Посторонний, или Взгляд извне, часть 2
Грицхальд<Предыдущая часть
— Остроумно, — заметил я, делая глоток уже из третьей по счёту кружки чая. — То есть ты сам теперь толком ничего не знаешь о своей родине и своей цивилизации. Поздравляю.
Хорошо всё-таки, что сейчас у нашей фирмы мёртвый сезон и работы практически нет.
Ничто не мешает обсуждать с коллегой дела инопланетные.
— Почему? — Олег, кажется, даже немного обиделся. — Знаю. Причём даже не меньше, чем среднестатистический землянин о земном обществе. Ведь далеко не каждый из вас знает, как действует электричество, каким конкретно способом изготавливается порох, как мелировать бумагу, как осуществляется защита демократических выборов от фальсификации, по какому принципу работает двухпалатный парламент — и так далее. Просто у нас считается нормальным иметь несколько более полные и точные сведения о своей цивилизации — и вот как раз этих-то полных и точных сведений я сейчас временно лишён.
— В интересах конспирации, — саркастически вставил я.
— В интересах. — Олег безропотно склонил голову.
— Что ж, перефразируя Оруэлла, ты отлично знаешь, «ЗАЧЕМ». Знаешь даже «ЧТО». Ты только не знаешь, «КАК».
— Конкретика огнеопасна.
— Стирать рецепт изготовления пороха из памяти миссионера перед засылкой в Африку — чтобы тот помнил о его существовании и мог в случае чего припугнуть дикарей мощью оружия белых, но не мог даже нечаянно научить дикарей создавать это оружие, — мысль недюжинная и уж точно оригинальная.
— Если бы только порох, — поморщился Олег. — Ещё и местонахождение Евразии, секреты анатомии белого человека и его генеалогическое древо.
Ему явно была неприятна эта тема.
— Что же тебя смущает в наших дикарских поверьях и ритуалах, о многомудрый вестник иных миров? — вопросил я. — Смущает то, что взрослые люди могут вполне серьёзно верить в наличие незримого сверхсущества?
Олег снова поморщился.
— Гипотеза существования богов сама по себе вполне логична. Мысленно начертив шкалу, низшее положение на которой условно занимает амёба, а высшее — ты сам, логично с точки зрения теории вероятности предположить, что тебе известна не вся шкала и что существуют более высокие её отрезки.
— Логично?
Я даже на миг задержал кружку чая у губ.
— Логично, — подтвердил Олег. — Что нелогично — с учётом известного нам эгоизма и изоляционизма всех биологических видов — так это полагать, что гипотетическим богам может быть существенное дело до менее развитых созданий.
Я задумчиво поболтал в чае ложечкой.
— Тоже логично. Религии, утверждающие иное, должны были исчезнуть ввиду отсутствия человеческого интереса к ним.
— Не менее логично, — заметил Олег, — что из всего числа возможных существующих богов запомниться человечеству могли лишь проявляющие к нему какой-либо интерес. О реально существующих богах мы говорим или о посвящённых им религиях — расстановка не меняется.
— А бритва Оккама?
Олег немного помолчал.
— На вашей планете существует определённый класс явлений, — наконец произнёс он, не отводя взгляд от пола, — которые слабо укладываются в модель мира, как будто рисуемую принципом экономии допущений или «бритвой Оккама».
— Например?
— Частично я перечислил их выше, говоря об отличиях нашей культуры от вашей. Существование религий или мистицизма. Существование некоторых странных и слабо объяснимых психических заболеваний. Существование — или вера в существование — странных феноменов вроде НЛО, полтергейстов или упомянутой выше мистики.
Я чуть прищурился.
— То есть, ты хочешь сказать, НЛО...
Под полным безграничной иронии взглядом Олега я осёкся.
— Нет. — Инопланетянин медленно покачал головой. — Это совершенно определённо не мы. Также весьма маловероятно, что под видом НЛО выступает некая третья галактическая раса. Проанализировав и обобщив весь ворох накопленной вами информации и фальсификаций относительно НЛО, я пришёл к выводу, что едва ли способен представить себе ведущую себя подобным образом разумную цивилизацию. Ввиду сходства поведения НЛО с особенностями поведения сумеречных частей человеческой психики и описанных в фольклоре обитателей потусторонних краёв более резонно предполагать, что НЛО — специфически земной феномен.
