженная, а то и невооруженная миссия способна встать между враждующими силами и убедить их сложить оружие. И даже если в этом миротворцы не преуспеют, их присутствие может предотвратить вмешательство в конфликт более крупных игроков.»

Наибольшие потери в гражданских войнах косвенные!

«Еще один непростой вопрос — число непрямых смертей мирного населения от голода, болезней и беззакония, усугубленного войной. Часто приходится читать, что 100 лет назад только 10 % связанных с войной смертей приходилось на долю мирного населения, а сегодня это число выросло до 90 %. Новые эпидемиологические исследования, обнаруживающие чудовищное число «избыточных смертей» гражданских лиц (прямых и косвенных), подтверждают это заявление. Вместо того чтобы считать погибших по материалам прессы и неправительственных организаций, ученые проводят выборочные опросы, уточняя, погиб ли у опрашиваемых кто-то из близких или знакомых, а затем экстраполируют полученные данные на все население. В одном из таких обзоров, опубликованном в медицинском журнале Lancet в 2006 г., число жертв войны в Ираке с 2003 до 2006 г. оценивается в 600 000 человек, что значительно превышает 80 000–90 000 смертей, насчитанных за этот период ИИМО и Iraq Body Count, авторитетной неправительственной организацией.»

Операции па поддержанию мира в Африке, проводимые под эгидой ООН и Африканского Союза (по состоянию на 01.06.2017г.)

Суть геноцида:

«Геноцид (убийство по признаку расы, религии, национальности или принадлежности к группе), политицид (убийство за политические взгляды) или демоцид (любое массовое убийство мирных лиц правительством или боевиками) — это убийства по категории жертв, совершаемые не из-за того, что люди делают, но из-за того, кем они являются, что идет вразрез с обычными мотивами наживы, страха и мести.»

Геноцид в ХХ веке в цифрах:

«Геноцид шокирует воображение невероятным количеством жертв. Руммель, один из первых историков, попытавшихся подбить цифры, пришел к выводу, что правительствами своих стран в ХХ в. было убито 169 млн человек. Эта оценка, конечно, завышена, но большинство исследователей насилия соглашаются, что в ХХ в. геноцид погубил больше людей, чем войны. Мэттью Уайт, детально проанализировав все опубликованные расчеты, подсчитал, что демоцид ХХ в. унес жизни 81 млн человек; еще 40 млн погибли в результате искусственно вызванного голода (в основном по вине Сталина и Мао), что в целом составляет 121 млн человек. В боевых действиях ХХ в. погибло 37 млн солдат и 27 млн гражданских лиц, еще 18 млн умерли от спровоцированного войнами голода, что в сумме дает 82 млн смертей. (Уайт, впрочем, добавляет, что около половины смертей от демоцида приходится на годы войны, и не случились бы без нее).

<…> Подсчитав проценты, а не абсолютные числа, Руммель обнаружил, что в ХХ в. тоталитарные правительства уничтожали до 4 % населения своих стран, авторитарные правительства истребили 1 %, демократические — 0,4 %.»

Причины геноцида (на примерах):

«Эмоциональные тропы, ведущие к геноциду, — гнев, страх и отвращение — могут пересекаться. В книге «Хуже, чем война» (Worse than War) об истории геноцида ХХ в. политолог Дэниел Голдхаген подчеркивает, что его причины могли быть разными. Он классифицировал случаи геноцида по вызвавшим их эмоциям: была ли группа жертв дегуманизирована (как объект морализированного отвращения), демонизирована (как объект морализированного гнева), или то и другое вместе, или ни то ни другое. Дегуманизированная группа подвергается истреблению как своего рода вредители: таким племя гереро выглядело в глазах немецких колонистов, такими турки видели армян, суданские мусульмане — черных дарфурцев, да и европейские поселенцы смотрели на коренные народы под тем же углом. Демонизированная группа, напротив, считается наделенной обычными мыслительными способностями, что отягощает их вину за впадение в ересь или отход от единственно истинной веры. Среди этих современных еретиков были как жертвы коммунистических автократий, так и пострадавшие от рук их антиподов — правых диктатур Чили, Аргентины, Индонезии и Сальвадора. А ведь есть еще и демоны чистейшей воды — группы, которым удалось стать как отвратительными недочеловеками, так и презренными злодеями. Такими нацисты видели евреев, такими хуту и тутси видят друг друга. И наконец, существуют группы, которых не считают ни чистым злом, ни полуживотными, но которых боятся, как потенциальных агрессоров и уничтожают упреждающим ударом, — ситуация, имевшая место на Балканах после распада Югославии.»

