Дочь Монтесумы. Сердце Мира

XIII
Клятва

Встав на рассвете, я разжег костер, чтобы приготовить горячую пищу сеньору, продолжавшему крепко спать. Ко мне подошла Майя, и я увидел, что ее руки и ноги были расцарапаны.
– Сеньора, – обратился я к ней, – прошлой ночью я произнес оскорбительные слова, которые прошу мне простить. Я вижу, как был неправ по отношению к вам. Простите меня, и я обещаю быть вам верным слугой, если только моя услуга может когда-либо потребоваться!

– Благодарю сердечно за эти слова, дон Игнасио, и готова забыть те, которые вырвались у вас вчера ночью. Вы угадали мою тайну, и я не стыжусь ее. Я только сожалею, что не стою сеньора. Прошу вас, не вооружайте его против меня и не разлучайте нас, если моя любовь тронет его.
– Вы требуете от меня большой клятвы, касающейся будущего, которое никому не ведомо…

– Знаю, сеньор, но вспомните, что ваш друг, который теперь так спокойно спит, если бы не я, был бы бездыханным трупом. Вспомните, что вы стремитесь попасть в Столицу Сердца, где выгодно иметь во мне друга… Не давайте обещания, если не хотите, но знайте, что я тогда буду вам страшным тайным врагом!
– Не к чему мне угрожать. Я не боюсь угроз. Он сам себе господин, и потому обещаю, что не буду становиться между вами обоими… Смотрите – он просыпается!

Майя подошла к костру, сняла котелок, и мы приблизились к сеньору.
– Вот горячая пища! – сказала девушка, но сеньор с недоумением посмотрел на нее и спросил:
– Что случилось, Майя?
– Вчера вечером, доставая мне цветок, вы были укушены змеей и чуть не умерли!
– Помню. И, конечно, умер бы, если бы вы не высосали кровь из раны и не стянули мне так крепко руку. А дальше?
– Когда миновала опасность отравления, вас стала мучить сильная жажда, а у нас не было ни одной капли воды, даже для вас!

– Да, помню и это. Никому не пожелаю испытать такого мучения. Но я пил воду и ожил. Кто принес мне ее?
– Отец отправился верхом к источнику…
– Он вернулся?
– Нет еще!
– Значит, не он привез воду. Откуда же она появилась?
– Из
cueva
… мы ее вместе вчера осматривали…
– Кто же спустился туда? Ведь она недоступна!
– Я спустилась!
– Вы?! Нет, это немыслимо! Не шутите, скажите, кто туда спустился?

– Я не шучу, сеньор. Вы умирали от жажды, а отец мог не успеть вернуться… Тогда я взяла ведро и спустилась вниз. Мне посчастливилось вернуться невредимой и вовремя, чтобы предупредить дона Игнасио, который собирался сделать то же самое. Я расскажу об этом после подробнее, а теперь надо есть…
Сеньор Стрикленд протянул к ней руки и заключил в свои объятия. Таким образом, они безмолвно объяснились в любви среди дикой пустыни, при одном молчаливом свидетеле, которым был я.

– Не забудьте, что я только простая индейская девушка, – проговорила она, – а вы ведь господин среди белых. Можно ли вам любить меня?
– Очень даже можно, потому что вы благороднейшая девушка, когда-либо встречавшаяся мне, и вы спасли мою жизнь!
Зибальбай вернулся только к полудню. Мул споткнулся об острый камень и захромал.
– Он еще жив? – спросил старик у дочери.
– Да, отец!
– Крепок же он! Я думал, что жажда непременно убьет его раньше.
– Ему дали воды… Я спустилась в
cueva

и достала воды! – добавила она после некоторого колебания.
Старик с изумлением взглянул на девушку.
– Как это у тебя достало мужества спуститься в это страшное место?
– Желание спасти друга… Ведь я знала, что ты не успеешь вернуться!
Зибальбай задумался и медленно проговорил:

– Мне кажется, что лучше было бы дать умереть этому белому человеку, – я боюсь, что он причинит нам много хлопот. Богам было угодно сохранить твою жизнь, и помни, что она принадлежит им и что мы должны идти по пути, который они избрали для тебя, а не по тому, который ты выберешь себе сама. Помни также, что в Столице Сердца тебя ожидает некто, кто будет против твоей дружбы с белым пришельцем!
В тот же вечер, отозвав меня в сторону, Майя передала мне слова своего отца.

