ТО-ПОСЛЕСЛОВИЕ
sergey shishkinОПРЕДЕЛЕНИЕ КАК ЛОГИКО-СЕМИОТИЧЕСКАЯ И ОПЕРАЦИОНАЛЬНО-ПРАКСЕОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОЦЕДУРА (ПОСЛЕСЛОВИЕ)
На наших глазах в логике — этой очень древней области знания — происходят примечательные сдвиги.
Наука о законах и правилах рассуждений, приводящих к раскрытию либо обоснованию истин, в течение столетий носившая весьма отвлеченный, сугубо теоретический характер, далекий от непосредственной практики, оборачивается теперь лицом к «фактической» реальности: исследует не только идеализированные схемы научных рассуждений, но и стремится учесть подлинную сложность познавательных процессов, в которых в качестве помощников человеческого разума все большую роль начинают играть информационно-вычислительные машины.
Проблематика кибернетического моделирования интеллектуальных процессов и «искусственного интеллекта», задача разработки методов общения человека и ЭВМ делают логику «практической», «технической», даже «инженерной» наукой, поскольку вовлекают ее в программное обеспечение современных усилителей мыслительных возможностей человека.
Эти же факторы диктуют установление теснейших связей логики с семиотикой, причем не только с такими ее ветвями, как теория порождающих грамматик или формализованная семантика, но и с прагматикой — той частью науки о знаковых системах, в которой непосредственно учитывается «человеческий фактор». Не будет преувеличением сказать, что центром, вокруг которого группируется логическая проблематика, поставленная кибернетикой, является проблематика коммуникации, точнее интеллектуальной коммуникации, то есть коммуникации, происходящей при непременном участии и контроле со стороны логики — естественной логики, заложенной в мышлении, либо формализованной логики, коль скоро речь идет о создаваемых человеком информационных системах. Вопрос ставится следующим образом: раскрыть, как в общении разумных — более общо, информационных— систем функционирует логический аппарат (законы логики и правила логического вывода), какой характер он носит. Очевидно,что этот аппарат и его функционирование в процессах коммуникации далеки от того «логического рая», который конструируется в исчислениях математической логики: участники актов коммуникации — коммуниканты, субъекты логической деятельности, «агенты», употребляя выражение автора этой книги,очень часто оперируют объемно нечеткими понятиями, высказываниями с неуточненной мерой правдоподобия, запас грамматически правильных и осмысленных выражений у них может быть различен, состав используемых правил и законов логики может не совпадать, даже сами принципы логики, на которых основана их интеллектуальная деятельность, могут разниться.
сб. «Вычислительные машины и мышление»* М. , 1967;
Н. Н и л ь с о н. Искусственный интеллект. Методы поиска решений, М. , 1973;
Д ж. С л е й г л. Искусственный интеллект Подход на основе эвристического программирования, М. , 1973. © Издательство «Прогресс», 1977
Стремясь продвинуться вперед в анализе логико-коммуникативной проблематики, разные авторы предложили различные подходы.
Так, Л. А. Заде и следующие за ним специалисты, работающие в области «искусственного интеллекта», развивают идейную и аппаратную сторону логики расплывчатых понятий (теория расплывчатых множеств и расплывчатых алгоритмов, расплывчатая семантика)В. В. Налимовым разработаны контуры вероятностной модели языка, оказывающейся полезной в объяснении феномена понимания языковых выражений коммуникантами.
В работах Ю. А. Шрейдера был обоснован подход к уточнению идеи семантической (осмысленной) информации, основанной на понятии тезауруса — множества языковых выражений, обозначающих объекты, свойства объектов и отношения между объектами, с указанием смысловых связей между выражениями.
Этим автором было введено представление об операторе введения в рассмотрение, работа которого моделирует процесс обогащения знаний субъекта логической деятельности — носителя данного тезауруса в результате усвоения поступающих к нему сообщений.
Упомянутый круг идей и постановок вопросов может быть в известной степени объединен в единой логико-тезаурусной концепции интеллектуальной коммуникации, суть которой, грубо говоря, состоит в следующем.
Интеллектуальная коммуникация — со значительной мерой идеализации, конечно, — может рассматриваться как общение индивидуальных тезаурусов субъектов логической деятельности. Эти тезаурусы можно понимать как прикладные (с постоянными предикатами) многосортные (то есть имеющие предметные переменные стольких сортов, сколько различных предметных областей учитывается в данном тезаурусе) логики предикатов, надстроенные над некоторыми порождающими грамматиками (обеспечивающими генерирование грамматически правильно построенных выражений, то есть задающими «предло- гическую» часть данного тезауруса). С каждой такой предикатной логикой связан определенный аппарат (алгоритм) анализа -текстов, делающий возможным для субъекта логической деятельности «ассимиляцию» тех сообщений (текстов), которые к нему наступают. «Ассимиляция» эта осуществляется с помощью имеющихся в аппарате анализа операторов введения в рассмотрение Л. А. Заде. Основы нового подхода к анализу сложных систем и процессов принятия решений. В кн. : «Математика сегодня (Сборник переводных статей)», М. , 1974.