Как идеологии приводят к геноциду?

«Утопические идеологии приводят к геноциду по двум причинам. Первая — они принимают на вооружение гибельную прикладную систему счисления. В Утопии каждый счастлив вечно, и потому ее моральная ценность безгранична. <…> Вторая опасность Утопии — идея, что в ней все должно соответствовать строгому плану и выполнять определенные функции.»

Демократия, как средство от геноцида:

«Харфф подтвердила мнение Руммеля, что демократия — это ключевой фактор предотвращения геноцида. С 1995 по 2008 г. автократии, при прочих равных, давали в три с половиной раза больше случаев геноцида, чем развитые или даже слабые демократии. Своего рода демократический хет-трик: страны с демократическим устройством реже ввязываются в межгосударственные войны, в них реже вспыхивают крупные гражданские войны и допускается геноцид. В частичных демократиях (анократиях) серьезные политические кризисы случаются чаще, чем в автократиях, — это доказывает анализ гражданских войн, выполненный Фироном и Лайтином, но, когда кризис случается, частичные демократии реже автократий начинают геноцид.»

Суть терроризма (+ цифры):

«Терроризм — разновидность насилия, необычная несоразмерностью причиненного ущерба и вызванного страха. По сравнению с потерями от убийств, войн и геноцида число жертв терроризма по всему миру не превышает статистической погрешности: от международного терроризма (когда граждане одного государства устраивают теракты в другом) начиная с 1968 г. гибнет менее 400 человек в год, а от внутреннего терроризма — около 2500 в год, считая с 1998 г. Цифры, с которыми мы имели дело до этого, — как минимум на два порядка выше. Но после атаки 11 сентября 2001 г. терроризм стал навязчивой идеей. Ученые мужи и политики только о нем и говорят, а определение «экзистенциальный» (обычно в сочетании с «кризисом» или «угрозой») звучит чаще, чем во времена Сартра и Камю.»

Борьба с терроризмом губит больше людей, чем он сам!

«Сравните число американцев, погибших от терроризма (с учетом или без учета жертв атаки 9/11) и умерших от других предотвратимых причин. Каждый год больше 40 000 американцев гибнут в ДТП, 20 000 — неудачно падают, 18 000 погибают от рук убийц, 3000 тонут (в том числе 300 — в собственных ваннах), 3000 гибнут в пожарах, 24 000 умирают от случайных отравлений, 2500 — от послеоперационных осложнений, 300 задыхаются в собственных постелях, 300 захлебываются рвотными массами и 17 000 прощаются с жизнью по причине «прочих и неуточненных нетранспортных происшествий и их последствий». Да что говорить — во все годы, кроме 1995 и 2001, американцы гибли от удара молнии, аллергии на арахис, укуса пчелы, «воспламенения пижамы» или от столкновения с оленем чаще, чем от террористических актов. Число таких смертей настолько мало, что даже попытки избежать их могут увеличить риск гибели. Когнитивный психолог Герд Гигеренцер подсчитал, что за год после атаки 9/11 1500 американцев погибли в автомобильных авариях, решив ехать на машине, а не лететь на самолете — из страха, что самолет захватят террористы. Они не знали, что вероятность погибнуть при перелете из Бостона в Лос-Анджелес равна риску смерти в ДТП, если вы проехали всего 12 миль. Иными словами, число людей, погибших из страха лететь на самолете, в шесть раз превышает число жертв авиакатастроф 11 сентября. Но и это еще не все: атака 9/11 втянула США в две войны, в которых погибло гораздо больше американцев и британцев (а также афганцев и иракцев), чем в теракте 11 сентября.»

Почему терроризм так влияет на общество?

«Терроризм — асимметричная война, тактика слабого против сильного. Террористы используют страх, чтобы нанести эмоциональную травму, которая будет непропорционально больше вреда, причиненного людям и собственности. Когнитивные психологи Тверски, Канеман, Гигеренцер и Словик показали, что восприятие человеком опасности опосредуется двумя суеверными страхами. Первый — это постижимость: с понятным ужасом проще иметь дело. Люди сильнее нервничают из-за новых и непредсказуемых рисков, из-за рисков с отложенным эффектом или тех, в которых современная наука еще не разобралась. Второй суеверный страх — ожидание худшего исхода.»

