#VLInterview: Юрий Виноградов

С композитором-импровизатором и главой лейбла Юрием Виноградовым (telegram) беседуют авангард-артистка Леба Вафельникова (telegram) и музыковед Николай Титов.

Специально для «Vечного Lета»

Часть 1. О собственном творчестве

Вопрос: Здравствуйте, Юрий! Вы — историк философии, музыкант-импровизатор, композитор — причём в музыкальной деятельности, как вы сами говорите, «по большей части самоучка». Как ваш интеллектуальный бэкграунд сказывается на творческом процессе? Можно ли сказать, что отсутствие фундаментального музыкального образования даёт вам дополнительную свободу в самовыражении — или же хотелось бы более глубокого погружения в какой-либо технический аспект?

Юрий: Как мне кажется, любой творческий процесс и его результат — это отчасти событие, т.е. нечто, что трудно предсказать и предварительно описать, разве что в общих чертах. Нечто, что подрывает наше представление о достаточности знаний о мире, подрывает режим тотальной истины, так сказать. 

Но отчасти это факт, который вытекает из всей целостности нашего опыта, из особенностей нашей личности. Когда мы занимаемся искусством, мы действуем как целостное человеческое существо, не как частичный механизм частичного производства, как это часто бывает в профессиональной деятельности, не связанной с творчеством или жестко диктующей творчеству свои законы. Получается своеобразная мультивекторная комбинаторика, не знаю, как удачнее сказать. В творческом акте объединяются известные нам концепты, идеи, воспоминания, проекты, причем целое больше, чем сумма частей, оно иное. 

Мой бэкграунд создаёт определенный личный идейный словарь и содержательно, и формально – из него я черпаю идеи-звучания-формы, которые потом перевожу на бессмысленно-прекрасный язык музыки. Я редко подхожу к написанию музыки с заранее готовой программой – сюжетом или текстом, который я хочу интерпретировать музыкально. Я в целом считаю, что музыка и текст — это радикально отличающиеся царства, что музыка — это искусство движущихся звуковых форм, принципиально асемантическое.

Я не думаю, что отсутствие образования само по себе даёт дополнительную свободу самовыражения. Техника и навыки, которые, пожалуй, удобнее всего приобретать во время получения образования, позволяют делать то, что ты хочешь, так, как ты хочешь. Т.е. техника определяет твою меру свободы по отношению к материалу. Безусловно, училища, консерватории – это очень иерархичная, консервативная среда, полная скрытого и явного насилия, которая транслирует определенную традицию, в которой можно «застрять», если не деконструировать её, не задавать вопросов, но мне кажется, что человек с творческим мышлением может освободиться от этих пут. Я же, как человек без образования, исхожу из того, что стараюсь в своем творчестве (музыкальном, текстуальном) использовать по максимуму те навыки, которые у меня есть, стараюсь развиваться каждый день, пусть и понемногу, в меру наличия сил. Я всегда чувствую недостаток своей техники, но стараюсь сделать этот недостаток просто одним из граничных условий моего творчества, т.е. превратить недостаток в особенность или своеобразный избыток, творческую прибыль. Быть ограниченным, конечным, не всесильным — это вездесущий опыт бытия человеком, поэтому я использую его как одно из условий собственного творчества.

С ростом знания растет горизонт незнания. Если представить наше знание как сферу, то с увеличением её объема, увеличится и площадь поверхности — т.е. сфера знания будет соприкасаться с большей площадью незнания. Поэтому чем больше я узнаю, чем больше я осваиваю, тем меньше, как мне кажется, я знаю, тем больше хочется узнать, больше появляется вопросов. Как говорил Станислав Ежи-Лец, «я философ и у меня есть вопросы на все ответы». Быть может, в этом горизонте неумения и незнания тоже гнездится свобода самовыражения – ты сам выбираешь, куда двигаться в этой смутности и неопределенности, чему оставаться верным.

Вопрос: Среди ваших проектов — Yuri Vinogradov, EllektraJazz, Pure Violet, EllektraCyclone, BlueStripes. В чём их жанровые и концептуальные отличия? Как появились названия и какие особенности музыки они отражают?

Юрий: Разница между проектами есть и в жанровом, и в концептуальном отношении, хотя не всегда она строга. Yuri Vinogradov — мой основной проект, в котором я публикую свою фортепианную, электроакустическую, modern classical музыку. Фортепиано – мой основной инструмент. В этом проекте слушатель может обнаружить как напевную и простую мелодию в духе неоклассицизма, так и достаточно суровый импровизационный experimental с нойзом (в качестве примера приведу свой альбом с саксофонистом Алексеем Кругловым — электроакустический концерт для саксофона и электронной записи Music After the End of Time). Думаю, название проекта не стоит комментировать, разве что странную транскрипцию имени — я использую её с давних времен, хотя, вероятно, Iouri было бы правильней.

Для описания концептуального характера музыки проекта Yuri Vinogradov – моего основного музыкального альтер-эго — я использую собственное понятие абстрактного импрессионизма. Суть подобной музыки в эстетической бессмыслице, т.е. она не пытается рассказывать какие-то истории из жизни, подражать каким-то жизненным явлениям, у неё нет смысла, который можно раскрыть подстрочным комментарием или программой. Однако в ней происходят события, подчас достаточно хаотичные, которые могут быть проассоциированы слушателем с чем-то ему знакомым, с какими-то эмоциями, впечатлениями. Скажем, «Черный квадрат» Малевича можно проассоциировать с фотографией черной кошки в темной комнате или картину Поллока с жизнью микроорганизмов, увиденных под микроскопом; подобные образы ничего не говорят о сущности этих картин. Такие ситуации-ассоциации случайны и для музыки, музыка имеет абстрактный характер, моя музыка лишь на первый взгляд состоит из эмоций, импрессий, впечатлений. На деле же это просто абстрактные движущиеся звукоформы, которым ум слушателя может придать какие-то значимые для него очертания. Именно слушатель приносит своего субъекта в изначально асубъектную музыку.

Абстрактный импрессионизм мимикрирует под осмысленную музыку, но он не пытается высказываться о мире, в котором мы живем, о нашем сознании, о жизненной истории – он пытается сам быть самозамкнутым, герметичным миром. Впрочем, есть и мимезис, уподобление на другом уровне – музыка Yuri Vinogradov прежде всего импровизационная. Однако я не пытаюсь следовать идиоме свободной импровизации, т.е. отключать свою музыкальную память. Напротив, моя музыка ближе к так называемой классической импровизации – результат импровизации напоминает сочиненную, а не интуитивную музыку, в частности, музыкальный импрессионизм в духе Дебюсси. Моя музыка не лишена определенной архаичности, ретротональности, но это авангардная ретротональность, это не стилизация, но попытка создать красоту и оригинальное благозвучие с помощью радикального метода свободной импровизации.

Абстрактный импрессионизм – это не только концепт отношения музыки и смысла, но и какие-то музыкальные черты. Скажем, нужного эффекта я добиваюсь часто очень длинными мелодиями, которые не распадаются на повторяющиеся мотивы, атональным подходом к гармонии или её перегруженностью и т.д. 

EllektraJazz — мой джаз-роковый и психоделически-роковый проект. Дело в том, что интерес к музыке у меня начался в ранней юности со знакомством с классическим хард-роком, в частности с музыкой Deep Purple. Любовь к подобной музыке и призрак мечты о том, чтобы быть рок-героем, я несу в своем сердце до сих пор. 

Название состоит из двух частей. Думаю, вторую – Jazz – не стоит комментировать. С первой поинтересней, это искаженно написанное слово трансформировано намеренно. Это своеобразный кивок в сторону древних греков и моего философского бэкграунда. Электро — Электра — Эллада (Ελλάς по-древнегречески). Кроме того, мой джаз-рок создаётся и играется в секвенсоре, в программе для написания музыки, в нём много обработки, он принципиально электронный, пусть и партии я записываю (гитара, бас, электроорган) живьем – отсюда «электро». Аналогично и EllektraCyclone, мой IDM-дуэт с Лелей Сальниковой. Этот тег я использую как материнский по отношению ко всей своей творческой деятельности, потому что – так исторически сложилось – именно так назван мой (наш) паблик в ВК. 

  С Pure Violet связана история. Я познакомился с человеком, который, пообщавшись со мной, сказал, что я «такой духовный, будто настоящий ультрафиолет». Я не слишком серьезно отношусь к понятию духовности и тем более эзотерическому мировоззрению, я по своему интеллектуальному темпераменту скорее скептик, но с долей иронии решил так и назвать электронный и modern classical проект, в котором я публикую мелодичную электронику с элементом experimental и даже прирученного, деликатного noise. Pure Violet – это грёзы и сны, принявшие очертание музыкальной вещи, получившие вследствие творческого акта независимое от меня самого бытие.

BlueStripes – достаточно вторичное название для жанровой музыки в духе psychedelic rock и southern rock. По сути, этот проект граничит с моим EllektraJazz, разница лишь в нюансах. Эта музыка психоделична в том смысле, что представляет из себя путешествие внутрь собственного сознания – попытка двигаться в ритмах и изгибах субъективности; музыка, которая пытается выговорить сознание, сознавать вслух.

Вопрос: В 2021 году, когда ещё продолжал свою деятельность портал «УндергрундХерос» («интернет-журнал о героях андеграунда»), ваш альбом «mορφή» получил первое место в ежегодном чарте. Имеют ли для вас значение подобные форматы признания? Или же интереснее получать непосредственный отклик от аудитории?

Юрий: Я амбициозный человек, не лишенный некоторого тщеславия, поэтому такие признания приятны. Они дают дополнительную энергию и мотивацию продолжать творчество, так как выступают косвенной оценкой его качества. Одновременно — и вместе с амбициям это суперкомбо — я очень сомневающийся в себе человек с «синдромом самозванца», возникшим отнюдь не на пустом месте (я самоучка, не вписанный в профессиональную среду, которому трудно из-за состояния здоровья вести полноценную музыкантскую жизнь, т.е. выступать, выстраивать связи). Мне всегда думается, что я делаю недостаточно, недостаточно хорошо, недостаточно качественно, что можно было бы гораздо лучше, если бы я был талантливей/более умелым/более знающим. Такие «форматы признания» хоть на некоторое время помогают заглушить вот этого иссушающего внутреннего критика. Поддержка извне очень нужна, когда у тебя не хватает поддержки для самого себя.

Получать непосредственный отклик от аудитории для меня всегда очень ценно, так как в целом я не получаю достаточно обратной связи; у меня уже очень давно ощущение, что я занимаюсь творчеством в какой-то субъективистской петле – я и создатель, и слушатель, и писатель, и читатель.

Иногда я чувствую себя графоманом, но критически отношусь к негативным коннотациям этого слова. Графоманами профессионалы и критики называют продуктивных дилетантов, т.е. людей, которые находятся вне индустрии. Индустрия защищает свои собственные границы и скудные ресурсы, которые выделяет для профессиональных творцов общество. Однако само по себе это слово может быть нейтральным или даже иметь положительное значение. Графоман – это человек, одержимый творчеством, который творит из искренности и собственной подлинности, а не в рамках каких-то заказов и правил. Мне кажется, каждый серьезный творец и даже профессионал должен быть графоманом, хотя бы немного. 

В целом, я пишу музыку, которую бы хотел услышать сам, которой мне не хватает. У этого есть биографические причины. Дело в том, что из-за хронических проблем с настроением и последующими когнитивным проблемами мне часто очень сложно слушать музыку. Однако у меня есть в этом отношении большие аппетиты. Собственную же музыку, которая буквально исторгнута из глубин собственного сознания, слушать получается даже в тяжелые периоды, когда с другой музыкой ты не можешь выстроить контакт. Получается следить за её извивами и изгибами, так как ты знаешь её изнутри. Она буквально синхронизирована с твоим мозгом. Поэтому с помощью творчества я таким странным образом удовлетворяю в том числе свои меломанские аппетиты, которые сложно удовлетворить непосредственным слушанием. Это один из моих основных творческих мотивов – создать музыку, которую мне было бы интересно/приятно/увлекательно слушать самому, и музыку, которой мне не хватает.

Мне кажется, что независимые музыканты, особенно в области экспериментальной музыке, музыканты, не связанные с какими-то институциями, в целом у нас не получают достаточно слушательского внимания и обратной связи, вне зависимости от того, насколько у них интересная и необычная музыка. Слушателей можно понять – они не успели послушать грандов, как тут — в таком бушующем океане музыки — доберешься до малоизвестных нишевых исполнителей? Но процесс творческого роста такой вакуум сильно осложняет. Непосредственный отклик от аудитории — что-то вроде дополнительного подтверждения для автора, что он жив и заметен как автор, это помогает в плане мотивации. Признание тоже создаёт субъекта, не только самополагание. 

Вопрос: Совсем недавно вышел альбом вашего проекта PURE VIOLET — «В пустоте цветут птицы». Концепт альбома, как отмечалось в пресс-релизе, определённым образом преломляет идеи французского композитора ХХ века Оливье Мессиана (птицы как противоположность бездны). Какие композиторы вам наиболее близки? Как они повлияли на творчество?

Юрий: Я постоянно слушаю разных композиторов, связанных с академической и классической традицией. Это позволяет мне, кроме наслаждения, обновлять свой музыкальный тезаурус, находить идеи, которые я мог бы преломить в своём собственном творчестве. Безусловно, я редко занимаюсь имитацией и действительно использую чужой материал — музыкальный и концептуальный. Скорее чужая музыка – что-то вроде «белой дыры» для меня, точка отталкивания, которая направляет меня к собственным горизонтам.

Самая главная фигура для меня во всём музыкальном наследии – это, конечно, Иоганн Себастьян Бах, феноменальная фигура; музыка, которая меня, скептика и атеиста, настраивает на мистический лад. Мне в целом близка барочная музыка, очень интересно следить за её многоплановостью, за переплетающимися полифоническими линиями. Это живой и самозамкнутый мир, который пребывает в постоянном развитии и движении. 

Меня очень интересует и современная музыка – в музыке есть скандальное явление. Очень часто, в силу революционного творческого метода, в современные композиторы записывают ранних авангардистов, людей, которые творили уже больше столетия назад – Шёнберга, Веберна, Берга, русских авангардистов Рославца, Мосолова, итальянских футуристов, к примеру, Луиджи Руссоло. Мы живем в уникальное в музыкальном отношении время, когда музыкальный ландшафт, в том числе благодаря сети интернет, невероятно усложнился. Благодаря историкам музыки и последователям так называемого исторически-осведомленного исполнительства к нам вернулась музыка прошлых столетий, параллельно этому люди творят во всех возможных техниках и стилях. На нас накатывает цунами звука, трудно остаться на ногах. С помощью письма о музыке, с помощью текстов на тему философии музыки я пытаюсь разобраться в этих волнах, помочь разобраться другим. 

Оливье Мессиан, безусловно, особый композитор для меня. Так сложилось, что французская музыкальная традиция, как она существовала, начиная с Дебюсси и ранее, мне очень близка – Сати, Дебюсси, Франк, Вьерн, Дютийе, Пьер Шеффер, Булез, спектралисты Тристан Мюрай, Жерар Гризе. Но Мессиан – особая фигура. Дело не в концепциях или биографии, дело в том, что его музыку я переживаю как магию, как что-то совершенно уникальное, как не сводимый ни к чему прочему музыкальный опыт. Когда я был в юности более консервативным, я смеялся над его музыкой, включая «Квартет на Конец Времени», мне его музыка казалось до смешного причудливой – теперь я смеюсь над тем собой.

Вопрос: Вопросам импровизационного искусства посвящено немало исследований. Некоторые сводят его к своеобразному «конструктору» из багажа заученных паттернов, другие считают неким даром свыше. Чем для вас является импровизация и как протекает этот процесс? Есть ли какие-то рекомендации для людей, желающих попробовать себя в искусстве импровизации, но не знающих/чувствующих, как найти к нему подход?

Юрий: В свое время я написал статью на эту тему. Основная мысль – импровизация является опытом живой музыкальной речи, т.е. непосредственно проявляющейся музыкальности. Это не заученная речь или стихотворение, прочитанное у доски тревожным учеником. Человеку свойственно говорить не заученно, не по листочку, поэтому определенной катастрофой является то, что в определенный момент истории – после барокко – импровизация получила какой-то маргинальный статус, стала уделом тех, кого клеймили дилетантом. Начиная с первой половины ХХ века импровизация снова вернулась в академическую и популярную музыку, в джаз – иногда в форме алеаторики, музыки случая, и индетерминизма, иногда в виде полноценной импровизации. 

Самая первая музыка, которая когда-либо прозвучала, если не брать объективную нечеловеческую музыку, музыку физических процессов, была импровизацией – игрой без правил, выражающей текущее мгновение во всей его полноте. Импровизация возвращает нам радость открытия музыки, радость чистого существования, не искореженного социальными иерархиями. Однако это не невозможное возвращение к наивности, ведь и сама наивность уже постулируется и обосновывается с позиции, которая давно утратила всякую непосредственную наивность. Скорее, это своеобразный синтез – восход новой свободы, творение текущего мгновения ex nihilo.

В случае с композиторской музыкой всегда существует временной зазор между восприятием музыки и её созданием. Импровизация же – это композиция в реальном времени. Субъективно это воспринимается как полное погружение в звуковой процесс – линии, мелодии, жесты возникают, вспыхивают как маленькие звездочки, и гаснут, пока ты успеваешь зафиксировать их действием. В зависимости от характера конкретной импровизации она может звучать как результат композиции, как пьеса, или как интуитивная музыка, т.е. музыка, зафиксированная крупными мазками, часто без той детализации и тематизма, что характерна для «отсроченной во времени» музыки.

Процитирую пассаж из статьи: «Самый ценный и, пожалуй, жестокий урок импровизации в том, что ничто не способно обещать нам встречу с красотой. Эта встреча — всегда результат взаимодействия тысяч и тысяч обстоятельств, нюансов, сил; и наша воля и желания — всего лишь одна нить в этом полотне».

Для стороннего наблюдателя импровизация может звучать как классическая пьеса, как атональная композиция, как джаз или блюз, как фри-джаз. Но важны не какие-то уподобления, которые могут быть случайны, а именно непосредственный характер импровизации, которая рождается из текущего мгновения и изобретает его, усиливает интенсивность мгновения яркостью тысячи солнц.

Я думаю, что основной совет для людей, которые хотят импровизировать – не бойтесь ошибок, превращайте ошибки просто в еще одно звуковое событие, звучащий факт – и двигайтесь дальше.

Вторая часть: читать