— Что же это тогда? — пожелал знать я. — Осколки древней цивилизации атлантов? Тайная цивилизация дельфинов на океаническом дне? Нацисты, доэкспериментировавшиеся с антигравитацией и улетевшие от советских танков в центр Земли?
Олег чуть качнул головой из стороны в сторону.
— Не знаю.
Прежде чем я успел произнести хоть что-то саркастическое или язвительное, он добавил:
— Разбирать феномен НЛО в отрыве от иных специфических земных феноменов не имеет смысла. Именно этим страдает большинство ваших аномалистических или тайноведческих исследований — вы пытаетесь рассматривать по отдельности разные части единой проблемы, не замечая явного сродства между ними. При том, что зафиксированные землянами встречи с НЛО, существование религий, вера в магию и возможное её действие, человеческие сновидения, странные психические симптомы — всё перечисленное явно имеет один корень.
— Стоит ли смешивать всё в одном стакане?
Держа кружку с чаем, я нахмурился.
— Существование религий, к примеру, вроде бы косвенно объяснил ещё Докинз. Или не Докинз? — я точно не помню, кто. Сводится всё по большому счёту к иерархическому инстинкту. Предводитель иерархии, доминант, выдумывает несуществующего супердоминанта, который бы незримо контролировал племя во время отсутствия доминанта, или что-то вроде того.
— Ты сам-то в это веришь? — Олег усмехнулся одними губами. — Всё-таки мне трудно объяснить тебе, насколько странной выглядит ваша культура для нашей. Ваш иррационализм — или нечто, лишь выглядящее со стороны иррационализмом? — является частью вашей плоти и крови. Вам кажется естественным, что первобытный человек мог предположить за рокотом грозы существование бога грома, в то время как для существа рационального — и дело тут не в уровне знаний! — сам логический маршрут такого рассуждения представляется совершенно непонятным.
— Разве ваше общество не проходило в своём развитии этапы веры в различные заблуждения? — пожелал знать я. — Мне казалось, что это вполне естественно для развивающейся цивилизации.
— Проходило, — склонил голову Олег. — Но не столь сложные.
— То есть?
— Например, нам также было свойственно заблуждаться по вопросам вращения небесных тел, — терпеливо, словно ребёнку, объяснил Олег. — Нам также было свойственно выдвигать ошибочные гипотезы относительно свойств материи и предполагать простое в сложном. Существование же ваших мистических концепций демонстрирует склонность вашего разума предполагать сложнейшее в простом.
Олег описал рукой пируэт в воздухе.
— А вера в магию? Невероятно систематичная, детально разработанная, со множеством ритуалов и методов?
— Концепции, выдумываемые сумасшедшими, обычно тоже весьма детальны и систематичны.
— Верно, — кивнул Олег. — Правда, само по себе это не даёт полного объяснения ситуации, а лишь переводит стрелки в сторону изучения загадок вашей психики. Почему психика человека так склонна рождать фантазмы? При изучении пласта феноменов вашей цивилизации у исследователя возникает соблазн счесть большую часть этих феноменов чисто психическими, существующими лишь в воображении и восприятии, но тогда он становится неумолимо вынужден прийти к выводу о психическом заболевании большей части человеческой расы.
Он поджал губы.
— Вместе с тем альтернативный вариант трактовки косвенно наблюдаемых на Земле феноменов — например, допущение, что так называемая магия обладает реальной силой воздействия, — порождает целый ряд вопросов не меньшей силы. Почему данное явление ускользает от глаз планетарной научной ортодоксии?
— Им лень возиться с гипотезами? — шутя предположил я.
— Это так же странно, как если бы кому-то удалось утаить существование гравитации.
Помолчав, Олег добавил:
— Наблюдаемые или якобы наблюдаемые землянами явления рисуют нам две полярно противоположные картины мира. В рамках первой картины мира присутствуют паранормальные явления и некая упорядочивающая их сила, следящая за тем, чтобы ни одно паранормальное явление не попало в ракурс достаточно плотного рассмотрения достаточно большого количества представителей научной ортодоксии. В рамках второй картины мира паранормальных явлений не существует, но большая часть человечества страдает галлюцинозом, навязчивыми идеями и бредообразно-сумеречными состояниями сознания. Причём данные феномены человеческой психики сами по себе ненамного более объяснимы, чем упомянутые выше паранормальные явления.
