«Рубеж» | 13

Неофициальная сборка доступных глав проекта. Это вторая книга Александра. Первая книга уже доступна в продаже на Amazon, ЛитРес или в Bookmate по подписке.

VK | Telegram

_________________

ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА

СОДЕРЖАНИЕ

_________________

После ухода Чарльза лидер правых закрылся в своем кабинете и предупредил секретаря, чтобы его не беспокоили в ближайшие несколько часов.

Эдвард достал из стола увесистый том в переплете из мягкой кожи, антикварную перьевую ручку и чернильницу. Самое время немного отдохнуть. Он открыл книгу – предмет маленькой личной гордости – на последней записи, подготовил ручку к работе, выровнял ладонью пустой лист и опустил перо на бумагу.

Раньше, перед тем, как начать свои записи, Эдварду приходилось разминаться на черновиках, но последние пару лет его навык в искусстве каллиграфии достиг тех высот, когда он мог приступить к работе сразу же, как только брал перо в руку.

«День выдался насыщенным на события…»

Медленно, но верно страница заполнялась идеальными, будто машинописными буквами. Особое внимание Эдвард уделял оформлению красных строк – для этого у него было отдельное перо с красными же чернилами.

Линия, линия, завиток, следующая буква. В эти моменты Эдвард чувствовал себя монахом, возвращался на пятнадцать веков назад, в полумрак монастырской библиотеки, где он и его братья вручную переписывали книги, распространяли знание. Линия за линией, буква за буквой, слово за словом, его день стройно выкладывался на страницы дневника, идеальный в своем физическом исполнении, но менее примечательный с точки зрения содержания.

Это было неважно. О его увлечении догадывалась лишь незначительная горстка людей, а что он записывал и вовсе никто никогда не видел. Эдвард старался фиксировать не только события рядовых дней, а вести некую летопись своей жизни. Иногда он неделями не касался пером бумаги дневника, ограничиваясь лишь текущей практикой на черновиках, дабы не терять навык. Значительные отрезки текста, даже, если подумать, целые главы, он отводил собственным размышлениям, важным партийным событиям или просто наблюдениям. Чуть реже – упоминал семью, но, как казалось самому Эдварду, именно эти его строки были наиболее искренними.

Он, как и любой политик, был по природе двуличен: у него была семья, дети, но в тоже время на самом деле он был женат на своей партии и ее идеях. «Достоинство» было его изначальным домом, первой семьей – вторую, по сути, создал он уже сам. И это давление, между долгом перед делом и долгом перед настоящими родными иногда разрывал его на части. Все связанные с этим тревоги он выплескивал на страницы своего дневника, медленно, но твердо выводя букву за буквой.

Почему он достал дневник именно сегодня? Это был важный день для партии, он должен был зафиксировать свои мысли, немного расслабиться и все обдумать. Удивительно, на такое кропотливое занятие, требующее высокой концентрации от рядового человека, наоборот, высвобождало разум Эдварда, сбрасывало с него оковы. Пока его глаза следили за тем, как рука выводит очередное слово или рисует первую букву красной строки, мыслями он был далеко за пределами кабинета.

Можно ли было сравнить это со спиритическими практиками, о которых он читал? С опытом, когда душа, покидая тело, совершала кругосветное путешествие буквально в минуты и возвращалась в свое вместилище обновленной, с новым знанием? Может быть, но Эдвард сравнивал это состояние с некой медитацией. И пока прочим для расширения сознания приходилось прибегать к различным веществам и ухищрениям, ему, Эдварду Лонгу, было достаточно коснуться кончиком пера листа бумаги. С этого момента он был свободен.

Узнал о каллиграфии Эдвард почти случайно. Давным-давно, когда он еще взбирался на вершину горы партийной власти, он обратил внимание, что каждый ищет себе какое-нибудь занятие по душе. Кто-то коллекционировал табак или бутылки с дорогим алкоголем, кто-то – проводил время на просторах виртуальной реальности, его босс увлекался ремонтом старых механических часов. Однажды небрежно брошенное замечание, что руки Эдварда способны лишь сжимать кастет и дробить кости, лишь укрепило его в мысли, что и ему нужно некое созидательное увлечение.

К механике Лонг всегда был прохладен, как и к виртуальным развлечениям. Но однажды, увидев неведомо как сохранившийся в смутные времена обрывок Библии, вручную переписанный неизвестным монахом, Эдвард загорелся идеей освоить именно это искусство – искусство каллиграфии. Бесполезное в современном мире, но такое кропотливое и утонченное. Вместе с новым увлечением он обзавелся и соответствующей атрибутикой: ручками, перьями, на заказ выполненной бумагой по старым технологиям. И вот уже солидное количество лет он запирался на несколько часов в своем кабинете (а иногда и на целый рабочий день), чтобы предаться своему увлечению и немного отдохнуть от дел насущных.

