За кадром мгновения, часть 2
— Значит, вы чувствуете себя хорошо, мистер Макферсон.
— Ага, — взболтнул ногой Джимми, сидя на краю кратера Нормана и любуясь очертаниями Австралии над головой. — Просто прекрасно.
Разговор происходил в виртуальности, в той самой лунной локации, которую Джимми выпросил для себя несколько месяцев тому назад. Или уже успел пройти почти год? Как знать, он начинал понемногу путаться в датах.
Если первоначально мысль о том, чтобы перевести беседы этого рода внутрь виртусферы, отпугнула бы его нарушением чувства приватности, то несколько месяцев спустя он сам стал на этом настаивать. Несуществующие виртуальные зоны успели стать для него как бы своей территорией, частным владением, где он ощущал себя в большей степени защищенным, чем в стенах стального бункера.
Ну а неприятные разговоры куда удобней вести на своей территории?
— Испытываете ли вы в настоящее время желание прервать опыт? — спросил доносящийся из пустоты голос. — Если бы была возможность сделать это, получив означенное в договоре вознаграждение, вы бы воспользовались ею?
Макферсон задумался. Почему бы, разнообразия ради, не сказать правду.
— Мне страшновато думать о выходе отсюда наружу, где, может быть, уже случилась ядерная война, пока я тут сижу, — признался он. — Но еще страшнее мне думать о том, что я буду сидеть тут вечно, постепенно старясь. Пожалуй, хотелось бы, чтобы эта неопределенность когда-нибудь кончилась, оставшись позади.
Пауза.
— Это хорошо, поскольку собранные нами данные приближаются к оптимуму. Скоро наш опыт должен перейти в решающую фазу.
— В решающую? — опасливо поинтересовался Джимми, вскочив. Серводвигатели виртуального костюма поймали в зачатке и ускорили в несколько раз это движение, имитируя ослабленность лунной гравитации. — Это как?
— Вам не придется делать ничего особенного, мистер Макферсон. Главный интерес для нас представляет результат вашего выхода из бункера и ваши ощущения при этом.
— То есть целью вашего опыта была простая проверка на выработку агорафобии с социофобией? — с толикой разочарования в голосе протянул он. — И на это были направлены все ваши гигантские траты?
Пауза.
— Не совсем.
— В чем тогда его смысл? — спросил, затаив дыхание, Макферсон. Интуиция подсказывала ему, что теперь, более чем год спустя после начала экспериментальной программы, он вправе наконец рассчитывать на ответы. — Что вы хотели узнать?
Еще одна пауза, чуть длиннее предыдущей.
— Мистер Макферсон, вы слышали когда-нибудь о феномене возрастных перемен в восприятии течения времени?
Теперь некоторое время молчал сам Джимми.
— Немного. Вы имеете в виду, что первое десятилетие жизни для человека как вечность, второе — как целая жизнь, а третье проносится сравнительно быстро?
— Не совсем, — повторил голос. — То, о чем вы упомянули, связано больше с эффектами хранения информации в долговременной памяти, нас же скорее интересовала память оперативная. Сиюминутное, текущее ощущение времени. Вы знаете, что, по результатам многочисленных тестов, реакция старика как минимум вдвое медленней реакции детской?
— Приходилось где-то читать. Это, по-моему, довольно естественно, ведь метаболизм старика тоже медленней.
— Широко известен в быту также факт неусидчивости детей, неспособности их выдержать даже пятнадцать минут на месте. Речь детей — и даже подростков — часто кажется старикам ненормально ускоренной.
Джимми поежился.
Нет, не то чтобы ему стало холодно, хотя специальные термостаты костюма поддерживали иллюзию приятной лунной прохлады. Просто у него возникло неприятное предчувствие.
— К чему вы ведете?
Новая пауза.