Он кашлянул:
— Взять хотя бы странный механизм вашего разума, рождающий так называемые сновидения.
— Ради небес, они-то тут при чём?
— Неясно, почему хаотично рождаемые мозгом во время отдыха импульсы впоследствии стремятся через сам же мозг обрести сложную и упорядоченную интерпретацию — причём упорядоченную лишь частично, что рождает впоследствии ощущение абсурда. Неясно происхождение заболеваний, при которых у человека в голове может поселиться голос, убеждающий его в необходимости совершения тех или иных поступков, зачастую противоречащих собственным интересам человека — причём противоречащих на всех уровнях, от ближней до дальней перспективы, так что не всегда это Тайлер Дёрден. Получается, если следовать классическим трактовкам земной психиатрии, что часть мозга человека самоорганизуется и начинает действовать против него самого, хотя, казалось бы, её интересы должны совпадать с интересами носителя?
— Почему бы и нет? — пожал я плечами.
Олег смотрел в стену.
— Не будучи, в отличие от землян, связан авторитетом вашей академической науки, — без всякого выражения произнёс он, — я бы предположил, что более убедительным объяснением существования такого рода симптомов является мистическая демонология, чем научная психиатрия.
— Существование невидимого паразита? — Я хмыкнул. — Ну а паразиту-то зачем склонять носителя к вредящим ему действиям?
— Польза может быть косвенной. Например, один из видов микроба начинает своё существование в организме муравья, а завершает в организме коровы. Чтобы попасть в последний, он вынуждает муравья к суицидальному залезанию на вершину травинки, тем самым повышая вероятность для муравья быть съеденным коровой.
— Жёстко, — заметил я.
Олег взглянул на меня.
— Собственно говоря, многим представителям вида homo sapiens также свойственно несколько суицидальное поведение, причём это выступает не в виде единичных актов, как у муравья, а в виде единой системы. Экстремальные виды спорта или секса, борьба с планомерно поднимающимися препятствиями, поиск достойных преград и склонность загнивать при их исчезновении. Характерно, что свойства эти в той или иной степени присущи едва ли не всем людям вообще, если сравнивать их с представителями других животных видов Земли. Можно предположить, что именно эти свойства прямо или косвенно ответственны за пробуждение в человеке аналитических способностей и за его выделение из приматов. Тех из людей, в ком эти свойства наиболее развиты, вы зовёте наиболее одухотворёнными или воодушевлёнными. При том, что определение «души» или «духа» во многом могло бы совпасть с определением «невидимого паразита».
— Человек вроде бы сам отождествляет себя со своей бессмертной душой. — Я почесал губу. — Ну, если верит в её существование, разумеется.
— Возможно, на это есть основания. Так называемая «душа» — если принять обозначенную выше теорию — человекообразующий фактор. Без неё не было бы человечества. При изучении научно-фантастических пластов вашего творчества мне показалось несколько необычным, что в сериале «Вавилон-5», изображающем борьбу условно олицетворяющих Порядок «ворлонов» с условно олицетворяющими Хаос «тенями», Главный Вопрос первых был представлен в виде фразы «Кто ты?»
— Ну а Главный Вопрос вторых?
Олег усмехнулся.
— «Чего ты хочешь?» Впрочем, в контексте нашего разговора это можно считать разными формами одного и того же вопроса. «Кто ты?» — что ты считаешь в себе главным, а что мешающим балластом, какой части себя ты предпочитаешь дать будущее и выбор маршрута? «Чего ты хочешь?» — без ответа на этот вопрос не получится и ответить на первый.
— Ну, хорошо.
Я потёр кончик носа.
— Всё-таки меня эти рассуждения не очень убеждают. Предполагается слишком многое, исходя из слишком малого. Напоминает внешне убедительные модели шизофреников.
— Контраргументируй, — просто предложил Олег. — Времени у нас пока ещё много.
Это «пока» почему-то заставило меня поёжиться.
— Прежде всего, — откашлялся я, — мне не кажется правильным сводить всю сложность симптоматики психических заболеваний к извлекаемым из пыльного сундука средневековым суевериям. Существует немало вполне научных объяснений того, почему в человеке расцветает тот или иной синдром. Услышанная в полубессознательном состоянии неудачная фраза, запавший в память текст, неудачная ассоциация идей — и вот уже в человеке зерно, которое впоследствии расцветёт ростком навязчивой идеи или пресловутого внутреннего голоса.