Эдварда тревожило происходящее на улицах города. Эти нападения, исчезнувшее со складов оружие, чрезмерное внимание вроде и карманных, прикормленных, но все же властей страны. Сегодня его тревоги отражались в чуть более сильном нажиме и резких очертаниях букв «Г» и «Х».

Кто-то, будто осьминог, охватывал своими властными щупальцами всю планету, сжимал маленький голубой шарик с чудовищной силой, сметая все на своем пути. Пока эти разрушения были незаметны, но Эдвард загривком чувствовал опасность: скоро по поверхности шара пойдут трещины и тогда они все вступят в открытое противостояние. Группа компаний HyperColonic, ряд правительств, «Достоинство», выступят против всего мира разом.

У него были догадки, кто стоит за всей этой возней и к чему она идет. Первое: очернить партию и HyperColonic. Второе: сорвать запуск «Харриса». Третье: устроить передел сфер влияния. Правые слишком сильно подняли голову, подобных националистических настроений мир не видел последние лет четыреста пятьдесят-пятьсот. Глобализация, мультикультуризм, терпимость сталкивались лбами с фундаменталистами с одной стороны и изоляционистами с другой. Эдвард не причислял себя ни к тем, ни к другим, он придерживался весьма умеренной позиции, что исторически сложившиеся анклавы и границы сфер обитания разных наций не должны нарушаться. Он не был горд тем, что являлся потомком убийц и воров, в противовес тому же Ренненкампфу, чья генеалогия, по всей видимости, восходила еще к галльским племенам, но он не был готов делить этот регион с пришельцами.

«Достоинство» состояло из трудолюбивых людей. Не всегда законопослушных, но трудолюбивых. В последнюю волну чистки рядов они окончательно избавились от чрезмерных радикалов и четко обозначили линию партии. Но ненависть не исчезла.

Ненависть к нахлебникам, ворам, грабителям. Ненависть к отбросам, берущим начало из мигрантских диаспор, клокотала в груди Лонга. Он ненавидел это отребье всем сердцем и душой, ненавидел так, как только может ненавидеть человек.

Миссия «Харриса» разрешала большинство его этических проблем. Какая разница, кто полетит к далекой звезде для продолжения человеческого рода? Все они были достойны, а в случае «Харриса» — еще и выполняли важную миссию первопроходцев, тех, кто протопчет тропу к Атланту-4 или, если он будет непригоден для жизни – к более отдаленным мирам.

— Мистер Лонг, — голос секретаря звучал откуда-то сверху, где были установлены панорамные динамики, — важные новости.

— Не сейчас, Эби, — рука Эдварда чуть не дрогнула, но ему удалось спасти лист в последний момент. – Я же сказал, не беспокоить.

— Это касается Тревора Уорда, вы велели оповещать вас в любое время…

— Что такое?

— Он в больнице, сэр. — Голос секретаря дрогнул. – Пулевое ранение в голову.

**

Первое же стояние на перекрестке заставило Лилиан воспользоваться личным кодом агента ОВР, который давал их транспортному средству повышенный приоритет. Конечно, автоматизация позволяла большинству автомобилей даже не притормаживать, но когда трафик усиливался, то полных остановок было не избежать. Сейчас же она и Тревор неслись на скорости более трехсот километров в час по дорогам столичного пригорода. На подъездах к центру их скорость уменьшилась, но незначительно. Через десять минут они должны были ступить на тротуар площади у подножья башни HyperColonic.

«Проклятая корпорация», — подумала Лилиан. – «С ней определенно что-то не так. Не может все сводиться к этой треклятой площади».

— Ты нервничаешь, — подал голос Тревор.

— Ничуть.

— Ты стучишь ногой, успокойся.

— Не учи меня! – Лилиан ответила чуть более резко, чем следовало.

— Ты думаешь, мы застанем там Мэри? – Тревор говорил отрешенно, даже более отрешенно, чем следовало.

— Не знаю.

— Ты же не оповестила спецподразделения?

— В этом нет необходимости.

Большую часть пути они провели в молчании. Лилиан всем своим видом осуждала методы Тревора, а он не вступал с ней в полемику. Какая разница, какими способами они добывают информацию, если она идет во благо?

Тревор понимал, что его философия свидетельствовала о том, что он уже ступил на скользкий путь продажного копа, давным-давно начал свое слияние с криминальным миром. Конечно, это были не цветные диаспоры, которые занимались работорговлей и продажей наркотиков, но и в дружбе с нацистами было мало чести.

