Недоброй памяти. Владимир Путин и его посмертная судьба

Этой зимой и весной о смерти Путина часто говорили как о возможной развязке и как о том факторе, который, маяча на недалеком горизонте, подталкивал Путина и к войне, и к прочим странным и необъяснимым шагам и поступкам. За несколько месяцев тема его смерти и здоровья, которая и сама по себе очень скользкая, оказалась настолько затаскана и опошлена, что и говорить об этом, и думать — стало неловко.

Так неловко, что трудно было заметить, что смерть — это ведь не только физиологический эпизод и не только производная от состояния здоровья и какого-нибудь еще стечения обстоятельств. Смерть — это еще и эпизод истории, строчка в летописи, дата в календаре. Надеяться на нее и ждать ее — некрасиво и стыдно, но сама она при этом никуда не девается, она все равно случится, и, говоря об отношениях Путина с его собственной смертью, не стоит топтаться вокруг медицинских диагнозов и анамнезов, она неизбежна вне зависимости от его здоровья, и свои отношения с ней он уже выяснил.

Обреченностью, когда говорят о смерти, чаще и называют ее неизбежность, но это неправильно, особенно если речь идет о людях, уже вписанных в историю и сыгравших в ней ту роль, которая касается слишком многих вокруг и хотя бы уже потому выходит за пределы отведенного срока физического существования, и если сам срок от человека не зависит, то все остальное — очень даже. Посмертная судьба Владимира Путина — результат его собственного выбора, его собственных роковых решений, и кто скажет, что в его распоряжении в эти 22 года не было способов вести себя так, чтобы вне зависимости от суеты преемников, от внешнеполитической конъюнктуры или от цены на нефть вписать свое имя рядом со славными предшественниками? И именно с этой задачей он не справился. Своей ролью в истории он распорядился не как человек, что-то знающий об исторической ответственности и о том долге, который лежит в основе любой власти. Можно вывезти завклубом из Дрездена, но общечеловеческий сволочизм советского клерка навсегда останется с ним. Может быть, он действительно хотел, чтобы Россия и его имя стали синонимами, он ведь добивался этого, старался и в чем-то, скажем прямо, преуспел — мы, современники, помним и счастливые моменты этих 22 лет, их хватало, и для очень многих, очевидно, для большинства, они перевешивали то, что вызывало возмущение, гнев, стыд, страх. Теперь не перевешивают. Теперь — все сомнения не в пользу Путина. Теперь — все хорошее, что было после 2000 года, останется в истории как сделанное вопреки ему, а его собственное наследие теперь навсегда ограничено тем злом, которое он причинил России. Именно так описывается его обреченность — никто не знает, как он умрет, но дальнейшее уже без вариантов: навлек на себя вечное проклятие, отвязал свое имя от имени России и уходит в историю сам, один, как враг и предатель России, как подлец, поставивший ей фатальную подножку, затопивший ее корабль на входе в гавань. Ни портретов, ни памятников, ни улиц его имени; «Путин», ругательство того же рода, что и «Ирод», наверное — и этого он не исправит уже никогда. Нам, русским, есть на что надеяться — слабо, неуверенно, но все же — что-то ведь будет хорошее, пусть и нескоро. Путину, в отличие от нас, надеяться больше не на что, и даже если он будет жить еще долго, каждый новый день будет напоминать ему о том проклятии, которое сам он на себя и навлек — доброй памяти о нем не останется.

Странно противопоставлять сентябрь февралю, но никто и не противопоставляет — понятно, что роковой шаг был сделан тогда, понятно, что в нынешнюю точку мы пришли из того февральского утра. Но все же даже до сих пор не было такого, чтобы конфликт, противостояние государства и общества, государства и народа, был формализован и принял силу закона. У нас не принято по-настоящему всерьез относиться к словам, но слова имеют силу. Сегодня Путин впервые публично произнес эти слова, он пообещал убивать — уже не кого-то другого, уже самих русских, и такая историческая веха, как бы жутко это ни звучало, кажется сейчас важнее и весомее уже совершенных шагов и преступлений.

Полгода с небольшим между стартовой точкой и нынешней, особенно летние месяцы, когда затишье на фронте в сочетании с самым приятным временем года дали одним иллюзию, что все хорошо, а другим — повод возмущаться теми, кто отдался той иллюзии, — эти семь месяцев приобретают теперь новое значение. Затянувшийся добавочный день, отсрочка, которой каждый был волен распоряжаться, как хочет — наверное, разумнее и рациональнее было бежать, но никто не имеет права упрекать и уличать в неправоте тех, кто решил потратить свой добавочный день на мирные, довоенного типа удовольствия, которых, может быть, теперь уже никогда не будет. Апероль на Патриарших этим летом и пиво на задворках гаражей где-нибудь в Челябинске имели одну и ту же природу — допьешь, встанешь и сделаешь шаг навстречу тому будущему, из которого уже не получится даже оглянуться на прежнего себя.

Эти семь месяцев многих рассорили, многих по объективным причинам, раскидав по разные стороны границ, лишили общего языка, общих надежд и общих страхов. Путинская мобилизация в какой-то степени объединяет и несоединимое. Что теперь общего у «релоканта» в Тбилиси, призывника в Чите, московского интеллигента и петербургского гопника? Ни тому, ни другому, ни третьему, ни четвертому российское государство не друг и не родина. В своем государстве Путин остался наедине с ментом и военкомом, все остальные, даже привязанные к нему территориально — даже уже не жертвы, именно враги. Чем может закончиться такая вражда? Наверное, будут какие-то промежуточные успехи у мента с военкомом, но в конечном-то итоге кто кого переживет — они народ или народ их? Запаса прочности у народа всегда будет больше, и человек, который придет поплясать на их ебаных могилах, в любом случае уже родился, они не поймают его и не справятся с ним.

Этот текст опубликован в платном телеграм-канале «Кашин Плюс». Если он попал к вам через третьи руки, есть смысл подумать о том, чтобы подписаться — труд автора стоит денег. Ссылка для подписки: https://t.me/+vFCmz__LK6UwMzg0 Спасибо!