— Ты дважды употребил слово «расцветёт», — заметил Олег.
— И что? — спросил я.
Чуть сбившись.
— То, что сама склонность психики обволакивать слоями сложного перламутра случайно попавшую внутрь песчинку той или иной идеи, уже не очень понятна, — мягко пояснил Олег. — Что, по сути, ты только что предположил? Что какая-то часть человеческого мозга, услышав или иначе уловив неудачное словосочетание или нечто вроде того, начинает с почти осознанными усилиями работать на него, строить вокруг него сложную конструкцию, арматуры психического сооружения, которые потом будут явным образом работать против интересов мозга и тела в целом.
— Что же в этом невероятного? По меньшей мере, такая гипотеза предпочтительней, чем мистические духи.
— То, что наличие в человеке подобной склонности противоречит интересам эволюции и естественного отбора. — Олег приподнял стоявший на краю стола стакан и взглянул на меня через его дно. — Как бы.
— Не ошибаясь, нельзя прийти к истине. — Меня взяло упрямство. — Не знаю, какими путями шло развитие разума на вашей планете. Однако у нас даже самые примитивные законы логики были открыты лишь Аристотелем и далеко не сразу. Наша психика привыкла строить и сразу разрушать самые разные модели мира, только за счёт этой регулярной привычки мы и смогли со временем прийти хоть к какому-то рационализму.
— Строить и сразу разрушать... — Олег немного пожевал губами. — Как тогда быть с существованием религий, соответствие которых реальности ты, как подобает земному рационалисту, вероятно, отрицаешь? Почему-то эти модели мира до сих пор не были в глобальном масштабе разрушены.
Я скривил губы.
— Вроде бы тебе это должно быть совершенно очевидно, как рационалисту инопланетному. Религия даёт людям надежду на посмертное существование и высшую справедливость.
Олег немного выждал.
— И всё?.. — спросил он с какой-то особенной мягкостью.
Я подумал.
— Ну, ещё она даёт некоторым ответ на загадку смысла жизни.
Олег ещё немного помолчал. И, словно бы в такт некоторым своим мыслям, медленно кивнул.
— Теперь подумай, откуда у существа может возникнуть потребность в том, чего при его существовании и при существовании его предков никогда не было. Не будем говорить о посмертном существовании — допустим, хотя это и спорно, что обычные животные не знают о неизбежности своей смерти и потому не нуждаются в концепции загробного бытия. Но откуда потребность в так называемой высшей справедливости, что бы под ней ни подразумевалось? И ещё...
Олег взял смысловую паузу.
— Смысл жизни. Одно из самых странных понятий, измысленных философией Земли, которое этой же философией и почитается за одно из самых ключевых. Понятие, не имеющее логической сути. Это не понятие. Тень понятия. Задаваясь вопросом о смысле жизни, землянин будто бы заранее специально ставит себя в несамодостаточную позицию, как если бы он был виноват перед кем-то в самом своём существовании и чувствовал некую необходимость оправдаться.
— Сублимация страха перед смертью, — резко сказал я. — Человеку, якобы ищущему смысл жизни, на самом деле хочется найти компенсацию ограниченности своего бытия. Успеть сделать или обнаружить нечто настолько эпичное, чтобы потом, вспоминая об этом, даже умирать было не страшно.
— Возможно, — Олег словно бы чуть развёл руками. — Но почему тогда эта сублимация принимает столь странную, косвенную и чуть унизительную форму?
— Унизительную?
— Естественно. Формулируя задачу сублимации страха смерти как «поиск смысла существования», человек этим как бы признаёт, что само по себе его существование и получение удовольствия от оного — недостаточно осмысленно. Казалось бы, естественный человеческий эгоизм должен отталкивать от этого.
Я слегка пожал плечами.
— Ну, не знаю. Возможно, здесь берёт верх социальное начало и подсознательное стремление человека казаться хорошим?
— Тоже не подходит.
Олег чуть улыбнулся. Похоже, что ему доставляло удовольствие разбивать мои гипотезы.