— Главной проблемой подобного рода гипотез, — проговорил как ни в чем не бывало невидимый собеседник, — была до недавнего времени их глубокая непроверяемость. Действительно, пусть метаболизм и реакции старика на самом деле медленней юношеских, но как доказать, что это относится и к психическому восприятию времени? Как узнать, сколько времени длится для человека секунда? Секунда всегда равна секунде. Минута равна минуте. Люди жалуются иногда, что с годами месяцы и дни начинают лететь быстрее, но никто не заявлял никогда, что для него изменилась субъективная протяженность секунды.
Еще одна пауза. Сделанная, вероятно, чтобы Джимми мог задать какого-либо рода вопросы, — но ему не приходил в голову ни один.
— Что, если секунда — социальная конвенция своего рода? — задумчиво проговорил голос. — Мы приспосабливаем свои реакции к движениям и речи окружающих, поскольку считаем некий темп общепринятым. С возрастом наш метаболизм замедляется, мир для нас должен казаться ускоренным — но, следуя конвенции, мы подстраиваем скорость своего мышления под общий ритм так, что лишь отдельные огрехи тела позволяют нам ощутить перемену.
— Идея красивая, — заметил Макферсон. — По-моему, я о чем-то похожем читал у Финнея.
— Очередная гипотеза, которую проверить нельзя. Казалось бы?
Подумав, Джимми решил проигнорировать сию риторическую реплику. Чувствуя, как его все сильнее пробирает ознобом, он оттолкнулся в прыжке от лунной поверхности, зависнув футах в шести над грунтом.
— Целью эксперимента над вами, мистер Макферсон, — мерно проговорил голос, — была проверка пределов регуляции субъективных человеческих ритмов. Вся аппаратура бункера, все часы, все процессоры окон и даже микросхемы вашего телефона были изменены таким образом, чтобы систематически и постоянно вводить вас в заблуждение относительно течения времени. Каждый раз, когда вы смотрели, к примеру, двухчасовой фильм, к следующему дню он длился на пару процентов меньше, чем ранее. Каждый раз, когда вы играли в StarCraft, персонажи ото дня ко дню все быстрее повиновались вашим командам. Менялась и продолжительность суток — как отображаемая часами, так и видимая вами в стеклах видеоокон.
Джимми стоял, покачиваясь и не будучи в полной мере уверен, что он услышал.
— На пару процентов?..
— Таким был ритм изменений в самом начале опыта, — оговорился голос. — Вряд ли вам интересно вдаваться в тонкости графика, рассчитанного математиками и психологами.
— И я этого не замечал?
— К этому были приложены все усилия, ведь ваша осведомленность могла исказить результаты эксперимента. Звуки, слышимые вами в видеоиграх, фильмах и музыке, подвергались особой обработке, меняющей темп, но не сдвигающей частоту. Некоторые психологи допускали, что второе вы заметите скорее, чем первое.
Макферсон открыл рот, потом снова закрыл и вновь ненадолго открыл. Тупо присел опять на край лунного кратера, подперев руками подбородок.
— Так вот почему на компьютере не было пошаговых стратегий...
— Видеоигры реального времени или просмотр фильмов привязывали вас к некоему внешнему ритму, аналогично тому, как стареющий человек бессознательно подвержен влиянию ритмов окружающего мира, — подтвердил голос. — Меж тем как пошаговые стратегии или чтение текстов просто оставили бы вас наедине с вашим собственным, уже сложившимся ритмом времени.
— ...и книг.
Голос промолчал. Поразмыслив несколько минут, Джимми растерянно махнул рукой:
— А скобы? Почему в бункере все обставлено словно на космической станции, предметов до крайности мало и они прикреплены к стенам? Как это вы объясните?..
— Хочу заметить, мистер Макферсон, что до проведения первых опытов подобного рода мы не были точно уверены, возможно ли — и насколько возможно — изменить ритм человеческого восприятия времени. Высказывались опасения, что в случае чрезмерного успеха подопытный может заподозрить неладное по кажущемуся изменению скорости падения предметов. В связи с этим у нас вызывал некоторые сомнения ваш телефон, но мы уменьшили риск, сообщив вам, что крайне нежелательно ронять его. Другим неконтролируемым нами предметом было ваше собственное тело, но люди вашего типа редко любят прыгать по комнате.
