Женское кино в сегодняшней России – дискуссия в «Клубе»: Саша Кармаева, Лиза Техменева, Ная Гусева. Часть II
Полит.ру
В четверг, 2 мая, в 19:00 в клубе «Клуб» (Москва, Покровский б-р, д. 6/20, с. 1) в рамках Публичных лекций Полит.ру поговорили о женском кино в сегодняшней России.
Телеграм-каналы:
К. Сафронов: Ну, про операторов мы с Наташей Макаровой говорили, тоже вроде все в порядке. Поэтому, видимо, действительно. Вот что интересно, я сейчас подумал, вы вот вспомнили Гай-Германику, а по жизни, я не знаю, может быть, это вы готовились к нашему разговору, или по жизни вам важно, ну, ты сказала, что когда выбираешь фильм, тебе интересна мелодрама о молодом человеке, что-то другое. Я имею в виду, вот какие-то ориентиры, какие-то культурные образцы, какие-то герои или героини, какие-то любимые фильмы. Когда вы для себя это формулируете, вы задумываетесь о том, мужское это, женское это или нет?
С. Кармаева: Ну, наверное, нет. Но однажды я проходила какой-то курс по психологии, принятию себя или чего-то такого, короче, и, значит, там было задание, есть ли у вас ролевые модели женщин. Ну и конечно, я выяснила, что у меня есть ролевые модели только мужчин. Потом я начала искать ролевые модели женщин, даже нашла нескольких фотографий женщин-режиссеров. Но, если говорить честно, я потом подумала, что, блин, наверное странно, что у меня нет ролевых моделей женщин. А потом я подумала, блин, в детстве ролевых моделей режиссеров как бы моей тоже не было, но ничего, как-то я здесь оказалась и подумала, что, может, и не так важны эти ролевые модели. Вот. Сейчас я, конечно, обращаю больше внимания, наверное, просто на имена режиссёров. Мне кажется, когда ты в детстве смотришь фильм, ты просто такой, «А, мне нравятся “Дрянные девчонки”, классный фильм, ура!». Или что-то в этом роде. Короче, ты смотришь просто потому, что тебе прикольно. А потом ты взрослеешь. Иногда мне бывает очень обидно, когда я вижу какой-то фильм. Ну, это, видимо, моя боль после ММКФ, я так понимаю. Когда женщина снимает кино, а ты думаешь, что это снял какой-то взрослый, патриархальный, ужасный мужчина. И лучше бы он этого не делал. Но, короче, обычно я не задаюсь вопросом.
Н. Гусева: Ну, у меня просто, наверное, профдеформация. Я очень... Ну, я не могу сказать, что я вообще обращаю внимание на то, какой пол у человека, который снял это кино. Понятное дело, что, когда ты смотришь Барби, это как будто бы даже очевидно. Но вопрос даже не в этом. Мне кажется... Ну, это действительно вопрос профдеформации. Когда ты начинаешь залезать скорее в карьеру режиссера, создателя, и тебе гораздо более невероятным кажется факт, что там, я не знаю, вот у нас есть режиссер, его зовут Ваня Петухов, и он в 22-м году, по-моему, выпустил триллер, Ваня называет это постхоррором, но у нас очень долгая дружеская дискуссия на этот счет, который называется «Сестры». И это фильм, как бы, действительно, там, близкий к триллеру, к фильмам ужасов. Он про домашнее насилие. У нас в России не было фильмов ужасов, тем более постхоррора, такого, как бы, «elevated horror», тем более про домашнее насилие. И когда я залезла посмотреть, что делал Ваня, до этого Ваня писал сценарий трех частей «Елок». И, типа, на третьем интервью, когда уже мы более-менее познакомились, я такая, «Вань, а какого хера, типа, как тебя занесло сюда, и почему ты это делал?» И это гораздо интереснее, потому что, как мне кажется, ну вот, или, например, на ММКФ есть фильм «Семь черных бумаг». И там режиссер, к сожалению, я не помню имя, но он тоже снимал, ну, занимался созданием, типа, комедий, фильмов, сериалов а-ля, там, для ТНТ, для СТС. И потом бац, и он снимает абсолютно, как бы, невероятно визионерское кино про 42-й год и детей. Когда у тебя есть выбор – это прекрасно. Ну, да. Да. Это прекрасно. Иногда выбора нет, но при этом периодически люди действительно, как бы, сначала интересуются одной темой, ну, типа, и я, как бы, не свои слова сейчас передаю, слова общую сборку. Вот, как бы, сначала у людей тоже есть такое ощущение, что выбора нет, скоро рассвет, типа, я могу писать вот это и больше ничего. Вот, а потом как-то внезапно оказывается, что могу и даже это можно экранизировать. То есть, мне кажется, это вот эти, как будто вообще вакуум. И, конечно, все эти дискурсии есть одни большие шоры, которые нам что-то запрещают. А потом выясняется, что можно это все делать, и можно как-то смотреть и не думать о том, а кто конкретно это снял. Вот. Наверное, вот так.
