Сочинение По Сказке Аталия Принцепс

Сочинение По Сказке Аталия Принцепс



➡➡➡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ!






























Сочинение По Сказке Аталия Принцепс
Русская классическая литература - это наша надежда, неисчерпаемый источник нравственных сил наших народов. Пока русская классическая литература доступна, пока она печатается, библиотеки работают и для всех раскрыты, в русском народе будут всегда силы для нравственного самоочищения. - Дмитрий Лихачев
Духовность, державность, ДОСТОИНСТВО  - идеология новой России...
«Поэт размаха планетарного»
ПОСЛЕДНИЕ ПОЭТЫ ИМПЕРИИ. НИКОЛАЙ ТРЯПКИН
Николай Иванович Тряпкин родился 19 декабря 1918 года в деревне Саблино Тверской губернии, в семье крестьянина-столяра, ушел из жизни 21 февраля 1999 года в Москве.
В 1930 году семья будущего поэта перебралась в подмос­ковное село Лотошино. Там Николай Иванович окончил школу в 1939 году и поступил в Московский историко-архивный ин­ститут. Начавшаяся война резко сменила ход жизни. На фронт его не взяли, и в числе эвакуированных он оказался в деревне под Сольвычегодском, где впервые обратился к поэзии.
В целом его поэтическая философия «общего дела», проис­текающая из нравственных исканий русского народа, была далека от господствующей лирики. Его поэзию очень ценили пи­сатели круга «Нашего современника» — Юрий Кузнецов, Ста­нислав Куняев и другие. Тряпкин, может быть, оказался послед­ним поэтом русской глубинки, русского лада, хотя не был чисто крестьянским поэтом. Он был вольным хранителем русского слова. Не боялся он затронуть и трагические темы раскулачи­вания, коллективизации, тяжелой жизни крестьянства.
В последний период своего творчества резко выступал против перестройки и разрушения России. Вошел в редколлегию газеты «День», был ее постоянным автором и в каком-то смысле поэтическим символом.
Признанный классик XX века.
* * *
ОТВЕРЖЕННЫЙ ПОЭТ (из сборника "Последние поэты империи")
Бондаренко Владимир Григорьевич
Николай Тряпкин всегда был отверженным поэтом. Это его стезя, его крестная ноша, которую и нес он безро­потно до конца дней своих. В каком-то смысле он культи­вировал свою отверженность от литературной элиты и не тянулся особо к избранным, ибо понимал: там, в их миру, он будет лишен и поэтической, и мистической свободы.
С юности своей, сначала тверской, потом подмосковной, а позже и северной, он впитывал в себя знание о своем наро­де, о пророческой надвременной Руси. Его вела судьба. Она дала ему подпитку народной жизнью, дала чувство народ­ной культуры. Даже от войны всеобщей он был отвержен, не взяли по здоровью, послали в эвакуацию на север. За тайным знанием. Именно там, на русском Севере, он стал поэтом. Побывал и пахарем, и пастухом, потом выбился в книжные люди, и северяне искренне гордились своим поэтом.
Сам Николай Иванович признавал мистическую зна­чимость северных лет в своей поэтической судьбе.
«В этой маленькой северной деревнюшке и началась моя творчес­кая биография... Коренной русский быт, коренное русское слово, коренные русские люди. Я сразу почувствовал себя в чем-то таком, что особенно мне близко и дорого. У меня впервые открылись глаза на Россию и на русскую поэзию, ибо увидел я все это каким-то особым, «нутряным» зрени­ем. А где-то там, совсем рядом, прекрасная Вычегда слива­ется с прекрасной Двиной. Деревянный Котлас и его голу­бая пристань — такая величавая и так издалека видная! И повсюду — великие леса, осененные великими легендами. Все это очень хорошо для начинающих поэтов. Ибо сам воздух такой, что сердце очищается и становится певучим. И я впервые начал писать стихи, которые самого меня за­вораживали. Ничего подобного со мной никогда не случалось. Я как бы заново родился, или кто-то окатил меня волшебной влагой».