Челюсть Макферсона отвисла.
— Даже так...
Джим сглотнул слюну.
— Что ж, — проговорил он, — наверное, теперь вам так или иначе стоит сказать... Эксперимент ведь ни к чему не привел, не так ли?
— Напротив, — невозмутимо ответствовал голос, — нам удалось подтвердить даже самые смелые из предварительных предложений. Хотите узнать, во сколько раз ритм вашего восприятия времени сейчас превышает общепринятый?
Макферсон снова ощутил холодок, ему вдруг вспомнился «Новейший ускоритель» Уэллса. Разозлившись на себя — что за байда, ведь ясно же, что его продолжают надуривать? — он агрессивно поинтересовался:
— И во сколько же?
— В три целых две десятых раза.
∗ ∗ ∗
В первое мгновение Джимми даже ощутил странную смесь облегчения и разочарования. Всего лишь в три с небольшим раза, ничего экстраординарного, что противоречило бы принципам физики или биохимии?
В следующее мгновение, однако, до него дошли некоторые нестыковки в услышанном.
— Вы шутите.
— Отнюдь, мистер Макферсон, — ответствовал голос. — Именно сейчас мои слова как никогда далеки от иронии.
— Вы хотите сказать, что я сейчас выстреливаю слова со скоростью крупнокалиберного пулемета и не замечаю этого? Как тогда, интересно, вы отвечаете на них?
Очередная пауза. Они, впрочем, были столь постоянным явлением, что Джимми давно уже почти перестал замечать их.
— Вас, возможно, расстроит это узнать, мистер Макферсон, но вы человек предсказуемый. Разные варианты ваших реплик рассчитаны нами заранее, как и варианты ответов. Разбирать их нам помогает как накопленный опыт, так и программное обеспечение Google, преобразующее речь в текст. Мне остается лишь быстро выбрать один из вариантов ответной реплики на экране и нажать «Enter».
Макферсон вспомнил, как сквозь пелену, вопрос, который он задавал когда-то своему незримому собеседнику. Что-то про количество букв в некоем слове.
— Вы не сразу тогда ответили мне, — пробормотал он, вытерев выступивший пот. — Лишь только спустя пару реплик. Вам надо было успеть записать ответку?
Голос промолчал.
Да, теперь многое казалось более ясным. Чувство постоянной неповоротливости тела и даже мозга, чувство вечного невысыпания и хронической бессонницы в то же самое время.
Не потому ли Джимми так полюбил лунную локацию, что здесь, благодаря имитации лунного притяжения и специфике виртуальных движений, тело казалось привычно послушным и легким?
— Ну нет, — встряхнул он головой, — это все равно отдает каким-то шарлатанством. Как быть с теорией эволюции, например? Если бы более высокая скорость действий была доступна для людей, она была бы выгодна людям, естественный отбор поощрил бы ее.
— Еще один предсказуемый вопрос, — в голосе теперь звучала явственная ирония. — Во-первых, кто вам сказал, мистер Макферсон, что темпы ваших реакций так уж изменились фактически? Фантастика приучила нас думать, что темпы реакций и темпы субъективного времени являют собой одно, но это не совсем так. Наверняка даже в прежней жизни вы не раз ощущали, как ваше тело и мозг реагируют медленнее обычного, в то время как процессы внешнего мира вовсе не кажутся вам ускорившимися? Нечто подобное, только противоположной направленности, мы имеем и в вашем случае. Если объективно измерить скорость решения вами сейчас интеллектуальных и физических задач — она окажется хотя и ускорившейся, но не так уж сильно, примерно как при значительном стрессе.
Собеседник помолчал секунд пять — на самом деле, стало быть, меньше двух? — предоставив Джимми возможность усвоить услышанное.