Л. Техменева: Значит, я поехала в Лондон с папой вдвоем. Мы поехали почему-то, и он не знал, чем меня занять, потому что им надо было уйти на встречу. И он позвонил маме и говорит, что сделать, как бы, чем занять ребенка. Она говорит, ну, поставь ей какое-нибудь кино, добрый детский фильм. А мне было лет, ну, семь, наверное, или там восемь. И папа выбрал для меня добрый детский фильм и поставил мне «Трейнспоттинг». И мне очень понравилось это доброе детское кино. Как бы я была в восторге, особенно от мертвого ребенка, который ползает по потолку. Вот, и поэтому мама, как бы, на следующий день, когда он повторил вопрос, сказала, пожалуйста, господи, добрый детский фильм. И папа такой, окей, окей, я понял, «Мулен Руж». Ну, и как бы это… Ну, мне кажется, это сформировало меня как человека. Но здесь важно, как бы, что «Мулен Руж!» — это, в принципе, мелодрама. Баз Лурман — это тоже мужик, но это, ну, как бы… И главный герой там мужчина, но это достаточно такая, как бы, про любовь все-таки история. Она достаточно нежная по своей сути, как бы, хоть и чахоткой все сдохли, но, как бы, она нежная, как бы, где-то там внутри песни поют опять же. А «На игле» — это очень брутальное кино. И я не анализирую, когда смотрю. Как зритель, я воспринимаю любое кино. Для меня не важен пол и вот, как бы, создателя. А как профессионал все-таки, когда я повзрослела, я ориентировалась на женщин. То есть, я помню, что, когда я только начинала писать сериалы, я мечтала, значит, я влюбилась в сериалы «Измены», их написала Даша Грацевич, чудесный сценарист. И я мечтала быть, как Даша Грацевич. Потом я посмотрела «Дряни». Мечтала быть, как Фиби Уоллер-Бридж. То есть, в принципе, у меня, как бы, ну, женские ролевые модели вполне себе я их легко нахожу. Они существуют, но мне, потому что, наверное, просто очень нравится женский взгляд на мир. Вот женские истории, и мне нравится их писать. Мне хочется делать такое. Поэтому я легко нахожу под эту задачу женские ролевые модели. Наверное, если ты хочешь снимать, как бы, что-то чуть-чуть другое, то ты, ну, и не обязательно должен ориентироваться исключительно на женщин.
С. Кармаева: Я вспомнила, когда я защищала диплом, у нас был важный этап защиты диплома, когда у тебя был человек, который даст тебе рецензию на этот диплом. И мне очень хотелось, чтобы это была женщина. И я начала в голове перебирать, кто же, кто же. И помню, дописалась до Дарьи Жук. И у меня вот где-то хранится рецензия от Даши Жук. И мне было очень приятно. И мы как раз спелись на том, что… Я говорю, мне очень важен женский взгляд. Несмотря… Она говорит, ну, у меня же всего один полный метр. И это не так пафосно, как мне предлагали взрослых мужчин. Вот. Я сказала, что мне супер важен женский взгляд. Это было какое-то классное и трогательное. И я там где-то между съемок посмотрела мой короткий метр. Что-то мне написала приятное.
К. Сафронов: Перехожу в режим блица уже, чтобы еще люди из зала смогли задать вопросы. Мой любимый вопрос про образование. Саша, ты на него уже частично отвечала. Вот в зале сидит девушка заканчивая или смотрит YouTube, еще не запрещенный. Смотрит на вас такие потрясающие, красивые, умные, талантливые. И думает, тоже хочу вот так же. Чего ей делать? Поступать ей во ВГИК, поступать ей в индустрию. Или получить нормальную профессию. Филолог, литератор, экономист, кинолог, нефтяник. Или вообще не надо ни в какой вуз идти, а просто с аттестатом устроиться на площадку, приносить кофе, подметать полы, что угодно делать, чтобы познакомиться. Что бы вы посоветовали этой девочке?
