#VLInterview: Юрий Виноградов
Леба Вафельникова, Николай ТитовС композитором-импровизатором и главой лейбла Юрием Виноградовым (telegram) беседуют авангард-артистка Леба Вафельникова (telegram) и музыковед Николай Титов.
Специально для «Vечного Lета»
Первая часть: читать
Часть 2. О музыкальной критике, лейблах и искусстве

Вопрос: Вы как философ, культуролог и человек искусства в самом широком смысле слова написали целый ряд рецензий и сопроводительных материалов к своей музыке. Многие музыканты утверждают, что обрабатывать собственную музыку или писать о ней — задача, обречённая на провал, поскольку человеку невозможно достаточно дистанцироваться от своего авторского восприятия, чтобы посмотреть на творчество со стороны. Существует ли, на ваш взгляд, эта проблема? За счёт чего её можно решить?
Юрий: Рецензии на собственную музыку я все таки не пишу, думаю, речь скорее об аннотациях. Я исповедую философию DIY (do it yourself). Так как сторонние люди, которым я мог бы делегировать части процесса, не связанные непосредственно с музицированием, обычно редко проявляют интерес к моей музыке, я стараюсь справляться самостоятельно.
Текстуальное творчество для меня, как человека, который воспринимает мир вербально, через концепты и понятия, так же важно, как и музыкальное. Тексты не столько интерпретируют или объясняют мою музыку, сколько являются дополнительным измерением, придают музыке глубины, добавляют смысловых теней. Текст не раскрывает смысл музыки, потому что моя музыка в самом строго понимании его лишена. Музыка и текст в своем взаимодействии порождают какое-то созвездие, что-то третье, амальгаму, если пользоваться выражением Пьера Булеза.
В своем творчестве я пытаюсь максимально отстраниться и дать говорить самим музыкальным мыслям и идеям, дать простор процессу чистого развертывания. Соответственно текст, любой текст, лишь соприкасается с этой музыкой, а не проникает в неё, так как у неё, метафорически говоря, нет объёма, нет внутренних органов, нет тела.
Дистанцироваться, действительно, тяжело, но для независимого музыканта, который должен брать на себя всю работу, связанную с жизнью музыки, это необходимость. Ты должен быть не только музыкантом, но еще и критиком, интерпретатором, бренд-менеджером, пиарщиком, звукорежиссером и т.д. Ты должен подвергать музыку концептуально-нарративной огранке, ты должен делать всё. Возможно, одно из решений этой проблемы – давать музыке отлежаться, чтобы в определенный момент она зазвучала как незнакомая, тогда придут необходимые слова.
Вопрос: Вы автор эстетически-критических текстов и музыкальных интерпретаций в рамках рубрики «Аутоэстетика» о творчестве резидентов проекта «АУТСАЙДЕРВИЛЬ». На какую аудиторию ориентированы эти материалы? Востребована ли сейчас в принципе музыкальная критика?
Юрий: Тексты рассчитаны на аудиторию Аутсайдервиля, на людей, которые минимально заинтересованы искусством и его историей, историей рецепции, в том числе, ар брюта и аутсайдерского искусства. Это скорее культурологическая и искусствоведческая игра, нежели попытки всестороннего и строгого анализа творчества резидентов – игра, цель которой связать художественное творчество с дополнительными смыслами. Я пытаюсь увидеть художника — и поделиться с ним опытом этого зрения, стать кем-то вроде зеркала.
Музыкальная критика для меня – это прежде всего мышление о музыке, попытка увидеть и вербально изложить рациональные и интуитивные процессы, которые стоят за сочинением и исполнением музыки. Критик – как и внимательный слушатель – пытается услышать музыку так, как её слышал музыкант в момент создания.
В этой роли – в роли рацио музыки – музыкальная критика важна прежде всего самим музыкантам. Эту роль я пристально анализирую в статье, которую написал для журнала о джазе «Джазист». Основная мысль – то, что не выражено понятийно и рационально, еще не существует в полной мере, поэтому критик своей понятийной работой позволяет музыке быть, звуку — стать Вещью.
Кроме того, критика во многом и создаёт музыкальный дискурс, создаёт индустрию, создаёт музыкальную иерархию. Она создаёт большой рассказ о музыке, который и позволяет как музыкантам, так и слушателям ориентироваться в этом мире, чувствовать себя часть безграничного музыкального царства. Задача критики – создавать упорядочивающие силовые линии, вдоль которых или вопреки которым выстраивается творчество. В этом смысле музыкальная критика будет важна до тех пор, покуда вообще существует музыкальный мир как сообщество музыкантов. И любителей, и профессионалов, хотя эта дихотомия мне кажется очень условной и неаккуратной.
Есть и другая функция критики, ранее гораздо более востребованная — рекомендательная. Мне кажется, что сейчас люди реже читают рецензии, чтобы понять, стоит ли слушать ту или иную музыку, большая часть людей открывают для себя музыку с помощью систем рекомендаций, с помощью тик-тока и прочих сетей. Но энтузиастам, безусловно, такая функция важна.
Вопрос: Также вы рассказываете о классической и современной академической музыке в подкастах «Введение в классическую механику» и «Ось асимметрии». Чем ваше видение рассматриваемого материала принципиально отличается от более стандартного, привычного для широкой аудитории анализа, знакомого со времён музыкальных учебных заведений? В чём вы видите свою роль как автор подкаста? Наконец, стала ли эта роль для вас непривычной — или же продолжила вектор размышлений о культуре, нашедших отражение в ваших текстах?
Юрий: Подкасты были своеобразным экспериментом для меня, попыткой найти дополнительную аудиторию для моего мышления о музыке. Мне трудно судить, чем моё видение принципиально отличается от анализа, распространенного в учебных заведениях. Хотя бы потому, что темы я затрагиваю не самые популярные и важные для нашего музыкального пантеона: философия музыки, Лахенман, Пьер Булез, Мессиан, неоклассика, джаз и ранняя академическая музыка. Я рассказываю о том, что интересно мне, по поводу чего у меня есть какие-то мысли, которые мне было увлекательно думать – и, следовательно, которыми мне интересно поделится. К сожалению, я достаточно долго не записывал подкастов, так как не писал длинных и обстоятельных текстов в силу ухудшения моего состояния, но, конечно, хотелось бы к этому вернуться. Это тоже род важного творчества для меня. Когда пишешь текст, именуешь вещи, то твой мир обретает дополнительную глубину, становится гораздо более нюансированным. Поэтому текстуальное творчество для меня — что-то вроде практики, которая позволяет жить в более ярком, детальном, разнообразном мире. Если плоды этой практики оказываются полезны и интересны кому-то еще, то я только счастлив.
Такого рода творчество в области философии музыки я называю phi-fi, philosophy fiction, по аналогии со sci-fi, science fiction. Это скорее правдоподобные истории, концептуальные игры, персонажами которых являются идеи, понятия, термины, чем всесторонний философский анализ. Пример такого phi-fi вы можете почитать на «Сигме», где у меня опубликовано около 50 статей, или в проекте студентов-музыковедов Московской консерватории «Стравинский.Онлайн».
Свою роль как автора подкаста и музыкального писателя я вижу прежде всего в популяризации редкой музыки и, следовательно, распространении редких чувств и ментальных состоянии, которые связаны с такой музыкой. Мой путь к новой и новейшей музыке был очень сложен, изначально я был настроен крайне консервативно, но меня спасало любопытство – я фиксировал собственное непонимание необычной музыки и мне хотелось в ней разобраться, понять, почему вот это «странно-причудливое» для кого-то ценно. Быть может, вот этот опыт непонимания, опыт осознанного незнания, который я припоминаю часто и который пробуждает любопытство, желание расширить границы собственного мира – самый ценный в моей жизни, тот опыт, который создал меня самого. Мир для меня – бескрайняя тайна, стремительный полёт, от которого захватывает дух. В роли подкастера и блогера я рассказываю, по сути, о своем вечном путешествии в пограничные, далекие области музыкального царства.
Вопрос: С 2016 года у вас есть собственный лейбл Contempora, ценностями которого являются свобода выражения, поиск красоты в её неуловимости и этичность. Как эти принципы реализуются при отборе релизов? Чем деятельность основателя и руководителя лейбла принципиально отличается от деятельности музыканта?
Юрий: Contempora – это так называемый карманный лейбл, на котором издаётся моя собственная музыка и планируется к изданию музыка единомышленников. Первый релиз, в котором я сам никак не участвовал, будет издан в конце сентября этого года. 29 сентября на всех площадках выйдет релиз 30000 celestial bodies – концертная запись из Воронежа, на которой играют известный гитарист Лео Абрахамс, участник duso Олег Сальков и Никита Бондаренко из формации Суперкульт. Это сравнительно минималистичный эмбиент с живыми инструментами, созданный музыкантами-импровизаторами.
Так как это карманный лейбл, то сложностей с отборкой релизов не было. Иногда приходилось отказывать себе в публикации на собственном лейбле, но я старался относиться к этим ударам стоически *смеется*.
Пожалуй, пока самый интересный релиз в каталоге лейбла — это наша совместная работа с саксофонистом и человеком ренессансного масштаба Алексеем Кругловым. Это концерт-импровизация для саксофона и tape music, т.е. электронной записи. Электронную текстуру создавал я, также я играл во второй части концерта на электрооргане. Альбом называется Music After the End of Time, издан он был в апреле прошлого года.
Музыка после конца времен. Изначально замысел был в том, чтобы пофантазировать музыкально о том, как бы мог звучать так называемый Big Rip сценарий космологии. Согласно этому сценарию, расширение Вселенной приведет к тому, что рано или поздно галактики, звездные системы, сами звезды и планеты, затем материя, как мы её знаем, перестанут существовать. Материя будет разорвана фактором расширения Вселенной, масштабным фактором. Однако в момент издания возникли и другие параллели в связи с общей ситуацией.
Мне кажется, что деятельность руководителя лейбла — это скорее кураторская работа. Работа по созданию творческой экосистемы. Ты создаешь возможности для появления нового в искусстве, создаешь инфраструктуру и смысловой контекст — в определенный момент ты должен удалиться, чтобы дать пространство для произведения искусства и художника.
Вопрос: Вы — автор манифеста проекта «АУТСАЙДЕРВИЛЬ», продвигающего творчество людей с ментальными особенностями, где постулируется, что «будущее будет аутсайдерским». Вот что вы рассказываете о фигуре творца:
Аутсайдер — это фигура будущего, всё искусство и вся человеческая деятельность стремятся к тому, чтобы стать свободными от оков профессиональных условностей, финансового давления и так далее. В этой фигуре проявляет себя будущее, проявляют себя возможности, которые предоставлены нам прогрессом науки и техники; мы уже часть будущего и наша задача упражняться в своем труде, чтобы радостное будущее свободного труда, где всякий труд был бы искусством, наступило для большего числа людей.
Насколько это видение, на ваш взгляд, перекликается с позиционированием артистов в музыкальном андеграунде в целом?
Юрий: Небольшая ремарка. В моем понимании, аутсайдер — это не только человек с ментальными особенностями, но и человек, не вписанный в профессиональную среду, чаще всего самоучка и энтузиаст. Таких людей как раз очень много в музыкальном андеграунде. Именно поэтому аутсайдер является вот такой весточкой из будущего — это человек, который трудится не из-за финансового принуждения и не в рамках узких профессиональных этик и эстетик, а ради самого труда. Мне кажется, что прогресс человечества как раз и заключается в эмансипации труда, в том, чтобы освободить человека для творческой жизни. Я считаю, что креативность — в самой сердцевине человеческого бытия, что любой человек живет на этой земле творчески, так как каждый день ему нужно совершать творческие акты говорения и поведения в новых ситуациях. Просто некоторое творчество бывает сознательным и оставляет следы в виде произведений искусства, а некоторое творчество бессознательно и исчезает во времени без следов. Быть человеком — мне кажется, уже элементарный творческий акт, мы не можем отказаться от собственной творческой природы, мы можем только позабыть её, не осознавать *улыбается*.
Вопрос: Если говорить о лейбле «АУТСАЙДЕРВИЛЬ» (больше материалов и интервью: НОЖ, ИМИ), в 2021 году вы собирались выпустить альбом с ведущими российскими импровизаторами, а также сотрудничали с центром «Моспродюсер» и планировали проводить концерты с его поддержкой. Удалось ли реализовать что-либо из этих планов? С какими трудностями сталкивается лейбл в нынешних обстоятельствах?
Юрий: К сожалению, основная трудность, с которой сталкивается лейбл, это самочувствие его куратора, т.е. мое. Из-за тяжелых проблем со здоровьем не удалось выполнить многое из задуманного, в том числе то, что вы упоминали. Последние полтора года я был в очень плохом состоянии, мне трудно было мыслить, трудно было говорить, я существовал в самой минимальной функциональности. Хроническая тяжелая депрессия бьет не только по аффекту, по настроению, она также пагубно влияет на когнитивные способности, на уровень энергии, на эмоции, на креативность, на навыки. На всё то, что ты всегда считал чем-то неотъемлемым, своей собственностью как субъекта. В депрессии ты понимаешь – и это очень тяжелое осознание – что ты не только не можешь контролировать мир, даже твои личность, мысли, способность могут тебе изменять. Лекарства, как и госпитализации, не помогали. К счастью, в последний месяц терапия, которую мы так долго подбирали с врачами, заработала и я смог вернуться к творческой и социальной деятельности.
Сейчас мы готовим возвращение лейбла Аутсайдервиль к работе с интернациональным и очень интересным релизом. Релиз будет в сентябре, скорее всего. Дальше, я очень на это надеюсь, мы вернёмся к регулярной работе.
Вопрос: В рамках проекта «АУТСАЙДЕРВИЛЬ» недавно вы участвовали и как художник, и как звуковой артист. Насколько велика разница опыта взаимодействия с художественным материалом в двух этих случаях?
Юрий: Безусловно, это совершенно различные медиа, к работе с которыми я подхожу по разному. Однако – и это общее для всего моего креативного труда – и то, и другое для меня является видом свободной игры, пространством для игры творческой способности воображения. Визуальное искусство не является искусством окрашенного, имеющего поверхность времени, как музыка. Мне интересно работать с другими материалами, с тем, что кажется более субстанциональным, чем эфемерное и темпоральное искусство музыки. К созданию изображений я тоже подхожу как импровизатор – мне интересен сам процесс, и я не знаю, какой результат получится. Мне нравится пробовать, комбинировать – и в этом смысле мой подход к визуальному творчеству аналогичен моему подходу к музыке.
Творчество, искусство творит малые миры, которые не вместо нашей общей реальности, в которой мы живём и взаимодействуем, а вместе с ней. Это не изолированный, непрозрачный, недоступный другим сон, а грёза, в которую ты можешь пригласить других. Это движение к общему миру, в котором все, несмотря на различия, могут прийти к взаимопониманию.

Вопрос: В материалах о вас упоминается о том, что вы «страдаете хронической резистентной депрессией, она оказывает глубокое и всестороннее воздействие на жизнь и плохо поддается терапии». Прежде всего, позвольте пожелать вам сил и внутреннего света, чтобы преодолевать кризисные периоды и продолжать творить. Можно ли назвать ваши занятия искусством своеобразной терапией? Как образы и формы, заложенные в то или иное произведение, соотносятся с пережитыми состояниями? Есть ли доля истины в стереотипе, что наиболее глубокое искусство рождается в ответ на негативный опыт?
Юрий: Ницше писал, что «новые небеса люди создают из собственного ада». Мысль приятная, но, мне кажется, это скорее романтизация страдания, попытка его как-то оправдать, придать ему – тому, что забирает и ничего толком не даёт – какой-то смысл и ценность. Для многих важно сохранить веру в то, что можно назвать «справедливым миром». Если мир что-то у нас забирает, то он что-то нам даёт и так далее. Я думаю, что мир сам по себе абсурдное место, он просто случается – и ему абсолютно все равно, считаем ли мы происходящее с нашей жизнь справедливым; мир не мыслит, не оценивает, не имеет целей. Мир случается, мы случаемся вместе с ним.
Быть может, именно поэтому для нас так важно творчество. Это своеобразная попытка контрабандой пронести часть своей личности в царство Не-я, в царство вещей-самих-по-себе, освоить мир, присвоить его, прорасти в него корнями и ветвями.
Творчество для меня не является целенаправленной терапией, я не занимаюсь творчеством с целью улучшить своё состояние, я занимаюсь им, потому что мне весело и интересно им заниматься. Однако, хоть творчество не является для меня терапией, оно, тем не менее, терапевтично — и в этом плане не менее эффективно, чем лекарства, которые плохо мне помогают. По сути, это единственная возможность для меня сейчас получить радость и наслаждение. Благодаря творчеству я оказываюсь в мирах, над которыми не властвует моя биография, мои ограничения, мое состояния – в мирах радужно-пёстрой свободы, игры, радости. Из-за депрессии меня осталось не слишком много, с помощью творчества я возвращаю себе себя.
Я практически никогда не закладываю образы из своего жизненного опыта, в том числе опыта жизни с хронической резистентной депрессией, в музыку. Однако у этого есть исключения – альбом Les etats d'esprit bruts и проект Меланхолика. Первый записан в очень тяжелую для меня пору, когда из-за ухудшения состояния я практически не мог говорить и мыслить – поэтому это мое персональное путешествие на территорию молчания, территорию, по которой разбросаны фрагменты слов и понятий, которые никак не удается собрать в осмысленное предложение. Второй – попытка документировать повседневность в самом начале ухудшения, что мучило и преследовало меня около полутора лет. Меланхолика соединяет текст, мою собственную поэзию и музыку в отчаянных попытках схватить этот ускользающий, трудноописуемый опыт нехватки, когда эмоции, мысли, слова, фантазия, память скованы депрессивным льдом. Храбрая, мне кажется, попытка превратить серые пустоши в оазис, а молчание — в песню.
Вопрос: Каковы ваши личные планы на ближайшее будущее? Рассматриваете ли вы возможность живых выступлений, учитывая общее состояние?
Юрий: Нет, живых выступлений пока не планируется; за последние несколько лет я сдал в общей музыкальной форме с точки зрения инструментальной техники, болезнь взимает свой оброк, поэтому не уверен в своей способности отыграть живую продолжительную импровизационную программу. Впрочем, как музыкант, как мне кажется, я продолжаю развиваться, несмотря ни на что.
Мои планы – писать тексты, развивать свой блог о философии музыки, современной академической и импровизационной музыке Механика звука, сочинять и записывать как можно больше музыки в своей домашней студии. И, конечно, работать над ней, предавать её огранке. Развивать свои социальные проекты — лейбл Аутсайдервиля и свой собственный. Иначе говоря, жить повседневной жизнью и надеяться на то, что она будет продуктивной, несмотря на не слишком радужные прогнозы врачей и непростые социальные обстоятельства. Очень трудно в моей ситуации строить какие-то далеко идущие планы, я стараюсь жить сегодняшним днём, отрезанный от будущего и прошлого.
Вопрос: Спасибо за потрясающую беседу! Чего бы вы пожелали аудитории Vечного Lета?
Юрий: Аудитории Veчного Lета – как и всем другим людям – я хочу пожелать вечного лета, чтобы суровая и жестокая зима, злая гостья, поскорее ушла.
Август 2023