Интересно, была ли эта пауза записана заранее?
— Во-вторых, — добавил он, — не все изменения поощряются в долговременной перспективе эволюцией, у некоторых оказываются негативные побочные эффекты впоследствии. Это тоже можно назвать одной из целей нашего эксперимента — выяснить, какие из негативных эффектов могут сопровождать ваше нынешнее восприятие времени. Часть их уже очевидна — вы страдаете от недосыпа и бессонницы одновременно, организму вашему трудно привыкнуть к новому режиму сна, невзирая на добавляемые в пищу медикаменты. Но, возможно, есть и другие, к режиму сна не привязанные? Нам хотелось бы выяснить это.
— Нам — это кому? — скривился Макферсон. — Фонду SCP? Заниматься столь дорогостоящими экспериментами при столь убогом выигрыше — это вроде бы их епархия.
Голос проигнорировал подколку.
— Вы можете считать как хотите, — разрешил великодушно голос, — все ваши сомнения так или иначе развеются после выхода из бункера. Но мы бы хотели обратиться к вам напоследок с небольшой просьбой.
Джимми невольно насторожился. Что-то, касающееся той четверти миллиона, полагающейся ему теперь по уговору?
— С какой? — помедлив, поинтересовался он.
— Видите ли, — сквозь отрепетированную вальяжность в голосе явно пробивалось смущение, — хоть нынешний опыт и позволил нам добиться невиданного по прежним меркам успеха, он не был первым экспериментом, осуществленным по описанной выше программе. Ему предшествовало несколько более ранних опытов не столь значительной продолжительности, по завершении коих нами были замечены неоднозначные признаки в психическом состоянии подопытных. По этой причине нам бы хотелось поначалу отслеживать ваше состояние после выхода из бункера — если вы позволите, мистер Макферсон.
— Что еще за признаки? — сглотнув слюну, полюбопытствовал Джимми. К нему стали возвращаться былые параноидальные опасения о коварной сути эксперимента.
— Я не уполномочен рассказывать вам об этом, мистер Макферсон. Психологи считают, что информация такого рода может сыграть дурную роль, став самореализующимся пророчеством. Могу успокоить вас, сказав, что аномалии были краткими. Но, поскольку в вашем случае эксперимент длился дольше и зашел несколько дальше, мы предпочитаем перестраховаться.
— Так чего вы хотите?
Он попытался еще раз сглотнуть слюну, но в его рту пересохло.
— Если вам не составит труда, вы бы могли поддерживать с нами связь в течение нынешних суток. Вам будет выдана миниатюрная скрытая камера, замаскированная под значок. И устройство для аудиосвязи — вставляемое в ухо, передающее наши сообщения и способное отслеживать произносимые вами слова.
— Как «Ракушка» в романе Брэдбери?
Голос не ответил. Теперь Джимми, впрочем, догадывался, почему некоторые не вполне предсказуемые его реплики остаются без комментариев.
Ответ на подобные фразы сразу разрушил бы их легенду?
— Ладно, — пожал Макферсон плечами. Отогнав от себя очередную параноидальную мысль о заряде динамита в «Ракушке». — Без проблем.
Снаружи
Перегораживавшая выход наружу тяжелая металлическая плита медленно поднялась. Макферсон сглотнул слюну, чувствуя, как основы его устоявшегося уже внутреннего миропорядка крошатся и переламываются.
«Макрокосм и микрокосм».
Внешнее как тень внутреннего.
Живя в бункере уже едва ли не год, Джимми привык к очертаниям его комнат, привык к определенному расположению их, дизайну и оформлению. Они стали для него субъективно как бы отражением его мозга. Так же как некогда ему казался субъективно отражением его мозга во время прогулок его родимый микрорайон — «Так, вот на этих деревьях висят размышления о бессмысленности всей моей жизни, эта аллея ведет к грезам про Судзумию Харухи, а этот проулочек скользит вдоль раздумий о первой провальной попытке нарисовать порнокомикс».
