Междумирье и ворон, уронивший свет

Назад к оглавлению

Пролог

Темнота…

Не мрак и пустота, когда со всех сторон ничего нет, но темнота ощущалась вокруг. Будь она женщиной — то невероятно красивой, одетой в шелка цвета ночи. Подобно закатам и восходам, сменялись оттенки её одеяния, а клубы предрассветного тумана ласкали её стопы. Она то нежно обнимала, занимала собой всё и в это мгновение становилась абсолютом, то резко отступала назад и растворялась в пустоте. Ласковая, беззвучно смеялась. Игралась, а с кончиков её пальцев опускалась мгла, забиралась в щели, латала просветы. Опутывала и притупляла все чувства: ни страха, ни боли, ни забот, ни тревог; в ней терялось ощущение времени, исчезали звуки.

Темнота стала всем. Всецело окружала того, кто только что очнулся здесь — в пространстве без границ. Её невозможно было коснуться. Он не знал имени, чтобы окликнуть. Растерянный, он не знал даже, кто он, где оказался и зачем он здесь. Куда бы ни пошёл — везде едино. Сколько бы руки ни тянул вперёд — ничего. И бродил бы так ещё, не услышь он, впервые, тихое-тихое:

Так звучали бы стрелки, отмерявшие украденные мгновения.

Такое знакомое... Разве ж такое можно с чем-то спутать?

И застрявший в неместе отправился прочь — подальше от тиканья, звучавшего в одночасье и отовсюду, и откуда-то из глубин темноты. Ищущий задумался: почему он не слышит своих шагов? Оглядел себя. Решил, что похож на человека, одетого во что-то сложное, прилегающее к телу, но снять он это не смог. То, что походило на сапоги, на мрачной и бесформенной земле никак не звучало. Вздохнул, но даже выдоха не услышал. Да и дышал ли он вообще? 

И шёл ли? Вроде делал шаг, делал другой, а во тьме всё неизменно. Только усталость подступала, клонила его вниз, сгибала ему спину и подкашивала ноги так, словно что-то постороннее не хотело, чтобы он продолжал бессмысленное бегство от тик-так, и вытягивало из него силы, взамен оставляя лишь ледяную пустоту.

Но он продолжал идти. Перебирал ногами до тех пор, пока перед ним не засверкало нечто светлое. Как оно сюда попало? Белое, неожиданно разрезало тьму, мелькнуло и упало в никуда. Затем появилось и погасло ещё одно, слева, затем ещё — справа, и все они дугой уводили куда-то вдаль. Ищущий остановился. Там, куда он и так брёл, слабо сверкало. Там, откуда он пришёл, неустанно билось тик-так. Стоило ему подумать о равномерном цоканье, как внутри всё сжималось, побуждало свернуться в клубок перед лицом неизвестности. А свет — тот казался приятным, манящим. Может, обманывал, но ищущий решил довериться внутреннему чутью: свет — это надежда.

Капли нитью струились, складывались в извилистую ленту. Он шёл, и чем больше капель оставалось позади, тем легче давался путь. Заметив, что тьма рассеивается, он ускорился. Вглядывался в серые клубы тумана, а в них: сизый шлейф дымки, размытые очертания улицы, косые линии домов. Их крыши тянулись в тёмное клубящееся небо. Виднелись и редкие камни мостовой, скрытые под слоем грязи. И лишь заглянув между домов, увидел, что пространство там искажалось, удлинялось и вытягивалось в непроглядную тьму.

На той улице он был совсем один. Не узнавал ни эти дома с лопнувшей краской, ни таблички со стёртыми названиями. Один в незнакомом месте, и только звук: тик, так, тик — достиг его и теперь издевательски отбивался от дверей и осколков в оконных рамах. Цокал, раздражал, требовал найти себя.

Огоньки, капли света, осколки звёзд — какая, в сущности, разница? — больше не падали к нему и не указывали путь. Остался только звук, доносившийся откуда-то с улицы впереди. Ищущий с опаской относился к тому, что там, за поворотом, ждало его. Возможно, если представить лишь на мгновенье, где-то там найдутся ответы, вот только хотел ли он знать? Вот вспомнит, вдруг, кто он — и что с этим делать? Лучше б понять, на что способен сейчас, кроме бесцельного блуждания в темноте. А если бы и узнал это место и как попал сюда — всё равно это не ответит на вопрос, как выбраться.