Крестник русского Севера, сольвычегодских и устюжских деревень, старинных погостов, старооб­рядческих преданий и сказов, позже, на страницах нашей газеты «Завтра», он признавался:
Когда-то там, в лесах Устюги,
Я неприкаянно кружил.
Скрипела ель, стелились вьюги
У староверческих могил.
И на каком-нибудь починке
Я находил себе ночлег
И припадал к молочной кринке,
Не протерев зальдевших век.
И в смутном свете повечерий
Я погружался в древний быт,
В медвежий сумрак, в дым поверий,
В какой-то сон, в какой-то мыт.
И постигал я те столетья
И в том запечном уголке,
И в хламе старого веретья,
И в самодельном черпаке...
...
Пожалуй, первым эту его посланность нам из глубин своего же народа подметил близкий ему мистическим по­гружением в слово Юрий Кузнецов:
«Толпа безлика, у наро­да есть лик. Этот народный лик проступает в творчестве Ни­колая Тряпкина... А сам поэт обладает магической силой, одним росчерком пера он способен удерживать все времена: "Свищут над нами столетья и годы, — / Разве промчались они?" Николай Тряпкин близок к фольклору и этнографи­ческой среде, но близок как летящая птица. Он не вязнет, а парит. Оттого в его стихах всегда возникает ощущение лику­ющего полета... Поэт владеет своим материалом таинствен­но, не прилагая видимых усилий, как Емеля из сказки, у ко­торого и печь сама ходит, и топор сам рубит. Но это уже не быт, а национальная стихия...»
И далее Юрий Кузнецов го­ворит верные, но по сути своей трагические для нас всех слова: «В линии Кольцов – Есенин, поэтов народного лада, Тряпкин — последний русский поэт. Трудно и даже невозможно в будущем ожидать появления поэта подобной на­родной стихии...»
Я уходил в леса такие,
Каких не сыщешь наяву,
И слушал вздохи колдовские,
И рвал нездешнюю траву.
И зарывался в мох косматый,
В духмяный морок, в дымный сон,
И был ни сватом и ни братом -
Жилец Бог весть каких времен.
И сосны дремные скрипели
И бормотали как волхвы.
Но где, когда, в каком пределе —
Вся память вон из головы.
(«Я уходил в леса такие...», 1956)
Потому и казался он многим чужим, потому и сторони­лись его, как некоего аномального явления. Он выглядел явно странным, явно отверженным в грозовые сталинские годы, когда спокойно писал и о Христе, и о крестной ноше, о Зимогорах и о возрожденных Назаретах, тем самым опро­вергая все нынешние байки о запретности христианских тем и стародавних преданий. <..>
В шестидесятые — семидесятые годы советской интел­лигенцией успешно формировалась иерархия литератур­ных ценностей XX века. В первый ряд выдвигалась ныне уже незыблемая обойма: Борис Пастернак, Марина Цвета­ева, Осип Мандельштам, Анна Ахматова. Спору нет, все сильные поэты. Но даже Владимир Маяковский какой-то подспудной национальной энергией не вписывался в этот ряд. Его отодвигали куда-то вбок. Тем более явно на обочи­не оказывались Велимир Хлебников, Николай Клюев, Па­вел Васильев, Николай Заболоцкий. ... Лишь Сергей Есенин каким-то чудом через свою напевную лирику пробрался в сердце каждого русского, и уже невоз­можно было его оттуда вышибить.
В Александре Твардов­ском и официальная, и неофициальная элиты видели лишь влиятельного редактора «Нового мира» и никак не хотели видеть крупнейшего национального поэта. То же самое повторилось и с молодыми современниками Николая Тряп­кина. Так же формировался незыблемый ряд от Беллы Ах­мадулиной до Иосифа Бродского, опять же, безусловно, та­лантливые поэты. Их имена ныне известны каждому школьнику. И совсем в безвестности остались сегодня поэты корневой национальной традиции — Анатолий Передреев, Владимир Цыбин, Борис Примеров, Татьяна Глушкова.