– Я вижу, что не обойдусь без вашей помощи, дон Игнасио, так как отец будет против меня, если мои желания будут мешать его планам. Я убеждена только в одном: что моя жизнь не во власти богов, я утратила веру в тех, которым поклонялись отец и я, если только когда-нибудь имела эту веру!
– Вы говорите горячо, но я полагаю, было бы лучше, чтобы ваш отец не слышал таких слов!
– Разве вы верите нашим богам, дон Игнасио? – спросила она меня удивленно.

– Нет, сеньора. Я христианин, не признаю идолов и не желаю иметь ничего общего с их поклонниками!
– Понимаю. Вы хотите иметь что-нибудь общее с богатством этих поклонников. Но почему бы и мне не стать христианкой? Я уже многое узнала о вашей вере и нахожу, что она чиста, велика и спасительна для нас, смертных!
– От души желаю вашего полного просветления! – ответил я. – Но не по-христиански упрекать меня в стремлении к богатствам, которых я домогаюсь лишь в интересах своего народа, а не для себя!

– Простите меня, дон Игнасио. Язык мой был резким, как и ваш еще совсем недавно… Но я слышу, что сеньор зовет меня!

Два дня еще пришлось нам пробыть на месте, пока сеньор не окреп настолько, что мог продолжать путь. Десять дней мы двигались по пустынной равнине и только на одиннадцатый дошли до пологих склонов довольно высоких гор. Еще через сутки мы достигли линии снегов и были вынуждены оставить мулов, которых нечем было кормить. Эту ночь мы провели, зарывшись в снег и тщетно стараясь заснуть; время от времени нас будил отдаленный шум, похожий на раскаты грома, – это были падающие с гор лавины.

– Как долго продлится наш путь в снегах? – спросил я Зибальбая.
– Смотри, – ответил он, указывая рукой на место, откуда появился первый луч восходящего солнца. – Там – высшая точка нашего подъема, и там мы будем сегодня перед закатом!

Несколько ободренные этими словами, мы пустились в путь. К счастью, подъем не был очень крут, и мы, с небольшими остановками для отдыха, успели еще засветло добраться до цели. Перед нами, точно из-под земли, выросли высокие, почти отвесные скалы, бежавшие в обе стороны наподобие искусственных крепостных стен.
– Нам нужно взобраться на эту стену?

– Нет, – ответил Зибальбай на мой вопрос. – Есть путь внизу. Дважды в прежние времена доходили сюда толпы белых завоевателей, но, не найдя прохода, возвращались домой, хотя руки их были почти у самой двери!
– Эти скалы окружают священную долину со всех сторон? – спросил сеньор.

– Нет, белый человек, нет! Мы их пройдем за несколько дней пути к западу, но там придется упереться в непроходимое болото. Горы можно обойти и с востока, но для этого надо три дня идти по горам и пропастям. Только одному человеку это удалось, странствующему индейцу, пришедшему к нам еще при моем деде. Теперь подождите, я пойду искать…
– Вы рады, что находитесь на пороге своего дома? – спросил сеньор молодую девушку.

