ТО-ЛЕКСИКА
sergey shishkinЯЗЫК, ИДИОЛЕКТ, РЕЧЬ
Естественный язык может быть охарактеризован как исторически сложившаяся система конвенциональных знаков,
основная функция которой состоит в опосредовании общения людей.
В отличие от других знаковых систем, возникших среди биологических популяций, предшествовавших человеку,
лингвистические знаки — не просто средства сигнализации или предупреждения;
они также не являются воспроизведением или изображением обозначаемых предметов (иконографические знаки).
Специфика лингвистического знака состоит в его произвольном, конвенциональном характере.
Между знаком и обозначаемой им вещью нет никакой естественно-физической связи; между ними существует только искусственная социокультурная связь.
На протяжении веков — от стоиков до Соссюра — отмечался произвольный, искусственный характер лингвистической конвенции.
Несколько меньше, как нам кажется, подчеркивалась общность и органичность лингвистических конвенций, образующих тот или иной язык.
Условием введения для какой-либо категории собеседников того или иного соглашения, касающегося употребления некоторого знака, является присоединение его, хотя бы временное, к ранее установленным соглашениям.
Чтобы можно было видоизменить правило или соглашение относительно употребления какого-то термина или выражения, следует неявно принять другие соглашения, а именно те, которые касаются употребления терминов и выражений, разъясняющих смысл нового знака.
Лингвистические конвенции и правила, используемые агентом в определенном процессе коммуникации, не должны противоречить друг другу.
Отсюда, однако, не следует, что они не противоречат правилам употребления лингвистических знаков, используемых двумя или несколькими коммуникантами.
Более того, может оказаться, что соглашения, регулирующие употребление одних и тех же знаков и выражений одним и тем же агентом, если рассматривать их в различные периоды времени, не будут непротиворечивыми.
Естественный язык не является в целом системой конвенций, и, следовательно, он может порождать множество пропозициональных выражений, содержащих логические противоречия.
Тот факт, что правила и соглашения естественного языка не являются непротиворечивыми, объясняется конкретно-историческим> стихийным и независимым способом их введения различными агентами, осуществляющими одновременно и практически-преобразующую и дискурсивно- познавательную деятельность.
Вошедшие в язык, зафиксированные в научно-литературных трудах и йрисутствующие в живой речи лингвистические конвенции— это продукт истории человеческого общества, пользующегося данным языком, это способ фиксирования добытого этим обществом опыта.
Перед лицом того факта, что естественные языки не отвечают требованиям связности, последовательности и систематичности, лингвисты, не склонные к эмпиризму и описательности, пытались строить частичные модели языка как особого явления или предлагали строго различать язык как идеальную структурированную систему, с одной стороны, и речь как последовательность физико-акустических событий, с другой.
Современные исследования колеблются между альтернативой построения формальных моделей (которые, детально описывая некоторые синтаксические свойства языка, тем не менее не учитывают способов установления лингвистических соглашений на уровне индивидов, процесса созидания ими языка как общественного явления в ходе их взаимодействий) и альтернативой изучения некоторых подсистем языка в отрыве от логико-семантических и познавательных аспектов акта лингвистической коммуникации.
Выход из этого положения можно видеть в исследовании лингвистических процессов с точки зрения теории коммуникации, когда лингвистическая теория принимает во внимание, кроме взаимоотношений знаков и обозначаемых ими сущностей или отношений между знаками, также и взаимоотношения знаков и использующих их личностей.
Это побуждает нас провести различение индивидуального и социального языков и признать необходимость изучения их взаимозависимости.
Таким образом, статус знаков и лингвистических конвенций может быть исследован на трех уровнях:
на уровне сложившегося естественного языка;
на уровне индивидуального языка;
на уровне речевого изъяснения или разговорного поведения как проявления лингвистических ресурсов индивида.
Поскольку индивиды являются в равной мере и создателями, и потребителями естественных языков, поскольку, далее, именно они осуществляют процесс речевого общения, исходным пунктом анализа должно стать исследование индивидуального языка, или идиолекта.
