Глава 5. Пожар

​Чародейка пыталась остановиться, когда колдун украл амулет и скрылся в ночи, обрызганный кровью, но я и бровью не повела: «Нет уж, изволь, расскажи до конца».​

К тому времени, как она довела рассказ до дороги на Потицы, лес раздался в стороны, и мы выехали к реке. Дождь приутих, и небо слегка поднялось, хоть и осталось пасмурным. Вокруг стелились сырые, свежие поля, недавно убранные. Стога уже попрятались на сеновалах, земля стояла пустая, а совсем недалеко, за стеной больших костров, поджидала зима. Волшебница сбросила капюшон, огляделась, привстав. Потом поежилась, закуталась в плащ плотней и снова умолкла. 

— И куда же делись твои куры с гвардейцами? — не отставала я.

Она глянула недовольно и продолжила:

«Это случилось после перевала, в двух днях пути от "Позорной Ступки". Мы встали на ночлег, мои люди вытянули жребий на стражу, а я едва устроилась у себя в шатре, как снаружи поднялся гвалт, крики, а потом и сабельный лязг. Я рванулась так, что запуталась в пологе, а когда выбралась, увидела что куриная клетка горит белым огнём, а вокруг неё дерутся друг с другом мои солдаты. Понять, кто из них на моей стороне, получилось только когда затихли одна за другой пеструшки в клетке, и предатели уронили сабли с криками боли, а после — языки, и тоже смолкли. Ни одна из куриц не пережила той ночи. Из двенадцати человек уцелели двое, и ещё троих раненых я оставила в следующей деревеньке. Пеструх там не держали».

Чародейка закашлялась. Мы остановились пропустить стадо и молча смотрели, как через дорогу шагают бурёнки. Знакомый пастух крикнул мне:

— Эгей, Идра! Ухвати-ка моего беса!

Я отвечала обычно:

— Смотри лучше, как бы в тележку тебя не упрятала!

Мы тронулись дальше, и Кая продолжила:

«Ребята рассказали, что юный Бофир вдруг полоснул по клетке белым огнём и тут же упал замертво, а другие бросились на тех, кто пытался спасти курочек. Он был славный малый, хоть и застенчивый, этот Бофир. Всё насвистывал, животных любил, птиц. Видно, это его и погубило. Я не знаю, как колдун подчиняет себе людскую волю, но это умение явно не входит в «сйефин», и оно у него осталось.

«В следующие дни мы тщетно пытались раздобыть в округе хоть одну курицу, кровь которой подошла бы мне. Но ты сама знаешь, что здесь пеструшек не держат. Когда же удалось встретить хозяйства, где они бывали, выяснилось, что нас опередил проклятый пятенный вор. Впрочем, я не держу на него зла. Как и все они, он едва ли осознавал, что делает, — тут мне конечно захотелось поспорить. Хёфиль-Уфиль очень даже производил впечатление мужика, который очень даже осознаёт что делает. — А сейчас он так и так мёртв», — закончила чародейка, и мне захотелось её треснуть.

— И что же ты теперь думаешь делать? — спросила я.

— Получить обратно мой амулет, Идра, — ответила та холодно. И тут Палашечка счёл нужным снова садануть меня в бок, хотя что-то в голосе колдуньи мне и самой не понравилось.

— Погоди, дорогая. Скажи прежде, на что он тебе? Как будто, без курьей крови он погоды не делает?

Чародейка глянула на меня быстро, отвернулась:

— Я поклялась спасти брата — и сделаю это. Любой ценой — она швырнула ветряной удар, не закончив фразы, но я была готова, да и Палашечка не дремал. А всё же силища вышла такая, что нас перевернуло в воздухе, прежде чем скинуть в канаву. Гвардейцы попрыгали с тележки, но не успели ступить двух шагов, как Палашечка развёл руками, и на дороге вместо дюжих молодцев остались два румяных каравая. Это для хлебника шуточка обычная, через пару часов очухаются, даже если пару кусочков съесть. Вот только Кая об этом не знала и разъярилась основательно. Щёки волшебницы загорелись, и волосы метнулись назад, когда пальцы сплели новую струну из воздуха. Мы с моим бесом малость струхнули — Геленичи мастера не только с языками мутить, а и насчёт вихревания не дураки, это всякий знает. Я приготовилась держать удар, но удара не последовало. Струна в руках колдуньи вдруг лопнула, и Кая дернулась, будто её медведь обнял. На Палашечку не похоже, но удивляться было некогда. Мне как раз достало времени, чтобы сбить чародейку с ног, усесться у ней на груди и плотно пришпилить руки к земле, прицепив пальцы как граблями — чтоб не начертила опять чего. Она вперилась в меня, не моргая, но вырываться не спешила. Уже неплохо.

— Остынь, — говорю. — Люди твои в порядке, скоро вернутся, и свежее прежнего, ясно? А теперь давай начистоту. Что ты задумала?

Тут девочка хлюпнула, и я поняла, отчего она так упорно старается не моргать.

— Я поклялась, — и всё-таки моргнула. — Памятью отца. Что спасу брата, — слезинки потекли к ушам. — И сделаю это, единственным, последним путём. Когда Танис вернётся в человеческое обличье, и сердце его навеки станет принадлежать чародею Мусе, я убью брата, а потом погибну сама…

Она опустила веки и злобно хлюпнула, ресницы склеились от слёз в редкие кустики. Я не нашлась сперва, что на это сказать.

— Постой, дорогая. А не лучше ли всё-таки чародея прикончить и избавиться от всех проблем разом?

— Ах конечно! Как это я, дурочка, не подумала, — скривилась Кая. — Это невозможно! Он, как и я, как и моя бедная мать, связан заклятием. Никто из нас не сможет умереть, прежде чем оно свершится. Именно поэтому колдун перестал посылать людей на верную смерть в попытках убить меня. Но когда круг замкнётся, он — и без того могущественный — станет непобедим. Тем не менее, Муса будет ждать, что я нападу на него. Танис же будет слаб и беззащитен.

— Выходит, ты намерена прикончить брата и поспешить за ним, а мы, значит, пожалуйста сами разбирайтесь с твоим колдуном, который десять лет ел одни семечки?

— Другой надежды у меня нет, — отвечала волшебница. До чего трагический всё-таки народ эти маги.

— Ох, милая. Любая надежда лучше такой, и тебе получше найдётся. А теперь слушай: Амулета я тебе не отдам, и не спорь. По твоему выходит, что у нас в круге завтра будет сильно злой гость. Мы его встретим достойно, и Таниса твоего спасём, и отомстим. Вместе. Но для этого мне надо делом заниматься, а не следить, как бы ты не смылась с подвеской и скорбными замыслами. Эта беда на нас свалилась по твоей милости, вот и помоги нам с ней справиться. И мы тебе поможем. Так? — чародейка кивнула, и вдруг заулыбалась сквозь слёзы, экая перемена. — Вот и славно. А теперь поедем, надо только хлебушек погрузить.

Пока мы пристраивали гвардейские караваи на заду тележки, я внимательно послушала наконец Каин кувшинчик. Однако ничего интересного там не нашла: демон-почник, самый обычный проказник. К людям безразличный, и пользы от него никакой, кроме насморка да чихания, как если бы нанюхался весенних цветов. Выходит, я ошиблась, и девочка сама перенервничала, так что заклятие лопнуло?