Виток четвёртый. Маска правды — сторона 1

Назад к оглавлению

Предыдущий раздел

4:1. Кристина

Да, с рюкзаком через плечо и через весь город, но Кристина всё-таки дотащила Лизу до окраины Околицы, к той части, где как раз стояли заправка, отель «Отель», супермаркет «МАГАЗИН» и виднелись рельсы бесконечной реки железных дорог. Тот самый заезд, по которому беглянка изначально сюда приехала — и двинули дальше, за черту поселения.

Собственно, дальше — это простая пыльная просёлочная дорога, чистое поле вокруг. Две машины рядом с обочиной, у одной — вроде, похожая на «Жигули» (Кристина в машинах никогда особо не разбиралась) — лобовое стекло разбито, передняя дверь шаталась, почти отвалившаяся. Болталось чуть ни бесхозное зеркало заднего вида. А от другой, бампером в эту — вообще один только остов, как будто там сгорело всё изнутри. Ни колёс, ни стёкол, даже номеров не видать: чёрно-серая вся, обугленная. Кому-то здесь очень не повезло.

Кристина скинула рюкзак, отёрла тыльной стороной ладони вспотевший лоб, откинула прядь с лица. Кивнула поникшей Лизе — и та подошла к ней.

— Покурим? — беглянка достала свой «Винстон», подруга — её личный «Кент».

— Здесь обычно никто не ездит, — заметила Лиза после затяжки. Дымила-оглядывалась. Тихо тут так всё было, спокойно.

— Ну, я же приехала, — заметила её подруга, прикрыв ладонью слабый огонёк зажигалки. — Если ты уже пыталась стопить и никого не поймала — ну, — Кристина пожала плечами, — может, просто такой был день.

Не то, чтобы женщине прямо хотелось-хотелось покинуть этот странненький пригород, толком в нём даже не побывав — да, опять же, только из записей Лизы он звучал каким-то дико тревожным местом — но, личная воля, вот что гнало Кристину. Это абсолютно-нормальное поселение. Ну, может быть, двинутое чутка. И, как из любого другого города, отсюда можно уехать. По-другому-то и быть не может.

Лиза, в свою очередь, держалась прям слишком уж настороженно, всё курила-оглядывалась, смотрела по сторонам. Даже прислушивалась к чему-то, хоть и слышался только спокойный гуляющий по полю ветер.

— Куда бы ты хотела отправиться? — Кристина первой нарушила натянутое, напряжённое молчание. — Где бывала вообще?

Лиза поджала губы, вздохнула, глядела больше на свою сигарету.

— Давай уйдём, всё-таки. Можем погулять просто, я покажу тебе мою пристань, полюбуемся морем. Неуютно здесь на дороге. И очень тревожно. Разве не чувствуешь?

Её новая знакомая чуть-чуть скривилась.

Да, они об этом уже успели поговорить. И да, Лиза уже сообщила несколько раз, насколько ей не нравилась затея «выйти на край города и поймать попутку», и что это по её словам «едва ли приведёт к чему-то хорошему», и что сама она так толком не пробовала, но — и вряд ли б рискнула. И Кристина честно решила, что раз уж её подруга всё-таки пошла с ней — то, значит, с озвученным всё же согласна. А теперь та опять за своё.

— Давай так, — спустя длинную тягу, уверенная кивнула, коснулась её плеча, — я просто покажу тебе, что всё хорошо. Что отсюда можно уехать — и что можно сюда вернуться. И ничего от этого не случится. Со мной дерьма не случается.

Лиза прыснула, пустила дым к облакам.

— Но ты сейчас здесь, со мной.

— И не ты ли клялась, что ни за что не позволишь мне умереть? — та щёлкнула пальцами, цокнула языком.

— А твоё содействие в этом, — Лиза заметила мягко, и чуть ли ни назидательно, — было бы очень кстати. Я почти не была нигде, кроме своего города. Да и надеюсь, что моя семья смогла оттуда уехать.

— Это что за место такое?

— Там только дым, заводы и копоть. И оранжевые небеса. Я бы назвала его филиалом геенны огненной, только Дис описан в разы уютней.

— Алчевск, что ли? — прыснула Кристина.

— Можно и так сказать. Мама очень хотела в Карпаты, у них там даже родня живёт.

— А сама-то была в тех Карпатах?

— Только совсем маленькой, мало чего о них помню.

— Ну, у тебя в целом так себе с памятью, — смех добрый, щёлкнула по носу.

Лиза нахмурилась, прикрыла глаза.

Гудок сигнала разорвал уютную тишину.

Подруги дёрнулись на внезапный звук — и увидели подъезжающую к ним машину. «Копейка» какая-то, почти новенькая, непыльная. Тарахтела чутка, качалась на выбоинах — но уверенно катила к стоявшим.

— А ты говорила, никто не ходит, — заметила беглянка, опять поднимая рюкзак.

***

Чутка пошарпанный салон. Окна изнутри затянуты тёмной клеёнкой.

Обе подруги разместились на заднем сиденье.

— Куды етить-та? — хрипло кинул водитель.

Лиза вцепилась в ладонь Кристины.

— Дай мне планшет, — прошептала.

— А сами куда? — та спросила, к владельцу машины.

— Та кудатыть, вам по дороге, я чувствую.

— По дороге, так по дороге, — согласилась женщина, поглаживая руку подруги, свободной — расстёгивая рюкзак. — До Одессы докатим?

На Лизе как будто лица не было. Вся побледнела, вжалась в спинку «диванчика», выхватила планшет, принялась там что-то судорожно писать.

— Одэсса мама! А то-ыть! Ну, по газам! — замки на дверях машины сами собой захлопнулись, и «Копейка» рванула вдаль.

«Не говори потом, что я тебя не предупредила», — прочла Кристина в открытых заметках. Сама Лиза на неё не смотрела, напротив — глядела прямо перед собой.

«Текстом!» — строкой ниже.

Женщина пожала плечами. Нормальный такой водитель. Ну, странноватый говор, да, не без этого. Но вот же: сели, поехали. Скоро совсем в другом месте будут.

«Всё хорошо будет», — сама написала потом. — «Не беспокойся. Скоро ты новый город увидишь. И мы будем там гулять. Ну, иди сюда».

Лиза не отрывала взгляда от лобового стекла, разве что чуть-чуть скосилась на протянутую записку. Бегло кивнула, повела плечами, позволяя себя обнять.

«Не отходи от меня далеко», — вывела чуть ли ни машинально — и подруга на то не ответила.

***

В целом поездка прошла — да, без каких-либо приключений. Водитель даже не докучал ни своей музыкой, ни разговорами. Высадил их на автобусной остановке сразу рядом с площадью городского вокзала.

***

Шёл какой-то час дня. Пустые, ждущие пассажиров, автобусы. Много спешащих по разным делам людей. Гул проезжающих мимо машин, эхо от окриков всюду снующих зазывал — и воздух, воздух, пропитанный жадностью, копотью, большими деньгами и малой надеждой на большое счастье — Кристина шумно вдохнула и улыбнулась.

Да, она точно была в Одессе.

Лиза буквально вцепилась в локоть подруги, чуть ни затравленно оглядывалась по сторонам.

***

— … Это страх темноты,

Страх, что будет потом,

Это чьи-то шаги за углом, это… — надрывался какой-то уличный музыкант в чёрных очках как раз в тот момент, когда подруги проходили мимо очередного спуска в местную систему длинных и путаных переходов.

Нет, Кристине сейчас не хотелось под землю, тянуло просто гулять.

А ещё само здание вокзала было украшено чёрными лентами. Какой-то траур с недавними датами. Много охраны в тёмных одеждах на входе.

… «Стена кирпичная, часы вокзальные,

Перрончик тронется, перрончик тронется,

Перрон останется» … — совсем не траурная Пугачёва пела из динамика на столбе.

Да и на самой площади — настоящее гуляй-поле, самые разные личности. Много, конечно же, местных с табличками и предложениями снять квартиру, скататься куда-нибудь. Студенты компашками, разные семьи.

Среди прочих, Кристина заметила грузного мужика в тельняшке, на одном плече — сынишка в фуражке, на другом — «магнитола». Он как раз топал из перехода.

— Люблю Одессу! — пробасил весело этот увалень, вальяжно прогуливаясь, теряясь среди толпы.

— Здравствуйте!

Лиза часто задышала, дёрнулась на приветствие.

Кристина оглянулась: вполне презентабельный парень. В чёрном кафтане поверх матроски. Свободные брюки, трубка в зубах. Лоб обхвачен бинтами. Прошёл мимо подруг, помахал им рукой.

Женщина молча кивнула ему в ответ — и тот улыбнулся, обнажая пусть не тридцать два, но хотя бы и двадцать четыре зуба — и довольный зашагал по своим делам.

Лиза с силой оттянула свою подругу подальше от людной площади. Хотя бы и на обочину, ближе к «Маку» — тот, конечно же, тут стоял. Вот именно тут, где Кристина его и помнила: в паре шагов от вокзала, где и положено быть любому «Макдональдсу».

Вообще, выражение лица Лизы передать было крайне сложно. Это даже не зашуганность и не нервный тик. Это, вот, если человек понимает, что вроде всё на своих местах — и происходит ровно то, что он ожидает — и ему от этого ну ни разу не легче.

— Ты вообще понимаешь, где мы? — шикнула она, вжав голову в плечи.

— Да ладно тебе, — Кристина пожала плечами. — Пойдём пообедаем? — кивнула на фастфуд рядом.

Лиза просто пожала плечами.

… И даже помахала рукой кассирше у прилавка.

В белом фартуке, с длинными волосами, забранными в косу, женщина стояла за стойкой и улыбалась.

— Приветствую, — кивнула вошедшим.

— Картошку фри, «Колу» и чизбургер. И «Мак-флури» шоколад-карамель, — быстро заказала Кристина. — А тебе что? — к поникшей Лизе.

— Латте с «Колой», — та только и отмахнулась. — Как дела, София?

— Я просто работаю, — отвечала кассирша, пробивая заказ.

***

Подруги сидели за столиком у окна. Кристина — обедала, Лиза — вяло помешивала свой кофе.

— Тебя совсем ничего не смущает? — уныло спросила девушка, опустив взгляд.

Женщина испустила тяжёлый вздох, откинулась на спинку стула. Отложила надкушенный чизбургер. Сжала кулаки, закусила губу.

— Это всё бесполезно, да?.. — спросила она тихо больше к себе, чем к сидевшей напротив.

Лиза сцепила вместе пальцы ладоней и просто кивнула.

— Скажи, хотя бы, как ты догадалась? — отхлебнув тёплого и бодрившего.

Кристина прикрыла глаза.

— «Мак» находится значительно дальше. И всё именно так, как я помню. В смысле, так же размыто и путанно. Я очень давно была в этом городе. А ещё люди, да. Мне кажется, я видела их и раньше.

Её подруга опять ответила молчаливым кивком.

— Мы снимем что-нибудь на ночь? — Лиза потом спросила.

— Зачем?

— Если она так перестроилась, я даже не представляю, где находится наш маяк. Я ведь никогда не была в Одессе. Вот ты помнишь, где конкретно он в ней находится?

— Правда, — согласилась Кристина, поджав губы, кинув грустный взгляд на пакет с картошкой. — Кстати, вай-фай местный ловит.

— «Местный», — хмыкнула Лиза. — Ну, давай, глянем.

— Ты что-то совсем потухла, — Кристина открыла браузер.

«Гугл» определил местоположение, загружал страничку поиска.

— Я теряюсь в вариантах происходящего — и ни один из них мне не нравится. Ты помнишь, — она вскинула руку. — Не говори мне про себя самое важное. Только то, что лежит на поверхности. Если я вдруг скажу что-то, чего я не знаю, — тут она просто поджала губы, отвела взгляд.

Кристина одарила подругу слабой улыбкой. Коснулась её ладони, погладила, обменявшись теплом.

— Ты тоже. Ну, глянь, глянь на меня.

Лиза подняла глаза. Всё ещё полуприкрытые веки, плечи опущены, а губы дрожали.

— Всё будет, — женщина твёрдо кивнула, не отпуская руки влюблённой. — Кстати, как тебе эта квартира?

— Трёхэтажка? Вроде нет, выглядит обычной хрущовкой… — та прикидывала задумчиво и рассматривая. — А вдруг это наш «Отель»?

Кристина горестно усмехнулась.

— А гляди, какие тут варианты.

… и целая череда фотографий абсолютно-одинаковых комнат в таких же идентичных домах.