Оглянулся в поисках кого-либо, хоть кого-нибудь, но за спиной находилась такая же, как и впереди, мёртвая улица, и она так же заворачивала в сторону. Он всё стоял на брусчатке, осматривался, подобно случайному гостю на чужих похоронах — неуместный, лишний элемент. Может, это всё — лишь отражения во множестве невидимых зеркал, а он стал жертвой злой шутки? Проклятья или… смерти?

Да будь что будет! Он махнул рукой и смело пошёл к цоканью, намереваясь если не разгадать тайну своего положения, то хотя бы избавиться от назойливого звука, и — раз — он уже рядом со столбом, а с его вершины доносилось: тик-так. Подняв взгляд, — два — ищущий замер, неподвижно посмотрел на мерцающий шар фонаря. Его света не хватало, чтобы загнать тени за углы пустых домов, но доставало, чтобы подсветить птичье брюхо, полное крохотных шестерёнок, и большие когти. 

С виду — обычный составной ворон, и это нисколько не пугало, — но было в его чёрном, как тьма за крышами зданий, глазу что-то такое, отчего ищущему стало не по себе. Словно на него пристально смотрели множество, кто-то где-то далеко, а он видел лишь оболочку. 

Ворон резко отвернулся, спрятал голову под крыло. Ничего не смысля в птицах, ищущий отступил на шаг, второй, опасаясь, как бы странное животное не выкинуло чего. Руками скользнул по телу, желая спрятать их в карманы, но обнаружил, что карманов-то у него и нет, и с собой тоже ничего нет, и даже то, что поначалу казалось ему одеждой, — этого тоже нет. Раздался требовательный щёлк. Ищущий уже не так уверенно скользнул взглядом по фонарному столбу наверх, к пожелтевшему, покрывшемуся металлом клюву. Ему представилось: клюв вонзается в тело, пробивает дыру в груди, проникает в самое сердце и щёлкает там, дёргает, отрывает куски. 

Будто уловив мысли, ворон угрожающе замахал крыльями. Сжал лапы, и когти со скрежетом вырезали глубокие следы на шаре. Кричал на ищущего, а тот отступал, не понимая, что сделал не так. Не знал, что ещё можно сделать, чтобы всё исправить, или уже настало то время, когда надо бежать и не оглядываться. Спина очень некстати упёрлась в стену. Холодная, неприветливая, она уж точно не могла решить его проблем, как бы сильно он ни вжимался в неё. Не в силах отвести взгляд, смотрел, как птица махала и махала крыльями, и вот — поднялась в воздух, осыпая перьями землю. Каркнув в последний раз, ворон улетел во мрак.

Случайно ли, но он сбросил шар фонаря на мостовую. Тот не лопнул, не рассыпался на мелкие осколки; через его трещины лучиками пробивался тёплый свет.

Всё, что мгновение назад шумело: тик-тик, тик-так, а с ним и карканье, и хлопанье крыльев — всё смолкло. Стало… так спокойно. Остался только свет. Тёплый, приятный, манящий свет. Ищущий осторожно приблизился, смахнул опавшее на шар перо и с опаской коснулся стекла. На его прикосновение, казалось, свечение разливалось чуть больше. Он всматривался в трещины, а свет отвечал ему, усиливался, пока от одного взгляда на него не прожгло болью. Сияние ярко вспыхнуло, вцепилось в человека, ослепило, оглушило и вытолкнуло из мира мрака.

Кто я такой?

Свет постепенно угасал, уступал место новым очертаниям и краскам.

Улица сменилась просторным помещением, похожим на большой кабинет, а в нём — живой человек. От него исходило тепло. Такое… притягательное тепло, от которого хотелось откусить кусочек, как от именинного торта — всего один кусочек, маленький… вкусный… А человек словно и не заметил появления кого-то ещё в комнате, всё сидел в кресле с высокой спинкой и почти не шевелился. С места, где ищущий себя обнаружил, рассмотреть удалось только руку с перстнями, что ритмично постукивала ногтями по резному столу. И место это находилось выше кресла, оттуда виднелся и пол перед столом человека, и меловый круг, и горящие свечи, и расставленные меж них чаши с сизым дымом от тлеющих перьев и сожжённых листов пергамента.

Не без удовольствия ищущий скользнул взглядом по бесчисленным книгам, заполонившим помещение: на всех полках у стены напротив, по всей левой стороне от человека и даже на столе и на полу возле него. В момент, когда попавший в это место чужак осознал, что и сам находится на полке в окружении книг с потёртыми корешками и выцветшими надписями, его охватила паника.

— Да где же носит этого проклятого духа?! — вскрикнул живой и стукнул кулаком по столу.

