🇷🇺 "Подвешивали за руки, изгоняли джинна"

***

История Магомеда, которого "лечили" от гомосексуальности в рехаб-центре в Дагестане.

– А это видео будет или что? – спрашивает Марк.

– Нет, конечно, – успокаиваю я его. – Никаких видео, разве что ты сам вдруг захочешь.

– Я хочу, чтобы видео, – отвечает Марк, который еще недавно прятался на кризисной квартире, спал, не раздеваясь, с документами под подушкой, готовый вскочить при малейшем намеке на опасность или отбиваться насмерть, если вдруг найдут, захотят вернуть. – Мне нечего стыдиться и больше не от кого прятаться.

Он встряхивает отросшими волосами и улыбается. Хорошая такая улыбка, теплая мальчишеская, не очень вяжется с густой бородой. На левой щеке у Марка татуировка – колючая проволока, сделал перед отъездом из страны: "Чтобы помнить, что со мной было, и никогда не возвращаться ни на Кавказ, ни в Россию".

Марк – это псевдоним. Такие правила при эвакуациях. Нужно выбрать другое имя, чтоб информация о кавказских беглецах и беглянках случайно не дошла до тех, от кого они бегут. До полицейских. До родственников.

До побега Марка звали Магомед Асхабов. Родился он в Казахстане, там же рос и учился до седьмого класса, время от времени вместе с семьей приезжая на "историческую родину". Окончательно в Дагестан семья перебралась в 2013 году.

С надписью "Россия" на спине

– Про себя я все понимал лет с 13, наверное. Но не знал, как это назвать. Думал, может, это болезнь или джинны, что я не такой, как остальные. Я не увлекался спортом и дружил не с пацанами, а с девчонками. Мама злилась, что я не люблю драться, говорила: "Какой из тебя мальчик!"

Пока не приехал в город и не познакомился с другими ребятами, думал, что я один такой в целом мире, и надеялся, что как-то само пройдет. Даже на борьбу целый год ходил. Не прошло.

После школы (в сельской нашей школе не было 10–11-х классов, я окончил девять) мне не дали поступать, куда я хотел – на музыкальное либо на педагогическое, отправили учиться на автоэлектрика. Закончил я эти курсы, пошел работать. Но не по специальности, а просто нашел работу.

Отношения дома все хуже становились, и старшая сестра забрала меня к себе, в Ленобласть, в Приозерск – маленький такой городок. Я думал, там будет посвободнее, но нет. Там зять, родственники, опять эти вот упреки, что не живешь по их принципам, носишь "немужскую" одежду. А должен надевать спортивный костюм, с надписью "Россия", ходить в кроссовках, стричься коротко.

Пожил я там немного, а потом с семьей сестры вернулся в Дагестан. Родители уже переехали в Махачкалу, но в село все же ездили на праздники.

Родственники приходили ко мне на работу (я устроился в салон сотовой связи продавцом), обещали – такого больше не повторится, возвращайся домой. Я возвращался. И все начиналось заново

Как-то ребята из нашего села нашли меня в инстаграме, начались издевки. Из-за этого я не хотел ездить в село. Меня насильно забирали, со скандалом. И я, чтоб не ехать, чтоб меня там не унижали, сбегал из дома и жил у друзей. Родственники приходили ко мне на работу (я устроился в салон сотовой связи продавцом), обещали – такого больше не повторится, возвращайся домой. Я возвращался. И все начиналось заново.

…Это был 2018 год, кажется. В очередной раз меня насильно забрали в село на праздник Ураза-байрам. Я не хотел никуда выходить, но мама настояла, чтобы шел с ребятами, бывшими одноклассниками. Один пацан начал докапываться насчет моего инстаграма, моей одежды. К нему подтянулись еще ребята. В общем, начали меня избивать. Я упал, меня побуцкали, но увидели, что идут взрослые женщины, и отстали. Я вернулся домой, пошел в ванную мыться. Зашла мама. Я ждал, что она испугается за меня, а может, разрешит не ездить больше в село. Но она разозлилась. Стала кричать, что я за себя постоять не могу, и так толкнула мою голову вперед, что я впечатался лбом в кафель.