Мало кому знакома ныне и поэзия Станислава Куняева, знают его имя лишь как редактора «Нашего со­временника», осознанно не замечается даже такая глыба, как Юрий Кузнецов. Лишь Николай Рубцов своими про­стыми лирическими строчками, подобно Сергею Есенину, еще в семидесятые годы проник в сердца русских людей и воссиял на поэтическом небе звездой первой величины... <..>
Но даже в этом сознательном замалчивании творцов русских мифов поражает тотальная отверженность поэта Николая Тряпкина. Особенно в последний период его жиз­ни. Его книг не было на прилавках уже более десяти лет. Его обходили с премиями и наградами. До сих пор, спустя годы после смерти, ему не установлен памятник на могиле. Поэт переживал свою семейную драму и не получал помощи ни­откуда. Последние годы жизни он вообще жил почти как бомж. Уйдя почти по-толстовски из своего дома, почувство­вав отторжение новой родни, он с все тем же неукрощенным кержацким духом подолгу скитался по чужим домам.
Много раз приходил он к нам в редакцию газеты, подолгу сиживая в отделе ли­тературы, считая нашу газету своим родным углом, пока еще у него были силы. А силы-то были на исходе. Его род­ной — и державный, и национальный, и домашний — мир рушился, загоняя уникальнейшего русского поэта в тупик, откуда нет выхода. Этот тупик в 1999 году разрешился глу­бочайшим инсультом и закончился смертью поэта.
Не жалею, друзья, что пора умирать,
А жалею, друзья, что не в силах карать,
Что в дому у меня столько разных свиней,
А в руках у меня ни дубья, ни камней.
Дорогая Отчизна! Бесценная мать!
Не боюсь умереть. Мне пора умирать.
Только пусть не убьет стариковская ржа,
А дозволь умереть от свинца и ножа.
(«Не жалею, друзья, что пора умирать...», 1993)
Его отчаянные, призывающие к бунту и восстанию сти­хи последних лет не хотели печатать нигде. Только в «Дне литературы» и «Завтра» отводили мы целые полосы ярост­ным поэтическим откровениям Николая Тряпкина. Только на наших вечерах выпевал он свои гневные проклятья в ад­рес разрушителей его родины и его дома.
Неожиданно для самого себя Николай Тряпкин в силу своего заикания, да и в силу творческого дара, осознанно культивировавший в стихах певучесть, праздничность, ис­торичность, воскресность, природность, не считающий се­бя никогда солдатом или бунтарем, именно в девяностые годы переродился в иного поэта. Из лирической отвержен­ности он перешел в наступательную бойцовскую отверженность.
Иные его друзья этого не принимают и не по­нимают, они готовы вообще перечеркнуть у Николая Тряп­кина все стихи девяностых годов. Им всегда был ближе другой Тряпкин. Этакий «древний охотник с колчаном за­плечным», домашний колдун, привораживающий своими травами и заговорами, деревенский юродивый с глазами ребенка, открывающий красоту мира, красоту мифа, кра­соту лиры. <..>
Помню, как в число делегатов на один из последних съездов советских писателей не включили Николая Тряпкина, не тот оказался уровень значимости у талантливей­шего национального поэта. Если назвать сейчас тех, кого предпочли Тряпкину, можно от смеха упасть со стула, ни­кто таких писателей и тогда-то не знал. В знак протеста Юрий Кузнецов, попавший в тот делегатский список, отка­зался от участия в съезде в пользу Николая Тряпкина. В ре­зультате на съезд не попали ни тот, ни другой...
