Якутия (вторая часть)
https://mrakopedia.net/wiki/Якутия_(новые_истории)
Сап, снач. Я тот анон, который несколько лет назад создал тред про якутские крипипасты и кидал их сюда (как я понимаю по результатам Гугла, теперь тот тред и те пасты стали платиновыми). Много чего произошло в моей жизни с того времени, сейчас, например, я уже не живу в Якутии. Короче, почитал тут собственные истории, поностальгировал и подумал — а почему бы не попытаться возродить ту ламповую атмосферку и не кидать понемногу в /sn/ остатки якутских страшилок, которые я знаю? Понятно, что вернуть наш 2012-й не удастся, но, учитывая, во что превратился снач за это время, хуже не будет. Буду кидать пару палок паст в неделю, на большее нет времени.
Плохо то, что почти все классические пасты, которые я знал, уже расписаны, и придётся напрягать память и описывать не самые лучшие образцы якутской крипоты, да и большинство из них достаточно однообразны, если честно. Так что хз, взлетит ли.
Итак, начнём. Дьол-соргу бу тредка тосхойдун!
История сорок пятая. Полная судьба
Вводная про якутскую религию. Отношение к будущим событиям и судьбе человека в ней глубоко фаталистическое. Считается, что ещё до рождения человека его судьбу то ли на шестом, то ли на седьмом из девяти высших небесных миров записывает себе в Death Note книжку одно из верховных божеств — Чыҥыс Хаан. Да-да, Чингисхан, все правильно поняли. Вообще, я в своё время охуевал от того, каких делов должен был натворить человек, чтобы через туеву хуищу лет его имя превратилось в символ верховного божества судьбы в Усть-Пердищенском по отношению к его родине племени. Потом покурил про Монгольскую империю, и в принципе всё стало ясно.
Так вот, в момент рождения человека его будущее по сути уже определено, никакой тебе свободы воли. Оттуда и весь этот богатый ассортимент заглядываний в будущее, гаданий, пророчеств, вещих снов и т. д. в якутском фольклоре — если будущее статично, значит, можно по крайней мере попытаться получить оттуда какую-то инфу. Собственно, и традиция рождественских святок поэтому так легко вписалась в местные обычаи, и перемешались там люди, кони, сюлюкюны, духи. А если говорить о судьбе человека, то ситуация такая: если тебе на небесах записали «полную судьбу» («бүтүн оҥоруу», дословно «сделанный полностью»), значит, тебе нипочём все невзгоды, страдания, повороты жизни и собственное долбоебство. Можешь хоть гвозди голой рукой в розетки вставлять, всё обойдется. А вот если у тебя «неполная судьба» («итэҕэс оҥоруу», то есть сделанный через жопу не полностью), то можешь как угодно пыжиться, тебе пизда 100%. Сдохнешь во цвете лет, будучи здоровым как конь, от какого-нибудь метеорита, который свалится аккурат тебе на темечко. Так вот сурово устроен мир.
Дальше две истории про людей с «полной судьбой».
Первая история. Происходило всё опять-таки, как в старых добрых пастах 1812—1813 годов, в дореволюционные времена. Жил в дремучем уголке Якутии мелкий князек-тойончик, бед не знал, трудящийся народ угнетал. Да вот надоела ему его старая жирная женушка, которая к тому же оказалась бесплодной, и он стал захаживать налево. Так насходил, что одна из его молодых служанок из бедной семьи (слуг богатеев в Якутии до сих пор называют «хамначчыт», дословно «наемник») родила ему младенца, мальчика. Всё это дело очень не понравилось жене князя, но не наедешь же на мужа — в патриархальной Якутии XIX века жесткий сюткинизм был не то что нормой, а обязательным элементом в семье любого достатка. С девушкой тоже ничего не сделаешь, она теперь под крышей безумного от счастья мужа (вообще, к бастардам от знати отношение в якутском обществе было намного лучше, чем в той же Европе). И задумала женщина устранить младенца. С этой целью она поехала в другой наслег к местному шаману, который считался «хищным» и мог за достойную оплату втихаря выполнять работу беспалевного киллера. Занесла женщина шаману денег и гостинцев и тонко намекнула, что хорошо было бы, если новорожденный внезапно помер (обычная ситуация в то время, никто бы ничего не заподозрил). Шаман согласился, гостинцы принял, заказчицу (да и всех домашних) спровадил от своего балагана и приступил вечером к обряду. Камлает, вызывает своих нечистых прислужников, в конце топнул ногой по земле (в балаганах того времени не было пола), земля провалилась внутрь, образовалась яма, которая быстро заполнилась водой черного цвета — мёртвой водой. Шаман взял кусок березовой коры, вселил туда дух младенца и отправил плавать по этой воде. Задача заключалась в том, чтобы шаман или его духи-приспешники кидались камнями в эту кору. Как только удастся сбить «кораблик» и погрузить его целиком в мертвую воду, младенец обречен. Набрал шаман камней, пуляет в кору — мимо. Ещё раз, прицелившись — снова в молоко. Истратил все камни, сходил за новыми, призвал помочь своих приспешников. Короче, продолжался этот энгри-бёрдовский Бенни Хилл до самого рассвета, все камни в округе пошли на дело. Ни разу не попали. Не то чтобы «кораблик» специально уворачивался, просто то зрение подводило, то руки, то ещё какая случайность. А с первыми лучами солнца вода утекла куда-то внутрь, яма заросла. Когда наведалась заказчица, сокрушенный шаман сказал ему, что младенец оказался с «полной судьбой», и нихуя с ним нельзя поделать, и предупредил женщину, чтобы она тоже больше встрять не пыталась, только себе хуже сделает. А вот гостинцы и деньги не вернул, зря всю ночь ебашил, что ли, энергию тратил.
История сорок шестая. Таёжная опасность
Вторая история. С отдельных её элементов в детстве криповал, даже кошмары снились.
В конце XIX — начале XX века среди авантюристов Якутии, которых не устраивала спокойная мирная жизнь в нищете, стало популярно отправиться на золотые прииски в Бодайбо в поисках счастья. Много темных историй там происходило, состояния зарабатывались и терялись за одну ночь, много крови в тайге разлилось. Особо опасными были дороги, которые вели туда-обратно — разбойники могли поджидать путников с заработанными деньгами и золотишком за любым поворотом. И вот один такой молодой обладатель шила в жопе затосковал на приисках, захотелось домой, на Родину, батю с мамой увидеть. Плевое дело — уволился, захватил с собой деньги и отправился через тайгу в Якутск. Ничем криминальным он не занимался, честно батрачил на приисках, так что совесть его была чиста. И в какой-то момент дорога завела его в один из многочисленных таежных перевалочных пунктов — относительно безопасное место, где можно провести ночь под крышей, с замком на двери и какой-никакой охраной, обеспечиваемой хозяевами. За небольшую плату, разумеется. В общем, стандартная ситуация, да и по хозяину видно, что бывалый, надежный, и хата крепкая, с толстыми бревенчатыми стенами. Только оказалось, что мест в доме нету, всё забито, поэтому новоприбывшему гостю предложили разместиться в амбаре. Парень очень устал после дороги и особо не стал привередничать — в амбаре так в амбаре, там даже надежней, чем в доме, нет окон и засов изнутри, никто не проберется. В амбаре на такой случай уже стоял топчан, на нём хозяева разложили белье, и вскоре путник забылся крепким сном.
Приснился ему сон, будто он лежит на том же самом топчане в том же амбаре, только никак пошевелиться не может — ну, как это бывает во сне. А под топчаном какая-то возня, будто какие-то люди шепчутся и всхлипывают. Парень через силу поворачивает голову вбок и видит в тусклом свете луны, бьющем через крохотную форточку, как из-под кровати на четвереньках выползает какая-то голая женщина. Выползла, встала, обернулась к нему, и парень охуел. Женщина на лицо-то была молодая, красивая, только вот всё тело переломано и в жутких синяках и открытых ранах, горло перерезано и язык висит из гортани. Она подошла к кровати, нагнулась и поцеловала парня в губы. Поцелуй оказался ледяным, и от этого парень проснулся в холодном поту. Лежит, выдыхает, никак успокоиться не может. Решил, чтобы развеяться, сходить на улицу подышать воздухом. Подходит к двери, пытается открыть — нет, заперто на замок с той стороны. Вот тут-то парня и будто окатило ведром холодной воды. Едва коснулся внутреннего засова, и тот тут же отвалился: оказывается, только для видимости, ничего-то он и не держит. Обманка. Парень вспомнил про сон, подскочил к топчану, перетащил его на другое место, присмотрелся к полу — ба, да тут дверь входа в подпол, тщательно замаскированная. Взялся за тяжелую дверь, кое-как поднял — а там глубокий подвал, из которого веет лютым морозом. Парень вытащил из кармана брюк спички (был курильщиком), зажег одну, всмотрелся вниз и охуел повторно — глубоко внизу в морозном подвале валялись в разных позах голые человеческие тела — видимо, их тупо сбрасывали сверху. Самой верхней в куче лежала та самая женщина, которая приснилась парню, ровно с такими же ранами. Глаза были открыты. Парень отшатнулся от ямы, потушил спичку. Всё стало ясно: хозяин промышляет разбоем и некоторых гостей при деньгах приканчивает ночью в этом амбаре и забирает имущество. Даже тела никуда выносить не надо — глубокая яма и вечная мерзлота делают своё дело.
Стал лихорадочно думать, что делать. Тем временем во дворе уже раздались какие-то тихие голоса, перешептывания. Стоял самый темный час ночи, и стало ясно, и разбойники шли его убивать. Парню ничего не оставалось, кроме как быстро закрыть дверь в подвал, вернуть топчан на место, разложить свою верхнюю одежду под одеяло так, будто там спит человек, вооружиться фейковым засовом и замереть возле двери. Судя по звукам шагов, к амбару подошли четверо. Стараясь не греметь ключами, один из них открыл замок и распахнул дверь. Как только дверь открылась, двое других вбежали внутрь и начали ебашить куда попало железными ломами «человека» на топчане. Парень решил не упускать момент и выскочил из амбара, попутно хуйнув засовом по голове хозяина, который стоял у порога с ключами. Пока четвёртый с ножом, стоящий чуть в стороне, на секунду растерялся, парень уже на реактивной скорости направился к выходу из двора.
Погоня длилась четверть часа. Парень был хорошим бегуном, но и преследователи оказались физически развитыми. В конце концов, когда парень уже стал выдыхаться и разбойники наступали на пятки, возле дороги показался глубокий крутой овраг шириной в несколько метров. Перепрыгнуть казалось совершенно невозможным, но отчаявшийся парень решил воспользоваться последним шансом, сделал рывок и прыгнул. Допрыгнул еле-еле, чуть не поскользнулся у края, но удержал равновесие и побежал дальше. Первый из разбойников, который тоже решил строить из себя Нео, не долетел и с криком рухнул вниз, на дно. Второй разбойник расклад понял, остановился у оврага и прокричал вслед убегающему парню что-то вроде: «Ну, бля, пиздец какая у тебя полная судьба, пацан».
И действительно, парень потом жил долго, хотя и попадал в самые жуткие передряги — не раз пересекал тайгу, после революции воевал и за белых, и за красных, прошёл через Вторую мировую и умер глубоким стариком при Брежневе, будучи уважаемым ветераном с кучей медалей и званий.
История сорок седьмая. Рыжая
XVIII век, глухая зимняя тайга где-то у реки Вилюй. Некий путник на коне по своим делам ехал в другое селение, но отчего-то припозднился, и стало ясно, что до заката не успеет добраться до пункта назначения. На такой случай в полянах-аласах вдоль дорог имеются пустующие балаганы — либо специально выстроенные как путевые остановки, либо когда-то бывшие жилыми, но по каким-то причинам покинутые. Недолго думая, путник направил коня в один из таких балаганов, хорошо ему знакомый. Добрался до нужного аласа уже в сумерках и уже на подходе заметил, что в окнах мерцает свет, а из трубы клубится дым и вылетают искорки. А путник только рад — одному ночевать не придётся, да и приятно прибыть в уже натопленное и подготовленное для ночлега жилище.
У коновязи-сэргэ стоял конь с телегой, причём путник при взгляде на него моментально почувствовал себя последним нищебродом: шикарный породистый скакун белоснежной масти размерами чуть ли не в два раза больше его собственной рабочей лошадки, да и телега дорогая, не из мелкой мастерской — вся расписана яркими красками, с мягкими сидениями и всем прочим, что было крайней редкостью в те времена, да ещё и в такой глуши. В общем, стало ясно, что на ночь в балагане остановился не абы кто, а какой-то тойон или богатый купец. Путник оробел, но что поделать — не в ночь же возвращаться. Слез со своего коня и попытался подвести его к коновязи, но тот стал упираться, наотрез отказываясь подойти к белому коню, который только презрительно смотрел на новоприбывших и лениво жевал сено, раскиданное под коновязью. Человек решил, что его конь тоже засмущался такой знатной компании, и отпустил его пастись по аласу, находя пропитание под снегом. Счистив снег с одежды и приводя себя как мог в порядок, он открыл дверь балагана и шагнул внутрь.
Внутри и правда было очень уютно: трещат дрова в печи, кипит бульон, на столе разложен белый хлеб и прочие яства, стоит початая бутылка вина… Вот только взгляд на того, кто являлся хозяином всего этого добра, привёл путника в шок. Это оказалась женщина — русская, высокая, дородная, с пышными длинными рыжими волосами, которые она как раз расчесывала у печи, когда зашёл гость. Возникла заминка. Гость перетаптывался у входа, не зная, что делать (на русском языке он, естественно, говорить не мог), а женщина без тени смущения или боязни с любопытством разглядывала мужчину и тоже молчала — видать, не знала якутский. Человек даже подумал о том, чтобы просто выйти и всё-таки уйти на ночь глядя, но тут женщина улыбнулась, что-то сказала на русском и жестом пригласила его разуться-раздеться и сесть за стол. Ну, раз женщина просит… Сел путник за стол, чувствуя себя как во сне. Женщина между тем закончила расчесывать волосы и тоже уселась ужинать. Она стала что-то увлеченно рассказывать, показывая то на себя, то в окно — видимо, говорила о том, кто она такая и как её угораздило сюда попасть. Мужчине оставалось только кивать и поддакивать, будто он что-то понимает. Про себя он решил, что это, скорее всего, купчиха из Иркутска, которая едет через Вилюй в Якутск по своим делам. Конечно, ехать через тайгу женщине одной с таким шикарным конём, телегой и, очевидно, деньгами было опасной затеей, но кто знает привычки этих русских… Тем временем женщина налила вина в два стакана, нарезала хлеба, ветчины, сходила за бульоном, и гость начал есть. Сначала жевал только для проформы, чувствуя себя не в своей тарелке, потом дали о себе знать усталость и то, что с утра не было ни крошки во рту. В общем, стал уминать всё, что предложено, и просить добавки, в которой отказано не было. Потом и вино ударило в голову, по телу разлилось приятное тепло, и вот мужик уже не просто поддакивает рассказу женщины, но и сам излагает ей всю историю своей семьи до пятого колена, а та заинтересованно кивает и смеётся, будто всё понимает. Огонь в печи разгорается всё ярче, в балагане уже жарко, пот катится градом по лбу, мужчина по предложению женщины снимает плотную зимнюю рубашку, после чего женщина просит с неё тоже снять верхнее платье. Бутылка с вином уже пустая, женщина откуда-то достаёт вторую, с ещё более крепким зельем, хотя при входе мужчина не замечал, чтобы где-то была ещё выпивка. В итоге — мужчина вусмерть пьян, а рыжая женщина уже откровенно намекает на любовные игры и тащит его на топчан. Не веря тому, что такая зимняя сказка приключилась именно с ним, мужчина делает своё дело и после этого впадает в глубокий пьяный сон.
Просыпается глубокой ночью от пронизывающего всё тело холода. Оказывается, он лежит в тёмном ненатопленном балагане полуголый на топчане, и конечности уже успели окоченеть. Голова всё ещё болит от винных паров. Встаёт, оглядывается, ничего не понимает: нет ни женщины, ни еды, ни вина, ничего — и не похоже, чтобы всё это тут вообще было. В балаган никто не заходил как минимум несколько месяцев. Кое-как нацепив на себя раскиданную по всему балагану одежду, путник выходит наружу и идёт за пасущимся вдалеке конём, попутно заметив, что нет под коновязью ни того красавца-скакуна, ни сена, ни лошадиных следов — снежная короста нетронута.
Под утро добирается до ближайшего села, про себя твёрдо решив никому ничего не рассказывать — если не сочтут сумасшедшим, то засмеют: ну кто поверит, что он провёл ночь со знатной русской купчихой в придорожном жилище? Только самочувствие его становится хуже и хуже, головная боль не проходит, начинается озноб, рвота, боли в теле. Едва вернувшись обратно в свою деревушку, мужчина слег и больше уже не вставал. Только перед смертью рассказал, что с ним приключилось той ночью.
Но его смерть стала только первой. В двух деревушках, где он побывал, люди тоже начали стремительно заболевать, через считанные дни болезнь расползлась по всему улусу. Смерти исчислялись сотнями, потом тысячами, вымирали целые семьи и деревни. Страшная эпидемия косила людей, как соломинок, а те, кто выжили, остались с обезображенными навечно телами. Оспа. Именно её дух, как говорили потом, явился с запада в глухой Вилюй в виде рыжей русской женщины в поисках жертв, и она получила той зимой своё сполна.
P. S. Эпидемии оспы до революции действительно периодически выкашивали значительную часть населения Якутии даже в отдалённых от торговых путей районах. Представление в якутском народе о «духе оспы» как о красивой богатой русской женщине-купчихе с рыжими волосами было довольно устойчивым. В принципе, всё понятно — оспа заносилась в Якутию через торговые пути действительно со стороны Иркутской области, первыми носителями оказывались русские, оттого и такая персонификация.
История сорок восьмая. Как якут был нечистью
Следующая история интересна тем, что является как бы «зеркальной» версией старой пасты про невидимого демонического сожителя, которая очень популярна в Якутии (история номер восемь в первой коллекции), и фольклорной попыткой логически объяснить происходящее (насколько здесь это слово вообще применимо). Буду излагать историю на основе рассказа писателя Платона Слепцова-Ойунского «Саха абааһы буолбута», то есть «Как якут был нечистью (абасы)». Правда, читал я этот рассказ миллиард лет назад, так что что-то обязательно забуду или напутаю с элементами других крипипаст, ну да и чёрт с ним.
Начальная ситуация стандартная, как в 90 % других якутских страшилок: XIX век, из пункта А в пункт Б выдвинулся молодой повеса, но из-за хронического неумения в планирование времени темнота застала его в дороге в лесу. К тому же ещё и началась настоящая буря с ветром, гнущим деревья, громом и молниями, и путнику ничего не оставалось, кроме как присесть у ствола ближайшего большого дерева, чтобы его ветви и листья хоть как-то защищали его от разбушевавшейся стихии. Не помогло: ураган был такой силы, что он всё равно мгновенно промок насквозь, а ветер принял такой неебический размах, что вскоре человек почувствовал, как его ноги отрываются от земли и он вообще перестаёт за мглой и шумом видеть, что происходит и где он. Сердце замерло, путник уже приготовился к смерти, но вскоре силы природы чуть сдали назад, и он обнаружил, что каким-то образом оказался сидящим на большом стоге сена во дворе в Канзасе. Поняв, что могучий ветер пронёс его из леса аж до деревни и при этом умудрился не скинуть насмерть, парень выдохнул, схватился за сердце и резво прыгнул со стога сена. Тут-то и обнаружились первые странности: во-первых, вокруг была тишь да благодать, никакой грозы и ветра, если только они не сумели умножиться в ноль за пару секунд. Но никакого беспорядка и разрушений, которые должен был бы причинить такой сильный ветер, видно не было. Во-вторых, парня не оставляло ощущение, что кругом что-то не так: и двор чем-то неуловимо не похож на те, что были в его деревне или в соседних, и звёздное небо имеет другой вид, да и вообще, обстановка так и веет чуждостью, хотя к каждому конкретному элементу вроде и не прицепишься: на вид обычный осенний вечер, простой якутский дворик семьи среднего достатка, балаган, хлев, стога сена, коровы мирно дремлют у себя в стойлах… В общем, подумал парень недолго и решил не заморачиваться ерундой, а радоваться, что жив остался. Отряхнулся, поправил прическу да и потопал в балаган, чтобы спросить у хозяев, где он находится и как отсюда попасть домой.
В балагане как раз было время ужина, за столом сидели трое: старик со старухой и молодая девушка лет двадцати — очевидно, их дочь. В тарелки был разложен горячий говяжий суп, люди ели молча, будто чем-то встревоженные. Когда парень вошёл, дверь балагана при закрытии громко скрипнула, на что все трое подозрительно обернулись. Парень по якутскому обычаю вежливо поздоровался и спросил у хозяев, как у них дела («Кэпсиэ»). И очень удивился, когда никто ему не ответил — все трое после секундной паузы вновь продолжили хлебать свой суп. Пока гость стоял в непонятках, старуха завела разговор:
— Ох, видали-то? Несколько минут назад на стог сена во двору с небес обрушился такой странный чёрный вихрь. Не к добру это, не к добру…
— Молчи, дура! — нервно прервал его старик. — Навыдумываешь всякого и видишь то, чего нет. Не было никакого вихря.
Девушка от такого разговора молча испуганно захлопала ресницами.
— Эй, хозяева, вы меня слышите? — раздраженно спросил парень. — У вас гость, и я хочу спросить…
Девушка резко обернулась и посмотрела прямо на парня. Старик со старухой с удивлением посмотрели на неё:
— Что такое, птенчик?
— Да просто какой-то звон в ушах… — неуверенно ответила девушка. — И минуту назад как будто дверь скрипела…
Старуха заботливо коснулась лба девушки:
— Вроде не горячий… Солнце, тебе нужно сегодня пораньше лечь спать.
«Ну нихуя себе, — дошло наконец до нашего героя. — Так они меня, получается, не видят и не слышат!» Для эксперимента он вышел на свет ближе к столу и демонстративно там принялся расхаживать вперёд-назад, но трое за столом продолжали его игнорировать. Вот тут-то в парне проснулся то ли дух авантюризма, то ли любопытство первооткрывателя, а скорее всего, обычная хулиганистость и долбоебство. Заметив в углу лишний стул, очевидно, припасенный для гостей, он перетащил его ближе к столу, взял с полки лишнюю плошку («кытыйа»), зачерпнул из кастрюли супа по самые края, сел за стол напротив старика и принялся с аппетитом есть. Домашние только глаза округлили, тишина стала абсолютной. Девушка вообще выронила из руки ложку. Через несколько минут старуха, оправившись от прострации, пробормотала едва слышно:
— Говорила же я, не к добру… Похоже, у нас появился лишний едок.
Старик на этот раз не стал возражать, только вяло прошептал, сжимая руку бледной как мел дочери:
— Возможно…
Больше этим вечером разговоров не было. Хозяева быстро завершили ужин и стали готовиться к отходу ко сну, будто надеясь быстрее закончить день, чтобы с утра всё вновь пришло в обычный порядок. Парень же, смутившись собственной наглости и того, что он так сильно напугал людей, тихо-мирно сидел в сторонке. Тем временем старик потушил пламя в печи, в балагане стало темно, и все разбрелись по своим углам. Вскоре в темноте раздался громогласный храп старика.
Ну а наш парень, как вы понимаете, при сложившихся обстоятельствах долго оставаться благоразумным не смог. На этот раз приступ авантюризма вступил в союз со спермотоксикозом и игрой гормонов, и всё внимание нашего героя постепенно переключило на будуар в углу («хаппахчы», по сути просто отгороженное ширмой или дощечками место), где спала девушка. Десять минут терпел, двадцать терпел, на тридцать воли уже не хватило — парень пробрался в будуар, смотрит — девушка спит полуголая, лишь в ночной рубашке, вся такая красивая и беззащитная. Ну, парень мозги поставил на стопроцентный автопилот и полез к ней.
Крики проснувшейся девушки были такими, что могли перебудить половину деревни. В будуар сбежались старик со старухой и долго пытались успокоить шокированную, плачущую дочь. Парень, сам в ахуе от того, что натворил, отбежал в дальний угол и там смотрел себе под ноги. Наконец, старик сказал что-то вроде: «Хватит это терпеть», — оставил дочь на попечение старухи, сам наспех оделся и куда-то ушёл. Вернулся уже не один, а с пожилым шаманом в полном облачении — шаманская одежда, бубен, все дела. Шаман обвёл глазами балаган, чуть задержав тяжелый взгляд в том углу, где ютился наш парень. От такого у «невидимого гостя» пошли нешуточные мурашки по коже.
Началось камлание. Старик со старухой и заплаканная девушка сидели в стороне, с благоговением глядя на танцы шамана. Камлал шаман долго, и со временем парень стал ощущать явный дискомфорт — каждое движение шамана стало вызывать какое-то неизбывное жжение внутри тела, а удары в бубен сопровождались ёканием сердца. Наконец, шаман, не переставая камлать, начал вещать громовым голосом:
— Страшная беда настигла вашу семью! Отвратительное порождение исподнего мира, нечистый дух явился в ваш двор по душу вашей дочери, чтобы насильно взять её в жёны и увлечь её с собой в свой мир, дабы вечно наслаждаться там её муками! Я вижу его — вот он, стоит в углу, впивая жадный горящий взгляд своих жёлтых зениц на груди вашей дочери! О горе! Я не могу ничего сделать — так слепит меня сияние его голодных глаз!
Девушка разрыдалась снова, старик со старухой упали на колени, умоляя шамана что-нибудь сделать.
— О горе! — продолжал разоряться шаман. — Что я могу противопоставить древней мощи тех искаженных краев, откуда он прибыл? Помогите мне, силы света, помоги мне, верховный Юрюнг Аар Тойон! Позвольте мне спровадить это мерзкое существо туда, где ему и место! ИЗЫДИ, ТВАРЬ! ИЗЫДИ! ИЗЫДИ!
С последними выкриками шаман с силой ударил три раза в бубен, другой рукой указывая прямо на охреневшего от такого поворота парня. Удары будто обрушились ему прямо на темя, и парень потерял сознание…
Пришёл в себя у ствола того же дерева, под которым он скрывался от бури. Первоначальная мощь стихии прошла, гроза прекратилась, и с темного неба лился только слабый дождь. Путник лежал на животе, будто обо что-то споткнулся, судорожно сжав руки в кулаки. Пришёл в себя, встал, осмотрелся — ничего не болит, руки-ноги шевелятся. В глубокой задумчивости он пошёл дальше своей дорогой, не понимая, что это только что было — сон, явь или что-то другое.
Много лет спустя, превратившись в запойного алкаша, парень каждый раз, напившись, приставал ко всякому прохожему с предложением рассказать ему невероятную историю о том, как однажды якут был нечистью, но, естественно, такому пациенту уже никто не верил.
История сорок девятая. Чучуна
Центральная Якутия, 70-е годы XX века. Речь пойдёт о деревенском уроженце, который со временем переселился в город, но о корнях своих не забывал и раз в год стабильно в отпуск ездил на длительную охоту в тайгу (собственно, так многие до сих пор делают, мой начальник на бывшем рабочем месте чуть снег, так за ружьё и оформляет пару недель отпуска). Обычно на такие мероприятия на всякий случай ездят толпой хорошо знакомых проверенных людей, но этот любил охотиться один. Ну а что — места знакомые, к лесу привыкши, как убежденный коммунист ни капли ни верит в сверхъестественную лабуду, а от реальных опасностей верный дробовик всегда под рукой. И вот выдвинулся он в очередной дальний поход, доехал до последней деревни у реки, где заканчивалась дорога, а дальше на «Буране» по замерзшей реке на сотню километров вниз по течению, где девственные необитаемые леса да одинокая охотничья хижина у берега, окруженная высоким дощатым забором, чтобы туда не проникало зверьё.
Приехал, как обычно, распаковался в хижине — мешки с крупой, хлебом и т. д., чтобы на полмесяца проживания хватило, даже если покровитель охоты Байанай на сей раз не благословит охотника, и добычи будет мало. Отоспался в первый день, ну и начал привычный охотничий цикл: лыжи, дробовик / винтовка в зависимости от цели сегодняшнего похода, дальше вступает в дело мастерство следопыта. Дела шли хорошо: в первую же неделю настрелял не только мелкой дичи, но и целого лося. Уже начал задумываться о том, что, возможно, придётся всё это добро отвозить в деревню за несколько поездок, так как на «Буране» за раз не уместится.
К закату нового дня вернулся в хижину в хорошем настроении с парой зайцев и глухарей за плечом. Вошёл внутрь, зажег свечи, затопил печь и тут заметил неладное: какие-то мокрые от растаявшего снега следы на полу, странный запах, ну и в довершение всего мешки с провиантом оказались разорваны и пропала приличная часть запасенного хлеба и сладких конфет (тут надо заметить, что снаружи дверь хижины не запиралась, потому как в глухом лесу незачем, да и забор защищает от случайно забродившего зверья). Охотник сперва подумал было на лису, белок и прочую небольшую живность, но быстро отказался от этой теории: следы не похожи, да и поведение совсем не то. Ну не могла лиса так разорвать грубую холщевину мешка и унести с собой столько продуктов (а признаков того, что хлеб и конфеты ели на месте, не было — ни крошек, ни фантиков). Тут явно действовал человек — но откуда ему взяться без всякого транспорта в этом безлюдном краю? Стало тревожно. Охотник вышел из хижины и стал присматриваться к следам, но ничего, кроме его собственных следов, на снегу не отпечаталось. Он в задумчивости вернулся внутрь, зарядил ружьё, запер дверь, занавесил окна и той ночью спал с дробовиком под кроватью. Ночью просыпался несколько раз из-за того, что ему казалось, будто возле хижины скрипит снег и раздаётся какое-то тихое бормотание, но каждый раз, когда он прислушивался, всё стихало, и охотник всё списывал на галлюцинации из-за тревоги.
На следующий день было очень холодно и в лесу началась пурга, поэтому охотник вернулся раньше обычного. Войдя во двор, он сразу обратил внимание, что дверь хижины распахнута настежь. Сердце замерло, охотник бросился вперёд — и как знал: в хижине стужа, гуляет ветер, исчезли почти все мешки с продуктами, к тому же на этот раз неизвестный злодей вынес и часть мяса — добычи прежних дней. А снаружи по-прежнему никаких следов…
Вот тут-то в охотнике и проснулась злость. Решил он, что во всём виноваты беглые зеки, которые решили поживиться за счёт него, хотя никаких зон и лагерей поблизости никогда не было. Твёрдо вознамерившись поймать злоумышленников с поличным и строго покарать, он лёг спать. Ночь снова прошла беспокойно — не оставляло человека ощущение, что он теперь не один в дремучей тайге, и кто-то совсем рядом за ним пристально наблюдает.
Взошло солнце. Позавтракав скудными остатками принесенной с собой еды, охотник взял ружьё и вышел на охоту. Вот только в этот раз он ушёл совсем недалеко — до ближайшего оврага, притаившись в котором, весь обратился в слух. Пурга прекратилась, было солнечно, воздух замечательно проводил звуки, а свежий вчерашний снег радостно скрипел от малейшего прикосновения. Если кто-то явится к хижине, опытный охотник должен был это услышать.
День клонился к концу, вокруг сгустились сумерки, а человек всё продолжать сидеть и ждать. Он был уверен, что таинственный вор придёт и сегодня, но время шло, а никаких звуков со стороны хижины, кроме обычного потрескивания веток на морозе, не доносилось. Лишь когда солнце окончательно зашло, взошла луна и лес окрасился в серебристо-синий цвет, замерзший охотник признал свою ошибку, плюнул на всё, выбрался из оврага и двинулся к хижине. Зашёл во двор и замер от неожиданности: дверь хижины была распахнута настежь, и в ней явно кто-то был!
Оправившись от первого шока, охотник тихо снял с плеча дробовик и снял с предохранителя. Из хижины доносились неясные звуки — сиплое тяжелое дыхание, грузные шаги, беспрерывный неразборчивый шёпот, перемежающийся гортанными вздохами. В охотника закрались сомнения, что человек способен издавать такие звуки, но времени на колебания не оставалось. Он осторожно обошёл хижину сбоку по проторенной на снегу дорожке до поленницы с ружьём наготове, стараясь не хрустеть снегом, и заглянул в окно…
С той стороны на него тоже смотрели. Широкое лицо, покрытое черной мохнатой шерстью, с крохотными блестящими глазами и полуразинутым ртом с большими зубами.