Земля

/четверг, девятое/

Всю дорогу Королёва Лиза не отрывалась от окна. Привычные пейзажи деревянных домиков, кафешек, автомастерских и замызганных мотелей сменила строительная техника. Бульдозеры и самосвалы железными насекомыми ползли вдоль трассы, оставляя за собой выкорчеванные деревья и вздыбленную землю. Через шесть месяцев федеральная дорога «Москва-Хаймовск» расширится в два раза. Вместо четырех полос появятся восемь скоростных. Само дорожное полотно закуют в серые щиты, уберут остановки, светофоры, повороты, а вместе с ними — сотни посёлков и мелкий бизнес. Грандиозный проект стоимостью в несколько миллиардов позволит доставлять грузы по стране за считанные часы, и, как заявляют власти, столь амбициозное решение выведет экономику на новый уровень.

Потеряв ориентиры, Лиза пробралась по узкому проходу к водителю, на всякий случай попросила высадить её у деревни Синицино.

Из-за строительства места остановок перенесли. Иногда междугородним автобусам приходилось притормаживать, где придётся. Постоянные пассажиры успели привыкнуть к новым условиям, чего не скажешь о Лизе, которая в последний раз ездила к отцу в мае. С того времени местность изменилась до неузнаваемости.

Автобус остановился возле временного знака, предупреждающего о сужении полос. Лиза поблагодарила водителя, вышла в туманное утро и замерла. Вспыхнула тревожная мысль: а действительно ли её высадили в Синицино или шофёр напутал остановки?

Деревни не было.

Лишь высоковольтные столбы горбились вдоль обочины, да скошенное кукурузное поле утопало в молочной дымке, сливаясь с обиженным небом.

Лиза машинально запустила руку в карман в поиске мобильника. Нужно позвонить отцу.

Она тут же одёрнула себя, отогнав мимолетный порыв паники. Что за бред ещё? Деревня не может исчезнуть целиком.

Вспомнилась новость о строительных работах. Именно она побудила Королёву оставить домашние хлопоты и рвануть к престарелому родителю. Согласно сообщениям местных СМИ, уже началось массовое переселение близлежащих к Владимиру посёлков. До Лизы не сразу дошло, что в скором времени под снос попадёт и дом её родителей — жёлтая избушка с уютным садиком на заднем дворе.

Лиза дождалась, когда проедет поток машин и перебежала дорогу. Очутившись на другой стороне, она нашла причину своего волнения. За месяцы её отсутствия в Синицино, ближайшие к трассе дома сравняли с землёй. Остальные уцелевшие, в отдалении, скрывались во влажном тумане, отчего создавалась иллюзия исчезнувшей деревни. Королёва ускорилась — миниатюрная брюнетка в бежевом пальто, расклёшенных брюках и «гриндерсах» посреди российского Сайлент Хилла. Складывалось впечатление, что она одна на этой заброшенной территории. Если в начале поездки и возникало желание погулять по знакомым с детства местам, то теперь хотелось поскорее оказаться у отца. Слишком уж безжизненно выглядела улица. Сваленные головешки разрушенных строений не прибавляли радости.

Разбитая дорожка вывела к жёлтому домику. Правда, сейчас жилище сложно было назвать жёлтым. Краска давно поблёкла. Калитку перекосило. Забор местами лишился дощечек и зиял брешами.

Изменился и папа, открывший дверь. Лиза заметила, что его волосы полностью поседели. Водянистые глаза провалились глубоко в череп. Уголки губ опустились, как у куклы чревовещателя.

— Здравствуй, — сказал он нетвёрдо. — Не ждал тебя так ранёхонько.