С. Кармаева: Я знаю, что у нас с Лизой очень разные взгляды на это. Поэтому я расскажу вам свой, а дальше отдам Лизе. Короче, что, я за высшее образование. Я топлю за него всегда, везде. Возможно, потому что у меня их два. И мне кажется, что это было лучшее время в моей жизни. Вот. Причем, на самом деле, все зависит от того, сколько лет этой девушке. Все супер индивидуально. Если это ребенок, ну плюс-минус подросток, школьник, выпускник из школы, Конечно, я посоветую вуз, какое-то высшее образование, которое даст систему в голове, которое даст связи и знакомства. Особенно, если это девушка из другого города. Потому что, ну, в конце концов, общежитие. Если подводить итог прошлого моего вступления. И если это уже человек с высшим образованием, тогда бы я скорее сказала, что это курсы. Потому что представить, что даже, хотя в то же время, вот я в 22 пошла во ВГИК на режиссуру. И режиссером, мне кажется, было окей второе высшее — еще 5 лет там вариться, репетировать с актерами. Бесконечно репетировать с актерами. Еще раз репетировать с актерами. Ставить какие-то дурацкие отрывки, которые меня ужасно бесили. И мне казалось, зачем я этим занимаюсь вообще. Я же хочу снимать как Годар. Какие, блин, какая дурацкая сцена. Почему здесь мы из пенопласта что-то вытворяем. Вот. Но вот эта работа с актером, организация. Как мы красили этот павильон. Как делали макет этого павильона. Мне кажется, этот опыт невозможно получить нигде, кроме, условно говоря, вот учебных заведений. Я так обобщу. Учебных заведений, где есть возможность именно съемок, где строятся павильоны и где у тебя есть возможность снимать в этом павильоне. Где у тебя есть защита курсовых. Это обязательная часть. Хотя во ВГИКе это не так обязательно. Короче, режиссером, мне кажется, во-первых, у тебя должно быть просто гуманитарное образование. Потому что ты не можешь быть совсем. Не начитанным. Но тут мне привет передаст Херцог и скажет, что как бы вполне себе нормально. В то же время я посмотрю на моего любимого Годара. И он мне скажет образование, еще раз образование. Короче, все супер индивидуально. Но я бы посоветовала куда-то пойти. Вот. И практика на площадке. Честно говоря, я не вижу смысла режиссеру практиковаться. Мой опыт показывает, что я не вижу смысла носить кофе на площадке, если ты хочешь стать режиссером. Может быть, ну, полгода, наверное. Если ты вообще ничего не вкуриваешь. Но вообще, это вряд ли научит тебя какой-то великой режиссуре. Кто-то говорит, что это дает связи, знакомства. Но ты можешь оказаться на такой дурацкой площадке, на которой ни связи, ни знакомства. Короче, в общем, ты можешь оказаться на каком-то там достаточно слабеньком, например, сериале. И это будет все бессмысленно. И нигде, ни одна профессия тебе не заменит вот эту штуку. Ну, режиссер для меня это чудо. Режиссер для меня это чувак, который… Чувиха, девушка, парень, короче. Безгендерное вообще существо. Это, короче, кто собирает очень много энергии. И он делает это на протяжении достаточно… Несколько раз. Он сначала собирает эту энергию в сценарии. Благодаря команде сценаристов, там, шоураннеров и продюсеров. Потом он выходит на площадку. Он собирает эту энергию благодаря актерам. Он все это связывает, соединяет. А потом они сидят с монтажером. У вас хаос этих сцен. И вы опять это собираете. И, мне кажется, ни одна профессия, кроме спорта в детстве… Вот я бы советовала совсем маленьким отправиться в спорт. Желательно в командный. Там вам выдрессуют дисциплину. И на самом деле натаскают на то, чтобы вы пытались добиваться своих целей. Вот эти, мне кажется, на самом деле… Вот если про детство, если вы вдруг хотите вырастить режиссера, возможно, надо отдать его в командный спорт, где он такой… Я буду чемпионом. Вот. Короче, образование, образование, еще раз образование.