В целом, терроризм неэффективен:

«Мало кто знает, что почти все террористические группировки терпят неудачу и абсолютно все распадаются. В последнее трудно поверить, однако оглянитесь вокруг. Израиль все еще существует, Северная Ирландия не вышла из состава Соединенного Королевства, а Кашмир по-прежнему остается частью Индии. Курдистан, Палестина, Квебек, Пуэрто-Рико, Чечня, Корсика, Тамил-Илам и Страна Басков не стали независимыми государствами. Филиппины, Алжир, Египет и Узбекистан не превратились в исламистские теократии; Япония, США, Европа и Латинская Америка не стали религиозными, марксистскими, анархистскими или нью-эйдж-утопиями.»

Терроризма стало меньше, особенно вне мусульманского мира:

«Цифры показывают, что мы не живем в Эпоху террора. Если уж на то пошло, не считая войн в Ираке и Афганистане, мы наблюдаем ослабление терроризма, начавшееся в те десятилетия, когда он не занимал так много места в общественном сознании. К тому же до недавних пор терроризм не был исключительно мусульманским феноменом.»

Стивен Пинкер не отрицает, что уровень насилия может снова вырасти, но при этом акцентирует внимание на то, что именно сейчас мы имеем фактическое его снижение из-за ряда причин:

«Меня порой спрашивают: «Откуда вы знаете, что завтра не случится войны (геноцида, теракта), которая опровергнет ваш тезис полностью?» Спрашивающие не уяснили главной идеи книги. Я не утверждаю, что мы вошли в так называемую эру Водолея, в которой все до единого земляне утихомирятся на веки вечные. Суть в том, что значительное снижение насилия уже произошло, и нам необходимо осознать этот факт. Снижение разных видов насилия происходит под влиянием политических, экономических и идеологических условий в отдельных культурах в определенное время. Если условия изменятся, насилие может вернуться.»

Седьмая глава посвящена т.н. «революции прав». В ней Стивен Пинкер рассматривает вопросы гражданских прав, прав женщин и детей, вопросы сокращения домашнего насилия, школьной травли, телесных наказаний и убийства младенцев (инфантицид), декриминализацию гомосексуальности и обретение прав животными.

«Стигматизации и даже криминализации соблазнов насилия способствовал каскад кампаний за «права» — гражданские права, права женщин, детей, геев и животных. Все эти движения во второй половине ХХ в. развивались в тесной связи, и я буду называть их революциями прав.»

О расизме:

«В книге «Чистый лист» я доказывал, что гипертрофированный страх перед возвращением расовой враждебности исказил социальные науки, сильно надавив на чашу «воспитание» на весах «природа или воспитание» даже для тех сторон природы человека, которые никакого отношения к расовым различиям не имеют и характерны для нашего вида в целом. Логика такова: если в природе человека есть хоть что-то врожденное, тогда различия между расами или этническими группами тоже могут оказаться врожденными, а вот если разум при рождении — чистый лист, тогда все разумы приходят в мир одинаково чистыми. Ирония в том, что политизированное отрицание природы человека по умолчанию опирается на мрачную теорию, что представители нашего вида постоянно рискуют скатиться в расовую вражду, а потому на борьбу с ней нужно бросить все культурные ресурсы.»

Изнасилование - самое распространенное преступление!

«Изнасилование — одно из основных злодеяний в репертуаре человека. Оно соединяет в себе боль, унижение, запугивание, травму, крадет репродуктивные возможности женщины, вмешивается в состав и качество ее потомства. К тому же это одно из самых распространенных преступлений. Антрополог Дональд Браун включил изнасилование в свой список человеческих универсалий — это преступление описано в хрониках всех времен и народов.