— Привет, пап, — Лиза обняла отца. — Ты похудел, я смотрю. Не голодаешь тут? — слова прозвучали так же неуверенно. Королёва ощутила укол в сердце. За полгода она лишь дважды навестила родителя, а те редкие телефонные разговоры сводились к дежурным фразам: «Как здоровье? Чем занимаешься? Не утруждайся на огороде. Люблю. Не скучай». Она напомнила себе, что предлагала отцу переехать во Владимир — ещё задолго того, как появилась новость о дорожных работах. Всё же какой-никакой город: и рынок, и больница, и бывшие товарищи по заводу, всё под боком. Родион Семёнович наотрез отказывался. Ничто не заменит собственный дом. Да, пусть со своими сложностями, постоянным уходом. Так благодаря им он до сих пор здоров и не тронулся умом. Своё хозяйство захворать не даст.

— Давай проходи. Нечего мёрзнуть, — отец распахнул дверь. — Щас борщеца навернём. Наваристый получился.

Лиза с грустью вслушивалась в голос отца, отмечая монотонную отстранённость, присущую одиноким старикам. Ей представилось, как вечерами он подолгу сидит в потёртом кресле, таращится в одну точку и разговаривает сам с собой. Вспоминает молодость, службу в армии, работу на тракторном заводе, пропавшую супругу...

— Ну чего? Рассказывай. Как дела в школе? — Он поставил перед дочерью тарелку с дымящимся варевом, пододвинул плетёную хлебницу.

— Да всё хорошо. Два дополнительных класса дали. После Нового года обещают классное руководство, — Лиза отхлебнула горячего борща.

— Мда, дел невпроворот.

— Да это всё мелочи. Нас грозятся на дистанционку перевести с очередной обезьяньей эпидемией. Вот тогда — да, придётся привыкать к новым условиям.

— Куда перевести? — нахмурился Родион Семенович.

— На домашнее обучение. На карантин.

— А-а. Вон оно что.

Помолчали. Над столом повисла неловкая пауза.

— А на личном фронте как у тебя?

—Да так, — Лиза отмахнулась, положила ложку в пустую тарелку, поднялась. — Вкуснятина.

— Сиди, — отец перехватил посуду. — Котлет сейчас положу с картошечкой. Гляжу, не торопишься ты семейную жизнь налаживать. У нас с мамой в твоём возрасте уже первенец появился.

Лиза поспешила сменить тему. Спорить с убеждённым в своей правоте родителем не имело смысла. Что действительно было важно — это как деликатно перейти к вопросу переезда?

— Пап, я смотрю, улица-то совсем опустела. Все съехали уже что ли?

Родион Семёнович задумчиво выскреб из кастрюли картошку, выудил из сковороды котлеты, наполнил чашки кипятком. На загоревшем лбу запульсировала жилка.

— Ну. Давно уже.

— А ты чего думаешь? Строительство наверняка и до нашего дома доберётся.

— Да чёрт с ним, со строительством, — слова прозвучали с едва сдерживаемым раздражением. Лиза поёжилась. Этого она и опасалась. Отца напрягала затронутая тема. Он поморщился как от толчка палкой в больное место. «Но ведь именно ради этого разговора я приехала», — напомнила себе Королёва. Как бы тяжело ни было, придётся решить дальнейшую судьбу жилища.

— Папуль, я всё понимаю, но нужно поговорить по поводу... В общем, придётся тебе перебираться на новое место. Я тут уже квартиры приглядела, хотела посоветоваться. А вообще, если хочешь, поживи пока у меня. Всё равно комната одна пустует.

Седые брови опустились ниже. Узловатые пальцы скрючились в кулаки.

— Я не собираюсь никуда переезжать, Елизавет.

«Он в бешенстве, — послышался призрачный голос мамы. За годы совместной жизни она научилась прогнозировать эмоциональные перепады супруга и избегать их: каждую осень у него случалось обострение. — Дай ему остыть. Говори с ним осторожно, как с ребёнком».

Однажды мама призналась, что в семействе Королёвых все мужчины страдали в той или иной степени шизофренией. Недуг этот проявлялся в основном в замкнутости и агрессии по любому поводу. Рассказы мамы пугали дочь. Тогда юной Лизе шизофрения казалась чем-то сродни бешенству у собак. С годами страхи притупились: заболевание папы — если оно вообще имелось, — не давало о себе знать. Ну и пусть он предпочитал одиночество шумным посиделкам. Есть болезни пострашнее.

— Может, нужна помощь в саду? — Лиза судорожно сглотнула. Давно она не видела отца таким — напряжённым, готовым взорваться.

Его лицо смягчилось, хотя в глазах продолжала сгущаться темнота.

— Да, пожалуй, помощь не помешает. В терраске — плащ и резиновые сапоги. Переоденься. А одёжку свою в шкаф убери. Не дай бог, такую красоту запачкаешь.

Лиза снимала с теплиц плёнку, когда заметила со стороны трассы оранжевые огоньки дорожной техники. Экскаваторы постепенно приближались к брошенной деревне. Через неделю-другую на месте дома упрямого отца останется голое поле. Потом равнодушные ковши снимут верхний слой почвы, засыпят и утрамбуют песком расчищенную землю, а поверх такие же хладнокровные машины положат асфальт. И о местечке Синицино никто не вспомнит. На что рассчитывал отец? Дорога не коснётся его участка?

Сознавая бессмысленность занятия, Лиза швырнула в сарай скомканную плёнку. Соседи. Нужно пройтись по улице и поискать соседей. Идея показалась здравой. Если родитель не расположен к общению, наверняка жители окажутся посговорчивее... если кто-то ещё остался в непривычно притихшей деревне.

Она пристально осмотрела занавешенные окна, убеждаясь, что папа не наблюдает за ней, и перебралась через забор. Под подошвами сапог чавкал раскисший суглинок. Туманный полдень предвещал заморозки. Из-за низкого неба царил сумрак. В воздухе витали запахи костров — горели выкорчеванные пни и курганы сваленных веток вдоль трассы. Лиза шагала по улице и не узнавала её. По обе стороны тянулись опустевшие дома. С распахнутыми дверьми. Запирать их уже не требовалось. Глядя на родные пейзажи, Лиза испытывала почти болезненную тоску. Неужели так просто, в одночасье, этот кусочек земли и связанные с ним воспоминания, скоро исчезнут? Как будто и не было в природе ни деревни, ни жителей, ничего. Королёва осматривала дворы и ни в одном не обнаружила признаков жизни. Лишь где-то вдалеке, в холодном воздухе, позвякивали привязанные к забору алюминиевые банки для отпугивания птиц.

Одинокая путница собралась возвращаться назад, как вдруг заметила скрипучую «газель», что свернула с трассы на пустынную улицу и припарковалась у одного из домов. Из кабины выскочили двое мужчин и пожилая женщина в розовом пуховике. Лиза сразу распознала в ней бабу Веру, бывшую подругу мамы. За последние годы женщина сильно сдала, передвигалась медленно, припадая на правую ногу. «Интересно, узнает?» — подумала Лиза и поздоровалась с соседкой:

— Баба Вер, здравствуйте.

Женщина замерла, пристально изучая собеседницу, потом открыла рот:

— Лизонька, это ты что ли, доченька? Батюшки! А я думала, тут уже никого не осталось, — слова соседки вызвали новый прилив звенящей тоски.

— Да вот, как видите.

Между тем мужчины отперли задний борт машины, принялись выносить из дома перехваченные скотчем коробки и загружать в кузов.

— А что такое? До двенадцатого-то времени с гулькин нос осталось, — женщина промокнула платком слезящиеся от холода глаза. — Родион чего телится? Одним днём собирается управиться?

Сердце у Королёвой упало. До двенадцатого? Через три дня необходимо освободить жилище?

В голову тут же влезли мрачные мысли о старческой болезни отца. Наверняка его, как и всех обитателей деревни, задолго уведомили о сносе. Но из-за возрастного недуга он позабыл о предупреждении. Ведь не настолько же он упрямый, чтобы сознательно дотягивать до последнего момента!

— Баба Вер, а вам когда уведомление пришло?

Женщина наклонила голову, прищурилась, вперив взгляд в Лизу.

— Так в мае ещё. Из Владимира комиссия приезжала, оценивали жильё. Высчитывали, сколько метров мы должны получить. Насчитали мне, конечно, меньше положенного, но я не в обиде. Мне одной домину-то уже тяжело тянуть. А тут в городе квартирка получилась со всеми удобствами. Плюс прибавка к пенсии.

У Лизы земля уходила из-под ног. Какого?.. Отца уведомили ещё в мае, и он молчал всё лето?

«Сама виновата, — осенним ветром зазвучал голос мамы. — Почаще навещать папку надо было. С его-то странностями».

— Аркаш, эти коробки поставь наверх. Там стекло, — обратилась женщина к грузчику.

— У вас телефона администрации случайно нет? — одними губами проговорила Королёва, лихорадочно соображая, как поступить дальше. И вновь удостоилась подозрительного взгляда соседки.

— Да был где-то, — она вытянула из сумки стопку документов, завёрнутых в целлофановый пакет, выудила из кулька сложенный тетрадный листок с рукописными телефонами. — На-ка, поищи тут.

Замёрзшими пальцами Лиза переписала все имеющиеся телефоны в мобильник, вернула листок.

— Большое спасибо. И удачного новоселья, — она заторопилась домой. Перед тем, как свернуть с дороги и навсегда попрощаться с соседкой, Лиза услышала окрик Веры:

— Доченька, ты давай поторапливай отца-то. Не тяните. А то ведь на улице останетесь. И без крыши, и без вещей.

Королёва застала отца в коридоре. С тяжёлым сопением хозяин закрывал крышку погреба. Мокрая от пота тельняшка облепляла жилистое тело. В полутёмном пространстве пахло крепким табаком и огуречным рассолом.

— Вон, воды сколько набежало. Насос надо ставить.

Лиза пропустила его слова мимо ушей. Голова трещала от забот более насущных.

— Пап, я у тебя сегодня с ночёвкой остаюсь. Погощу недельку.

— Ради бога, — Родион Семёнович помедлил. — А с работой как поступишь?

— Взяла отпуск. За свой счёт, — соврала Лиза. Она решила сегодня же позвонить в школу и предупредить, что берёт отгул до двенадцатого. А если потребуется продлить незапланированные каникулы, то сделает это не раздумывая.

На отцовском лице застыла маска удивления и настороженности. Никогда прежде дочь так настойчиво не изъявляла желание ночевать здесь. Она мысленно порадовалась, что удалось огорошить папу. Встряска ему не помешает.

— Позволь спросить: а с чего вдруг такое рвение? — проговорил он сипло, стряхивая с ладоней невидимую пыль. Впалые глаза превратились в неподвижные льдышки.

«А потому, что из-за твоего идиотского упрямства ты вот-вот останешься на улице!» — крик застрял в горле и чудом не вырвался наружу, подобно языку пламени из драконьей пасти.

— Я тут подумала, что редко тебя навещаю. Забуду скоро, как ты выглядишь. Да и помощь моя может потребоваться, — нарочито жёстко ответила Королёва. Она вложила в голос строгость и непоколебимость — два года общения с нерадивыми шестиклассниками не прошли даром.

Отец кивнул задумчиво:

— Хорошо. Лишние руки не помешают. Но смотри — в доме ночами зябко. Отопление... — он резко замолчал, и дочь договорила за него:

— Отключили. Я уже заметила.

На этот раз по его лицу проскользнула растерянность, словно мужчину подловили на нехорошем дельце.

— Ну. Пока вот без отопления. Ближе к зиме печь доделаю, и никакие батареи даром не сдадутся.

Ближе к зиме? Лиза прикусила кончик языка, чтобы не сорваться. Неужели отец вправду надеется протянуть до зимы? Или в нём говорит деменция?

— Тогда в маминой комнате обустраивайся. Чистое бельё — в шифоньере. На ночь я тебе обогреватель поставлю. Всё хоть какое тепло.

Пока Лиза устилала постель, попутно изучая содержимое шкафа, в голове без устали кружился хоровод мыслей. Для начала требовалось позвонить в школу, договориться об отпуске. Решение, конечно, не самое удачное, учитывая, что только начался учебный год, да и Лиза, как относительно молодой педагог, ещё не до конца закрепилась на новой должности учителя средних классов. С другой стороны, не так часто она просит отгулы, поэтому маленькая ложь про болезнь звучит вполне убедительно.

Трубку сняла завуч по воспитательной работе. Коллега выслушала Королёву и пожелала скорейшего выздоровления.

Далее предстоял более серьёзный звонок — в районную администрацию. Лиза выглянула в коридор убедиться, что отца рядом нет, и тыкнула в телефон, что дала баба Вера. Долго шли гудки. Отвечать не торопились. После третьей попытки, наконец, прозвучало:

— Слушаю вас.

Королёва не удивилась бестактности собеседника.

— Добрый день. С кем я могу поговорить по поводу деревни Синицино?

Ненадолго на другом конце воцарилось молчание.

— А что вас интересует?

Лиза растерялась. Задалась тем же вопросом. Что она собирается спрашивать? Вера объяснила всё коротко и ясно. Жителей деревни уведомили о сносе домов и предложили переехать. Кто не согласен — остаётся без штанов.

— Скажите, пожалуйста, а правда, что Синицино планируют снести?

— Что значит «планируют»? — грубо вырвалось из трубки. — Деревню уже сносят.

Пальцы сжали мобильник. Казалось, пластик сейчас треснет.

— У меня родственник остался в деревне. Он болен. И не может покинуть дом, — с расстановкой произнесла Королёва. Ложь прозвучала болезненно убедительно.

— Ничем помочь не можем, — без лишних сантиментов обрушился безучастный голос. — Все до одного жителя были уведомлены о демонтаже зданий.

Демонтаж зданий — как безобидно звучит. Ещё одна фраза в золотой фонд успокоительного новояза. Не взрыв, а хлопок. Не падение, а отрицательный рост. Не снос, а демонтаж.

— Если имеете претензии, обращайтесь в областную администрацию.

—Я просто хочу уточнить, на каком основании…

— Деву-ушка-а, услышьте меня. Вопросами строительства занимаются областные органы. Вот к ним и обращайтесь. — После сказанного раздался громкий щелчок. Трубку бросили.

Лиза скорее упала, нежели опустилась на стул. В висках стучала кровь. Пальцы мёртвой хваткой сжимали телефон. Абсолютно понятно, что звонок в областную администрацию ничего не изменит. Деревню сравняют с землёй вместе с последним жильцом. Никто и глазом не моргнёт.

Оставался единственный выход — разговор с отцом. Бой обещал быть тяжёлым, и Королёва решила начать наступление с завтрашнего утра. Сегодня она морально раздавлена. Требовалось набраться сил.

Ужин проходил напряжённо. Родион Семёнович силился развеять витавшую в воздухе неловкость жизнерадостными монологами. Попытки влезть со своими нравоучениями в личную жизнь дочери оставил при себе. Очевидно, внешний вид Лизы не обещал ничего хорошего. В конце вечера она сухо поблагодарила за ужин и закрылась в маминой комнате.

Ночь в умирающей деревне принесла дёрганый сон. Королёва долго ворочалась на расшатанной койке, обнимая холодную подушку, а когда удалось избавиться от навязчивых мыслей и провалиться в чёрную пропасть, в беспомощный разум вторглись жуткие видения.

Ей снилось, что она лежит на дне глубокой ямы. Сверху доносится шум приближающегося экскаватора. Через секунду тень заслоняет небо. Огромная гора земли осыпается на женщину, погребает заживо. Грязь забивает ноздри, толкается в рот. Тяжесть наваливается на грудь. В сплющенной клетке ребёр отчаянно бьётся сердце. Лиза пытается пошевелиться, но спрессованная земля не даёт возможности шелохнуться. Снаружи остаётся лишь бледное, перекошенное мученическими судорогами лицо. Перед тем, как меркнет свет, Лиза замечает сверху, у самого края ямы, человеческую фигуру. Силуэт неподвижно высится над умирающей женщиной и наблюдает.

