Глава 10. Проходимец

​Праздничный ужин прошёл камерно. В большом зале, за тёмным столом, собрались мы вдвоем с Каей. Ухват подал знаменитые пирожки, и суп, и по бурлящему бокальчику хёча, но сам так и не показался. Кис ещё не вернулся.​ У него имеется свой угол в «Быке на переправе», где он непременно проводит вечера. И в день больших костров он от этого обыкновения тоже не отказывается, просто отправляется до заката. Каиным гвардейцам я дала с утра настой булавы-травы, чтобы к вечеру были на ногах — белое пламя нам всяк пригодится — так что им как раз до конца ужина лежать в отключке. Зато потом как повскочут! Огонь плясал в камине и внутри башни было уже темно, хотя солнце ещё держалось над горами. Волшебница нервничала и ела в этот раз молча, только однажды невнятно похвалив новые пирожки. Я же мыслями была в лесах вокруг «Позорной Ступки». Расправившись с пирожками, Кая несколько приободрилась, хлебнула хёча и вытряхнула меня из собственной головы вопросом:

— Так как же мы твоего Батюшку будем ловить?

— Говорю же, Батюшка тебе не паскуль, чтоб его ловить, — отозвалась я. — Батюшку привечать нужно. Впрочем, «мы» и этого делать не станем. Тебе к кострам лучше вовсе не выходить, пока у нас защитник не появится.

— Ты же говорила, он костров сторонится?

— Так и колдун к тебе в тот раз тоже не из самого огня явился. Кто их знает, где у древних кончался круг. Вернее будет тебе с твоими молодцами переждать в башне, покуда я не вернусь.

На это чародейка не нашлась что возразить, так что я вернулась к Батюшке:

— Теперь, когда всё собрано, оно не так уж и сложно. Закушу яцы-ягоды, выйду за ворота, валенки выложу. Поставлю чучелко соломенное, горючими слезами полью, да подожгу, так что дым от него пойдёт колючий и горестный. На этот дым Батюшка, дело ясное, явится поглядеть, кто тут в праздник убивается, — я не стала добавлять «если хоть где поблизости Батюшка есть», от этого знания никому небось легче не станет. — Он увидит валенки, сунется к ним сразу. От прочих бесов Батюшку отличить нетрудно, это тебе не Потютюн: пахнет Батюшка баней, да вениками и ещё чем-то мягким, как будто добрая борода тебя обняла. А уж как валенки задрожат, брызну туда в него свинячьей кровью и скажу: возьми, Батюшка, валенки и будь мне гость и защитник.

— А зачем кровь свиная? — спросила волшебница.

— А кровь не важно какая, лишь бы красная, для свиной у нас другой пользы не находится — вот её и берём. Кровь нужна, чтобы беса с нашим миром связать, ниточку ему протянуть, без крови никак. А вот слова это как раз для виду больше, оно на самом деле не обязательно.

Мы закончили с едой и тарелки полетели прочь со стола. Оставалось посвятить в детали плана гвардейцев. А потом жди темноты — и Идра отправится мстить за мужчин, до которых не успела и коснуться толком при жизни. Но сперва Мокиль. Мокиль уже лежал на верхней площадке на своей последней постели, из соломы и дерева. Когда небо начнёт темнеть, мы поднимемся сперва туда, отправить его в дорогу. Так почему же вместо него мне виделся Уфиль под мокрым кустом, которому теперь никогда не выйти из леса?

Служивые сидели на койках, но сразу подскочили, как мы вошли — глаза отливали красным, как и полагается от булавы-травы. Оба как жаром пышили, так что я невольно вспомнила как давеча парни лежали у нас в тележке булками. Впрочем, силищи в них хватит от силы до полуночи, после этого ещё три дня лежать почитай что теми же булками, у всякой травки своя цена. Гвардейцы выслушали указания с такой жадностью, что я забеспокоилась, не крепковато ли заварила. В это время вернулся Кис, повозился внизу, потом поманил меня из проема.

— Идрочка, — смотритель дышал слегка пивом и был весьма благодушен. — На обратной дороге со мной приключилось нечто неординарное. Уже у ворот, догоняет меня парнишка, что возле старого Вовыря вечно ошивается, и говорит, что у него де есть вещь, которую непременно нужно передать волшебнице Кае. И сует мне мешок, а внутри похоже клетка, и забери меня бобун, если там не курь. Всё это мне однако показалось подозрительно, так что глядеть я не стал и припрятал мешок в чулане, вы с Палашечкой проверьте там может? На Буфадона, ты знаешь, в таких делах нельзя полагаться.

С Буфадона и впрямь станется, он, будучи глуп, не всегда поймёт, что для Киса может быть неприятно. А ну как в клетке пернатый василичек — демон-то в камень не обратится небось, вот ему и невдомёк предупредить. Палашечка конечно надёжнее. Тем более, если мешок принесли от Вовыря; это тот ещё мутный тип и мало с кем ни якшается. Так я думала, спускаясь по лестницам, когда внизу вдруг гулко ухнуло, как если бы…

Я полетела бегом, через три ступени и успела увидеть как из чулана, преследуемая взревевшим огнём, выскочила фигура с мешком. Пока я с криками неслась с лестницы, вор добежал до дверей, но провозился с засовом достаточно, чтобы я успела схватить его за капюшон, рвануть на себя — и уставиться в знакомую рыжую морду, только чистую, без родимого пятна. Те же смешные уши. Те же лохмы. И те же глаза, только вместо привычной хитринки в них ужас плещется. Пока я глядела, Хёфиль охнул, моргнул и вложил что-то мне в свободную руку, которая всё не решалась то ли схватить, то ли улечься к нему на грудь — и внезапная боль пронзила меня так, что стало темно, а Палашечка беспокойно заколотился мне в рёбра. Когда зрение вернулось, на ладони расцветал страшенный ожог, а пятенный вор с мешком в несколько прыжков добрался до яблони, перемахнул частокол и был таков.

Кая и Кис справились с огнём, пока гвардейцы рыскали за оградой, а я наскоро мастерила компресс — не хватало остаться без руки перед битвой, хотя что теперь разницы. Пол в спасённом чулане был усыпан потоптанными ягодами, у двери валялся пустой ушат и безнадёжно испорченные валенки, которые едва удалось потушить. Никакой демон, ни Батюшка, ни Потютюн, ни даже самый распоследний Прокись не выносят запах горелой шерсти. Кис сурово воззрился себе на ноги, и подделка растворилась обратно в солому. Не глядя на меня, он подобрал сырые огарки и босой отправился вверх по лестнице. Мы с Каей глядели ему вслед: спина убитого человека. Посмотрели друг на друга, помолчали. Вернулись служивые: «Ищи ветра в поле», — было написано на их лицах. Я повернулась и начала подниматься по ступенькам туда, где лежал под темнеющим небом Мокиль на своих носилках. Кая шла следом, а больше нам ничего не оставалось.