– Нет, – ответила она, – в пустыне я знала счастье, а здесь и меня, и вас ожидает одно горе. Если я действительно дорога вам, то бежим обратно и поселимся среди людей вашего народа.
Она умоляюще сложила руки.
– Как? Оставить вашего отца и дона Игнасио одних?
– Вы мне больше, чем отец, хотя вам, быть может, дон Игнасио дороже, чем я!
– Нет, Майя. Но, пройдя так много, я хочу видеть Священный Город.
– Как вам угодно! – сказала она с глубокой грустью. – Вон отец нашел проход и зовет нас!

Зибальбай стоял от нас в сотне шагов, но мы не видели никакого прохода.
– Хотя я вам доверяю и надеюсь, что Небо соединило нас для своих великих целей, – сказал он, – но, следуя старому закону и повинуясь клятве не пропускать в город ни одного чужестранца, я должен завязать вам глаза. Дочь моя, сделай это!
Она повиновалась и, завязывая повязку, шепнула каждому из нас:
– Не бойтесь, я буду вашими глазами!

С той минуты мы были как во тьме. Пройдя немного, ведомые за руки, мы остановились. Наши проводники отошли несколько в сторону, и мне показалось, что они отодвигают что-то очень тяжелое. Затем мы стали спускаться по довольно покатому склону, но шли по столь узкому проходу, что плечами постоянно задевали его стены, а иногда нас очень низко заставляли наклонять головы. После многих крутых поворотов проход расширился, и мы пошли свободнее.
– Снимите повязки! – послышался голос Зибальбая.

Несколько освоившись со светом, мы с любопытством осмотрелись кругом. Я подумал, что нахожусь на дне глубокой расщелины, вероятно, вулканического происхождения. Вдоль нее шла сооруженная людьми дорога, так хорошо проложенная, что прошедшие века и снеговые завалы не смогли ее разрушить и по ней было очень легко идти. По обеим сторонам были видны пещеры, но они находились высоко, и без лестницы в них было трудно попасть.
– Что это? Место для погребения умерших? – спросил я.

– Нет, – ответил Зибальбай, – это бывшие жилища диких людей, которые не боялись холода. Преследуя их, основатель Священного Города открыл проход, по которому мы шли, и таким образом нашел тот роскошный плодоносный остров и долину с озером, где расположена ныне Столица Сердца. Но поспешим, иначе ночь застигнет нас в проходе!
Равнина, или, вернее, ущелье, по которому мы шли, опять суживалась, и мы очутились в туннеле в сплошной темноте.

– Не бойтесь, – сказал нам Зибальбай, – проход недолог, и здесь нет ям!
Через несколько минут впереди опять появился свет, и немного погодя мы были уже по ту сторону гор. Не останавливаясь, Зибальбай свернул направо, и еще через несколько десятков шагов мы очутились у двери дома, построенного из дикого камня.
– Входите, – обратился он к нам, – и добро пожаловать в страну Сердца!

Дверь была открыта им настежь порывистым движением руки, перед нами мелькнул яркий пламень огня, и мужской голос спросил:
– Кто там?
Зибальбай вошел, ничего не ответив. В довольно просторной, с низким сводом, комнате за столом сидели мужчина и женщина – они ужинали.
– Так-то вы ждете нашего возвращения? – грозно сказал наш спутник. – Посторонитесь же и приготовьте нам поесть, а то мы умираем от голода и холода!

Мужчина медлил, но его жена, завидев лица вошедших, быстро схватила мужа за рукав, говоря:
– На колени! Это касик возвратился!
– Прости, о господин мой! – воскликнул от тогда. – Но, сказать по правде, мне так часто говорили в городе, что ни ты, ни наша госпожа никогда не вернутся, что я счел вас за пришельцев с того света. То же самое подумают и в самом городе, где Тикаль правит вместо тебя!

– Замолчи! – велел Зибальбай. – Мы оставили здесь наши одежды. Принеси их во внутренние комнаты, а также достань другие для моих гостей, а твоя жена пусть готовит ужин!
Хозяин поклонился до земли и ушел. Его примеру последовала жена, предварительно помешав в очаге и подложив еще несколько поленьев. Мы встали вокруг огня и с наслаждением отогревались.
– Что это за дом? – спросил сеньор.
Зибальбай, погруженный в глубокую думу, не расслышал вопроса, и ответила Майя.