Впервые за двадцать семь лет Королёва Лиза просыпается с криком. Как выяснилось минутой позже, крик звучал в её голове.

/пятница, десятое/

Она потянулась к тумбочке за мобильником узнать время. 4:12. Больше уснуть не получится. Кошмар не собирался выветриваться из возбуждённого разума. Внимание привлекло негромкое потрескивание. Лиза посветила телефоном — у койки стоял старинный обогреватель. Доисторической прибор разливал по комнате приятное тепло. Если бы отец не принес его, Лиза бы не рискнула высунуться из-под одеяла. Без центрального отопления здание выхолаживалось мгновенно. Она ясно помнила: когда отец построил дом, первое время помещение обогревалось печкой. Центральное отопление сделали позже. Отец долго хлопотал о подведении коммуникаций, а когда заветные трубы наконец дотянулись и батареи начали нагреваться, он открыл шампанское. Глава семьи выглядел счастливым. Казалось, с появлением дома у четы Королёвых началась новая, полная приятных хлопот, жизнь. Однако, в отличие от отца, мама не планировала жить в деревне круглогодично. Зимовать она уезжала в город, а с приходом весны — времени посадки рассады — возвращалась. Родион Семёнович же почти постоянно проживал в доме. Поджарый и бодрый, несмотря на пенсионный возраст, мужчина решил насовсем остаться «на природе» и посвятить остаток жизни хозяйству. Супруга, хоть и подтрунивала над ним, не возражала: вполне заслуженная старость.

Когда Лиза успешно сдала вступительные экзамены в пединститут, отец после сорока лет работы инженером уволился с разорившегося завода и вышел на пенсию. С того момента дочь виделась с папой только по праздникам. Годом позже под колёсами фуры погиб старший брат. На кладбище перед закрытым гробом мать не плакала. На похоронах и поминках говорила мало и неохотно. Отец так вообще превратился в незаметную тень супруги. Как позднее поняла Лиза, по времени трагедия совпала с его обострением, когда он пребывал в прострации и подолгу сидел в одиночестве.

Мама дала волю слезам позже. Она отстранилась от семьи и всё чаще пропадала из дома, пока однажды не исчезла насовсем.

Поиски не принесли результатов. Ни в больницах, ни в моргах тело женщины не обнаружилось. Близкие родственники склонялись к версии, что из-за смерти сына, раздавленная горем, она уехала на свою родину в Минск, где и пребывает по сей день. Лиза не верила — мама не могла так просто взять и бросить дочь, мужа, работу. Как бы ни хотелось верить в чудо, что женщина вернётся, Лиза была уверена, что её больше нет в живых. Случайность или злой рок, но Ольга Королёва наверняка скончалась. Со дня исчезновения прошло семь лет — чуда не случилось.

Лиза попыталась если не уснуть, то хотя бы подремать. Сон не приходил. Тогда она осторожно, чтобы не сильно скрипеть койкой, влезла в джинсы, прокралась на кухню. Пока грелся чайник, в поисковую строку вбила: «Деревня Синицино Владимирской области». Чайник успел вскипеть, а нужная информация всё ещё не прогрузилась. Интернет работал медленно. Наконец на первой странице появилась статья с кричащим заголовком о строительстве автомагистрали «Москва-Хаймовск». Ниже под постом — несколько беспомощных комментариев от Ольги-56 и Василия-скупка-лома: «вот твари прости господи люди всю жизнь хозяйство строили а эти сверху чинуши пришли людей без крыши оставили все денег нахапаться не могут». И в ответ первому комменту: «Они суки по одной только области триста посёлков уничтожили. А сколько таких от Москвы до Хаймовска?». На этом обсуждение исчерпывалось. Лиза была уверена, что тех, кто одобрил бы строительство дороги нашлось бы немного. Да, были единицы, типа бабы Веры, но большинство, чьё жилище попало под каток, не прельщало получение новых метров взамен прежних. Ведь уничтожались не просто стены. Годы вложений сил и средств. Корни. Огромный пласт жизни. И ничто из перечисленного не вернётся. Новое жилище не компенсирует потерь, не залатает дыру в душе. Особенно, если ты уже не молод — а в деревнях молодых не осталось. И об этом стоит помнить в предстоящем разговоре с отцом.