<…> Браун замечает, что, хотя изнасилование — одна из человеческих универсалий, таковой же является и запрет на изнасилование. Но для того, чтобы узнать, что о вреде изнасилования думали его жертвы, историку придется потратить немало времени и сил, выискивая свидетельства из разных веков и культур. На Скрижалях Завета не было высечено «Не насилуй», хотя десятая из заповедей приоткрывает завесу над статусом женщины в то время: в списке собственности ее супруга она упоминается после дома, но перед слугами и скотом. В Библии неоднократно повествуется о том, как замужнюю жертву изнасилования признают виновной в измене и забивают камнями до смерти — этот обычай позже был заимствован законами шариата. Изнасилование считалось преступлением не против женщины, но против мужчины — ее отца, мужа, а в случае с рабыней — хозяина. Моральные и юридические нормы всего мира кодифицировали изнасилование похожим образом. Изнасилование считалось похищением девственности дочери у ее отца или верности женщины у ее мужа. Насильник мог загладить вину, выкупив жертву себе в жены. Женщина считалась виновной в том, что ее изнасиловали. Изнасилование было привилегией мужа, синьора, рабовладельца или владельца гарема. Оно считалось законной военной наградой.»

Динамика спада уровня изнасилований отличается от динамики спада уровня убийств, что доказывает то, что в общем потоке снижения уровня насилия, эти два вида преступлений занимают разные ниши:

«Не является ли снижение числа изнасилований частным случаем спада преступности, а не достижением феминисток, пытающихся искоренить это преступление? <…> Очевидно, что динамика изнасилований отличается от динамики убийств. Уровень убийств прыгал вверх и вниз до 1992 г., упал в 1990-х и в III тысячелетии остается неизменным. Уровень изнасилований начал понижаться около 1979 г., резко снизился в 1990-х и продолжает неравномерное снижение в XXI в. Уровень убийств к 2008 г. опустился до 57 % от уровня 1973 г., в то время как уровень изнасилований за тот же период упал до 20 %.»

Домашнее насилие процветает из-за того, что мы до сих пор во многом считаем ссоры между супругами и родственниками внутрисемейным делом, каким бы агрессивным поведением это бы не сопровождалось. И эксперименты доказывают это.

«Всего лишь в 1972 г. респонденты помещали насилие по отношению к супругу на 91-е место в списке из 140 серьезных преступлений. (Респонденты того же опроса считали, что продавать ЛСД хуже, чем «изнасиловать незнакомку в парке».) Читателям, не доверяющим данным опросов, могу напомнить об эксперименте, который провели в 1974 г. социальные психологи Ланс Шотленд и Маргарет Стро. Студенты, заполняя опросники, якобы случайно слышали, как за дверью аудитории разгорается спор между мужчиной и женщиной (нанятыми актерами). Вот как сами авторы описали методику эксперимента: Перепалка продолжалась примерно 15 секунд, а затем мужчина набросился на женщину и стал безжалостно трясти ее; женщина сопротивлялась и пронзительно кричала, умоляя ее отпустить. В ее возмущенных восклицаниях повторялась одна из двух фраз. В варианте «Незнакомцы» женщина кричала: «Я тебя не знаю», в варианте «Супруги»: «Не знаю, зачем я вообще вышла за тебя замуж!» Большинство студентов выбегали из лаборатории, чтобы узнать, что случилось. Если актеры изображали незнакомцев, почти две трети студентов считали необходимым вмешаться, как правило приближаясь к паре и надеясь, что те остановятся. Если же актеры играли мужа и жену, вмешаться решалась едва ли пятая часть студентов. На стене висел телефонный аппарат, рядом был записан номер телефона полиции кампуса, но почти никто из студентов даже не потрудился снять трубку. Когда их просили объяснить свое поведение, они говорили, что семейная ссора не их дело. В 1974 г насилие, недопустимое по отношению к незнакомцу, считалось допустимым в браке. Сегодня этот эксперимент нельзя воспроизвести из-за ограничений, которые накладывает федеральный закон на эксперименты на людях, — еще одна примета нашего не расположенного к насилию времени. Но результаты других исследований позволяют сделать вывод, что сегодня люди реже решают, что не должны вмешиваться, если муж бьет жену. В опросе 1995 г. более 80 % респондентов назвали домашнее насилие «очень серьезной социальной и юридической проблемой» (более серьезной, чем живущие в нищете дети и состояние окружающей среды), 87 % считали, что должны вмешаться, если муж бьет жену, даже если она не ранена, и 99 % были убеждены, что, если мужчина травмировал женщину, необходимо сообщить в полицию.»