Под идиолектом мы понимаем совокупность знаков и выражений, используемых или понимаемых некоторым агентом.
Идиолект содержит: собственные имена, общие имена, дескрипции, а также правила и операции,
описывающие существующие между ними семантические и синтаксические отношения.
Идиолект, конечно, содержит знаки для логических связок, опосредствующих переработку информации в знаки и пропозициональные выражения.
С генетической точки зрения идиолект — продукт операционально-праксеологических и выраженных в речи познавательных контекстов, в которых участвовал индивид.
Различают активный и пассивный идиолект. Активный идиолект состоит из совокупности знаков и выражений, которые может производить агент; пассивный идиолект охватывает множество знаков и выражений, которые агент, не производя их самостоятельно, понимает, когда они исходят от другого агента. В определенных пределах это различение совпадает с различением активного и пассивного словаря лица, говорящего на каком-нибудь языке.
Идиолект, однако, охватывает и характерные для языка говорящего синтаксические структуры, и свойственные ему фонетические признаки. Идиолект некоторого агента включает не только знаки родного естественного языка, но и знаки выученных чужих языков или знаки специализированных языков некоторых наук в той мере, в какой эти последние входят в семиотический арсенал, используемый агентом в его общении с другим агентами. Наше понимание термина «идиолект» не совпадает с «индивидуальным (privat) языком» Айера или Куайна. Для Айера индивидуальный язык — это код или система знаков, созданная и используемая некоторым познающим агентом исключительно для описания своего собственнного опыта.
Английский философ допускает возможность построения такого кода.
Куайн, напротив, считает, что не может быть индивидуального языка ни в каком утилитарном смысле этого слова.
По мнению Куайна, язык — это способ взаимодействия по крайней мере между двумя людьми, говорящим и слушающим.
придерживается и Кирил Барра, для которого индивидуальный язык в смысле Айера —это лишь необычное употребление сложившегося языка.
Далеким от нашего понимания термина «идиолект» (или «индивидуальный язык») является также и смысл, придаваемый термину «индивидуальный язык» психологом Дж. Флейвеллом.
По мнению ФлейвелЛа, индивидуальный язык состоит в интроспективном внутреннем разговоре индивида с самим собой.
По нашему мнению, индивидуальный язык не следует отождествлять ни с кодом, принадлежащим исключительно какому-то индивиду, ни с особым невысказанным внутренним разговором отдельного человека.
Громадное большинство знаков и выражений некоторого идиолекта используется в том же или в подобном (а иногда противоположном) смысле и в идиолектах других агентов. Всякий идиолект, однако, предполагает особые знаки или выражения или, по крайней мере, употребление в особом смысле, в соответствии с видоизмененными конвенциями, хотя бы некоторых терминов и выражений, имеющихся и в других индивидуальных языках. Можно говорить о языке некоторого индивида лишь в той мере, в какой введение им знаков дает ему возможность, по крайней мере теоретически, быть понятым любым другим слушателем или собеседником. Таким образом, Куайн прав, утверждая, что акт коммуникации посредством лингвистических знаков предполагает по меньшей мере два лица.
Он, однако, неправ, когда оспаривает возможность говорить об индивидуальном языке в каком бы то ни было значении этого термина.
Более того, мы полагаем, что это. противоречит его же собственным взглядам.
В последние годы Куайн стремился развить натуралистско-эмпирическую теорию языка и смысла в соответствии с тезисом, согласно которому «ум и смысл — это стороны одного и того же реального мира». Он считает, что мир смыслов и умственных отображений в конечном итоге должен быть сведен к определенным поведенческим предрасположенностям или склонностям. Только та- * См. : С. Barrett. La language prive, в: «Le Language. Actes du XIII-e Congres de societes de philosophie de langue fransaise. Geneve, 2—6 aout 1966», [vol. 1], Neuchatel (Suisse), 1966. 84 ким путем, fio мйейию Куаййй, статика сможет избавиться от ментализма и спиритуализма, которые ей вредят.