Лиза решила зайти на другие ресурсы с новостями о строительных работах, но не выдержала медлительности интернета и отложила мобильник. Она принялась выстраивать в уме цепочку разговора с отцом. Зная о твердолобости родителя, Королёва понимала, что спор ни к чему хорошему не приведёт. Ультиматум или угрозы — тоже недейственные способы. Что могло сработать, так это давление на родительскую жалость.

«Обещание завести ребёнка, если отец согласится переехать, — подкинуло воображение внезапную идею. — Ведь именно этого он и хочет — дождаться внука или внучку».

Лиза ошеломлённо застыла, обдумывая свалившуюся мысль. А ведь, действительно, почему бы не попробовать. На войне, как известно, все средства хороши. «Папа, в ближайшее время я собираюсь стать мамой. Малышу потребуется заботливый дедушка, которому в любой момент можно оставить внука» — тут же нарисовался мысленный монолог. Конечно, Лиза не намеревалась заводить детей. Что она планировала — так это отработать в школе оставшиеся два года и свалить из своей провинции к Рите в Питер. Та тоже учительствовала и давно звала Лизу к себе — жить в уютной сталинке недалеко от Невского и работать в одной школе. Да, Королёва отдавала себе отчёт, что враньё до добра не доведёт, и, выражаясь словами мамы, ей светит отдельный котел в аду, но — чёрт возьми! — это же ложь во благо.

В приподнятом настроении она заварила крепкий кофе, откинулась на спинку потёртого кресла в ожидании, когда проснётся отец.

Однако, к удивлению Лизы, отец давно проснулся. Он заявил о себе топотом на крыльце. Королёва чуть не опрокинула чашку от внезапного скрипа двери. Запахи табака и пота ворвались в кухню раньше хозяина. Следом появился он сам. Первое, что бросилось в глаза — он тяжело дышал. Руки были измазаны в земле; лицо — мокрое, раскрасневшееся. Впрочем, замызганы были не только руки. На брюках и бушлате тоже темнели разводы.

Он не в меньшем удивлении уставился на дочь.

— Ты уже проснулась? — Брови поползли вверх. Пальцы привычно сжались в кулаки.

— Пап? Всё хорошо?

Мужчина бесшумно шевелил губами. На щетинистых скулах задёргались желваки.

— Пап... что случилось?

— Да вон... в сарае колупались. Соседу с мотором подсобил. Тяжеленный, паскуда. Отмываться пойду.

— Сосе... с каким соседом? — Лизе показалось, что в кухне не осталось воздуха. Запах грязного тела заполнил пространство.

— Да с Пашкой Довженко, — со сбившимся дыханием выронил отец.

— А он не уехал разве?

— Куда он уедет? Не собирается. Над тракторишкой своим второй месяц шаманит. То сцепление горит, то вон движок сбоит.

— Пап... — Лиза поднялась с кресла, пьяной походкой приблизилась к отцу. — Ты точно... у тебя точно всё хорошо?

— Точно-точно, — он изобразил улыбку.

— Тогда иди отмывайся. С водой проблем нет? — она не нашла, как прокомментировать произошедшее. Одно знала наверняка: наступление на отца придётся отложить на потом. Сейчас он едва ли воспримет новость о скорой «беременности» дочери. Да и сама Лиза думала о другом.

О неудавшейся лжи родителя. Довженко Павел давно скончался.

Продолжение>