Л. Техменева: Слушай, у нас не очень разные… У нас очень похожие позиции. Просто если… Ну, как бы к тому, что у меня нет высшего, это не потому, что я против, потому что не получилось просто. Не вышло, не срослось. Короче, я учусь всю жизнь так-то. Просто вопрос в том, что вот папа мой не закончил… Он пошел, поступил на журфак, не закончил МГУ, потому что он уже работал очень плотно. И, в общем, как бы не захотелось. И не было такой возможности. А мама у меня очень академическая. У нее несколько высших образований. Она каждый год заканчивает какую-то новую проблему. Какую-то новую проблему создает. Заканчивает какую-то новую программу. И как бы для нее все мы, ее дети, трое, это испытание, посланное с небес. Потому что я была первым, кто как бы пошел, поступил, не закончил, ушел. Значит, брат мой с трудом большим закончил школу. А сестра моя, ну как бы там вообще… Ну, короче. Но в целом я, конечно, поддерживаю высшее образование. И я не знаю, что нужно, если как бы получается. Бла-бла-бла. Но мне кажется, что здесь самое важное, что если это твое, то ты все равно будешь учиться этому всю жизнь. Просто не факт, что ты поучишься этому 4 года. Условно в высшей школе там или во ВГИКе. А потом такой все, я все умею. Нет, это не так работает. То есть я сначала поучилась в Англии просто на другую профессию. Я вернулась, я поступила в одну киношколу. Я закончила и тут же поступила во вторую киношколу. После этого я поступила на следующие курсы, на следующие курсы, на следующие курсы. И я бесконечно это делала. Если посчитать это в эквиваленте часов, я думаю, это получится на несколько высших образований. Но как бы просто вопрос в том, что конкретно, когда я вернулась в 20 с чем-то из Англии, я поняла, что мне нужно пересдавать ЕГЭ, 4 года сидеть во ВГИКе. Я не захотела этого делать и пошла в киношколу. Но это вообще не значит, что я не учусь. Я считаю, что это как бы ты любому делу повышаешь мастерство за счет бесконечного обучения. Просто оно не обязательно будет центрировано в одной конкретной точке, как бы в одном конкретном вузе. Но если это получается, если это интересно, если это твой путь, надо, конечно, учиться. Вообще надо постоянно. И в том числе это часы практики. То есть я очень много просто работаю. И поэтому у меня что-то получается. А если ты приходишь такой в киношколу и говоришь, а теперь научите меня быть классным, то можно просто принести свои 600 тысяч мне, я с удовольствием их потрачу, намного полезнее. То есть тебе надо приходить с ощущением, что я сейчас буду брать. А не как бы, что мне будут давать, а что я прихожу и сейчас буду прилагать усилия к тому, чтобы брать. И мне кажется так как бы в любом месте. Но я считаю, что как бы просто вообще на шару после школы идти на площадку, это как бы достаточно бессмысленная акция. Потому что тебе надо, правда, куда-то прибиться к комьюнити. Мне кажется, самое важное, что мне дали все эти киношколы, это комьюнити. То есть все люди, с которыми я сейчас работаю, с которыми я дружу, с которыми я строю какие-то отношения рабочие или личные, 99% из них появились у меня в рамках обучения в киношколах. Это реально комьюнити. Ты приобретаешь контакты и связи. Если даже не связи с преподавателями, которые дадут тебе работу, то по крайней мере с людьми, с которыми ты дальше будешь работать, делать проекты. Поэтому в любом случае куда-то идти надо. Просто если, например, не хочется получать высшее образование, окей, можно пойти в киношколу, окей, можно пойти на какие-то курсы. Ну, короче, можно придумать, чем себя занять, но чем-то занимать себя, кроме хождения на площадку с кофе, ну, как бы надо, конечно, да. Сто процентов.