— Ой, а этот я даже помню, — Лиза ткнула на страничку с типичненькой девятиэтажкой в спальном районе. И с двориком-колодцем, там же — и детской площадкой.

— Вот там и осядем.

— Ага, — та нехотя согласилась, всё-таки потянувшись к картошке. — И можно дойти пешком.

— Тогда я заказываю, — Кристина ткнула на ссылку.

***

Дальше, на самом деле, всё стало как-то спокойней.

Подруги прошли за трамвайный круг, свернули на указанную по адресу улицу. Пейзаж вокруг — теперь он был молчаливым. Просто какой-то парк вдоль дороги, по другую — полоса серенького забора. За ним — не то заброшка, не то недостройка.

Тихая безлюдная улочка. А дальше — стена из многоэтажек, заезд на внутренний дворик. Собственно, и их дом-башня, с тем самым «двором-колодцем», указанным на фотографии детской площадкой.

Подойдя к подъезду, Кристина даже не удивилась, когда в кармане нашлась связка ключей. Два для замка — и один магнитик, для домофона.

Подруги крепко взялись за руки, обе синхронно вздохнули.

— Идём? — женщина приложила магнитик, и ей ответил характерный писк.

Лиза просто покрепче сжала её ладонь.

***

Уже в своей вот этой снятой квартире Кристина сползла по стенке, обхватила себя за плечи.

Её подруга бегло осмотрела замки, проверила, всё ли заперто — и опустилась к ней, мягко коснулась, притянула к себе.

Да, конечно же, женщина рыдала. Рыдала, уткнувшись в её плечо. Вот теперь дала слезам волю, тряслась и дрожала, часто всхлипывала.

— Ты не сошла с ума, — нашептывала ей Лиза, тихонько гладила её спину, волосы. — Я здесь, я с тобой.

Та ничего ей не отвечала. Только сидела и плакала, и крепко жалась к своей… Да, наверное, к своей единственной.

— Я не брошу тебя, — утешала её подруга. — Не брошу. Ну, ну, вставай, — помогла ей подняться, и разбитая безвольно потянулась за ней.

Как-то они прошли в гостиную. Ну, из-за простора комнаты это можно назвать гостиной. Там ещё длинный стол и несколько стульев. И машинка печатная, и диван. Как-то — дошли до спальной: чуть дальше, дверь сразу за углом в той же комнате. Там тоже был стол поменьше, и кровать под окном двухместная.

Блюдце с аскорбинками на полу.

— Когда это кончится?..

Кристина тряслась в её крепких объятьях, а Лиза — просто держала любимую.

Просто делилась своим теплом.

4:2. Михаил

Школа в Околице была всего одна и, если верить вполне даже новенькой блестящей табличке у главных ворот, носила гордое название «Общеобразовательная школа №12».

— Это чтоб на «отлично» учились, — пояснил Юрий, заметив недоумённый взгляд спутника. — Сам в неё девять лет отходил.

Михаил на это просто кивнул. Рядом со следователем мужчине всё-таки было спокойней, хотя он по-прежнему нервно оглядывался, осматривался. Про Машу-то сообщение получил ещё вечером — и то, как выяснилось, не от юного лейтенанта.

— Всё будет, — доверительно заявил тот. — Я помогу вам. Не бойтесь.

Снова молчаливый кивок.

***

Сам по себе школьный двор — опять же, ничего примечательного. Широкая площадка для линеек, чуть в отдалении — обелиск неизвестному солдату, букет гвоздик и тюльпанов, обёрнутый в ситцевую ткань.

И, конечно же, само здание — высокое и раскидистое: три этажа, три блока — внешний прямоугольник и два по бокам, как башни.

Главные двери приоткрыты, держались на подложенных к ним булыжниках. Как будто впускали в густой полумрак.

— Спокойно так, — заметил мужчина.

— А чего вы ожидали. Сейчас лето, здесь детей нет. Только одни уклейки.

— Уклейки? — переспросил Михаил.

— Ну, знаете, — хмыкнул Юрий, — сначала тиктоки смотрят, потом и нюхают.

— Так здесь же Сети нет.

— А у них свой, особый. Ковровый тикток. Для такого Интернета не надо.

— А что же вы их не ловите?