Эти пацаны из села не отставали, они часто приезжали в город, знали, где я работаю, где живу. Караулили, угрожали в инста. Мой друг из Питера узнал, что происходит, написал – приезжай. Я бы, может, и не поехал, но к тому времени еще кое-что произошло.

Исправь себя или мы тебя исправим

У нас в салоне пропали сим-карты, хозяин сказал: "Звони в полицию, решай вопрос". Приехали двое в форме с оружием на ментовской машине и "работник" какой-то в гражданке на "Приоре". Мы поехали в Советское РОВД, зашли в кабинет. Этот в гражданке смотрел на мою одежду, разглядывал меня, потом стал говорить: "Может, ты сам украл карты и хочешь свалить на кого-то?" Взял мой телефон, начал проверять, увидел там переписки с парнями и стал насмехаться: "Ты че, заднеприводной?" Зашли еще двое, он им стал показывать. Потом пришел за мной хозяин салона и меня отпустили. Пропажу сим-карт никто расследовать так и не стал.

Полицейским я сразу бросался в глаза, меня несколько раз останавливали в городе, документы требовали, даже в отдел забирали. Раз забрали с другом, расспрашивали, кто мы такие, чем занимаемся, куда ходим. Оскорбляли. Заставили обняться и сфоткали нас на телефон.

В общем, я понимал, что полиция меня защищать не станет. Скорее наоборот. И когда меня изнасиловали, а потом стали шантажировать, я в полицию не обратился.

Мне было лет 16, когда я стал переписываться с парнями в тематических группах во "ВКонтакте". Один из них – Али из Кизляра, ему года 24 было. Я скинул фотки, он скинул фотки, а через несколько дней приехал в Махачкалу. Потом еще раз. Ничего не было, мы просто гуляли. Как-то он подъехал с другом ко мне на работу, я сел к нему на заднее сиденье, и мы покатались. Сначала ездили по центру, потом стали ехать куда-то, я такой: не понял, попросил остановить, но никто не послушал. Мы заехали в какое-то отдаленное место. Тот, что сидел за рулем (он был мент, как Али сказал), смотрел, нет ли людей, а Али начал меня раздевать. В общем, ему кое-что удалось со мной сделать. Насильно. Он все снимал на телефон, но так, чтоб его лица видно не было, а только мое. Когда все кончилось, забрал мой телефон, записал номер моей мамы и сказал: "Ну, все, теперь ты от меня не отвяжешься". Так оно все началось.

Али звонил, говорил, что снял квартиру на ночь, чтоб я перевел за нее полторы тысячи и приходил туда после работы. У него был мамин номер и было видео, я ничего не мог сделать. Я приходил, он меня насиловал и снова снимал все на телефон. На третий раз Али был уже с другом. Квартиру, где они надо мной издевались, оплачивал тоже я.

Я бродил по улицам и не мог пойти домой. И никому не мог рассказать, что со мной случилось. Мне было 16. Я хотел умереть.

Я приходил, он меня насиловал и снова снимал все на телефон. На третий раз Али был уже с другом. Квартиру, где они надо мной издевались, оплачивал тоже я

Али приходил ко мне на работу, забирал из кассы деньги, говорил, что будет брать, когда надо и сколько надо. Раз я попытался ему помешать, он ударил меня в лицо, повредил зуб. Через какое-то время Али сказал, что уезжает в Краснодар, но я все равно должен давать деньги. В неделю по нескольку раз приходилось переводить, всего около 50 тысяч я ему отослал.

Мама что-то заподозрила, я ведь постоянно был без денег. Как-то я оставил телефон на столе, и она увидела сообщение с сердечками от парня. Был скандал. Я поначалу обрадовался, что теперь могу ей все сказать, пытался объяснить, что попал в беду, что меня изнасиловали и теперь шантажируют. Но мама закричала, что я сам виноват, чтоб заткнулся и никому об этом не говорил.

"Ты должен заняться своим исправлением", – сказала мама. "Исправь себя или мы тебя исправим", – сказал двоюродный брат, которому она все рассказала.

Через день я, никому ничего не сказав, улетел в Питер к другу.

"Волна", наркотики и молодежная политика

В конце 2018 года я вернулся в Махачкалу и устроился в "Волну". Это такой банный комплекс у Городского пляжа, там сауна, бар. Поначалу все было нормально, работали с другом, а потом пришел новый управляющий Алим (Алим Гасанов – член молодежного парламента Дагестана и руководитель региональной общественной организации по борьбе с наркотиками и алкоголизмом "Дагестан против". – Прим. ред.).

Как-то он просит меня принести напитки в бильярдную комнату. Я еще удивился, почему меня, бармена, а не официанта, но пошел. Вхожу, а он встает и закрывает дверь на ключ. Оказывается, массажистка, которая знала про ориентацию мою и друга, нас сдала.

В комнате кроме Алима были еще двое мужчин. Один вытащил пистолет, направил на меня, говорит: "Рассказывай все!" Говорю: "Что мне рассказывать? Ты и так знаешь".

Но ему надо было, чтоб я сам признался, может, хотел записать на телефон. Потом к нам вошли хозяин заведения и начальник охраны. Тогда только этот мужик пистолет убрал. Со мной "провели беседу", сказали, что я уволен, поугрожали, отобрали паспорт и повезли домой, чтобы знать, где я живу. На второй день написала бухгалтер, мол, приходи, мы с тобой рассчитаемся. Я пришел, жду, заходит опять Алим, звонит хозяину и включает телефон на громкую связь. И тот начинает меня оскорблять. Говорит про меня и моего друга, мол, вы такие в моем заведении работали, испортили мою репутацию, за это с тебя 100 тысяч, даем два дня.

Я говорю: "У меня нет столько денег!" Алим говорит: "Скажи родителям, что срочно нужно, или займи где-нибудь, или давай мы возьмем на тебя айфон в кредит, будешь оплачивать потихоньку". Мы поехали, но все банки отказали, слава богу.

На следующий день звонит техничка: "Мага, сиди дома, никуда не выходи". Она подслушала, как Алим клялся, что подкинет мне наркоту и посадит. А у него связи в наркоконтроле, еще постоянно видеоролики, как он борется с наркотиками в Дагестане.

И вот часов в 10–11 стучатся в дверь, типа, это соседи снизу: откройте, вы нас топите. Отвечаю: "Воду с утра никто не открывал, я один дома и еще сплю". Через минут 20 стучит уже участковый. Ему я открыл. С ним зашли Алим и еще двое, один показал удостоверение. Алим сразу меня хватает за руку, типа, пойдем. Я схватился за нож, кричу: "Не подходи! И паспорт верни мой". Алим отошел, на стол кинул паспорт. Они говорят: "Собирайся, сейчас поедем в отдел, пришло два заявления, что ты употребляешь и распространяешь наркотики".

Я схватился за нож, кричу: "Не подходи! И паспорт верни мой"

И тут из лифта выходит моя сестра с детьми и мужем, они из Питера приехали. Зять начинает с ментами разговаривать, потом приехала мама, позвонили отцу, а дядя сразу же сообщил двоюродному брату. Тот приехал вечером, и они с зятем поехали ко мне на работу. Меня никто не стал слушать, ни про 100 тысяч, ни про угрозу подбросить наркотики и посадить. Когда вернулись обратно, вывели на улицу и избили, потом заставили звонить Алиму и непонятно за что извиняться. Брат меня побрил налысо, забрал телефон и сказал: "Поедешь с отцом в Буйнакск ставить тротуарную плитку".

…В Буйнакске я проработал месяц. А в один день дождался, когда останусь один, собрал вещи и уехал к другу. Оттуда уже позвонил маме, сказал, что со мной все хорошо, чтобы не искали, и написал правозащитникам. Мне купили билет, я опять улетел в Питер. Это была середина декабря 2020 года.

Я жил у друга, устроился на работу, мне казалось, что теперь-то все будет нормально. Но у меня была семья. И я их любил… И когда со мной связалась тетя и попросила ей помочь, то не смог отказать. Она говорила, что нужно слетать в Махачкалу, а потом назад через два дня, а ей с ребенком и вещами одной не справиться. Я сказал: "Хорошо". Это был январь 2021 года.

Прилетели мы. Тетя сказала, что нас встретят ее знакомые. Подошел человек, представился Исмаилом, пожал мне руку. Думаю, что за чувак такой приятный. Тетя начала спрашивать его, как мама, туда-сюда. В машине нас ждал еще один мужчина, Булат. Сели, поехали, и тут тетя попросила остановиться. Она вышла, Исмаил вышел с ней, а Булат внезапно пересел ко мне на заднее сиденье. Я занервничал, открыл дверь машины, хотел выскочить, и тут он взял меня на удушающий. Я кричу, у меня одна нога на асфальте, у меня даже обувь отлетела, а рядом стоят менты и никакой реакции. Дверь захлопнулась, и мы поехали.

Приковывали к двери, а на ней было написано "телефон"

Мы ехали, наверное, часа два или больше, остановились у какого-то двухэтажного здания. Потом уже мне сказали, что это реабилитационный центр "Старт" в Хасавюрте.

Меня завели, посадили на кресло, сфоткали с разных ракурсов. Потом провели дальше, пультом открыли толстую бронированную дверь, за ней была комната охраны. Заставили раздеться. Сказали трусы тоже снимать, чтоб проверить, нету ли чего запрещенного. Потом сказали одеваться. Надели наручники, и мы поднялись на второй этаж, там была спальня на 20 человек с двухъярусными кроватями. Спал я в наручниках, даже в туалет ходил в них (по имеющейся у редакции информации условия и правила в дагестанских рехабах примерно одинаковые, 16.04.2020 в сети появилось видео со сценами штурма одного из таких рехабов сотрудниками полиции, где в ходе обыска были обнаружены наручники и цепи. – Прим. ред.).

На следующий утро меня повели в кабинет, там сидел этот русский, Валерий Владимирович (Аткалиев Валерий Владимирович, сотрудник центра. – Прим. ред.). Он посмеялся: "Зачем наручники?" Сказал их снять. Спросил, что я употреблял. Я говорю, что всего два раза пробовал, какие-то ребята в клубе угощали три месяца назад. Он опять посмеялся. Сказал охраннику, чтоб мне поставили капельницу. Меня спустили на первый этаж, там была кухня огромная, две молебные, ванная, туалет и три комнаты, где люди лежали на капельнице – говорили, типа очищение организма. Капельницы ставили сами реабилитанты, врачей там не было совсем. Мне сказали, десять дней будут капать. Я думал, ага, через десять дней отпустят.

Все эти дни меня будили кушать, будили на намаз, остальное время я тупо спал. Как-то сказали: "Собирайся". Я, такой, обрадовался, думал, домой. Поворачиваю налево, в сторону выхода, а мне говорят: "Нет, не туда, а наверх". Я хотел сдохнуть на месте. Тогда я еще не знал, что пробуду там семь месяцев…

На втором этаже были кабинеты для персонала, групповые комнаты, где идут занятия, и две большие спальни, каждая на 20–30 человек. А еще я знал, что там жесткие порядки. Что там "вешают".

Надевают наручники, а цепочку пропускают через решетку на окне, и человек висит. Это называлось "терапия"

Еще на седьмой или восьмой день я сидел на кухне с охранником, пил чай, а в соседней палате буянил здоровый такой мужик. Ему охранники сказали: "Успокойся, слышишь? А то мы тебя сейчас повесим". Я спрашиваю: "Как повесят, он же умрет?!" Мне объяснили, типа, не так вешают, чтобы за шею. Надевают наручники, а цепочку пропускают через решетку на окне, и человек висит. Это называлось "терапия". Я спросил, за что могут повесить. Сказали, что если отказываешься молиться, кого-то заденешь, оскорбишь, грубые нарушения какие-то делаешь. Когда я потом уже пытался маме рассказать, что там пытают, она засмеялась: "Какая хорошая терапия".

Еще я видел, как люди ходят с 20-литровым кулером. Это если ты сказал "водка" или "пиво" (надо говорить только "белое" или "пенное"), тебя наручниками к нему приковывают, и ты должен его таскать. Если положишь, еще день будешь таскать. Только когда молишься и кушаешь, можешь положить.

Если просишь звонок, тебя наручниками пристегивают руки к пластиковой двери, на ней написано "телефон", и ходишь с этой дверью. Если грубое нарушение, дают таскать батарею, аккумулятор. Если просишь таблетки (а у меня очень сильно болели зубы и я просил), смеются: "Колеса" тебе?" И пристегивают к рукам автомобильные колеса.

Еще бывали "дни заново". Если после отбоя в палате кто заговорит, то никакого сна, а подъем, гигиена, зарядка – и так по кругу.

Продолжение