Теперь отражение это безжалостно перекраивалось.
Что ожидает его снаружи?
Солнечный свет ослепительно хлынул внутрь бункера, заставив Джимми зажмуриться, поднести испуганно к глазам руку. За долгие месяцы он отвык от самой идеи существования столь яркого света.
Следом ноздрей его коснулся запах соснового бора, совсем не похожий на виртуальные ароматы «хомячьего колеса», запах прошедшего как будто недавно дождя и запах каких-то цветов. Проморгавшись, он увидел поляну, покрытую мхом, увидел деревья и кустик сирени.
«Прилесок».
Ну да, странный бункер, куда Джимми Макферсона некогда поместили вскоре после подписания им заманчивого контракта, выстроен был экспериментаторами рядом с прилеском неподалеку от одного из индустриальных районов его же родного города. Джимми бы мог по идее и вспомнить об этом, но он провел внутри бункера безысходно так много времени, что внешний мир в его памяти давно утерял очертания.
Пошатываясь, Макферсон вышел наружу.
Небо.
Солнце.
Трава.
Пролетающая мимо стрекоза, пролетающая по-театральному медленно, Джимми почти бы мог ухватить ее за неторопливо виляющий хвост. Неужто ему не соврали про время?
С ветки дерева рядом капнула вниз вода, еще один след шедшего недавно дождя. Этот сгусток поблескивающей стеклом влаги тоже летел вниз до отвращения медленно.
Макферсон осмотрелся.
К застроенной части района отсюда вроде бы вела лишь одна широкая тропка. Расстояние до ближайших домов не должно было быть гигантским, Джимми помнил смутно, что прилесок здесь крайне маленький и от цивилизации его отделяет не больше нескольких сотен шагов.
Но, едва сделав их, он снова замер в оцепенении.
Не то чтобы видимая им картина была особенно удивительной, особенно завораживающей или особо эффектной. Обычный индустриальный район, ряды стройных белых двенадцатиэтажек, хотя и со странными светло-сиреневыми надстройками сверху. Но внимание его привлекли в первое мгновение вовсе не эти надстройки, а люди.
Они двигались плавно, не менее театрально и медленно, чем та стрекоза. На его глазах миловидная девушка выронила из рук пудреницу, наклонилась, юбочка ее задралась — Макферсон мог во всех заманчивейших деталях рассмотреть ее бедра и ягодицы, не боясь, что незнакомка вдруг неожиданно обернется.
Кукольный цирк двигающихся в замедленном темпе вальса марионеток, залитый янтарной смолой ослепительных лучей солнца. Нереалистичное — и в то же время гиперреальное — зрелище.
Джимми почувствовал, будто спит.
Он ущипнул себя за щеку, ощутил боль, но какую-то вялую, будто доносящуюся издалека. Неудивительно, разве хиккан с его уровнем воли может ущипнуть себя сильно?
Рядом послышалось хихиканье.
По улице пробежал гоблин.
Именно «пробежал» — в отличие от темпа движения людей вокруг, ритм его движений казался совершенно нормальным. Именно «гоблин» — хоть Джимми и не был никогда особенным любителем фэнтези, определение это будто само собой всплыло из ниоткуда внутри его разума.
Существо это одним своим видом вызвало сотни смутных отталкивающих ассоциаций. При том, что формально оно не выглядело особо уродливым или ужасным, о нет. Просто низенький сгорбленный человечек с зеленовато-желтым оттенком кожи — и издевательски искаженными как на карикатуре чертами лица.
Тем не менее у Макферсона возникло внутри пугающее ощущение узнавания.
Где он мог видеть раньше подобных созданий?
Во снах?
Тем временем гоблин подбежал к уже взявшей пудреницу, но еще не успевшей выпрямиться девчонке, со смехом шлепнул ее по попке, хозяйским движением потер ее через трусики, прогулялся когтистой рукой по ее груди через платье. Шепнул ей несколько слов на ушко — девчонка застыла — и выписал рукой странный жест прямо перед ее личиком.
Макферсон замер сам, не очень веря происходящему, замер парализованно, не отводя взор от разворачивающейся мизансцены. Впрочем, если подумать, это было и к лучшему?
С точки зрения окружающих — если не считать того гоблина — он ныне дергается как сумасшедший. Лучше уж постоять неподвижно, не делая по возможности резких шорохов.
— Вы что-нибудь видите сейчас, мистер Макферсон? — прозвучал вдруг нейтрально-деловой голос в левом ухе у Джимми. — Вы наблюдаете сейчас что-нибудь необычное?
— Нет, — проговорил почти шепотом Макферсон, глядя, как девушка окончательно выпрямляется, как она с легким румянцем на щеках начинает рыться в сумочке, как она извлекает оттуда телефон. — Абсолютно ничего.
«Жаль, что большая часть моих параноидальных догадок о вашей природе, придуманных в бункере, оказалась как будто ошибочной. Жаль, что вы не Фонд SCP».
Сотрудникам Фонда, возможно, Макферсон бы отважился приоткрыть правду, пусть даже рискуя оказаться в результате в «расходниках», — похоже, что тут на кону стояло нечто более важное, чем жизнь или смерть отдельно взятого хикикомори. Сотрудникам странной эксцентричной конторки по опытам с растяжением субъективного времени — нет.
— Вы уверены в этом? — По-видимому, к его отрицаниям в конторе были готовы, раз уж удосужились заранее записать реплику с переспрашиванием. — Некоторые из наших предыдущих подопытных сталкивались на этом этапе с галлюцинациями.
Девушка, глядя на экран телефончика, облизнула губы. Коснулась пальцем экрана — словно перелистывая сверху вниз некое невидимое Макферсону изображение.
Коленки ее слабо дрогнули, она сдвинула бедра прямо под взглядом Джимми. Покраснев еще гуще, явно тяжело дыша, раздвинула их — и сдвинула быстро еще раз.
— Абсолютно уверен, — безапелляционно отрезал Макферсон. — Не видите, человек просто солнечным светом любуется. Голубым небом. Красивыми девушками.
Хихиканье послышалось снова.
Гоблин, оказывается, не ушел далеко, он следил за девчонкой от ближайшего фонарного столбика. Руки его гуляли ходуном возле паха, он проделывал прямо на улице то, что Макферсон сейчас предпочел бы не видеть.
— К слову, — проговорил он, что-то в его горле сжалось, — а вы сами-то наблюдаете за происходящим вокруг? Контролируете визуально окружающую меня обстановку?
— Видеокамера в вашем значке исправно работает. Но нас интересует ваше субъективное восприятие мира, а не ожидаемые показания электроники.
Девушка тем временем присела рядом с газоном на корточки, присела томительно плавно. Она продолжала просматривать изображение на экранчике, коленки ее снова сдвинулись.
— И вы не видели в видеопотоке последней минуты ничего необычного?
Пауза.
— Нет.
Холодок пробежал по спине Макферсона.
— Тогда с чего вы решили, что я должен видеть? — поморщился с брезгливым видом он. — Ах, ну да, вы же ждете видений. Ладно, не отвлекайте меня без нужды от любования леди.
Постояв рядом с лесом еще три или четыре минуты — по своему личному счету времени — Джимми и сам не увидел больше ничего необычного.
«Леди», похоже, просматривала на экране мобильника пикчи, которые ее возбуждали — может быть, даже возбуждали ее в эротическом смысле. «Леди», похоже, не прочь была запустить себе руку под юбку — но из-за ее стремления действовать тайно и из-за разницы в ритмах времени дело шло к тому столь медлительно, что Макферсону пришлось бы прождать в лучшем случае еще минут десять, прежде чем дама сочтет, что действия ее длани укрыты достаточно сильно.