Поднялся, начал ходить кругами, раздражённо фыркать. И если в комнате находился только этот человек… и ищущий, застывший на полке… стало быть, он, прошедший сквозь тьму, туман и свет, и был тем самым духом? 

Не такое уж и плохое название — дух — для того, кто не имел ни рук, ни ног, ни даже глаз, чтобы моргать, или языка, чтобы ощутить вкус. Он точно был чем-то, но ещё не определился, чем именно. Попытался пошевелиться, но безуспешно. Так ничего и не почувствовав, ищущий вложил всё упрямство и всего себя в движение. Ему пришла идея вжаться вопреки всему назад, где, по логике, должна быть стена — так, как когда отступал от ворона. Так, как если бы сейчас что-то угрожало разорвать его на части. Не имея представления о том, действует ли это, он пытался снова, и снова, и снова, однако стоило злому взгляду молодого человека скользнуть по нему, как вокруг громко заскрежетало. Дух так испугался мощного звука, что бросился вперёд, будто его сейчас прихлопнет книгой в потёртой обложке.

И он упал. К человеку, что носком туфля соскребал меловую дорожку. Падение не вызвало боли, зато с новой точки открывался вид на скопившуюся пыль под столом и иглу, кем-то воткнутую в уголок полки книжного шкафа. Место окружала слабая аура зла, от такой только насекомое и могло бы умереть. А чуть дальше, возле закатившихся под дальний стеллаж пергаментов, обнаружились мёртвые пауки. Напротив, у выхода на балкон, на гардинах, убранных в стороны плетёными подхватами, золотом отливала искусная вышивка. В раме окна виднелась щель — через неё в комнату яростно пробивался мраморный плющ.

Дух жадно ловил каждую деталь, пытаясь найти в них хоть что-то знакомое. Что-нибудь, способное напомнить ему о себе.

— Ну а ты чего свалился? — туфли мужчины показались рядом. Громкий стук оглушил духа, не дав в полной мере осознать свой нечеловечески маленький размер. — Мусор…

Вот он только взглянул в лицо живому, вспомнил, что таких колдунов называли призывателями, и даже собирался что-нибудь предпринять, как его уже швырнули в открытое окно. Но он не хотел быть выброшенным, да ещё и как мусор. Резко, привычно, дёрнулся назад, и в этот раз, наконец-то, у него что-то получилось. Замер, не долетев до окна чуть менее метра. В стекле он увидел своё отражение и понял, почему ощущался таким маленьким, а вот живым — нет.

Всё дело в черепе. Он, ищущий, — дух в черепе.

Осторожно, опасаясь, как бы ненароком не сдвинуться с места резче, чем хотелось бы, а то и вовсе улететь не пойми куда, он неуверенными рывками приблизился к окну. Ему бы хотелось сморгнуть наваждение, но пустые глазницы старых костей ничем не могли помочь.

А за окном в первых лучах рассвета просыпался сад.

— Я тебя уже час жду и думал, что ты будешь несколько эфемерней, а ты всё это время в черепушке сидел?! — возмутился стоявший позади мужчина. — Ну-ка, давай, представься!

Приказал так, словно ищущий только и делал, что представлялся всем направо и налево. Может, и представлялся — до того, как стал черепушкой без мозгов. Должен ли он сделать так сейчас? Ну правда же, разве это так трудно — вымолвить имя, когда нет ни лёгких, ни языка, ни даже памяти? Дух бы зарычал в ответ, если бы знал, как. Вместо этого он попытался осторожно развернуться. Сначала его занесло, и он едва не врезался в стену, но со второго раза всё получилось значительно лучше, почти идеально.

Кроме него в кабинете, освещённом газовыми лампами, больше ничего не висело в воздухе. Он разглядывал карты, свечи, неогранённые камни и цветные кристаллы  — эта комната могла принадлежать кому угодно: колдуну, исследователю, авантюристу, а то и всё разом.

— Я отдал тебе приказ, дух, — молодой призыватель, проживший вряд ли больше четверти века, ждал у стола, скрестив руки. 

За безвкусной обёрткой из бордового пиджака и несносно пышной, больше похожей на женскую, рубашки с рюшечками таилась сила. Теперь дух её отчётливо ощущал, чуть ли не видел, как она теснилась в груди у живого. Эта сила, но не сам человек, казалась ему очень близкой.

— Назови себя! — прикрикнул мужчина и нахмурился. Пересекающий правую бровь шрам некрасиво исказил его лицо.