— Ну, как находим, так ловим. Идемте? — Юрий кивнул на приглашающий вход.

Мужчина встал в нерешительности.

Полутьма школьного холла отталкивала, как будто давила сгустившимся внутри мороком. Неужели Маша, его медвежонок, и правда сейчас где-то там, в стенах этого холодного одинокого здания?

— Вы же понимаете: всё будет, но никаких гарантий, — будто уловил его мысли следователь. — Сделаю всё, что смогу. И ничего не могу обещать.

— Но вы же…

— Информация о том, что ваша дочь где-то здесь — этому верить можно. А вот что за ней вчера «уже вышли» только повышает данную вероятность.

***

Двери сами собой не захлопнулись, воздух не стал сгущаться, из глубин коридора не слышалось чьих-то шагов.

— Никакого «разделимся», — отрезал Юрий, схватив горе-отца за плечо. — Идём вместе, вы держитесь рядом. А ещё… — замешкался, огляделся — и протянул собственную дубинку. — На всякий случай.

Михаил принял оружие, провёл им перед собой: тяжёлое и увесистое.

— А вы говорили, что в школе сейчас никого.

— Я говорил, что в школе сейчас нет детей.

— Справедливо, — тяжёлый вздох.

«Медвежонок, где же ты?.. Почему ты всегда так прячешься?..»

***

Дальнейший смотр тянулся не столько напряжённо, сколько в тягостной монотонности. Длинный первый этаж, череда классных комнат, ещё и не все открыты. Заглянуть, осмотреть, убедиться, что никого нет — и следующий, следующий, очередной класс.

Тоже самое касалось и собственно главного коридора, столовой, спортзала, концертного холла. Просто пустое, не столько заброшенное, сколько покинутое и хмурое, холодное здание, где одна тишина — и нет никаких людей.

Тщательно обойдя весь первый этаж, сам Михаил уже готов был заключить, что поиски именно здесь бессмысленны: он ведь звал свою дочь. Часто и много звал — и, учитывая, какое здесь эхо — находись Маша в школе, она его наверняка бы услышала.

Но Юрий отчего-то был твёрдо уверен: девочка где-то здесь. Добавил только, что — всё ещё, никаких гарантий.

Осталось ещё несколько комнат в регистрационном отделе — он находился дальше основной лестницы — и это единственный неосмотренный коридор первого этажа.

… И дверь в учительскую не то, что открыта — распахнута настежь. А ещё перевёрнуты столы, треснутый монитор, разбитая клавиатура, сваленные шкафы и кипы файлов, листов — но это то, что приметил Юрий.

Михаила же интересовал чёрненький башмачок, придавленный спинкой какого-то стула.

— А сколько «наших людей» за ней вышло, «не я» не уточнял?..

Мужчина только покрепче перехватил рукоять дубинки, резко мотнул головой.

Следователь кивнул, двинулся к лестничной клетке — и бедный отец молча пошёл за ним.

***

Михаил рванулся вперёд, перепрыгивая через ступени.

Рюкзак. Вот там, рядом с поручнями, уже на этаже, он увидел рюкзак.

… Вспоротый и разорванный, с раскрасками и фломастерами, клочьями ткани рюкзак Маши валялся на плитах, рядом у двери в коридор левого крыла.

Мужчина медленно подошёл к сваленной куче вещей — и просто стоял над ними, осматривал чуть ни тупым, отсутствующим взглядом.

Сначала башмачок в учительской. Теперь — вот, перед ним валялись все её вещи. Даже треснутый телефон. Теперь — совсем сломанный: экран вдребезги, корпус — надвое, много мелкого сора, обломков.

— Вы обещали её искать, — холодно бросил следователю.

— Я её и ищу, — отвечал тот ему в тон. — Вот прямо сейчас, вместе с вами. Если мы не смогли её обнаружить вчера — это не значит, что мы плохо работали. Это значит, что не смогли.

— Да что вы вообще можете! — вспылил Михаил.

Нет. С него хватит.

Лгут! Все вокруг только лгут. Никому на самом деле не хотелось, не было нужды помогать ему. Все стремились только запутать, осмеять, сбить с пути.

Мужчина с силой толкнул юного следователя — и тот пошатнулся, неловко оступился о край ступени. Схватился за поручень — и Михаил замахнулся, держа дубинку в обеих руках. Что было сил опустил её на спину младшего лейтенанта.

… Тело ответило характерным хрустом.

Ещё, и ещё удар. Опять и опять — разъярённый отец не жалел сил, и вся ярость, вся боль, всё отчаянье словно нашли выход в этой чёрной тугой дубинке, охотно направляли её на так удобно подставившуюся тушу.

***

Юрий… больше уже не стоял, только слышался стук козырька фуражки, что катилась и ударялась о каменные ступени.

… А Михаил просто сел рядом, всё ещё держал теперь чуть-чуть окровавленную дубину в руках. Руки мужчины дрожали, выпуская остатки прихлынувшего волнения — и теперь слабыми импульсами впивались, будто возвращались обратно по телу — и в само сознание.

Он только что убил человека, который хотел ему помочь. Молодого человека, подававшего надежды. Честного добропорядочного лейтенанта, который сам же пришёл к нему. Сам же вызвался вести его дело. А теперь лежал тут, в ногах. С изломленной спиной, вывихнутой шеей — и таким озадаченным, даже неодобряющим и хмурым взглядом.

Просто взял и сорвался. Опять, опять, опять.

«У тебя всегда просто несчастный случай, — вспомнил слова Наты. — Ты так и не изменился».

Разломленный надвое телефон.

Маша всё-таки прихватила его с собой. Всё-таки ослушалась… А помогло ли ей это?

Мужчина закрыл лицо руками, испустил тяжёлый вздох.

Вот теперь уже обратной дороги не было.

Надо бы осмотреть этаж.

***

Давящая темнота, но не от задёрнутых занавесок: окна в коридоре попросту затянуты тёмной лентой, и мужчине пришлось вернуться к покойному лейтенанту. Цинично снять с его тела и кобуру с пистолетом, и фонарик.

Теперь Михаил не только убийца, ещё и вор.

«И господин Здравствуйте со мной больше не поздоровается, и с милицией не по пути…».

Поджал губы, мотнул головой — отвлекался. Внимание сейчас необходимо прежде всего.

По тому, как валялся рюкзак, было ясно: третий этаж осматривать нет смысла — Маша бежала как раз оттуда. И то, как валялись вещи, как всё разбросано — нет, никаких сомнений: его дочь должна была находиться именно где-то здесь.

Именно в этом крыле, с заклеенными окнами и закрытыми классами, лишёнными номеров.

Маша любила прятки. Часто играла в них и со старшей сестрой — и с отцом особенно. От него она часто пряталась, тщательно и на пределе своих возможностей.

Кто мог гнаться за ней?

Опять таки, если судить по разрухе в учительской — это явно не один человек (и человек ли?) всё ещё, «наши люди», множественность. То, как разодраны, изувечены вещи — вот тут закрадывались жуткие мысли. Так могли рвать разве что острые когти, или клыки. Что-то, чего при обычных обстоятельствах у простых людей просто нет.

Насколько преследователи быстрые?

Третья, пятая, шестая… — Михаил игнорировал тянущиеся чередой однотипные двери. Ступал всё дальше и дальше. Уже не звал, в принципе старался не издавать шума.

Маша не глупая. Когда дело доходило до пряток, это очень, очень умная и смышлёная девочка. Она бы не стала выбирать какой-нибудь из тех кабинетов: слишком очевидно, слишком легко загнать себя в угол. Даже напротив, преследователи бы ожидали, что она будет прятаться в какой-нибудь из тех комнат. Потратили бы время.

Но ни одна дверь не выглядела, как будто её ломали — это притом, что учительская — там совсем нараспашку.

Значит, они следовали точно за ней.

***

Мужчину окружила глухая, вязкая тьма, где луч фонарика — всё больше слепил, отбрасывал на стены шальные тени.

Эта часть коридора отделялась от прочей толстой стеной, как бы холл в холле.

Совсем без окон. Давящий холод каменных плит. Скрип половиц от каждого нового шага.

Туалет для мальчиков.

Спрятаться под толчком? И провисеть на руках… Час, два, три?

«Нет, — мужчина отмёл эти мысли. — Маша уже давно оттуда бы вылезла».

Не заглядывал и в туалет для девочек — по той же причине.