Нет, в принципе, Джимми бы мог подождать? Ему нечасто случалось видеть в натуре подобное, обычно при попытке пронаблюдать за той или иной красоткой реально — даже при невинных их действиях — взгляд его молниеносно улавливали.
Но мысль о видеонаблюдении через нагрудный значок нервировала его. Он почти вживую представлял нетерпение операторов, которые, конечно, все поголовно высокооплачиваемы, высокоответственны, высокоморальны — и не оценят подобного.
Он пошел дальше.
Странно, но на передвижение Макферсона не обращали особенного внимания. Вроде бы коэффициент ускорения его действий был невелик, пешеходам он должен был казаться обпившимся кофе истерично дергающимся бегуном-эпилептиком, но в его сторону редко кто бы то ни было поворачивал голову.
Он словно стал невидимкой.
Как гоблины.
Джимми их видел на улицах все больше и больше.
Они периодически подбегали то к одному, то к другому прохожему, делая перед лицами их странные жесты и шепча им на ухо, судя по выражению морды, всякие гадости.
Они предпочитали одежду экзотического лилового цвета, который столь выделялся, столь отличался от виденных прежде Макферсоном оттенков лилового, что казался люминесцирующим.
Они временами сползали вниз с надстроек над зданиями — эти сиреневые надстройки принадлежали им тоже в действительности? — на паутинчато-сетчатых веревочных лестницах.
И хихикали.
Почти непрерывно хихикали.
При виде их у Макферсона шевелились волосы, что-то вроде бы давно и прочно забытое шевелилось в памяти неясными призраками. Ему снились когда-то кошмары про низеньких уродливых карликов — разве не так? Где-то Джимми читал, что это типичная тема кошмара.
«Паутина».
От мысли об этом он споткнулся на ровном месте, взгляд его неподвижно застыл. Джимми был арахнофобом, подобно значительной части населения этой планеты, он где-то читал, что причина популярности этого недуга до конца науке неведома. Ну да, среди пауков встречаются ядовитые, ну и что? Во-первых, они встречаются лишь в немногих краях, во-вторых, ядовитые змеи встречаются чаще, но панический страх перед ними куда более редок.
«Лестницы».
Личная фобия Джимми началась некогда не с пауков — с паутины. Позже страх перешел и на восьмилапых созданий, он стал их бояться даже сильнее их сеток, но изначальным источником ужаса была радиальная клетчатая структура. Среди знакомых его были люди, способные взять паука в руку, но испытывающие озноб от мысли о прикосновении к паутине.
Он прежде всегда полагал, что помнит свой первый миг случайного прикосновения в лесу к паутине, испытанный тогда ужас, въевшийся навек в его подсознание.
Но было ли действительно первым это воспоминание?
Не предшествовала ли тому попытка притронуться к решетчатой лестнице?
При взгляде на концентрично-гексагональный рисунок колышущихся узорчатых сооружений, по которым карабкались непрерывно вверх и вниз весело гоблины, гикая и раскачиваясь, Джимми уже не был уверен железобетонно в этом.
Он мог себе представить отчетливо, как ребенок, наивный четырехлетний ребенок, не знающий почти ничего о мире вокруг, не успевший впитать бесчисленную массу запретов, вытягивает руку вперед и касается Лестницы.
И — что происходит тогда?
Удар током?
Химическое воздействие?
Или просто сам узор Лестницы был спроектирован кем-то так изначально, чтобы оказывать на человеческий мозг, пусть даже на неискушенный и детский, подобное высоковольтному разряду влияние? Оставив на всю жизнь печать ужаса, что будет вызываться в дальнейшем даже смахивающими смутно на лестницы гоблинов паучьими сетками.
«Эти лестницы не для людей, — шелохнулся в нем чей-то строгий печальный голос. Мамин? Чей-то еще? — Мы не должны их видеть».