— Многие из философов в поисках смысла жизни стремились отвергнуть социальные внушения и даже противопоставляли себя обществу, однако при этом не отказываясь от несколько унизительной формулировки своей задачи как поиска смысла существования. Утверждая, даже перед собой, что ищут не просто способ сделать свою жизнь для себя ярче и интересней, а сам смысл своего бытия.
Я раздражённо вздохнул.
— Тогда не знаю. Собственно, не всё ли равно? Тут, дражайший пришелец, твои доводы начинают казаться похожими на спекулятивные аргументы христианского писателя Льюиса — на тему того, что если человек по своей человеческой природе к чему-то стремится, то это «нечто», дескать, обязательно должно быть. Почему бы это вдруг? Растения тянутся вверх. Они бы тянулись вверх, даже оказавшись под стеклянной непробиваемой преградой на высоте сантиметра, стремясь к невозможному. Человеческая же природа по сути своей содержит в себе стремление к невозможному — ты сам говорил только что о том, как люди планомерно ставят перед собой всё более и более высокие барьеры лишь для последующей постановки ещё более высоких. Стоит ли удивляться, что люди сознательно и подсознательно склонны к нагромождению в уме архисложных конструкций, выдумыванию идеальных существ и сверхблагообразных общественных отношений или миров?
Олег, переставший смотреть на меня где-то в середине моей тирады, повертел в руке пачку чая. Выражение его лица было явственно виноватым.
По-прежнему не глядя на меня, он протянул руку к чайнику и чуть качнул его — проверить, осталась ли вода? — после чего нажал кнопку на его боку.
— Жажда. Быть человеком — значит, разделять человеческие слабости. Не возражаешь?
Понемногу отходя от полемического пыла, я кивнул.
— Мне не хотелось активировать блок защиты, — еле слышно на фоне шума вновь закипающего кипятильника проговорил Олег, накладывая сахар в чашку.
Я не был уверен, что правильно расслышал.
— Прости, активировать — что? Что-то на твоём корабле?
— Нет. — Олег замолчал, колеблясь между двумя сортами чая — обычным чёрным и черничным не тонизирующим. Мне показалось, что колебание его имеет и ещё какую-то причину. — Помнишь, мы говорили о том, что большинство людей строго тяготеет как минимум на поведенческом уровне либо к религиозному или околорелигиозному мистицизму, либо к атеизму... Так обычно бывает в случае сражения между двумя силами, как минимум одна из которых обладает чётким полюсом влияния.
Тон Олега был на этот раз совершенно будничным, словно он говорил не о мировоззрении, а о погоде на ближайшие сутки. Вновь сделав паузу, он взял чайник и не спеша наполнил свою чашку кипятком.
— У людей присутствует в мозгу нейронный контур, одной из функций которого является подчинение носителя определённой целевой программе при некоторых условиях, — так же буднично проговорил он, дуя на чай. Мне показалось, что будничность его тона нарочита, словно бы наиграна.
— Это как? Все мы — зомби?
— Потенциальные, — Олег погрозил мне ложкой, которой только что размешивал сахар. Домашняя будничность этого жеста тоже показалась мне искусственной, словно бы нарочито успокаивающей, хотя пафос беседы она снижала. — Есть предположение, что к настоящему времени контур этот в человеке может быть полностью активирован лишь при его добровольном согласии. Хотя, возможно, здесь я делаю ошибку, чрезмерно ведясь на ваш земной фольклор.
— Поясни. — На этот раз я был скорее озадачен, чем раздражён.
Олег подул на чай в ложечке.
— Ну, что тут непонятного? Что есть по сути поиск смысла существования, как не поиск некоего неведомого властелина — или поставленной оным задачи?
Он не торопясь отхлебнул чай.
— Человечество — проект искусственный. Будучи искусственным проектом, оно было создано так, чтобы служить определённым целям, но вышло из-под контроля. Служебная, однако, часть человеческого сознания не забыла о своих функциях и периодически пытается вслепую задействовать их.
— Иерархический инстинкт?
Поморщившись, Олег вновь потянулся за сахарницей.
— Не только. Иерархический инстинкт как раз более или менее объясним эволюцией земных организмов или организмов вообще. — Он с задумчивым видом добавил в чашку пол-ложечки сахару. — Контур подчинения в человеческом мозгу активируется под действием особых переменных, причём объяснить это одним лишь иерархическим инстинктом нельзя.
— Переменных?..
Олег повертел в воздухе ложечкой.
— Переменные эти частично обозначил в одном из своих рассказов ещё писатель Достоевский. «Чудо. Авторитет. Тайна». Кстати, — рассеянно улыбнулся он, — иногда эти три переменные, встречаясь в лице противоположного пола, могут инициировать механизм романтической влюблённости. Но мы сейчас не о том. Изучая сектоведение, науку о механизмах возникновения и распространения религиозных тоталитарных сект, я, с одной стороны, неоднократно видел странные психические симптомы в умах лидеров этих движений — симптомы, которые современной психиатрией были бы классифицированы как бредоподобные или сумеречные, а средневековой демонологией были бы определены как одержимость, — с другой стороны, видел, как то или иное сектантское учение словно целенаправленно подбирает ключик к замку внутри человеческого мозга. Заранее существующему замку, нейронному контуру, включающему в человеке механизм абсолютного подчинения.
Я растерянно помолчал.
— Ты, в общем, не слишком ли увлёкся фантастической литературой нашей планеты? — наконец смог я более или менее вежливо изъявить свои сомнения.
Олег дёрнул носом, вылавливая из чая мошку.
— Не думаю. Впрочем, то, что тема паразитологии и контроля над сознанием всё чаще и чаще появляется в вашем фантастическом и философском творчестве, кажется мне признаком того, что либо ваша раса постепенно начинает понимать истину, либо ей готовятся приоткрыть часть правды. Возможно — чтобы отвлечь внимание от другой части.
— Будь по-твоему, насчёт этого нейронного контура и тому подобного, все люди мира были бы поголовно верующими.
Я всё ещё пытался свести разговор в шутку.
— Возможно, так и планировалось. — Олег отхлебнул ещё чаю. — Возможно. Но что-то пошло не так. Во всех авраамических религиях содержится легенда о грехопадении, причём современные трактовки этого утверждают, что в результате грехопадения человеческая природа исказилась. Человек стал способным принимать за добро то, что таковым не является, или не следовать воле Бога. По меньшей мере не различать её — не следовать ей он, очевидно, в какой-то степени был способен и раньше, иначе как бы состоялось грехопадение? — хотя здесь вопрос довольно мутный.
— Опять религия, — с раздражением выдохнул я. — Знал бы ты, как мне это надоело.
Олег с сочувствием глянул на меня.
— Знаю. Блок защиты.
— Что? — моргнул я.
Олег немного помолчал, прежде чем ответить.
— По меньшей мере со времён Ренессанса, — кашлянул он, — стало вроде как общим местом, что религиозные максимы в строгости своих требований не вполне совпадают с биологическими инстинктами, а подчас и противоречат им. Христианство, хотя и не презирая материю так открыто, как гностицизм, всё же в некоторой степени оппозиционно материальному миру, что видно уже по одним используемым ими прилагательным «мирское» и «светское». То же, в разной степени, можно отнести и к иным авраамическим религиям, которые уже хотя бы в силу их распространённости и влияния на человеческую историю справедливо брать за эталон.
Собеседник вновь наклонился к чашке, словно собираясь сделать ещё один глоток.
Но, передумав, так и застыл на некоторое время над чашкой.
— Видишь ли, — проговорил он, — человечество хотя и является частично искусственным проектом, но нет уверенности, что это можно сказать об устройстве человека в целом или тем более обо всей жизни на Земле.
Он кинул взгляд на меня через стол.
— Пока мне кажется наиболее разумным предположение — хотя это лишь предположение — что сила, стоящая за существованием основных религий и способствовавшая выделению человечества из животного мира, просто модифицировала один из видов обезьян. Возможно, наделив их помянутым мною выше нейронным контуром — по моим предположениям, могущим также играть роль своего рода биологической антенны для дальней связи. Возможно, наделив их душами — что бы сие слово ни означало. Возникновение же жизни на Земле если и было спровоцировано этой силой, то скорее всего гораздо раньше и лишь стратегией «первого толчка».
— С точки зрения религии утверждаемое тобою — ересь, — меланхолично констатировал я. — С точки зрения атеизма — не очень научная фантастика.
— Религия не может убедительно объяснить, почему религиозные писания о возникновении мира и жизни в нём сплошь слеплены из первобытных мифов и, за редким исключением, не содержат в себе ни частицы правды. Понятно, что в библейском Бытии нельзя было открытым текстом описать процесс термоядерного синтеза в звёздах, ну а как насчёт постепенно постигаемых иносказаний? Причём таких, которые не выглядели бы чрезмерно натянутыми? Или стоящая за возникновением религий сила намеренно скрывает своё существование, чтобы сохранить за человеком свободу выбора? Таково одно из утверждений теодицеи, но оно иррационально: с точки зрения сверхинтеллекта, в качестве какового оная сила себя преподносит, мыслительные процессы человека должны быть прозрачны и предсказуемы как механические процессы в шестерёнках часов.
— То есть ты считаешь...
— Что неизвестная сущность или сила, стоящая за возникновением религий и за существованием людей как людей, сама была плохо информирована о делах материального мира, — прозвучал ответ Олега. — Возможно, что эта сила или сущность имеет внешнее по отношению к нашей Вселенной происхождение. В этом случае возникновение человечества — то ли попытка жителей иного мира частично пробиться через барьер меж измерениями, то ли попытка создать По Ту Сторону форпост силами управляемых биороботов.
Он склонился к чашке чая, опустив веки и припав к ней губами. Уж не для того ли, чтобы не встречаться со мной взглядом?
— Естественно, — проговорил он, — что инстинкты живых организмов, возникших в результате миллионолетней эволюции, плохо сочетаются с императивами безоговорочного подчинения неведомо кому. Человеческие биологические инстинкты и их результирующая, которую в данном случае можно вслед за христианством условно назвать «гордыней», протестует против слепого подчинения неконтролируемой и непостижимой силе. Чтобы противостоять действию нейронного контура внутри, человек оказывается вынужден либо паллиативно склониться к хотя бы лёгкой мистике, либо выработать в себе жёсткий эмоциональный блок защиты.
— Гордыня — смертный грех, — вполголоса усмехнулся я.
Глаза Олега были полны печали.
— Человек рождён колебаться между двумя полюсами. Между полюсом навязанной человеку Иным Измерением программы — и полюсом собственных биологических интересов.
Опустив свой взгляд опять в чашку, Олег взболтнул полуостывшую жидкость.
— Ворлонский главный вопрос — и вопрос Теней. «Кто ты?» — и «Чего ты хочешь?»
— Вроде бы ты говорил, что это одно и то же, — дёрнул губой я.
— Смотря что считать главным в человеке. После предположительной диверсии все критерии размылись.
— Диверсии?
На этот раз, прежде чем ответить, Олег молчал особенно длительное время.
— Надеюсь, что уже услышанное тобою достаточно расшатало блок защиты в тебе. Что до противостоящего ему нейронного контура подчинения, то ему ты и так не был особенно подвластен.
— Ну хватит уже из меня марионетку какую-то изображать, — почти обиделся я.
Олег не отреагировал на мою обиду.
— Люди, в общем-то, и являются в этом плане марионетками. Либо нейронный контур подчинения — либо противостоящий ему блок защиты, столь интенсивно надрессированный, что взрывается вспышкой раздражения, отвращения или злости от одного только предложения всерьёз рассмотреть те или иные религиозные постулаты.
— Ты преувеличиваешь.
Олег посмотрел на меня.
— Отнюдь.
Голос его стал мягче.
— Заметь, какие местоимения или определения употребляют жители Земли по отношению к гипотетически создавшей их силе. Если человек как минимум терпимо относится к религии, то он обычно испытывает по меньшей мере застенчивость или неудобство при вольных рассуждениях о Боге. Свободные рассуждения или вольный анализ этой сущности можно встретить либо в текстах стойких атеистов — занимающих противоположную сторону баррикад и поэтому твёрдо выпестовавших в себе «блок защиты» — либо в текстах эзотериков, ловко обходящих действие контура подчинения благодаря личной уверенности в том, что их размышления направлены лишь на благо Небес, Космического Разума или во что там они верят.
— Ты, значит, богоборец?
Олег пожал плечами.
— Почему? Я в действительности совершенно ничего не знаю о планах существа или существ, породивших ваши религии. Возможно даже, что они вполне заслуживают высокого почитания. Так или иначе, это не моя борьба.
— Так-таки борьба?
Собеседник опустил взгляд. И снова поднял.
— Борьба. Но не обязательно та, о которой ты подумал.
— Какая же?