Важно не только то, что его дочь где-то здесь пряталась. Куда важнее — она забралась в такое место, откуда ей, скорее всего, сложно вылезти.

Она не из тех, кто забьётся в самый дальний угол и будет прятаться, пока не придёт добрый взрослый, нет. В её духе — переждать — и самой искать помощи.

В конце коридора замаячил луч света. Именно как лучи солнца, пробивающиеся через окно.

Распахнутая дверь на пожарный выход, ступени вниз и ступени вверх. А рядом — ещё двери, два кабинета.

Сердце мужчины сжалось.

Он вдруг ясно представил: ночь, его девочка вот прямо здесь. Один башмачок обронила, подолы платья оборваны, разодран чулок. Она бежит вот по этому коридору — а за ней… Что за ней? Вряд ли что-то действительно быстрое: она вёрткая, ловкая — но взрослый с лёгкостью смог бы её догнать. Но что-то с когтями. Что-то такое, что надвигается. В меру неспешно, уверенно.

И вот Маша здесь, в тупике.

Темнота играет ей на руку, она хорошо находит себя в темноте. Три двери — и одна точно открыта, за ней же — ещё целых две дороги.

Если того… когтистого было несколько — они могли бы разделиться, потянуться и вниз и вверх.

Ответ пришёл сам собой: дверь по правую руку. Не центральная, именно боковая. Михаил ударил в неё плечом — и довольно выдохнул: заперта!

Осветил фонариком скважину — и да, да, да! Замочная скважина не пустовала.

Ключ торчал там, изнутри!

— Маша! — позвал отец, постучал. — Медвежонок! Открывай, это я! Твой папа пришёл за тобой!

Ответа не последовало — и Михаил постучал настойчивей, на сей раз — рукоятью дубины.

Скорее всего, девочка просто заснула. Откуда ей знать, когда преследователи ушли? Да, наверное — она тут до самого рассвета была. А они с Юрием… («Юрий», — Михаил зажмурился) пришли сюда ведь совсем по утру.

Мужчина снова постучал в дверь. Ударил сильнее.

Человека он смог убить. С простой дверью уж точно справится.

Достал пистолет. Ведь он никогда не стрелял… Да и не всё ли равно сейчас?

Склонил дуло на уровень замка, отошёл, отвернулся. Вжал голову в плечи…

И ничего не произошло. Курок просто не поддался. Конечно же не поддался: предохранитель. Чёртов предохранитель. Он как-то должен сниматься. Не с первого раза, и не сразу найденный — но всё-таки, да, его получилось снять.

Михаил сделал глубокий вдох — и отдача чуть не вывихнула ладони, а оружие с гулким стуком упало к ногам.

Зато дверь покачнулась, а на месте замка — рваное мясо обломков коры.

***

Кабинет залит ярким солнечным светом — и сперва мужчина зажмурился, дал глазам время отойти от пребывания во тьме.

Дальше всё просто: отец точно знал, что искать. Это не парты, не кафедра, не подсобка. Его интересовала стенка, где обычно прячут одежду. Вот та, как раз вдоль той самой стены у входа.

Спокойным шагом мужчина двинулся к общему шкафу. Совсем не удивился ни кучи сваленной самой разной обуви, курточек и пальто.

Он точно знал, где запряталась его дочь.

***

В тугой зимней шубе, Маша просто висела, закутавшись руками в длинные рукава, а босыми ногами — по сути стоя во внутренних карманах.

Это её любимый, особый трюк. Прятаться среди вороха всякой одежды. Сравнивать с одеждой саму себя.

Аккуратно и мягко Михаил снял шубу с плечиков, положил её на пол перед собой.

Маша любила прикидываться одеждой, а он, когда играл с ней — эту чужую одежду часто с неё снимал.

Как будто на одеяле, его дочь наконец перед ним. Подолы платья разорваны, от колготок — ну, условно что-то осталось. Совсем босая: второй башмачок где-то тоже успел затеряться.

Чёрные волосы совсем спутаны, скомканы, лицо измученное, всё в пыли.

Она спала, вроде бы даже спокойным сном, а отец — стоял перед ней на коленях.

Медвежонок просто обожал прятаться, а Большой Медведь — всегда радовался, когда её находил.

Смотреть дальше: сторона 2