Он не мог сказать четко, откуда в нем эти мысли, не мог сказать даже точно, мысли это или пробудившаяся внезапно в нем память. Чем больше шагов он делал по улице, тем сильнее переплавлялись и искажались воспоминания его детства.
Не гоблин ли подсказал ему в первом классе ради прикола щипнуть сзади Бена, назвав потешно-ласковым тоном его «симпампунчиком»? По умственно-культурному развитию Макферсон был тогда изрядно отсталым, он в том возрасте не знал абсолютно ничего о гомосексуалах и о связанных с ними штампах, он просто прикалывался — наичистейшая квинтэссенция сферического шутовства в вакууме. Реакция его одноклассника, разумеется, была предсказуемой и оставила синяки на полмесяца.
Не гоблин ли подсказал ему издеваться регулярно над Вилфордом во время ожидания маршруток на улице, издеваться без слов, благо словесных издевок этот бедняга, еще более отсталый умственно, чем сам Джимми Макферсон в первом классе, все равно бы не понял? Непрерывные щелчки и толчки, пинки и щипки, доводящие бедолагу до исступления, после чего юный гопник стонал себе потихоньку от смеха.
Нет, хулиганом или бандюгой он себя в эти моменты не чувствовал, просто прикольщиком.
«Я же не бью его. И потом, если его уж так это раздражает, почему он не привалится спиной к какому-нибудь толстому дереву или стенке, чтобы я не мог обойти его сзади для неожиданного щелчка?» — так бы, возможно, сказал он, если бы его заставили что-то сказать.
Ему показалось — или он только что выдумал это для себя? — что он почти помнит, как гоблин шептал что-то на ухо Вилфорду, как когтистые пальцы его собирали какую-то липкую жидкость с затылка несчастного.
Жидкость?
Не веря себе, Макферсон завел руку за спину, коснулся собственного затылка. Опустил пальцы ниже — и нащупал там, аккурат между затылком и шеей, влажные упругие складочки.
Напоминающие известный женский анатомический орган.
Озноб невыразимого ужаса обжег снова Макферсона, прошел сверху вниз электрической дугой через все его тело. Не только потому что он сделал секунду назад не лезущее ни в какие рамки открытие о собственном теле — но и потому что он вновь кое о чем вспомнил.
«Нельзя там себя трогать».
Рука Джимми отдернулась.
«Даже и думать забудь».
Опять наслоение неизвестного на привычное? Пронизывающий едва ли не все человеческие культуры запрет на публичную мастурбацию — как тень запрета иного, куда более древнего?
Ну нет, это безумие.
Макферсон рассмеялся хрипло. Его предупреждали, что после года жизни с измененным восприятием времени и поломанными ритмами суток у него могут развиться галлюцинации.
Каждый человек несет на затылке невидимую манду для неведомых гоблинских целей? Никто этого не замечает? Даже на фотографиях, даже при просмотре видеороликов, даже при изучении в медкабинете фрагмент за фрагментом чьего-либо стриженого затылка?
С другой стороны...
Он моргнул.
Ему вспомнилось прочитанное когда-то о силе гипноза. Человеку можно внушить, что на стуле пред ним сидит его мать, от чего он никогда не отступится, даже если увидит реальную мать в пяти футах от стула.
«Так что же это получается, выходит, у вас две матери?»
«Выходит, две».
В то же время — ему теперь вспомнилось чуть иное — в то же время на протяжении последнего десятилетия Джимми Макферсон встречался все чаще с научно-популярными материалами, утверждающими, что сила гипноза преувеличена, что все это по сути своей лишь театральное действо и влияет лишь на заранее согласных на все.
И это тоже было довольно странно по-своему. Едва ли не на протяжении всего двадцатого века наука не сомневалась в силе гипноза, ученые ставили кучу экспериментов и наблюдали в шоке последствия, а в начале нового века вдруг пошли массовые скептические разговорчики? Словно кто-то надумал поставить «дымовую завесу», решив, что человечеству пока еще рано знать всю суть о себе.