В. В, Налимов. Вероятностная модель языка. О соотношении естественных и искусственных языков. М. , 1974.
Ю. А. Ш р е й д е р. Об одной модели семантической информации. сПроблемы кибернетики», вып. 13, М. , 1965;
Ю. А. Шрейдер. О семантических аспектах теории информации. В кн,: «Информация и кибернетика», М. , 1967. новых предметов (предметов, информация о которых содержится в поступивших текстах) и формирования в тезаурусе новых понятий (также извлекаемых из анализируемых текстов). Поскольку тезаурус, рассматриваемый как прикладная логика предикатов, может содержать расплывчатые понятия, в нем должны быть заключены и правила расплывчатой логики (например, в духе построений Л.А. Заде), а вместе с аппаратом анализа должна функционировать некоторая методика установления характера расплывания («графика расплывчатости») тех понятий, которыми оперируют субъекты логической деятельности — партнеры носителя данного тезауруса в процессах коммуникации К В этой схеме интеллектуального общения естественное место занимают определения. На последние, с развиваемой точки зрения, можно смотреть как на процедуры построения текстов (фрагментов текстов) специфического вида, а именно, текстов, специально предназначенных отправителем сообщения для введения в тезаурус партнера (партнеров) по коммуникации новых терминов (элементарных имен либо дескрипций) и смыслов, новых понятий (предикатов). Интерес книги К. Попы как раз в том и состоит, что операция определения в ней рассматривается как средство расширения тезаурусов коммуникантов благодаря погружению их в сети коммуникации, охватывающие и других коммуникантов, также обладающих своими индивидуальными тезаурусами.
В книге, правда, не говорится о тезаурусах. Автор говорит об индивидуальных языках — идиолектах, но поскольку эти языки рассматриваются как включающие логику, ясно, что понятие «идиолекта», как оно фигурирует в данной книге, по сути совпадает с тем, что другие авторы называют тезаурусом коммуниканта: это индивидуальная логика субъекта логической деятельности. Главный акцент К. Попа делает на раскрытие того, как определения служат обогащению прикладных логик субъектов логической деятельности в процессе обмена сообщениями, как с их помощью происходит расширение идиолектов коммуникантов за счет введения в рассмотрение новых предметов, свойств и отношений. Рассматривая определение как процедуру (операцию), включенную в процесс коммуникации, охватывающий двух и более субъектов логической деятельности, К. Попа показывает, что суть се, в интеллектуально-коммуникативном плане, состоит в усвоении субъектом логической деятельности, который воспринимает определение, нового термина (имени, описательного выражения, понятия и т. п. ), либо — если термин уже имелся в тезаурусе данного субъекта логической деятельности — в приобретении более полного или точного его значения, либо в изменении этого значения. Такой подход требует дифференцировки субъектов логической деятельности с точки зрения лх роли з коммуникативно- определительном процессе: необходимо различать коммуниканта, который в данном акте общения строит (генерирует, предлагает) 1 См. : Б. В. Би-р-юков.
Кибернетика и методология науки, М. , 1974, гл. 3;
Б. В. Бирюков. Язык, логика и интеллектуальная коммуникация. Предисловие редактора в кн. :
В. В. Налимов. Вероятностная модель языка, М. , 1974. 227 Определение, и коммуниканта (коммуникантов), который определение воспринимает.
Поскольку для субъекта логической деятельности, воспринимающего определение, последнее служит средством расширения (обогащения) его идиолекта, на коммуниканта — восприемника определения можно смотреть как на обучаемого; лицо, генерирующее определение, в этом случае выступает в качестве обучающего.
