Жюль Верн. Пятнадцатилетний капитан
Jul Vern. O’n besh yoshli kapitan
Прилегающая к торговому кварталу «резиденция» царька представляла собой скопище жалких лачуг, раскинувшихся почти на квадратную милю (Kazonde bozor kvartali qatorida joylashgan xon “saroyi” bir kvadrat milyaga cho‘zilgan kichkina xunuk va xaroba kulbalardan iborat edi). Некоторые хижины были обнесены тростниковыми изгородями (Ba’zi bir kulbalarni qamish panjaralar bilan o‘rab olingan), другие — густо обсажены кустарником, а иные обходились и вовсе без ограды (boshqalari esa butalar bilan to‘silgan, boshqalari esa umuman to'siqsiz). Между плантациями маниоки, за частоколом, окруженным живой изгородью из папируса, стояло на отдельном поле десятка три лачуг для невольников царька (Manioka plantatsiyalari o'rtasida, papirus o‘simligi bilan o’ralgan dasht ichida xonning qullari uchun o‘ttiztacha uy alohida turibdi), несколько хижин для его жен и королевский «тембе», чуть повыше и просторнее других (bir nechta xon xotinlarining uylari va sal balandroq va kengroq qilib solingan “tembe” – xon saroyi – bor edi). Вот и все (Bo‘lgan-turgani shu edi).
Муани-Лунга, царьку Казонде, было лет под пятьдесят (Kazondening xoni — Muani-Lunga ellik yoshlarga kirgan edi). Владения его, уже достаточно разоренные его предшественниками, под его управлением пришли в окончательный упадок (Undan burun o‘tgan xonlar davrida tanazzulga yuz tutgan davlat uning hukmronlik davrida batamom xarob bo‘ldi). У него было сейчас лишь около четырех тысяч солдат (Muani-Lunganing hozir atigi to‘rt mingga yaqin soldati bor edi), тогда как у португальцев-работорговцев число наемников достигало двадцати тысяч (holbuki, portugaliyalik qul savdogarlarning yollanma askarlari yigirma mingcha edi). Царек не имел возможности, как в добрые старые времена, приносить жертву богам по двадцать пять — тридцать рабов ежедневно (Endi xon qadimgi zamonlardagi singari xudo yo‘lida har kuni yigirma besh-o‘ttizta qulni qurbon qila olmas edi). Разврат и злоупотребление спиртными напиткам превратили этого еще нестарого человека в дряхлую развалину, в злобного, выжившего из ума маньяка (O‘rta yoshlardagi bu kishi ichkilikka juda berilib ketganligi orqasida aqldan ozgan zail, johil va tentak bir keksa bo‘lib qolgandi). Ради каприза он увечил и калечил своих рабов, военачальников и министров (Muani-Lunga o‘lgundek injiq odam edi, u hamma qullarini, askar boshliqlarini hamda vazirlarini mayib qilib qo‘ygandi): он отрезал одному нос или уши, другому ногу, а третьему руку (bittasining burnini kestirgan, ikkinchisining quloq‘ini kestirgan, uchinchisining qo‘l yoki oyog‘ini kestirgandi). Подданные с нетерпением ожидали его смерти, и весть о ней была бы принята с радостью (Tabaalar uning tezroq o‘lib ketishini istar edilar va bu haqda yangilikni quvonch bilan qabul qildilar).
Прилегающая к торговому кварталу «резиденция» царька представляла собой скопище жалких лачуг, раскинувшихся почти на квадратную милю. Некоторые хижины были обнесены тростниковыми изгородями, другие — густо обсажены кустарником, а иные обходились и вовсе без ограды. Между плантациями маниоки, за частоколом, окруженным живой изгородью из папируса, стояло на отдельном поле десятка три лачуг для невольников царька, несколько хижин для его жен и королевский «тембе», чуть повыше и просторнее других. Вот и все.
Муани-Лунга, царьку Казонде, было лет под пятьдесят. Владения его, уже достаточно разоренные его предшественниками, под его управлением пришли в окончательный упадок. У него было сейчас лишь около четырех тысяч солдат, тогда как у португальцев-работорговцев число наемников достигало двадцати тысяч. Царек не имел возможности, как в добрые старые времена, приносить жертву богам по двадцать пять — тридцать рабов ежедневно. Разврат и злоупотребление спиртными напиткам превратили этого еще нестарого человека в дряхлую развалину, в злобного, выжившего из ума маньяка. Ради каприза он увечил и калечил своих рабов, военачальников и министров: он отрезал одному нос или уши, другому ногу, а третьему руку. Подданные с нетерпением ожидали его смерти, и весть о ней была бы принята с радостью.