Отрицание индивидуального языка, специфики проявления социального языка на уровне индивида делает одинаково невозможной как разработку теории языка и смысла с точки зрения поведения (что является целью Куайна), так и ее праксеологиче- скую разработку.
Ибо лишь на основе анализа поведенческих ситуаций, в которых участвуют агенты, на основе исследования используемых и понимаемых ими знаков и выражений мы можем объяснить способ установления исходных лингвистических конвенций и их изменение во времени, а также выдвижение новых конвенций. Посредством идиолекта — собственного языка — индивид проявляет себя одновременно и в качестве потребителями в качестве творца социального языка. Собственный язык индивида — троякая реальность: физическая, социальная и психико-познава- тельная. Как нам кажется, скорее можно поставить под сомнение существование социального языка; чем отрицать реальность идиолекта. Естественный язык какого-то коллектива, социальный язык — это всего лишь результат пересечения идиолектов, следствие частичного совпадения конвенций. Естественный язык может быть описан как множество идиолектов, между составными выражениями и знаками которых име*от место отношения пересечения, а семантические соглашения и правила совпадают, по крайней мере в определенных пределах. Естественный язык, как и человеческое общество, существует до и после индивида и его собственного языка.
Индивидуальный язык, как таковой, формируется и развивается на основе социального языка, в процессе общения с другими говорящими.
Индивид—прежде всего потребитель социального языка.
Позднее, когда индивид достигает определенной степени развития, он начинает проявлять себя и как созидатель—«конструктор» — языка; на этом этапе он переводит в лингвистические выражения и знаки, которыми пользуются другие субъекты, часть своего,, неизвестного другим лицам опыта.
Социальный язык, таким образом, стайовится хранителем важной части индивидуального, неповторимого опыта Миллионов й миллионов индивидов.
В какой степени индивидуальный опыт может быть переведен в опыт социальной, рационально-речевой, передан с помощью лингвистических знаков, — это проблема особая; которой мы ке будем здесь заниматься.
Пока же примем как факт возможность преобразования хотя бы части строго индивидуального опыта в опыт социальный и в результате непрерывный рост массива информации и знаний, заложенного в социальном языке, соответственно в естественном языке и в языках частных наук.
Этот запас информации, выраженный лингвистическими знаками, существовавшими до появления и развития того или иного индивида, решающим образом влияет на развитие его познавательной и операциональной компетентности и в особенности на формирование и обогащение индивидуального языка.
Итак, идиолект следует рассматривать в процессе его исторического становления и обогащения, расширения его возможностей.
Подобно социальному языку он обладает диахроническим измерением.
Дискретной и преходящей, кратковременной формой проявления идиолекта является речь.
Таким образом, речь можно было бы определить как использование некоторым лицом лексической и синтаксической наличности его индивидуального языка для осуществления некоторого сообщения в данных условиях.
Иначе говоря, речь — это обычная форма использования агентом своего идиолекта в целях общения с другими агентами.
Речь — это передача сообщения одного агента другим, «отрезок разговора», в пределах которого коммуниканты не меняют своего статуса передающих или воспринимающих.
Как правило, речь предполагает неизменность установки говорящих, одинаковость предметной области и конвенций, используемых коммуникантами, сохранение направленности сообщения, то есть статуса агентов как передающего и воспринимающего, соответственно единство их регистров37. Хотя речь исходит от агента, по своему содержанию она не субъективна.
Напротив, она — средство объективации и социализации индивидуального опыта, который неизбежно содержит множество субъективных элементов.
Логика и когерентность проявляются на уровне речи, а не идиолекта или естественного языка.
Исходя из характера установленных между агентами социальных и коммуникативных отношений, мы можем выделить несколько видов речевой коммуникации, различающихся своим праксеологическо-операциональным, познавательным и логическим статусом.
Основные виды речевой коммуникации таковы: утверждение (полагание, «декларация»), приказ, обещание, просьба, вопрос, восклицание и т. д.
Описательно-повествовательные, «декларативные» предложения или утверждения появляются, например, в научных теориях каждый раз, когда описывается какой-либо факт или положение дел.
Приказ, обещание, запрет и т. д. описывают не факты или состояния вещей, а будущие действия и события; они выполняют функцию предписания.
Помимо этих двух видов (дескриптивного и предписывающего), с точки зрения замысла речи или сообщения можно также выделить категорию субъективно-экспрессивных предложений, несущих информацию о внутреннем состоянии личностей, от которых исходят сообщения, об их эмоциях, желаниях и мнениях.
Речевые коммуникативные акты, будучи включенными в различные операциональные контексты, обогащают и расширяют собственный язык индивида.
Переход от одного этапа к другому в развитии идиолекта зависит не столько от времени, сколько от полноты и действенности коммуникативных процессов, в которых участвует познающий агент.
Идиолект агента на более высоком этапе можно с некоторой степенью приближения описать как расширение его идиолекта, сформировавшегося на предыдущем этапе.
И наоборот, частный язык предыдущего этапа со временем становится подъязыком частного языка индивида на данном этапе его развития.
Изменения некоторого идиолекта — это не только новые знаки и выражения в речи агента, но и видоизменение семантических конвенций, регламентирую- *
Виды речевой коммуникации и их взаимоотношения с операциональным контекстом рассматривались нами в работе «Теория действия и прескриптивные предложения», опубликованной з «Forum, §tiin|e sociale», an. II, № 1, 1970. 87 щих использование прежних знаков, установление новых случаев применения или новых внутренних соответствий между выражениями некоторого языка.
В результате обогащения непосредственного опыта агента или усвоения более широкой области социального опыта в рамках собственного языка часто происходят радикальная перестройка и изменение смысла ранее усвоенных терминов и выражений.
Как правило, такими радикальными изменениями в идиолекте сопровождается переход от общего языка к языку научному.
Иногда в языке субъекта сохраняется употребление некоторых терминов и выражений в двух несовпадающих значениях: одно из них принадлежит исходным лингвистическим слоям, оно связано с первоначальным усвоением естественного языка; другое относится к специализированному языку некоторой науки. Таким образом, важно различать в идиолекте несколько способов употребления знаков — в зависимости от праксеологического и коммуникативно-речевого контекста, в который включен агент.
Диапазон изменчивости идиолекта в зависимости от операционально-праксеологического контекста и от взаимоотношений с другими агентами мы называем регистром идиолекта. Регистр может включать изменения на уровне фонетическом, лексическом, синтак- сическо-структурном. Понятие регистра идиолекта можно связать с понятием статуса или роли индивида в данной общественной системе, в пределах которой его разнообразная деятельность подчинена различным нормативным системам.
Так, в плане звуковой интонации один и тот же агент может говорить фамильярным или торжественным тоном, авторитетно или просительно, безразлично или эмоционально, медленно или быстро, шепотом или громко — все эти оттенки связаны с взаимоотношениями Между говорящим агентом и агентом или агентами, воспринимающими его речь. Праксеологический контекст и особенности агентов, воспринимающих сообщения, влияют не только на тон, но и на лексику и (в определенной степени) на грамматические структуры говорящего. Желая быть понятым, последний приспосабливает свою лексику 83 и звукойую Типологию к особенностям тех, кто его воспринимает.
Для акта лингвистического общения особое значение имеет исследование взаимосвязей, которые: могут сложиться между идиолектами агентов, участвующих в процессе коммуникации.
Тщательное описание этих связей, как мы видим, представляет интерес как для теории определений, так и для герменевтики, или теории понимания.
Если U и /j— два! идиолекта, принадлежащие агентам а* и а,-, то между ними могут существовать следующие отношения: (I) /,<=/,; (II) /,п//; (III) /, = /,; (IV) /, + /,.
I. Идиолект одного агента может включаться в идиолект другого агента.
С некоторыми оговорками как пример такого отношения можно рассматривать случай, когда ребенок обучился естественному языку у своей матери; его язык включается в язык его матери.
II. Индивидуальные языки двух агентов могут пересекаться.
Это наиболее частый случай, возникающий между двумя общающимися людьми.
Область пересечения — это основа взаимопонимания и пред-- посылка речевого расширения идиолектов участвующих в общении агентов.
К этому случаю относится,, как мы увидим далее, использование явных лексических определений, а также стипулятивных определений.
III. Тождество индивидуальных языков двух агентов— вещь, конечно, теоретически возможная, но» практически нереализуемая.
Если бы какой-то идиолект был совершенно тождествен другому, то это уже был бы не «идиолект», а «диа»- или «полилект».
В таком случае лишается смысла всякая попытка со стороны одного коммуниканта ввести путем определения термин или выражение, новое для другого коммуниканта, ибо оба собеседника располагают одними и теми же семиотическими инструментами.
IV. Идиолекты двух агентов не имеют общей части: находятся в альтернативном отношении.
Как правило, в этом случае они не принадлежат одному и тому же естественному языку.
Если все же они относятся к одному и тому же естественному языку, то 89- Дайный естественный язык настолько многообразен, что это мешает ему быть одинаково значимым для всего множества его носителей.
В таком случае становится невозможным прямое и непосредственное общение; необходимо прибегнуть к помощи опосредствующих идиолектов и внутрилингвистических «периодов».
Понятно, что и в этой ситуации не может быть явных определений, ибо рассматриваемые два агента не располагают множеством одинаково понимаемых выражений, которое могло бы служить отправным пунктом для речевого расширения идиолектов. Наиболее естественный путь достижения тождественности смыслов ряда знаков и выражений, принадлежащих тому или иному идиолекту, — это праксеологический операциональный подход, состоящий в обращении к внесемиотическим, остенсивным и операциональным приемам.
Это обстоятельство как будто подтверждает тезис, что в основе первоначального осмысления или первоначального понимания человеком знаков лежит преимущественно операционально- праксеологическая и биологическо-поведенческая мотивация. Только на базе знаков с интерсубъективным смыслом стал возможным впоследствии переход к рационально-речевым формам общения и познания. Но печать праксеологического лежит не только на области лексического и лексических отношениях.
Грамматики естественных языков отражают, помимо прочего, операционально-праксеологические структуры.
Так, имя фиксирует агента действия, глагол — предпринятое действие, прямое дополнение — предмет действия, обстоятельства места и времени — общие рамки действия.
Исследование взаимоотношений идиолектов может пролить новый свет на некоторые логико-семантические, гносеологические и лингвистические проблемы. Прежде всего сомнительно, можно ли определять естественный язык как систему знаков. Поскольку лингвистические конвенции в значительной степени варьируют от агента к агенту, будучи различными в разных идиолектах, и поскольку они меняются даже в пределах одного и того же идиолекта по мере его развития и расширения или перехода от одного регистра к другому, трудно считать, что естественный язык — это последовательная система знаков, семантические, синтаксические и прагматические правила которой непротиворечивы.
Как уже отмечалось, непротиворечивость и последовательность — это свойства, появляющиеся на уровне речи или систематического изложения, осуществляемого некоторым коммуникантом и адресованного агентам определенного класса, чьи идиолекты объединяет некоторое множество условий. Естественный язык, скорее, можно интерпретировать как семью идиолектов, между множествами терминов и выражений которых имеют место отношения пересечения и конвенции которых согласуются или частично совпадают. Таким образом, естественный язык аналитически сводим к понятию идиолекта, при разъяснении которого, как мы видели, используются понятия знака и выражения, относящиеся к семиотике, а также более трудная для понимания идея значения знака или выражения. Если к отстаиваемому Куайном биологическо-поведенческому обоснованию исходных смыслов добавить праксеологически-операциональное обоснование, то теория естественных языков окажется в тесной связи не только с общей теорией коммуникации (охватывающей, в частности, коммуникативные процессы во внечеловеческих сложных динамических системах), но и с теорией антропогенеза, с этнографией и праксеологией.