Тревору было плевать.

Он много лет знал Эдварда, они не раз вытаскивали друг друга из безвыходных ситуаций и старый коп доверял этому щеглу в тройке, который полтора десятилетия назад крошил черепа своими кастетами.

Эдвард никогда не оставлял зацепок, которые бы позволили казнить его или его соратников, а Тревор и еще несколько копов упрямо закрывали глаза на его действия в обмен на информацию. Взаимовыгодное сотрудничество. Симбиоз преступности и исполнительной власти.

Возможно Эдвард был причиной того, что Тревор сел на стакан, но будь он проклят, если нацист сам не прикладывался к бутылке. Тревора успокаивали мысли о том, что Эдварда терзает совесть. Пусть и немного, пусть и чуть-чуть, робкой мышью эта его совесть скреблась на задворках сознания. Тревор считал, что в этом случае их «обмен» был честным.

— Одна минута, — Лилиан сверилась с картой на панели управления машиной. – Ты готов? Что мы ищем?

Тревор проверил пистолет в кобуре.

— Готов.

Лилиан проследила за движением рук коллеги и также проверила свое оружие, параллельно активируя персональный жилет.

— Включи броню.

— Я без нее.

— Ты чокнутый?

— Нет, слишком старый.

Лилиан внимательно посмотрела на Тревора. Прямо сейчас полицейский жилет наползал на ее шею и голову, закрывая жизненно важные органы. Конечно, от ранения в бедро и повреждения артерии он не спасет, но синяк на шее лучше сквозного ранения.

— Может, посидишь в машине?

— И что? Ты в курсе, что там целая толпа? – Тревор поднял рукава плаща, расстегнул рубашку и коснулся браслетов на предплечьях. – Такое у тебя есть?

На глазах Лилиан руки Тревора покрылись частичным экзоскелетом, «рукава» которого сцепились воедино на спине полицейского. Эти устройства использовались агентами под прикрытием и некоторыми патрульными. Заряда хватало минут на пятнадцать или два-три полноценных удара, но в этих «рукавах» человек мог пробить кулаком бетонную стену или отбросить противника на десяток метров, переломав при этом половину костей. Лишь бы выдержали ноги и поясница.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Тревор. – На мне пояс, не волнуйся, разогнусь поутру.

Машина стала сбрасывать скорость. Через десять секунд их ноги коснуться асфальта площади.

— Я пойду первым, — Сказал Тревор. – В этих малышах особо не постреляешь.

Он поднял перед собой руки, закованные в боевые рукава.

— Это плохая идея, Тревор.

— А учитывая, что мы собираемся выдернуть из толпы главную активистку, мне кажется – в самый раз, — ответил Тревор.

В этот момент машина окончательно остановилась. Лилиан выскользнула из салона, а следом за ней проследовал и Тревор.

Пикет был на своем месте – в самом центре площади.

— Нет времени, — ответил Тревор, — пойдет напролом.

— Я бы зашла со спины, — парировала Лилиан.

— Доверься мне.

Тревор уверенно зашагал прямо к «зеленым», которые размахивали плакатами и скандировали очередную кричалку.

Тревор врезался в толпу, будто ледокол.

— Э, мужик! – Один из «зеленых» попытался возмутиться, но Тревор лишь отмахнулся от парня.

Тревору было все равно. Он уже видел Мэри – где-то там, за стеной из человечких тел, стояла его зацепка, та, кто поможет ему распутать этот клубок из предательств и убийц. Он стал активнее пробиваться через толпу, из-за чего Лилиан в какой-то момент отстала.

— Уорд! – Крикнула женщина. – Тревор!

Он не обращал внимания. Будто бультерьер, он видел цель и был готов вцепиться и не отпускать.

В этот момент Тревор увидел какое-то аномальное движение. Толпа всколыхнулась, но не в приступе очередного экстаза от лозунга, а опасливо, трусливо. Мэри Аллен была буквально в нескольких метрах. Молодая, слегка бледная, кричащая в усилитель очередной слоган «зеленых».

Первый выстрел проглотил гул толпы. Второй прозвучал уже более явно. Почти все участники пикета в едином порыве пригнулись, что позволило Тревору сделать последний рывок к Аллен, которая все так же пламенно вещала свои речи. Он прыгнул на девушку, сбивая ее с ног, в надежде, что Лилиан его прикроет. Уже в полете Тревор краем глаза увидел еще одного стрелка с поднятым в руке пистолетом. Мужчина. Средних лет. Выбритая голова и абсолютно пустой взгляд, в тоже время полный фанатичной решимости. Выстрел.

Тревора накрыла тьма.

_________________

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА