Касперскія: сям'я

На адну загадку ў гісторыі беларускіх шашак стала меней. Высветлілася, хто такі В.А.Касперскі – прызёр першых чэмпіянатаў Мінска (1922) і Беларусі (1925) па рускіх шашках. У ранейшых публікацыях я пісаў, што ён, верагодна, брат вядомага шахматыста Антона Антонавіча Касперскага. Гэта версія базіравалася на ўспамінах А.Герцыка (іх прыводзіць у адным са сваіх артыкулаў даследчык гісторыі беларускіх шахмат Вольф Рубінчык) пра дарэвалюцыйнае шахматнае жыццё Мінска, дзе ён піша пра братоў Касперскіх. Тым больш, у 1920-я гады В.Касперскі часта прымаў удзел у сеансах адначасовай гульні Антона Касперскага па шахматах і рабіў нічыі, а бывала і перамагаў. Сярод удзельнікаў мінскіх турніраў і сеансаў тых часоў быў яшчэ адзін Касперскі – І. Кім ён прыходзіўся меркаваным братам А. і В.Касперскім? А можа проста быў аднафамільцам?

Як аказалася, тыя браты-шахматысты, пра якіх пісаў Герцык, – гэта Антон і Ігнат. А В.А.Касперскі – не брат Антона Касперскага, а яго сын Вадзім.

Разабрацца дапамагла генеолаг Алена Кароўчанка, якая даслала інфармацыю пра сям’ю Касперскіх і падказала, як звязацца з праўнукам Антона Касперскага Вадзімам. Ён прыслаў новыя звесткі і цікавыя фатаграфіі. Падзяліліся ўспамінамі дачка і сын Вадзіма Касперскага Тамара і Леанід. Вялікі ім усім дзякуй за дапамогу ў падрыхтоўцы матэрыялу. У першай яго частцы – пра сям’ю Касперскіх.

Антон Антонавіч Касперскі нарадзіўся ў 1885 годзе ў Ігумене (цяпер Чэрвень). У 1907 годзе ажаніўся з Марыяй Эдуардаўнай Шмідт (нар. 1881) з балтыйскіх немцаў. У шлюбе нарадзілася двое дзяцей – Вадзім (1907) і Ніна (1912). У 1916 годзе Марыя Эдуардаўна памерла, і праз нейкі час Антон Касперскі пабраўся шлюбам другі раз. Але маладая жонка, імя якой не захавалася, хутка захварэла і памерла. Пазней ён ажаніўся ў трэці раз – з Верай Іванаўнай Шымко (нар. 1887). У 1924 годзе ў іх нарадзіўся сын Барыс. Антон Антонавіч усё жыццё працаваў бухгалтарам у Мінску. Вядома, што ў сярэдзіне 1920-х гадоў жыў па вуліцы Малая Татарская, 29. Памёр Антон Касперскі ў 50 гадоў – 18 (па іншых звестках 8-га) студзеня 1936 года. Трэцяя жонка пайшла з жыцця ў 1947 годзе.

Пра Ігната Антонавіча Касперскага было вядома, што ён памёр у 40 гадоў і пахаваны на Кальварыйскіх могілках Мінска. Больш інфармацыі пра яго ўдалося знайсці ў асабістай справе ў фондзе Беларускага дзяржаўнага ўніверсітэта ў Нацыянальным архіве. Ігнат Касперскі нарадзіўся 6 жніўня 1889, таксама ў Ігумене. Па заканчэнні ў 1907 годзе вучобы ў Ігуменскім гарадскім вучылішчы паступіў на службу на Лібава-Роменскую чыгунку. На розных пасадах шматлікіх чыгунак (у асноўным на тэрыторыі РСФСР) служыў да канца 1920 года. У ліпені 1921 года быў прыняты на працу ў нядаўна адкрыты Белдзяржуніверсітэт сакратаром праўлення. У той час быў жанаты на Марыі (26 год), яны мелі дзяцей Ніну (5 год) і Алега (3 гады). Праз месяц пасля ўладкавання на працу ў БДУ Ігната, заяву аб прадастаўленні пасады па арганізацыі бухгалтэрыі ва ўніверсітэце піша і Антон. 22 жніўня ён быў прыняты загадчыкам рахункава-фінансавага аддзела.

Працаваў у БДУ, відаць, Антон Антонавіч нядоўга, бо іншых дакументаў у асабістай справе няма. Працягнуў працу ён у сістэме спажыўкааперацыі.  

У спажыўкааперацыі працаваў і яго сын Вадзім. Ён быў тавараведам па культтаварах. Вадзім Касперскі нарадзіўся 27 кастрычніка 1907 года. У 1929 годзе ажаніўся з Янінай Паўловіч (нар. 1908). Гэта дачка Альберта Францавіча Паўловіча – паэта-гумарыста, драматурга, перакладчыка, мастака. Ён таксама захапляўся гульнёй у шашкі і шахматы, нават друкаваў задачы. Верагодна, на гэтай глебе Паўловіч і сыйшоўся з Касперскімі. З Ігнатам яны ў адзін час працавалі на Лібава-Роменскай чыгунцы і наведвалі чайную Ліпкінда, дзе збіраліся аматары шашак. Цікава, што, як і Антон Касперскі, Альберт Паўловіч быў бухгалтарам і працаваў у БДУ загадчыкам фінансавага аддзела, толькі на некалькі гадоў пазней.

У Вадзіма і Яніны было трое дзяцей: Тамара (1932), Анатоль (1935) і Леанід (1948). Анатоль памёр у 2004 годзе.

Успаміны Леаніда Вадзімавіча Касперскага.

О жизни семьи знаю в основном по рассказам родителей. Также сохранились документы папы (автобиография, характеристика, справки), по которым можно восстановить какие-то детали.

Папа родился в 1907 году. Окончил семилетнюю школу и общеобразовательные курсы. Работал счетоводом, затем товароведом по культтоварам при Минской областной базе потребкооперации. В 1929 году женился на Янине Павлович. Вскоре у них родились дочь Тамара и сын Анатолий. До войны семья жила на ул.Госпитальной (сейчас Фрунзе) недалеко от Круглой площади (сейчас это площадь Победы).

22 июня 1941 года в 6 часов утра папа был вызван на работу. Он был общественным начальником противовоздушной обороны. Когда вернулся домой с базы, то после бомбежки немцев дом сгорел, как и соседние. Осталось только пепелище. В чем ушли из дома, в том и остались.

Во время оккупации папа был направлен биржей труда работать на ту же базу. В 1943 году в Минске был арестован и вывезен в лагерь Гайдевальбург под Кенигсбергом, где работал грузчиком на бетонном заводе. Мама с двумя детьми осталась в Минске. Однажды на улице был хапун, их тоже схватили. Мама немного рассказывала про это. Летом 1944 года посадили их в товарняки и повезли. Говорили, что на работу в Германию. Но когда приехали, вокруг слышалась только французская речь. Так они оказались во Франции. Про людей этой страны у мамы остались хорошие воспоминания. Она там подружилась с француженками. Остались даже фотографии, они хранятся в семейном альбоме у сестры Тамары. Снимки подписаны француженками на память маме. Они сильно помогали тогда, делились последним: кусочком хлеба, одеждой детям, всем чем надо. Прекрасные люди были. Мама с ними общалась свободно. В детстве у нее была гувернантка-француженка. Она учила детей музыке и французскому языку. И мама довольно свободно читала на нем. Хорошо знала еще польский язык. После окончания войны из Франции добиралась с двумя детьми домой в Минск, как могла. Я вообще не представляю, как мама проделала такой путь.

А папу после освобождения как бывшего военнопленного отправили в Куйбышев, а потом в Моршанск в проверочно-фильтрационный лагерь (ПФЛ). После прохождения проверки был направлен в управление ПФЛ № 0322 в Коломну, которое проводило строительство газопровода. Там с декабря 1945 года по март 1947 года работал инспектором отдела снабжения. В июле 1946 года туда на жительство разрешили приехать маме с двумя детьми. Так спустя три года воссоединилась семья. В 1947 году папу направили в Киев на строительство газопровода Дашава – Киев. Потом работал бухгалтером в леспромхозе в селе Кодра (Макаровский район, Киевская область). Позже семья переехала в соседнее село Забуянье. Там в 1948 году родился я. После этого снова переезжали по работе папы. Сначала в 1950 году в Корюковку (Житомирская область), потом в г.Долина (Ивано-Франковская область). В 1956 или 1957 году мы переехали в Дрогобыч, тогда он был областным центром, сейчас это Львовская область. Там папа работал главным бухгалтером в строительном управлении. В 1960 году переехали в Новый Роздол, это километров 60 от Дрогобыча. Тогда это был молодой городской поселок, там был построен горно-химический комбинат. Он был одним из крупнейших в Европе, там добывали серу открытым способом. В строительном управлении «Роздолхимстрой» папа работал главным бухгалтером до выхода на пенсию. На ней он еще немного поработал в Ходорове на комбинате «Троянда» заместителем начальника группы емкости. Умер папа 3 января 1973 года в Новом Роздоле, где и похоронен. Мама прожила там еще больше 20 лет. Похоронена рядом с папой. В Новом Роздоле осталась жить моя сестра Тамара, ей уже за 90 лет.

Когда я ходил в начальную школу, папа мне показал азы шашек, правила игры. Еще был такой случай. Водили меня в парикмахерскую. А там работники в шашки резались постоянно. И один был очень сильный у них. Я смотрю раз такое дело: «Папа сыграй, папа сыграй». Он не хотел. В парикмахерской услышали наш разговор. Спросили: «А вы что, играете?» Я говорю: «Да, он хорошо играет». В итоге уговорили папу сыграть. Побил он их всех.

Мама рассказывала, что до войны папа два раза занимал призовые места во Всесоюзных соревнованиях профсоюзов по своему обществу. Они проходили в Москве. В качестве приза папа привозил фотоаппарат «Лейка», очень престижный по тем временам. Сам он ничего про шашки не рассказывал.

Также папа был радиолюбителем. В свое время сделал ламповый радиоприемник. Вешал динамик на яблоню, и вся улица слушала.

Мама – дочь Альберта Францевича Павловича. Он писал стихи, пьесы, также переводил с польского и украинского языков. У мамы хранилась пьеса «Снапок», сейчас она должна быть у Тамары, моей сестры. Также у нас была напечатанная на машинке книжка его стихов. Экземпляров было несколько: у мамы один хранился, у ее брата, который уже умер. Сейчас эта книга тоже должна быть у моей сестры. Еще дедушка рисовал картины и вышивал. У моих родителей был вышитый им большой ковер, висел возле кровати. Дома у Альберта Францевича собирались молодые Якуб Колас, Янка Купала, Максим Богданович, читали стихи. Моя мама – тогда еще маленькая девочка – была любимицей Купалы. Он даже написал посвященное ей стихотворение. Оно называется «Для Янінкі».

Для Янінкі, для цёзкі,

Шлю паклон шчыры з вёскі:

Жычу весела расці, ўсе навукі перайсці,

І шчасліва, і ахвотна,

Ды без сумнасці маркотнай

Песні пець

І ляцець

Па-над борам

К сонцу, к зорам,

З вольнай думкай па-над гаем,

Па-над нашым бедным краем...

*

Для Янінкі, для цёзкі,

Шлю паклон шчыры з вёскі:

Жычу, после ўсіх навук без прынукі і дакук,

Жыці з мужам, а багатым,

Каб была век доля святам,

Добра жыць

І любіць

Дружку дружка,

Як пяюшка –

Птушка птушку, што век звонка

Славіць нашую старонку

І са мною для цёзкі

Шле паклон шчыры з вёскі!..

[1911]

Сам я учился в Белорусском политехническом институте. После его окончания в 1972 году работал инженером-конструктором в Орше. В 1973 году, после смерти отца, вернулся к маме в Новый Роздол, там работал на горно-химическом комбинате. А в 1976 году переехал в Белоруссию. Живу в Полоцке. У меня есть дочь Алёна и сын Вадим, которого назвали в честь моего папы.

Про дедушку Антона Антоновича помню только, что рассказывали, как он иногда играл в шахматы – отворачивался от доски и диктовал ходы. Я тогда еще поразился, как так можно играть. В автобиографии папа писал, что Антон Антонович был выходцем из крестьян села Пальчик Червенского (раньше Игуменского) района, служил на железной дороге и в различных учреждениях. Был заместителем главного бухгалтера в Белкоопсоюзе и инспектором по шахматам и шашкам в Комитете по физической культуре и спорту БССР. Похоронен Антон Антонович на Военном кладбище в Минске. Когда заходишь через центральный вход, есть маленькая церквушка. И справа от нее, метрах в шести, была могила дедушки – с памятником, табличкой, оградой. Когда учился в Минске, я приходил туда неодкратно. А потом, лет через десять, когда я приехал туда в следующий раз, могилу уже не нашел. Все памятники в этом месте снесли, а землю выложили плиткой. Я зашел в эту церквушку, нашел служителя. Он сказал, что не было никаких опознавательных знаков, надписей, поэтому все снесли. А ведь все было. Был очень зол на них.

А пазней пра сям’ю расказала Тамара Вадзімаўна Касперская-Назаранка, якая, нягледзячы на свой узрост, многія падзеі памятае, як быццам яны адбыліся ўчора. Самае цікавае з двухгадзіннай размовы – вашай увазе.

Мы жили в Минске по улице Фрунзе, 33. Сначала это была Госпитальная, 25, а после смерти Фрунзе улицу переименовали. Изменился и номер дома. Мы снимали комнату площадью 32 метра у супругов Комар. Степан Степанович работал главбухом в Политехническом институте, и до войны, и после. Елена Михайловна тоже работала бухгалтером. Они жили в своей половине дома, кухня была общая. Это были люди чудеснейшие, очень хорошие. Они маме в шутку говорили: «Яночка, отдайте нам Тамару. Вы себе еще родите, вы молодая» (улыбается). Потом я у них год жила, когда поступила в институт в Минске.

До войны я окончила два класса. В первый пошла в 14-ю школу, она была белорусской. Потом я перешла в русскую школу, которая только открылась. По-моему, это была 23-я школа. Очень жалею, что во время войны сгорели две мои похвальные грамоты, они стояли в комнате на комоде. Такая память была бы сейчас о том времени.

Мама немного работала секретарем-машинисткой. Папа работал в Белкоопсоюзе, был старшим товароведом. Контора располагалась около Русского театра и тюрьмы на Володарского. Папа все время ездил в командировки – в Москву, Киев, Ленинград. Там он заказывал игрушки, спортивные и радиотовары, которые потом доставляли в Минск и распределяли по магазинам. Я помню, как однажды папе разрешили взять домой на пару дней игрушечную железную дорогу. Там он работал все время до войны.

Папа хорошо играл в шашки. Участвовал в соревнованиях в Минске, ездил куда-то за пределы республики. И меня в детстве научил играть. Папа и в шахматы играл, но любил шашки. Шахматистом был дедушка Антон Антонович. Но папа играл только до войны. После нее если только со мной сядет дома поиграть.

Хорошо помню своих дедушек. Альберт Францевич был поэтом-сатириком, художником. У нас в комнате висел ковер его работы, он сгорел вместе с домом, когда началась война. Другой дедушка Антон Антонович на руках меня носил, высокий был. У меня фотокарточка была, где мы в саду на улице Фрунзе. Он меня держал на руках, мне было годика два. Рядом сидел Альберт Францевич, также мои родители и хозяева дома, где мы жили.

Антон Антонович был женат три раза. Первая жена Мария Эдуардовна родила ему двух детей и умерла. Потом он женился на молодой красивой девушке, не помню, как ее звали. Но и она заболела и умерла. В браке с третьей женой Верой Ивановной родился еще один сын.

Когда Антон Антонович умер он в январе 1936 года, папа не смог поехать на кладбище, у него было тяжелое воспаление легких. Так катафалк с телом дедушки заехал к нам на улицу Фрунзе, чтобы мы могли проститься. Похоронили Антона Антоновича на Военном кладбище. Могила была справа от входа, недалеко от церкви. Мы с мамой приходили на кладбище каждый раз, когда приезжали в Минск. Как-то пропала табличка с памятника, мама заказала новую. А в один их приездов мы приходим, а могилы уже нет.

Я вспоминаю довоенное время как неплохое. Хотя иногда было страшно. Сразу за нашим домом стоял еще один, двухэтажный. В этом доме жило какое-то начальство – то ли военное, то ли политическое. В 1937-38 годах по утрам слышалось: «Из этого дома несколько человек арестовали». Я хорошо это помню. И никто не знал, где они и что они.

22 июня в шесть часов утра нам в окно постучали – вызвали папу на работу. Потом мама пошла в соседний двор на Омский переулок, там по радио Молотов, кажется, обратился к советскому народу. Папу с работы отпустили на третий день войны. Они находились на базе Белкоопсоюза, которая была тогда в районе нынешнего Института культуры. Сидели на первом этаже, а на второй упала бомба. И мы начали собираться из Минска, куда-то же надо было уходить. Пошли в сторону Москвы. Но город уже был окружен и выйти у нас не получилось.

Минск несколько дней горел. Помню, днем город был весь черный от дыма, а ночью красное зарево. Сгорел и наш дом на Фрунзе. Мы перешли жить к папиной мачехе Вере Ивановне, которая с сыном Борисом жила на Малой Татарской улице. Помню, папа начал немного меня учить немецкому языку, т.к. было понятно, что вот-вот придут немцы. В мечети, которая была рядом на Большой Татарской, тогда был склад продовольствия. Туда все ходили, брали что только можно. И мама пошла, что-то оттуда принесла. Но прожили мы там считаные дни. Как-то раз ночью мы услышали какой-то треск. Помню его, как будто это вчера было. Сначала мы подумали, что это дождь. Но оказалось, что это горит наш дом. Выбежали мы на татарские огороды. Мама меня оставила смотреть брата Толика, а сама побежала обратно. Успела вынести из огня мешок с мукой, потом мы на этой муке жили. Всего тогда сгорело 10 или 12 домов. Папы с нами не было, его перед этим арестовали немцы. Но позже маме удалось на бывшей папиной работе найти документы, что он беспартийный, и таких потом немцы отпустили.

Так мы сгорели во второй раз. Перебрались жить в дом на Большой Татарской улице, там стояли кровати, видно, общежитие раньше было. Но и там мы долго не пробыли, т.к. этот участок улицы включили в состав гетто. Мама пошла искать евреев, с которыми можно было бы поменяться жильем. И нашла маленький домик на Сторожовке, который чуть не разваливался. Помню, крыша у него было подперта бревном, которое стояло в середине комнаты. Но ничего, как-то жили. Я ходила в школу, она стояла на улице, которая вела от Оперного театра к пивзаводу. Там закончила третий и четвертый классы. Сохранился даже табель с оценками. У меня были все пятерки и только одна четверка за какую-то четверть, не помню уже по какому предмету.

В церкви на Сторожовке во время войны мама меня и брата крестила второй раз. Сразу после рождения нас уже крестили в костеле. Но документов не осталось. А во время войны пошел слух, что немцы будут забирать в гетто тех детей, у кого нет подтверждения крещения. Мама пошла к батюшке и спросила, можно ли нас второй раз покрестить. Он был человек понятливый, и разрешил. До сих пор у меня хранится справка из церкви о втором крещении. Берегу ее как реликвию.

В 1943 году немцы снова арестовали папу. На этот раз его вывезли в лагерь под Кенигсбергом. Но тогда мы этого не знали. А потом и нас схватили – маму, брата и меня. Маме сказали: «Вы едете добровольно к вашему мужу». Как это добровольно? Но так говорили. Нас с другими людьми привезли в Варшаву, где-то месяц там были. А потом отправили во Францию и поместили в трудовой лагерь. Мы с мамой ездили на работу, брат оставался в лагере. Шли пешком 2 километра до железнодорожной станции, потом 18 километров ехали поездом на завод. Мама там была как своя, в детстве она учила французский язык. Была фотография с двумя или тремя француженками, с которыми она общалась, дружила. Вообще люди там были хорошие. Скажут мне сложить что-то, я сделаю. Потом разбросают и показывают, чтобы я снова складывала. На случай если проверка придет, и было видно, что я работаю. Потом мама пошла к начальнику лагеря и сказала, что не будет меня больше отпускать на этот завод. Но нашли мне работу и в лагере. Там рядом были сады, я таких в жизни не видела. Мы с другими детьми собирали яблоки, груши, сливы. Дедушка-француз, хозяин сада, разрешал нам есть фрукты на месте, сколько мы хотим. Потом нас вывезли под Берлин. По-моему, это место называлось Мелроза. Я там брала маленьких девочек, которые не умели ни читать, ни писать, и учила их грамоте. Однажды в комнату, где мы занимались, зашел начальник лагеря. Я стою перед девочками как учительница. Посмотрел, что у нас огрызки карандашей, бумаги вообще не было. Позвал меня, привел к себе в кабинет и дал тетрадки с карандашами. Столько радости было у нас с девочками. Человечный начальник попался.

Потом нашелся папа. Я уже не помню, какими судьбами ему удалось нас разыскать. Мы на поезде поехали к нему в лагерь Гайдевальбург под Кенигсбергом. Мы там побыли пару месяцев, и начали наступать наши. Мужчины из лагеря начали копать окопы. Когда наши уже совсем близко подошли, то мы спрятались в этих окопах и чем-то накрылись. Так нас освободили. Нам сразу дали лошадей, подводы, и несколько дней мы ехали по Германии. Там папу и других мужчин забрали власовцы. А мы кое-как добрались до Минска.

Вернулись в тот домик на Сторожевской улице. С нами в одном дворе жила семья дяди Бориса, папиного брата. Тяжело было в Минске после войны. Нужно было восстанавливать документы, которые сгорели в 1941 году. Возраст детей определяли по внешнему виду. А мы худые, малые были после войны. Так мне записали 1933 год рождения, хотя родилась я 12 января 1932 года. На один год омолодили и брата Толика.

Мама устроилась на работу на обувную фабрику. Директор фабрики был очень доволен: «Наконец-то у меня появилась машинистка, которая грамотно печатает». Но через месяц приехала какая-то комиссия и распорядилась маму уволить, т.к. она была на оккупированной территории, была в Германии, и ей нельзя доверять печатать секретные документы. А какие там секреты могли быть на обувной фабрике, которая тогда делала валенки?

Как-то в 1945 году мы шли с мамой и братом Толиком возле Красного костела. И вдруг какая-то женщина подходит к маме и спрашивает: «Янинка, это ты?» Оказалось, что это была тетя Владя – жена Янки Купалы. А когда-то на улице Республиканской дома у моего дедушки Альберта Францевича Павловича собирались молодые Янка Купала, Якуб Колас, Тишка Гартный и другие. Дедушка был старше их, как вожаком был. Бабушка готовила ужин, они беседовали на свои темы. Мама моя была тогда еще девочкой. Бабушка рассказывала, как на их с дедушкой серебряную свадьбу в 1923 году Купала с женой подарили две серебряные рюмки.

Так вот, когда тетя Владя нас встретила, то сильно обрадовалась и пригласила к себе в гости. Мы с мамой через какое-то время навестили ее. Тетя Владя жила через улицу от Красного костела, у нее была своя квартира. Она нас угощала, тогда это казалось роскошью – война только закончилась, все еще по карточкам было. Зашла речь про Янку Купалу, и я сказала, что знаю его стихотворение. Мы учили его в школе при немцах. Тетя Владя попросила прочитать. Я начала рассказывать, а у нее слезы на глазах. Тогда я не понимала, почему. Еще раз я случайно встретилась с тетей Владей уже в 1950-х годах, во время учебы в Минске. Была выставка Купалы в музее. Она была там и узнала меня. Мы долго сидели, говорили. Она расспрашивала про маму, бабушку, дедушку.

После войны мамины родители жили на Урале. Дедушку сослали туда за то, что писал на белорусской мове. Они нам выслали деньги, чтобы мы переехали к ним. Мама устроилась на работу, я пошла в пятый класс. Потом мы поехали к папе в Коломну, где он тогда работал по снабжению. Через какое-то время папа сказал: «Беларусь мы знаем, в России я тоже уже много, где был. Так что поедем в Украину». И мы переехали в село Кодра Киевской области. Там я начала учить украинский язык. Помню, в первом диктанте сделала 53 ошибки. Учительница мне дала «Молодую гвардию» на украинском языке, я ее читала каждый вечер маме, соседкам. Так выучила язык. Оттуда мы переехали на Черниговщину, а потом в Западную Украину.

Когда пришло время поступать в институт, то я, конечно, поехала в родной Минск. Про другой город даже не думала. По приезду остановилась у дяди Коли. Он до войны закончил Политехнический институт, был то ли ленинским, то ли сталинским стипендиатом. Константинов его фамилия. Позже стал проректором института, а тогда преподавал математику. Он посадил меня перед собой и говорит: «Буду сейчас тебя экзаменовать». И начал гонять меня по математике. Я все задания решила, на все билеты ответила. Дядя Коля сказал: «Ты же математику знаешь. Иди к нам в Политехнический». Но я хотела быть учительницей. Так он меня и не уговорил. Я поступила в лингвистический институт. После окончания один год по распределению отработала в школе в Логойском районе и вернулась к родителям. Всю жизнь проработала учительницей немецкого языка. Жалею, что не осталась в Минске. Тем более, дядя Коля звал на работу в Политехнический институт, обещал помочь с жильем. Минск – это самый лучший город на Земле!

У другой частцы матэрыялу распавяду, які след у гісторыі беларускіх шашак пакінулі Антон і Вадзім Касперскія, а таксама Альберт Паўловіч.