– Жалкая хижина, которой пользуются охотники за дикими козами. Эти люди здесь сторожат, и им было поручено встретить нас при возвращении, но, по-видимому, они об этом забыли. Теперь простите меня, сеньор, но я пойду помочь им. Отец, идем…
Вскоре вернулся хозяин, но при виде сеньора он в изумлении остановился перед ним, глядя во все глаза и бормоча непонятные слова.
– Что с ним и что ему от меня нужно? – спросил меня сеньор по-испански.

– Он удивлен вашей белой кожей и светлыми волосами. Он говорит, что не осмеливается обратиться к вам, так как вы, вероятно, сошедший на землю небожитель… Он просит меня передать вам, что вода для омовения и одежды приготовлены для нас в особой комнате.
Мы последовали за индейцем, который ввел нас в небольшую комнату, выходившую, как и несколько соседних, в длинный коридор. Тут мы нашли два ложа с меховыми покрывалами, а также приготовленные для нас одежды: полотняные длинные рубашки и
serape

– плащи из серых и черных перьев, прикрепленных к льняной основе. На полу стояла теплая вода в двух больших тазах. Сеньор с удивлением обратил внимание, что они были из чеканного серебра.

– Здесь люди, должно быть, очень богаты, если даже обиходную утварь своих постоялых дворов делают из серебра. До сих пор все разговоры о Священном Городе, в котором Зибальбай был касиком, а Майя наследницей, казались мне баснями, но теперь я готов согласиться, что в них много правды, а почтительность этого индейца показывает, что Зибальбай здесь важная особа!

Потом мы облачились в новые одежды, правда, не без труда, потому что их покрой был нам непривычен, и отправились в столовую. Там нас встретила Майя, но так изменившаяся, что ее трудно было узнать. На ней была шелковая одежда, затканная золотом, браслеты и драгоценные камни.
– Как и вы, я переоделась… Или вам не нравится мой наряд?
– Не нравится?! Я никогда не видел лучшего! – возразил сеньор.

– Не видели лучшего? Между тем, это один из самых простых, которые у меня есть. Подождите, когда мы будем дома, я покажу вам еще лучшие!
– Я не знаю, что мне больше нравится: ваш наряд или вы сами!
– Тише, друг! Здесь нельзя говорить так свободно! – остановила Майя сеньора. – По ту сторону гор я была вашим товарищем, а здесь я – Царица Сердца!
– Тогда я предпочел бы, чтобы вы оставались прежней индейской женщиной… Или вы, быть может, шутите?

– Я вовсе не шучу, – проговорила она с подавленным вздохом. – Вы должны быть осторожны, не то будет плохо вам, или мне, или нам обоим. Здесь я первая из женщин, а мой двоюродный брат будет, конечно, наблюдать за мной. Вот идет отец…

Одет он был довольно просто, как и мы, только на шее висела толстая золотая цепь с подвешенным к ней золотым изображением символического сердца. Мы заметили, что Майя ему поклонилась, на что он ответил кивком головы, а оба индейца, принесшие пищу, каждый раз, когда он проходил мимо них, кланялись до земли. Нам обоим было ясно, что нашей дорожной дружбе пришел конец и теперь перед нами властный царь.

– Кушанье готово! – сказал он. – Прошу садиться и есть. Садись и ты, дочь. Ты можешь не стоять предо мной, мы все еще как бы в пути и можем отбросить церемониал, пока не будем в стенах Священного Города!

Мы ели что-то очень вкусное, но неизвестное, и запивали соком, похожим на вино. Глядя на сеньора, я ясно видел, что у него тяжело на сердце. В дороге он был как бы нашим начальником, а здесь Зибальбай, до сих пор называвший его «сеньор» или «друг», обращаясь к нему теперь, говорил «чужеземец» или еще одно индейское слово, которое означает «незнакомец». То же было и по отношению ко мне. Но меня ожидала приятная неожиданность: лишенный всякой возможности курить в продолжение шести недель, я увидел, что индеец несет особые сигары, сделанные из табака, завернутого в тонкую солому индейской ржи.

– Ты сейчас отправишься, – повелительно обратился к вошедшему Зибальбай, – в село хлебопашцев и моим именем велишь старшему прислать мне четверо носилок и носильщиков к пяти часам после восхода солнца. Ты предупредишь их также, чтобы наготове были лодки для переправы через озеро. Но если жизнь ему дорога, пусть никто в городе не знает о моем возвращении!
Индеец низко поклонился, взял свой плащ и вышел.
– Далеко до деревни? – спросил сеньор.

– При плохой дороге шесть часов, если только он в темноте не свалится в пропасть, – ответил Зибальбай. – Уже поздно, и время отдыхать; идем, дочь. Спокойной вам ночи!
Майя встала и, прощаясь, подала сеньору руку, которую он почтительно поцеловал.
– Как хорошо затянуться табаком! – сказал он, когда мы остались одни. – А заметили вы, друг, как переменился Зибальбай? Я никогда не обольщался насчет его характера, но теперь ничего не понимаю!

– Мне кажется, сеньор, что, подобно некоторым католическим патерам, он страшный фанатик. Он властолюбив и деспотичен. Он не пощадит ни себя, ни других, если вопрос встанет о благе страны или славе его богов. Какая у него должна быть сила воли, если, почитаемый как божество, он явился в нашу страну под видом нищенствующего врача и решился пройти тот путь, который никто из его народа не проходил. Он все перенес без ропота, потому что цель его странствия достигнута!

– Какова же эта цель? Я до сих пор ее плохо понимаю, и при чем тут мы?
– Цель всей его жизни – восстановить павшее Царство Сердца. Я не верю богам Зибальбая, но верю его видениям, так как они привели его ко мне. Ни один из нас порознь не может достигнуть успеха!
– Почему?
– Мне нужны средства, а ему – люди. Если он даст мне средства, я доставлю ему людей тысячами!

– Начинаю понимать, но боюсь, что вам встретятся большие препятствия на вашем пути. Но что должны делать Майя и я, если мы не собираемся восстанавливать никакое царство? Мы будем простыми зрителями?
– Как можно так говорить! Она ведь наследница своего отца, а вы оба… стали так дороги друг другу! – добавил я после минутного размышления.
– Я не думал, что вы заметили нашу взаимную привязанность, Игнасио. Я ничего не говорил, так как знаю, что вы ненавидите женщин!

– Я не совсем слеп, сеньор. К тому же нельзя не заметить, когда в жизнь друга входит женщина. Нет, вы не можете не быть действующим лицом, но какова ваша роль – не знаю. Она зависит, впрочем, от откровения богов Зибальбая или, собственно, того, что он примет за откровение. Он расположен к вам пока, так как допускает, что оракул признáет вас сыном Кветцала, который спасет весь народ. Таково пророчество. Но будьте осторожны: если он придет к обратному заключению, то сметет вас с лица земли, и вы вынуждены будете расстаться с Майей!

– Этого никогда не случится, пока я жив!
– Может быть, но те, кто мешает жрецам или земным владыкам, недолго живут. Еще нет оснований падать духом: я здесь нужен и потому могу во многом помочь. Я дал Майе клятву, что сделаю для вас обоих все, что только в состоянии сделать. Быть может, и вы поможете мне!
– Во всяком случае, мы будем держаться вместе. Но о будущем рано толковать, а теперь пора спать. Верно только одно, что если не умрет Майя и не умру я, то она будет моей женой.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь