Тот, кто живёт за дверью

https://mrakopedia.net/wiki/Тот,_кто_живёт_за_дверью

Я понимаю, что ситуация должна быть совсем уж затруднительной, когда Макс звонит мне и предлагает встретиться: после той судьбоносной ночи семь лет назад наше общение стало, мягко говоря, натянутым. Да и тот факт, что Саша, с которой он тогда пытался встречаться, вскоре бросила его и вышла за меня замуж, тоже не способствует дружеским отношениям. В общем, только действительно безвыходное положение может заставить его обратиться за помощью именно ко мне.

Тем не менее, он звонит посреди выходного и после дежурных “как дела?” и “а ты сейчас в городе?” как ни в чем не бывало спрашивает, не могу ли я помочь ему с одной проблемой. Я уже примерно догадываюсь, о чём пойдёт речь: общие знакомые рассказывают, что Макс взял взаймы у серьезных людей, а теперь не может вернуть. И обратиться к приятелю, пусть и бывшему, которому повезло оказаться при деньгах (то есть ко мне), звучит вполне логично.

От Дани, впрочем, я знаю альтернативную версию. По его словам, на вышеупомянутых серьёзных людей Макс пошёл работать ещё в универе, и работа эта была связана с наркотой. Причем не на уровне барыг, у которых и я сам, чего греха таить, в студенческие годы пару раз брал “пятку”, а, скажем, на несколько уровней повыше. И недавно, если опять же дословно цитировать Даню, Макс на своей работе “крупно проебался”. Большая, наверное, была сумма, раз он переходит к настолько крайним вариантам.

Версия Дани кажется мне более правдоподобной. Я уже давно замечаю, что наркобизнес — как злокачественная опухоль на теле нашего города. От солей и спайсов, телеграм-каналы с которыми закладчики рекламируют прямо на стенах домов, до ЛСД и эксклюзивных дизайнерских наркотиков на вечеринках “золотой молодежи”. И деньги там крутятся просто громадные.

Я сразу же предлагаю Максу не тянуть кота за хвост и приезжать ко мне прямо сейчас — Сашка как раз умотала погостить к родителям на пару дней, и лучшего момента быть не может.

Он приезжает через час (на метро, а не на машине, — удовлетворенно отмечаю я в голове, — а значит, дела совсем плохи), поднимается на двадцать пятый этаж, заходит в квартиру и ошеломленно присвистывает:

— Нихрена себе у вас тут хоромы.

— Сто тридцать квадратов. Но мы уже строим дом, будем переезжать в район получше, — отвечаю я и, хоть это и может навредить моим планам, не удерживаюсь и продолжаю. — Нужно больше свободного места… Сам понимаешь, уже пора понемногу думать о детях.

К моему удивлению Макс никак не реагирует на этот комментарий. Может быть, его чувства к Саше всё же угасли спустя столько лет. Или, может, всё настолько плохо, что он готов молча проглотить даже такие удары ниже пояса. Скорее, пожалуй, второе, ведь я понимаю, что сейчас передо мной стоит уже не тот самоуверенный и наглый парень, которого я помню из университета, а сгорбившийся, напряженный, подавленный мужик (за неимением другого слова) с неаккуратной щетиной и мешками под глазами.

Приглашаю его в гостиную и предлагаю выпить. Он без раздумий соглашается, и я достаю из мини-бара бутылку Blue Label. С одной стороны, тратить неплохой алкоголь на Макса, который и так пришёл клянчить у меня денег, немного жалко, но с другой стороны, говорю я себе, это инвестиция, которая скоро окупится, если мы сможем прийти к взаимовыгодному соглашению, конечно.

Несколько минут мы молча смакуем напиток, наслаждаясь видом на вечерний город из панорамных окон, и наконец, собравшись с мыслями, Макс начинает говорить. Он вываливает всё сразу, будто сбрасывая накопившийся груз: как взял в долг, как открыл свой бизнес в центре города, как дела шли не очень хорошо и во время коронавируса он окончательно прогорел. И как некие люди с понятиями и методами, выработанными в девяностые, пришли требовать деньги с процентами. Дойдя в рассказе до этого места, Макс как-то съеживается и поникает ещё больше.

Я хорошо умею распознавать ложь и сейчас прекрасно вижу, что он врет. Рассказывает заготовленную историю, которую, видимо, не раз уже повторял слово в слово другим своим знакомым. Но Даня и так разболтал мне достаточно, поэтому давить и выводить Макса на чистую воду я попросту не вижу смысла. Вместо этого напрямую задаю основной волнующий меня вопрос:

— Так сколько ты им в итоге должен?

— Сто двадцать тысяч, — выдавливает из себя Макс, понуро глядя в пол.

От услышанного у меня вырывается неуместный смешок, но он будто даже не замечает этого.

— Долларов?! — ошарашенно переспрашиваю я, хотя, конечно, по его виду отлично понимаю, что уж точно не тугриков.

— Долларов-долларов, — он легонько кивает головой в ответ, всё так же отводя взгляд.

Я делаю паузу, переваривая информацию, ведь я даже не думал, что через его руки мог проходить “товар” на такие суммы. Подозреваю, что Даня, который рассказывал, что Макс крупно проебался, и сам не представляет, насколько крупно его друг влип. Впрочем, мне так даже легче — дилемма, которая передо мной стояла, исчезает сама собой.

Да уж, он должен был воистину отчаяться, чтобы прийти за помощью ко мне.

— Ты сам понимаешь, это очень много… Очень много даже для меня, — начинаю я мягко, прощупывая почву. — Конечно, в теории я могу собрать такую сумму, но перезанять её тебе?..

— Я не прошу давать мне деньги в долг. Не за этим к тебе пришёл, — сбивчиво говорит Макс.

Его следующая реплика полностью застаёт меня врасплох.

— Той ночью в Театре, когда мы бросили тебя и сбежали, я знаю, что ты вошёл в ту дверь, — впервые за весь разговор Макс наконец-то поднимает голову и смотрит мне в глаза. — Я пытался поговорить об этом с Даней, и он закономерно назвал меня ебанутым. Сказал, что это всё сказки. Глупая городская легенда, не более. Сказал, что… Мы же дунули тогда, вот нас просто на измену и высадило. Но я точно знаю! Знаю, что ты вошёл туда, и после этого у тебя дела пошли вверх. Учёба, твой стартап, Саша… — он осекается и затем будто выплевывает с отвращением, — … и ваш идеально счастливый брак. Я ещё тогда думал об этом, но не говорил вслух, боялся показаться психом. Но сейчас мне уже нечего терять — это реально мой последний шанс. Скажи: то, что ты встретил за дверью — оно действительно исполнило твои желания? Если ты без шуток хочешь мне помочь, расскажи, что тогда на самом деле случилось.

Ого, думаю я, так будет даже проще, чем я предполагал.

— Окей, расскажу, — я тянусь за бутылкой и наливаю нам ещё по стакану. — Но разговор будет долгим, и некоторые из вещей, о которых пойдет речь, могут показаться тебе невероятными. Но как ты понимаешь, тут уж придется поверить мне на слово.

— Хорошо, — легко соглашается Макс.

Я откидываюсь в кресле и мыслями возвращаюсь на семь лет назад.

∗ ∗ ∗

Театром мы называем небольшой бетонный амфитеатр (уж простите за тавтологию) вокруг полуразвалившейся сцены под открытым небом в старом заброшенном парке. Зачем он нужен в таком богом забытом месте — никто из нас не знает, но Сашка рассказывает, что при совках здесь якобы проводили какие-то культурные мероприятия среди школьников. Так или иначе, нынче эта локация днем служит импровизированной детской площадкой, а в темное время суток порой используется молодежью постарше, чтобы выпить, погорланить песни под гитару и, разумеется, пообжиматься с противоположным полом.

Место это не слишком популярное, так что тем летним вечером к полуночи на ступенях Театра остается лишь наша маленькая студенческая компания: широкоплечий альфач Макс, Саша, в бежевом джинсовом комбинезончике и как всегда с анимешно-синими волосами, вечно накуренный Даня и я. Часть парка, в которой находится Театр, не освещается уличными фонарями, а ночь выдается абсолютно безлунной, так что мы сидим в темноте, наслаждаясь бездонным звездным небом, которое редко увидишь в крупном городе.

Именно тогда Даня и заводит роковой разговор.

— Мне сегодня барыга такую байку рассказал, лучше всех этих ваших крипипаст, — начинает он неспеша. — Говорит, у них в детстве на районе ходил слух, что есть у нас в городе, не поверите, исполнитель желаний…

— Как в “Сталкере”? — встряет Макс.

— Не перебивай, — недовольно бурчит Даня. — Не как в “Сталкере”. Честный. Проход к нему якобы можно открыть определенным ритуалом. Повторюсь, якобы. Потому что мой барыга с друзьями в свое время пытался это сделать, и у них, разумеется, ничего не вышло. Но если верить слухам, попав к исполнителю, можно заключить сделку — загадываешь желание, платишь цену, и оно сбывается. С самим желанием правила простые: оно должно быть реалистичным и выполнимым — нельзя пожелать себе бессмертие или, скажем, изменить прошлое. А вот с оплатой уже интересно — по легенде в обмен на желание он требует отдать ему часть тела. Например, пару пальцев или даже кисть, если желание серьезное.

Я тщетно всматриваюсь в лицо Дани, пытаясь уловить какой-то намек на шутку, однако он серьезен как никогда. Но прежде, чем я успеваю прокомментировать услышанный бред, Саша, которой всегда нравятся подобные мистические штуки, вмешивается в его монолог:

— А что за ритуал-то?

— Тут детали разнятся, — пожимает плечами Даня. — Ни у кого же не получилось его воспроизвести, вот каждый и выдумывает что-то. Но все примерно сходятся в основных моментах. Нужно ночью в безлюдном месте нарисовать на любой стене дверь и при свете свечи постучать в неё четыре раза. Мол, если всё правильно сделать, дверь откроется.

— И что, ты серьезно сейчас нам вот эту всю херню рассказываешь? Без приколов? — насмешливо уточняет Макс. Я мысленно радуюсь, что хоть кто-то озвучил то, что я стесняюсь сказать. — Ты бы нам ещё про вызов Пиковой Дамы или Матюкливого Гномика начал втирать.

— Смейся сколько хочешь, — невозмутимо отвечает Даня, — вот только когда он мне это рассказал, я вспомнил, что у нас в школе учился пацан по кличке Фродо, которого дома постоянно пиздил по пьяни отчим, это ни для кого не было секретом. И вот однажды он не пришёл в школу, вроде как попал в больницу. А на следующий день его отчим по синьке выпал из окна с восьмого этажа. А теперь угадай, почему у него была такая кликуха — Фродо.

— Ну? — Макс ухмыляется, видимо, предвкушая какую-то очередную глупость.

— Потому что из больнички в школу он вернулся без указательного пальца. Оторван. Начисто, — отчеканивает Даня.

Некоторое время мы молчим — все погружены в свои мысли. Наконец Саша несмело говорит:

— У меня есть с собой свеча, кстати. Ну, ароматическая, я сегодня как раз купила.

Видя лукавое выражение лица Дани, который всегда любит подбивать других на какую-то херню, и понимая, к чему она ведет, я решаю наконец вмешаться:

— Алло, ребят, ну мы же взрослые люди. Вы правда хотите попробовать какой-то ритуал из детской страшилки, просто потому что какому-то однокласснику Дани алкаш палец отрезал?

И тут удар в спину приходит с неожиданной стороны. Макс, который минуту назад сам высмеивал Данину историю, приобнимает Сашу и, вроде как не обращаясь ни к кому конкретно, говорит в воздух:

— Смотрите-ка, кажется, кое-кто зассал.

Думаю, немалая доля всех дурацких историй с плохим концом начинается именно со слов “а спорим…” и “тебе слабо что ли…” Сейчас бы я, конечно, на такое не повелся, но тогда, да ещё и при Саше (и ведь Макс прекрасно знает, что она нравится нам обоим), я просто не могу спасовать, пускай и в таком глупом вопросе. Тем более, чего мне стоит? Это же их, а не меня, так попаяло от Даниной травки, что детская байка про исполнитель желаний уже воспринимается всерьез.

Всего спустя три минуты я любуюсь плодами своих трудов. Нарисованная прямо на внешней стене Театра найденным детским мелом дверь выглядит неказисто и неровно, но вопрос художественного реализма тут и не стоит. Ребята, расположившиеся поодаль, посмеиваясь, наблюдают со стороны за моими потугами в наскальной живописи.

— Ну вроде готово. Давай сюда инвентарь, — я протягиваю руку Саше.

Она долго роется в сумочке и наконец достает большую, ещё запечатанную в полиэтилен свечу. Распаковывает, зажигает и аккуратно передает мне. Когда я беру у неё свечку, наши пальцы на мгновение соприкасаются, и я чувствую, как что-то будто бы переворачивается у меня в груди. Как ни странно, это ощущение только добавляет мне большей уверенности.

Ребята на всякий случай отходят чуть назад (хотя на какой ещё, блин, всякий случай? — думаю я), а я встаю около рисунка с зажженной свечой и заношу над ним кулак. Вдруг Саша переспрашивает слегка дрожащим голосом:

— Может, ну его? Пошутили, и хватит.

Но уже поздно: я лишь недоуменно хмурю брови (не верит же она всерьез, что что-то произойдет?), смеюсь и уверенно стучу костяшками в стену там, где нарисована дверь. Четыре раза, глухо и еле слышно — попробуйте сами постучать кулаком по бетону.

Разумеется, никакого прохода не открывается. Я поворачиваюсь к друзьям, чтобы съехидничать на тему того, как они накрутились от тупой истории Дани, и замираю с разинутым ртом.

Звезды, и так ярко сияющие той ночью, кажется, начинаются светиться ещё сильнее.

А затем они опускаются. Уже не находятся неподвижными точками на небесном своде, а будто бы висят в воздухе на разной высоте, как какие-то фантастические голограммы; окружают нас в медленном танце, подобно рою светлячков. Даже само небо уже не выглядит черным и бездонным: оно напоминает живой океан переливающихся цветов — от темно-синего до фиолетового, с бледно-зелеными и желтоватыми туманностями причудливых форм на месте привычного Млечного пути.

От этой картины у меня возникают странные чувства — я будто бы уже не нахожусь в своем теле, а вишу в воздухе среди бескрайних просторов вселенной. На меня накатывает волна легкости и эйфории.

Ребята стоят, будто завороженные, как и я, созерцая этот космический вальс, движущийся вокруг нас в абсолютно непроницаемой тишине. Это хорошо, — возникает отвлеченная мысль, — по меньшей мере, я могу быть уверен, что не я один это вижу.

И именно в этот момент в дверь стучат с той стороны. Четыре раза, гулко, будто по дереву.

Тук-тук-тук-тук.

Этот звук раскатывается в тишине парка словно выстрел и вырывает нас из магического транса. Макс дёргается, а Саша тихонько взвизгивает и резко поворачивается в мою сторону. Прежде, чем мой заторможенный травкой мозг успевает сообразить, что произошло, стук повторяется, уже громче.

Тук-тук-тук-тук.

Налетает внезапный порыв сильного ветра, который тушит свечу в моей руке, и мы остаемся в полной темноте — лишь безумный танец звезд продолжает сверкать перед глазами. Деревья пригибаются под шквальным ветром, и стук повторяется снова. В этот раз он уже напоминает удары кувалды, будто бы идущие изнутри стены Театра.

Тук. Тук. Тук. Тук.

Даня срывается с места и начинает бежать. Макс, опомнившись, хватает Сашу за руку и, даже не глядя в мою сторону, тащит её за ним вслед.

Бум. Бум. Бум. Бум.

Четыре удара сотрясают Театр, и я физически чувствую, как асфальт дрожит у меня под ногами.

И вот тогда хаотичное кружение звезд резко останавливается, ветер мгновенно утихает, а нарисованная мною дверь вдруг становится реальной и приоткрывается, будто бы приглашая меня внутрь.

Продолжение>