Приказ? Дух качнулся в сторону. По приказу ничего не произошло. Он качнулся в другую сторону, одновременно и пробуя череп на подвижность, и оценивая телосложение призывателя. Будь у него такая статура, он бы точно выбрал совсем другой стиль, и откуда бы ему вообще знать толк в моде? Наскоро среди ценных камней определил те, что стоят целое состояние. А по количеству бесполезных предметов, которые призыватель использовал для ритуала, предположил, что колдун перед ним, в общем, посредственный. Каждый предмет мог бы что-то поведать о личности ищущего, но назвать имя — как бы его называли? — духу совсем не хотелось. Ему не было дела до приказов. Ни позывов заговорить, ни мыслей или образов с именем не пронеслось в его пустой голове.

Это открыло ещё один маленький секрет, о котором богатенький колдун пока не догадывался: полноценной власти над духом он не имел.

Но какое-то имя всё же следовало бы назвать, просто чтоб от духа отстали на некоторое время. Осталось лишь понять — как, и он попытаться издавать различные звуки, даже защёлкал челюстью, что, несомненно, оказалось очень весёлым занятием. Он попробовал заговорить наподобие того, как двигался — импульсом. Намерением. Что-нибудь простое: «Абракадабра, раз-два-три».

Себя-то он слышал, и как стучали зубы, тоже слышал.

— Стало быть, ты абсолютно бесполезен, — заключил мужчина.

«Сам такой, клоун криворукий», — огрызнулся дух, но вслух не смог издать и звука.

Призыватель отвернулся и начал что-то искать в книгах на столе.

— В таком случае мне придётся отправить тебя назад в… где же она… в куда-нибудь, откуда ты там появился, — он небрежно махнул рукой, словно прогонял слугу. — Может, в обитель Кел… Калех? Да где… А, вот же!

Из-под горы книг призыватель выудил клочок помятой бумажки. «Нет, нет, нет!» — дух ринулся на мужчину в попытке выбить бумажку из руки, но тот ловко увернулся. Пролетев мимо, череп едва не столкнулся с колбой. В густой желтоватой жидкости плавало чьё-то бесцветное тельце.

— Сволочь, — прошипел колдун.

Дух повторил за ним. Ничего не случилось.

— Скажи своё имя, иначе отправишься обратно в мир мёртвых!

«Зачем тебе это знать, убогий?» — спросил дух, а сам пытался вспомнить, каков он, мир мёртвых, что он там делал и как вообще оказался.

Призыватель заговорил первые слова заклинания. Череп попытался ещё раз атаковать, но столкнулся с невидимым барьером. Теперь он просто беспомощно кружил вокруг, мысленно болтал всякий бред: «Друзики качают курзиков, возики плывут по пузику, люди едят грибы, грибы едят людей, квадратные внутри, спиральные вокруг, а ел ли ты сегодня мух, мой друг?..» Он бы и дальше болтал, прикидывая, хватит ли крепости черепа и его собственного усилия, чтобы разбить стекло, как мужчина прервался.

— Все эти заклинания и слова придуманы, чтобы создавать ещё больше проблем. — Нахмурился, в одной руке всё ещё держа бумажку, а другой массируя висок. — Эй, назови себя!

«Максар Великолепный», — это оказалось даже проще, чем пытаться вспомнить собственное имя.

— Разве не Безумный? — спросил призыватель. Его лицо исказила ухмылка.

Тогда дух понял, что произошло. И решил уже не выходить из образа.

«Ну а я — Великолепный. Единственный и прекрасный, император семи миров и царства под небом. Так стало быть, ты всё это время меня слышал?»

— Император, как же, — колдун прыснул. — Конечно, слышу твой гадкий пёсий лай. В черепушке же нет ни связок, ни беса, чтоб за тебя болтал.

Его смех, похожий на скрип заевшей музыкальной шкатулки, пробудил некоторые воспоминания, но образы, перемешанные с какими-то смутными и тяжёлыми эмоциями, быстро угасли и остались духу непонятны. Да и момент неподходящий, чтобы разбираться в них.

— Так что, отправить тебя назад, или всё же будешь работать на меня?

Если «назад» означало во тьму, к поникшим в одиночестве домам и улице без начала и конца, то туда дух совсем не хотел возвращаться. Равно как он и не знал, а куда бы хотел отправиться. Не то, чтобы его никуда не звало и не влекло, но не сидеть же теперь с этим зазнавшимся призывателем? Так почему бы, решил он, и не посмотреть, что будет дальше. Порой плыть по течению — это лучший вариант из всех.

«Что от меня нужно?»

С довольной улыбкой мужчина опустился в кресло.

— Разузнать кое-что, — он пригубил вино из кубка.