Н. Гусева: Я как раз-таки отучилась на журфаке МГУ, который был упомянут сейчас всуе. И у меня была такая история. Я вообще не знаю, есть ли резон ее рассказывать, потому что вроде речь про режиссеров. Но я все равно расскажу. Дело в том, что действительно, как уже ты сказал, у тебя папа учился на журфаке и не закончил, потому что работал. Вот я на 3-4 курсе, просто не дадут мне соврать мои знакомые, потому что я каждый раз с ними виделась и говорила одну и ту же фразу. Я не понимаю, нахрена я пытаюсь закончить этот вуз, если, ну, если я уже работаю по профессии, и более того, работаю по профессии достаточно успешно, и периодически там, ну, типа преподов подменяю в универе. Как мне поможет диплом? Я не понимаю. И дело в том, что у нас, в принципе, образование построено таким образом, что ты выбираешь либо образование, либо практику. И у небольшого количества людей получается их совмещать. У меня очень многие мои знакомые из универа, с моего курса, все 4 года посвятили себя учебе. Они вышли с этой учебы и такие, хорошо, а что дальше? Потому что за 4 года обучения на журфаке не было ни одной пары, на которой нормально бы рассказали, как прийти в редакцию и попросить, ну, типа, возьмите меня автором, что для этого нужно сделать. Это рассказываю я на своем практикуме, записывайтесь, как говорится. Но действительно, как бы образование это суперкруто, потому что у нас была, она есть и сейчас декан факультета журналистики по фамилии Вартанова. Она нам в первую встречу вот всему нашему курсу сказала прекрасную фразу: «Журфак даст вам ровно столько, сколько вы захотите взять». И я с этой фразой шагала все 4 года и успокаивала этой фразой себя, когда в очередной раз там не читала доисторическую литературу. Потому что мне конкретно в итоге никак не помогло изучение древнерусской литературы, ей богу, жду этого дня. Всем помогло. Вопрос в том, что действительно, как бы, мне кажется, эта история с тем, что когда ты заканчиваешь школу, опять же, единицы знают, чем они хотят заниматься. Я просто кроме как писать ничего не умею. У меня выбор был маленький очень. Вот журфак тут, журфак там. Все, как бы выбор небольшой. Но при этом сейчас я понимаю, что магистратуру я хочу заканчивать, вообще по другому поводу, который мне интересен. Но он как бы дополняет мои знания и будет полезен мне как спецу, потому что он может расширить горизонты. Задача образования не сделать из Вас невероятного спеца, а дать Вам те горизонты и те знания, которые Вы можете использовать. Спеца из Вас Вы можете сделать только самостоятельно, потому что очень многие почему-то считают, что там практика в универе может реально, дать вас карьерные возможности. В нашем случае нет. Поэтому все зависит от человека и от того, как он использует свое образование. Я думаю, образование это круто ровно в тот момент, когда ты понимаешь, зачем оно тебе, и можешь его как-то применить.
К. Сафронов: Последний вопрос. Бог с ним, с мужским и женским кино. Давайте хорошее/плохое. Несколько критериев хорошего фильма. Как вы для себя отличаете искусство от графомании?
С. Кармаева: Я точно разделяю личное и профессиональное мнение. Это прям 100%. Я даже стараюсь делить кинопросмотры, если они утренние, то обычно это больше по работе. Если это вечерние, то это можно такое что-то веселое расслабиться. Но часто это не работает, потому что утром я обычно читаю книжки. Вот. А личное я разделяю торкнуло-не торкнуло. И тут вот прямо отключаешься. Точнее, ты отключаешься от того, как это сделано. Ты подключаешься к просто переживанию. Ты проживаешь чужую жизнь. Если ты ее прожил, то для тебя это супер круто. Мне кажется, ничего нового я тут не скажу. А с профессиональной точки зрения я вообще перестала делить на хорошее и плохое. Потому что, чем выше ты заходишь, тем больше у тебя знакомых делает это самое кино. И ты тем больше, на самом деле, подключаешься к... Короче, после первого дебютного полного метра я поняла, с каким ужасом и вообще, как сложно сделать, на самом деле, фильм. Вроде во ВГИКе тебе об этом говорят, но потом ты такой... Я понял! Наконец-то, вот, да, до меня дошло. И... Когда я сейчас смотрю сборки своих друзей режиссеров. Я стараюсь всегда видеть что-то, что они как минимум хотели сказать, чтобы улучшить это и чтобы как-то это... Помочь им что-то доправить, а не просто подойти и сказать, от это ты лошара, ха-ха. Вот. При этом я вижу вот даже на вот этих обсуждениях черновых сборок, это, на самом деле, даже, ну, примерно вам всем известные ребята. Там встречается другая точка зрения, которая считает, что надо затопить на этапе, блин, черновой сборки. Сказать, что вот это плохо. Вот это нехорошо. Вот это нехорошо. И вообще, ты снял говно, чувак. Давай-ка соберись и вот в следующем фильме сделаешь лучше. Ты такой сидишь и думаешь, блин, вот я бы после этого просто пошла и нафиг повесилась. Какой следующий фильм? Мне с этим-то что делать? Вот. И ты такой, ну, зачем? А главное не очень понятно зачем. Зачем чувак мучился там, теперь ты дал ему по щам. И точно в монтажке теперь придет и такой, ну, все, ребята, снова его с радостным лицом я сделаю хорошо. Короче, вот. И с профессиональной точки зрения мне супер. Я делю на то, что есть технически хорошо сделанные и какие-то классные находки. Это практически в любом, на самом деле, фильме можно выцепить даже в самом дурацком, который тебе супер, например, как человеку не близок. То есть, вот, всех хвалили «Бобров» на ММКФ. Это какой-то странный кринжовый фильм, но я не смогла его пойти смотреть, потому что я знала, что это вот прям совсем я вот такое не смотрю. Вот. Но при этом я думаю, что если бы я туда пришла, я бы тоже обнаружила какие-то классные ходы. С профессиональной точки зрения ты смотришь на техническую часть. Ты разбираешь, как сделана сцена. Ты, например, можешь не очень любить фильм, но потом видеть, блин, они 15 минут плюс-минус одним кадром держали тебя в напряжении. Ты такой, вот это я понимаю вообще. Там, не знаю, сцена в бане. Запотевшие вот эти кадры. Эти огромные тела или, наоборот, худенькие тела. Вот этот пот, который по ним. И ты сидишь и думаешь, господи, они вот этот пот, они их поливали каждый раз или как это происходило? Ну, короче, техническая часть. Вот. Потом ты, конечно, общий смысл. И здесь, на самом деле, у меня есть какие-то… Есть какие-то внутренние ориентиры. Типа там, ну, какой-то, может быть, базовой внутренней нравственности. Я, исходя из нее, оцениваю, хорошо это или плохо, ну, относительно меня. Но это суперсубъективщина. Более профессиональная штука – это объективно. То есть ты можешь сказать, что «Бедные и несчастные» – прикольный, ну, типа технически хорошо сделанный фильм. А дальше уже подключается субъективщина, где я могу сказать, что, ну, вот, например, его позиция. Или как рассказывает эта женщина. Или то, что в конце она такая сидит и улыбается. И ты думаешь, господи, она только что убила человека, и теперь она такая счастливая, что она превратила его в козу. Ну, спорненько. Очень-очень спорненько для меня. Поэтому для меня как бы фильм перечеркивается этим. Короче, очень сложно я разбираю фильмы. Вот что я поняла. Не знаю, нет никакой системы. Это все очень сложно.
Л. Техменева: Это гениально. Мне просто нечего добавить. Для меня, наверное, отделяет степень искренности рассказанной истории. Вот я либо чувствую что-то, когда ее смотрю, либо я ничего не чувствую. И как бы я дальше могу пойти в какие-то сложные, действительно устроенные. Я согласна с Сашей. Там у тебя есть личный взгляд, есть профессиональный. Вот я, например, как бы пересматривала сейчас на днях «Чернобыль». И как бы как лично я подключаюсь и просто смотрю, потому что это очень тонко скроенная такая материя, которая тебя за собой тащит и тащит. Ну, как бы как профессионал я начинаю анализировать. И я думаю, ну вот это же, что они такие. А последнюю серию мы соберем как судебную драму, да, и расскажем вам, как устроен этот атомный коллайдер. И все все поймут. А потом еще как бы весь акцент мы поставим всех этих пяти серий, невероятно точно сделанных. Для меня, наверное, кино — это степень действительно искренности рассказа истории, которую смотрю, за счет чего я что-то почувствую или останусь равнодушной. И могу даже восхититься технической стороной исполнения, но ничего внутри не переживу.
Н. Гусева: Ну, я как человек, который занимается тем, что ставит циферки наверху рецензии и пытается понять, хорошее кино или плохое. Часто очень сталкиваюсь с вопросом, типа, посоветуй хорошее кино. И я вот готова сделать просто по приколу анкету вопросов на 45, чтобы человек ее заполнил. И я только после этого смогу ему что-то порекомендовать, потому что тогда я смогу примерно понять, какое кино для него будет хорошее. Но на самом деле у меня долго очень был стереотип, что если как бы в среде... Опять же, это была профдеформация. Сейчас она уже отсутствует, но все равно. Из-за того, что киножурналистская среда заканчивается вот на пяти пальцах людей. Вот как бы все, больше нет никого. Ты примерно смотришь фильм и вот заходишь потом в телеграм-каналы и вот спустя пять минут ты знаешь примерно среднюю температуру по комнате по ощущениям у всех. И сначала, когда ты видишь, что все, допустим, восторженно очень реагируют, ты такой, а мне не понравилось. Наверное, со мной что-то не так. И ты начинаешь сидеть и переанализировать фильм, пытаясь найти в нем что-то хорошее. Последней крышкой гроба в недееспособность в этой теории стал «Оппенгеймер», который мне не понравился абсолютно.
С. Кармаева: Однажды я сказал своему другу, я иду знакомиться с Наей Гусевой, и он мне говорит, а, это, я, к сожалению, не помню фильм, но я говорю, ну я вот почитала, что она пишет, блин, так прикольно пишет. Он говорит, да, и она единственная, кто поругал вот какой-то конкретный фильм, где мы были суперсолидарны. Я такая, блин, да, я точно хочу с ней познакомиться. Так что это классно, когда журналисты честно говорят.
Н. Гусева: Суть в том, что реально, когда ты как бы, ну, берешь на себя вот эту тяжелую ношу человека, который должен сказать это хорошо или плохо, ты не можешь ориентироваться ни на что, кроме своих собственных ощущений. И на самом деле для меня такой лакмусовой бумажкой становится... Вот я посмотрела фильм, я задумалась о чем-то после него, или у меня просто вот, ну, норм, посмотрела, супер, класс. И мне кажется, как только фильм заставляет о чем-то задуматься, скорее всего, это хороший фильм. Потому что в любом случае фильм — это высказывание режиссера о чем-то. Даже если это фильм, который наблюдает просто за какой-то бытовой жизнью, скорее всего, он наблюдает за ней именно так, ну, не просто потому, что вот оператор был именно такой. И ровно в тот момент, когда вы начинаете задумываться о какой-то мысли после просмотра, она может не совпадать с вашими соседями по кинотеатральному креслу, она может более того абсолютно не совпадать с режиссерской мыслью, которую он туда заложил. Но фильм выполнил свою функцию. И мне кажется, что фильм хороший, когда он, блин, что-то в тебе действительно преломил. Даже если это какие-то вот ощущения, чувства. Например, я очень люблю фильм «После Янга», и я на нем реву, как мразь, последняя каждый раз, когда смотрю, я смотрю раз в четыре, и я просто каждый раз в слюнях-соплях, когда там листочек типа падает вот так, и я просто, меня в слюни. Но как бы многим очень, многие не разделяют эту точку зрения, и им этот фильм кажется очень бессмысленным. Мне он таким не кажется, потому что у нас разный бэкграунд, поэтому у нас и фильмы разные.
Зритель 1: Меня зовут Милена, и на данный момент я студентка Высшей школы экономики, факультета урбанистики, но это неважно. Сейчас мы, на нашем предмете «гендерное исследование», проводим реальное исследование нашей группы студентов. И на повестке дня у нас оказались сериалы для женщин. И очень долгая была полемика по поводу сериала, как раз упомянутой Валерии Гай-Германики, которую я на самом деле абсолютно обожаю, и ее сериала «Обоюдное согласие». И очень долго мы не могли определиться, что нам хочется обозревать, потому что, тема исследования — это мужские и женские образы в российском кинематографе, в современном и не очень современном. И, в общем, мы долго не могли определиться между режиссерами, потому что мы выбирали между Дмитрием Грибановым и его сериалом «Два холма», который сейчас очень сильно форсится. Да, на самом деле, мой ненавистный сериал. И получается как раз Валерии Гай-Германики и «Обоюдное согласие». И вот мне очень интересно ваше личное профессиональное мнение, о том, где, то есть если вы, конечно, смотрели, да, где лучше, получается, раскрыты мужские и женские образы, пожалуйста, очень важно, потому что сериалы как бы катятся… Получается, что было бы лучше обозревать в плане как раз, как сериал для женщин, а не как сериал для мужчин, то есть, как бы, как бы, в плане как раз, как сериал для женщин, «Обоюдное согласие» Валерии Гай-Германики или «Два холма» Грибанова?
Н. Гусева: Я вспомнила все свои материалы, которые я писала про эти проекты. В общем, дело в том, что это два проекта абсолютно разных вообще по всем фронтам. «Два холма» — это комедийный сериал, ну, для кого-то он, видимо, комедийный, я не знаю, который подразумевает под собой определенную аудиторию. У этих сериалов абсолютно разная аудитория по возрасту, по жизненным принципам, по каким-то моральным устоям, и гендерная аудитория у них тоже разная. Если посмотреть, у Кинопоиска есть индекс, «Кинопоиск-про», по-моему, он называется, и, в общем, если там как-то пошариться, то в этом индексе есть в том числе гендерные разграничения процентные, кто как смотрит. Очень интересно. Я не скажу вам по этим проектам, потому что не хочу врать, но, в общем, проверьте. Мне кажется, это интересная история. Дело в том, что, как мне кажется, было бы круто взять оба этих проекта, потому что они разные, и они выходят в одно время, но при этом они работают с темой мужского и женского вообще по-разному, прям абсолютно. Это как будто выбор между, я не знаю, типа крокодилом и чаем. Но это разные вещи. Как тут можно выбрать? Поэтому, как мне кажется, это было бы здорово посмотреть в параллели и вообще, в принципе, проанализировать то, почему, допустим, в этом сериале комедийном женщины изображаются вот так, что они там, ну, все мужчины умерли, и вот они не справляются без мужчин, и мужчины у нас теперь — это обезьяны. Это я сюжет сериала пересказываю, а не сама придумываю, если что. Это одна функция, потому что комедийный жанр в России — это вообще нечто. Его как бы стоит по-разному исследовать. «Обоюдное согласие» — это, скажем так, это как бы новая волна сериалов названная, потому что мы недавно начали такие темы серьезные затрагивать в каких-то подобных массовых проектах. Это массовые проекты, это не авторское кино все-таки, которое там полтора земляков посмотрит, но вот что-то поймут. Нет, это массовый сериал, который на Кионе приходит на большого зрителя. Поэтому мне кажется, что нет смысла выбирать, и у вас может получиться очень интересная параллель, потому что все-таки, насколько я понимаю, гендерные исследования в параллели обычно работают. Я просто планирую в вышку на культурологию по этой же теме поступать. Вы потом напишите мне в телеграм.
С. Кармаева: Выбирайте сердцем.
Зритель 2: Во-первых, большое спасибо, что вы нам так подробно рассказываете о своем опыте с разных сторон взаимодействия с таким прекрасным искусством, как кино. Мой вопрос в чем: наш замечательный модератор Кирилл заметил интересную вещь, которая меня сильно взбудоражила и действительно, меня волнует. Есть стереотипы о том, что режиссер может довести до слез кого-то, кого нужно. Кинокритик может быть резок и точен в своих высказываниях. В общем, вы понимаете. Для меня очень важный вопрос, поскольку это еще, наверное, к теме женского присутствия в кино. Насколько вы, каждая из вас, и действительно, мне хочется услышать честный ответ, приемлете насилие в киноискусстве? Насколько это можно убить лошадь? Насколько можно быть жестким и хлестким на площадке, довести кого-то до слез? Приемлете ли вы насилие на площадке во время жизни кино, в его пост жизни как кинокритик, кинообозреватель? Второй, наверное, вопрос. Есть ли у вас какой-то прожектор внутренних тем, как, например, тех, которые болят внутри вас лично, как, я не знаю, у Дмитрия Крымова, например, он выбирает темы, на которые он будет ставить спектакли, исходя из того, что у него болит? Есть ли у вас такие темы, которые вы хотите делать, хотите снимать, и какая у вас внутренняя боль?
С. Кармаева: Так как у нас осталось, видимо, две минуты, я скажу так. На второй вопрос вы можете перейти в наш телеграм-канал и прочитать ответ там. Я думаю, каждый из нас выскажется на темы, которые у нее болят и о которых она хотела бы поговорить. Вот, и это такая микрореклама. Ты имеешь в виду в моем телеграм-канале про шмотки? Я там расскажу все о том, что у меня болит, по поводу того, что мне не хватает денег на шмотки. Нет, я не приемлю насилия. Убивать лошадь и животных абсолютно ужасно и жестоко нельзя. Доводить актера до слез, к сожалению, можно, но в смысле того, что это сцена, которую надо играть, и там бывает такое, что нужны слезы. Бывает для того, чтобы... Ну, актер сам себя накачивает, или ты его накачиваешь, но это ваша такая договоренность. Бить актера или бить кого-либо на площадке, обливать кофе или прочую херню делать — нет, нельзя.
Л. Техменева: Да, у меня тоже как бы по поводу болящих тем, мне кажется, они образовываются просто по ходу жизни. То есть я не могу как Крымов сесть и запланировать на 5 лет вперед, что следующие 5 лет меня будут волновать. Но типа просто приходит идея, и я ее реализовываю. И она, скорее всего, 100% каким-то образом завязана на мои личные как бы подключения, ощущения и так далее. Это коротко на второй вопрос. А на первый. Мне кажется, что насилие не нужно на самом деле для того, чтобы существовало искусство. Мне кажется, искусство может идти не из страданий.
Н. Гусева: Насилие неприемлемо. Но поскольку я не режиссер, мое насилие — это честность в рецензиях. Поэтому у меня есть список режиссеров, которые на меня обижены и говорили об этом в лицо. Что касается прожектора, «Пэрис Хилтон» закрылся, поэтому его больше нет. Есть прожектор, который заключается в списке фильмов, на которые надо рецензию написать. Обычно они сами совпадают с тем, что происходит в голове. Насилию нет!