Интеллектуальная коммуникация, которую трудно себе представить без определений, оказывается, таким образом, одновременно и процессом обучения х. Логико-тезаурусное «препарирование» коммуникативно-дидактического процесса требует, однако, выхода за узкие рамки индивидуальных тезаурусов. Требуется привлечение тезаурусов «социализированных». Здесь можно опереться на имеющийся понятийный аппарат. В семиотике, информатике и документалистике понятие тезауруса подвергается дифференциации и обобщению. Индивидуальный тезаурус — тезаурус отдельного субъекта логической деятельности — расчленяется на тезаурус индивида в некоторый временной момент и тезаурус индивида безотносительно к моменту или интервалу времени; вводится представление о тезаурусе автора документа или документов как личности или коллектива, их создавших; о тезаурусе потребителя (в частности, коллективного) данной информации; о тезаурусах, заключенных в отдельном документе, множестве документов, документном потоке или информационном фонде, и т. д. Исследуются отношения между тезаурусами: автора документа и его потребителя, документа (документов) и автора, потребителя информации и информационного потока или фонда, и т. п. Предпринимаются попытки эксплицировать в терминах тезаурусов понятие информативности документа, сообщения 2. В данной книге внимание обращено главным образом на два (в определенном смысле крайних) вида тезаурусов: на тезаурус индивида (причем взятого в некоторый фиксированный момент или интервал времени — то, что иначе называют нуртезаурусом), или идиолект, и «универсальный» тезаурус, каковым является любой естественный — общественный, социальный — язык с его естественно-исторически сложившейся логикой. При этом социальный язык трактуется как семья идиолектов, между множествами выражений (и правил) которых в общем случае имеют место отношения пересечения и конвенции которых согласуются друг с другом или частично совпадают.
Понятие социального языка как некоего объемлющего тезауруса, представляющего собой максимально широкое лингвистическое образование — своего рода объединение-пересечение и тезаурусов индивидов, и тезаурусов человеческих коллективов, и тезаурусов информационных фондов, и тезаурусов отдельных наук — является, как нам представляется, весьма плодотворным 1 Совместное рассмотрение интеллектуальной коммуникации и обучения в логико-тезаурусных терминах было предпринято в работе: «Управление. Информация.
Интеллект» под ред. А. И. Берга [и др. ], М. , 1976. стр 86 и далее. 2
Г. Г, Воробьев, Документ, Информационный анализ, М« 1973. 228 6 методологическом отношении.
Во всяком случае, именно в рамках такого подхода проясняется социально-гносеологическая роль определений: посредством них «отдельный познающий субъект имеет возможность воспользоваться информацией, добытой, проверенной и объективированной человечеством в процессе ее практического применения, в ходе исторического развития познания» (стр. 181 настоящего издания).
Возникает, однако, вопрос о более конкретной картине определительных процедур в коммуникативно-дидактическом процессе. Отвечая на него в главе второй (см. особенно § 4, носящий название «Семиотическая интерпретация акта определения»), автор показывает, что в обычное подразделение определений на виды (номинальные, реальные, семантические и т. п. ), проводимое в логико-семантической литературе, можно внести новый (и достаточно убедительный) смысл, если на акт определения взглянуть под углом зрения того нового, что несет данное определение для субъекта логической деятельности, его воспринимающего. Такой взгляд обнаруживает, ч,то, например, номинальное определение служит введению в тезаурус получателя — обучаемого нового имени, смысл которого может быть понят (реконструирован) обучаемым из определения потому, что необходимые элементы этогог смысла содержатся в его тезаурусе.
Семантическое определение Выполняет иную коммуникативно-дидактическую функцию: оно строит для восприемника текста определения смысл некоторого термина, причем такого термина, который имеется в тезаурусе обучаемого. Если цель определения состоит в том, чтобы указать обучаемому иа возможность взаимозамены определяемого и определяющего в тех контекстах языка, где они могут появиться, то определение играет чисто синтаксическую роль (как это бывает в исчислениях) и его можно назвать синтаксическим.
В отличие от привычного подхода логики, при котором считается, что вопрос о принадлежности определения к тому или иному виду определений решается, исходя из текста определения (включая, быть может, учет контекста этого текста), в данной книге классификация определений четко связывается с коммуникативно-дидактической ситуацией, с характером тезаурусов (идиолектов) обучающего и обучаемого, с теми логико-лингвистическими целями, которые они ставят в интеллектуальной коммуникации. Это — семиотическое, а не чисто логическое (или даже не только логико-семантическое) истолкование процедур определения. Но определение, как это очевидно, касается не только двух «агентов» — предлагающего определение и воспринимающего его. Определение обычно функционирует в рамках некоторого объемлющего, расширенного (по сравнению с идиолектами коммуникантов) языка, даже иерархии языков, иерархии, на вершине которой, можно считать, всегда находится некоторый естественный, разговорный, социальный язык — это самое универсальное средство человеческого общения. И определения могут разниться в зависимости от той роли, которую они играют по отношению к расширенному языку: по тому, какие изменения (мутации, как говорит автор книги) смыслов выражений объемлющего (особенно, социального) языка они вызывают, какие новые термины в язык они вводят. В книге показано, что в данном плане есте- 229 ственно различать: определения, которые фиксируют отношения синонимии между; выражениями, имеющимися в объемлющем языке; определения, которые уточняют либо видоизменяют сложившийся ранее смысл выражений социального языка; и определения, строящие принципиально новые смыслы для терминов, которые уже функционируют в языке, но в другом значении, либо вводящие совсем новый термин с новым смыслом.
Так возникает описанное автором различие регистрирующих (резюмирующих), уточняющих (разграничительных) и постулятивных (переквалифицирующих, стипулятивных) определений. Если вернуться к логико-тезаурусной схеме интеллектуальной коммуникации, с которой мы начали эту статью, то следует признать, что в связанных с тезаурусами коммуникантов аппаратах анализа текстов надлежит допустить наличие механизмов опознавания вида определения, поскольку от того, к какому виду принадлежит данное определение, зависит работа операторов введения в рассмотрение новых терминов и понятий. Если субъект логической деятельности s2 воспринял от субъекта логической деятельности S\ — своего партнера по коммуникации — определение а = л/ф(Рь Р2, ... , Рп)1, то Si должен, проанализировав текст определения, решить, каково данное определение, скажем, номинальное оно или семантическое, ибо от этого будет зависеть, какой новый лингво-семантический объект — элементарный термин 6 или раскрывающее его смысл сложное выражение <р(Рь . •. # ... , ап)—подлежит введению в идиолект коммуниканта $2. Очерченный выше подход обусловливает соответствующий поворот всех проблем, касающихся определений. Так, например, трансформацию претерпевает известная логическая проблема соотношения элементарных имен и синонимичных с ними описательных выражений (дескрипций). Большинство видов определений (мы не говорим здесь о таких определениях, как остенсивные, речь о* которых впереди) констатируют внутриязыковую синонимию имени и дескрипции, однако коммуникативный подход обнаруживает, что агент, предлагающий определение, и агент, его воспринимающий, находятся в различных отношениях к синонимичным частям определений. Изложенное свидетельствует, что исходный тезис автора, гласящий, что достаточно развитую теорию определений можно разработать лишь в рамках семиотики, вполне убедителен.
Изучая определения, надлежит учитывать не только их синтаксический аспект и синтаксическую функцию в языке, и не только семантические отношения, одни из которых предполагаются определением, а другие им порождаются, но и отношение между определением (и его элементами) и использующими определение личностями или коллективами личностей. Это последнее отношение изучается в той части семиотики, которая наименее разработана — и вместе с тем наиболее важна для коммуникативной проблематики, -—в прагматике. Семиотическая прагматика тесно связана с психологическим (и социально-психологическим) изучением поведения человека и социальных групп, с исследованием человеческой деятельности, с операциональным подходом к анализу некоторых важных сторон познания и т. п. Здесь мы пользуемся обозначениями автора данной книги. 230 Автор книги стремится в полной мере учесть прагматический аспект определений. Он подчеркивает, что первая функция определений — практически-операциональная. Систематически изучая риды определений, в которых прагматический аспект является ведущим,— остенсивные и операциональные определения (главы третья и четвертая), — он указывает на то, что остенсивные и операциональные приемы установления смыслов выражений и введения новых выражений необходимы для познания и коммуникации, что они лежат в основе первоначального понимания человеком знаков: «символическая функция» базируется, в последнем счете, на операционально-практической и биологически-поведенческой ориентации.
Отмечая праксеологически-«бихевиористский» фундамент определений как познавательно-коммуникативных процедур, автор вместе с тем далек от недооценки ведущего — социально-гносеологического— аспекта определительного процесса. В книге явно указывается на то, что хотя первоначальные определения почти всегда формулируются отдельным субъектом логической деятельности, они обычно используются многими индивидами.
Раскрывая в последней главе книги роль определений в познании и обучении, К. Попа верно пишет, что определения играют роль инструментов, применяемых для различения и выделения классов материальных и идеальных объектов, для формирования смыслов и значений, придаваемых выражениям языка. «Определения раскрывают интерсубъективное значение терминов, характеризуют их объективное содержание...
Можно сказать, что определения делают наши знания общедоступными, детерминируют основные значения, в которых мы используем термины языка, дают возможность образовывать в умах различных познающих субъектов одни и те же понятия» (стр. 200—201). Отстаиваемый автором коммуникативный семиотико-праксео- логический подход к определениям находит конкретизацию в анаг лизе остенсивных и операциональных процедур.
В главе, посвященной овтенсивным определениям, интересны соображения К. Попы относительно условий и фаз их формирования.
Однако одно замечание напрашивается само собой. Автор не причисляет остенсивные определения к собственно определениям — определениям дискурсивным. «Остенсивные определения,— пишет он,— не относятся к логике, ибо процесс их введения не включает формальное, синтаксическое отношение между определяемым термином а и другим выражением: ...
В них просто нет определяющего. Указываемый предмет —это не выражение, определяющее имя а, а его денотат».
В книге остенсивные определения трактуются как некие «протоопределения».