Череп подлетел поближе; барьер, похоже, больше не действовал. Внимание ищущего привлекли перстни — массивные, с крупными камнями. Откуда-то он знал, что за одну такую драгоценность можно было целый год скромно жить и не знать работы. А колдун на руке носил целых три года чьей-то жизни.

— Знаешь, где находится храм Калех?

 «Все неживые знают это место», — ответил, и с запозданием понял, что он действительно знал, где это.

— Ещё пару дней назад там была обитель тёмных магов. На них напали и перебили всех. Я думаю, что тебе не составит труда пробраться внутрь. Твоя задача очень простая, эфемерный ты мой болтливый друг: попасть туда, найти артефакт, похожий на подвеску из застывших чёрных капель, и мигом примчаться обратно. Я хочу знать, где она, кто и в каком количестве её охраняет. Ты понял, череп?

Упоминание храма привело его в замешательство. Какой-то частью себя он совсем не хотел туда отправляться, словно предчувствовал неладное. Другой же понимал, что больше, в общем-то, и некуда: он никого не помнил и не знал, ему не к кому обратиться и некому, в сущности, довериться, кроме вот этого человека с гадким лицом, по которому очень хотелось съездить всем собой, лишь бы тот перестал ухмыляться.

«Череп… Максар Великолепный я, или какого беса ты имя спрашивал?»

— Не дерзи, Максар.

«А к господину как следует обращаться?»

— Для тебя, — призыватель скривился в отвращении, — хватит и «господина». Спрошу ещё раз, башка: ты меня понял?

И вот он, потерянный во времени и смерти, не знающий, ни какой сейчас год, ни кто он сам такой, договаривается о какой-то ерунде — куда уж хуже?

«Да… господин. Но как я пойму, что передо мной — нужный артефакт?»

Снова отпив из кубка, колдун откинулся на спинку кресла. Его надменный взгляд выражал крайнее презрение к вопросу и к духу, словно тот спросил, почему день сменяется ночью. Все ведь знают!

— Просто почувствуй это. Между нами говоря, ты — мертвяк, и как раз ты должен чувствовать, что перед тобой. Если, конечно, ты не бесполезный эфемерный хрен, вытянувший билет удачи.

Именно таким вот — бесполезным — дух себя и ощущал.

«У меня есть вопрос… господин».

— Ну?

Череп стукнул зубами. Звук и реакция колдуна на него забавляли его. А ещё ему вдруг стало интересно, смог бы ли он этими кривыми зубами отгрызть палец призывателя и унести один из перстней.

«Откуда вы знаете, что обитель уничтожили? Кто это сделал и зачем?»

Прыснув со смеху, мужчина ткнул пальцем в заголовок лежащей на краю стола газеты.

— Какая-то операция по зачистке. Об этом уже весь Мидднстер тарахтит, вон, напечатали даже. Не говорят, что это церковь, но кто, если не они? Как же, справились с рассадником зла, давно пора! А теперь вали. 

Дух послушно развернулся и был уже на полпути к окну, когда некая сила его замедлила, остановила и потянула назад. Обернувшись, он увидел протянутую руку колдуна.

— Череп оставь здесь. Вернёшься в него, когда закончишь, — сказал он, ловко подхватывая вместилище духа и ставя его на полку. Обратно в объятья забытых историй, спрятанных на страницах ненужных книг.

Что делать? Лёгкая паника охватила духа. Да он понятия не имел, как куда-то топать вне черепа. Спрашивать он тоже не стал бы — такой радости надменному колдуну он не подарит. И… что делать?! 

Во-первых, решил для себя, не смотреть на призывателя. Он осторожно, по чуть-чуть, развернул череп глазницами к стене. Во-вторых — слушать интуицию, слушать себя, а тень в углах, пускай и засвеченная лампами, помогала ему сосредоточиться на внутренних ощущениях. Там, внутри, тоже была темнота. Не такая, как на мрачной улочке с птицей, не жёсткая и пугающая; эта увлекала и казалась родной, своей.

Он смотрел в себя, в колодец мрака — и стремительно падал в него. Тело? Нет… оно осталось там, где-то там, очень-очень далеко, а ему нужно попасть в обитель мёртвых. Что, если оттуда никогда не вынырнет назад? Дух отбросил эту мысль: в сущности, всё указывало на то, что он уже мёртв, так какая разница. 

Его начало кружить, всё быстрей и быстрей, но как бы он ни силился нащупать твердь и остановить стремительный калейдоскоп возникающих из ниоткуда картинок, его неистово несло в неизвестном направлении. Быть может, его бы даже стошнило, будь он во плоти.