И вот этот гонимый Николай Тряпкин, так же как аполитичнейшая Татьяна Глушкова, так же как тонкий лирик Бо­рис Примеров, в трагичнейшие для страны девяностые годы становятся ярчайшими певцами погибающего советского строя.
Или ненависть к буржуазности у русского на­рода и ее певцов перевесила неприятие номенклатурного чиновничества, или это был природный национал-боль­шевизм, или прорывалось извечное чувство противоречия, несогласия с официальной установкой, или питала их сти­хи все та же извечная русская жалость к павшим, к повер­женным, или просто защищали русскую государствен­ность, уже слившуюся с советской властью, но «красно-коричневыми» в литературе стали в основном поэты и писатели, далекие от официозной советской литературы.
Спустя семьдесят с лишним лет, уже при закате совет­ской Атлантиды, Николай Тряпкин продолжает бунтар­ское дело...
За великий Советский Союз!
За святейшее братство людское!
О Господь! Всеблагой Иисус!
Воскреси наше счастье земное.
О Господь! Наклонись надо мной.
Задичали мы в прорве кромешной.
Окропи Ты нас вербной водой.
Осени голосистой скворешней.
Не держи Ты всевышнего зла
За срамные мои вавилоны, —
Что срывал я Твои купола,
Что кромсал я святые иконы!
Огради! Упаси! Защити!
Подними из кровавых узилищ!
Что за гной в моей старой кости,
Что за смрад от бесовских блудилищ!
О Господь! Всеблагой Иисус!
Воскреси мое счастье земное.
Подними Ты мой красный Союз
До Креста Своего аналоя.
(«Вербная песня», 1994)
Нет, выкидывать из поэзии Николая Тряпкина мощ­ные, трагичнейшие красные стихи 1994 года, написанные уже после полнейшего крушения некогда могучей держа­вы, уже после октябрьского расстрела 1993-го, у меня лично не поднимется рука, даже только из любви к его та­ланту.
Знаю, что кое-кто из именитых патриотов монархичес­кого толка постарается не допустить красный цикл, десят­ки блестящих поэтических шедевров, в его будущие книги, тем более и родственники препятствовать этому урезанию не будут. Но писались-то с болью в сердце эти строки не именитыми патриотами и не осторожными родственника­ми, писал их истинный русский национальный поэт Нико­лай Тряпкин.
И что-то глубинное выдернуло его из сказов и мистических преданий, из пацифизма и любовного пан­теизма, бросив в кровавую барррикадную красно-коричне­вую схватку. И это была его высшая отверженность. В те го­ды он был частью нашего «Дня», был нашим сотрудником в народе. Был нашим баррикадным поэтом. И он гордился таким званием. Гордился совместной борьбой. Он писал в «Послании другу», посвященном Александру Проханову:
Не спят в руках веревки и ремень,
А ноги жмут на доски громовые.
Гудит в набат твой бесподобный «День»,
И я твержу: «Жива еще Россия!»
(«Послание другу», 1993)
В песни Николая Тряпкина погружаешься с головой, как в саму Россию. И не находишь никакой одномерности. Никакого определения. Кто он — православный поэт или языческий? Старовер или атеист? А то и огнепоклонник? Даже в форме путаешься, традиционалист ли он или тай­ный новатор, открывающий новые пути?
Подземные духи! Откройте мне дверь
У мраков своих.
Клянусь, я умею быть вещим, как зверь,
И чутким, как стих!
Какие там смотрят глаза по углам
Из вечных темнот?
Откройте мне свой заповедный Пергам,
Любезный народ!
(«Заклятье», 1966)
Конечно же, такая поэзия была обречена на отвержен­ность и со стороны власть имущих, и со стороны либераль­ного диссидентства, и даже со стороны официального на­родничества. Ибо и туда, в канонические православные и патриотические уставы, не укладывалась его вольная по­эзия. Это поэзия русского народа, еще не обретшего рели­гиозную или идеологическую общность, поэзия, которую и сам народ не всегда осмеливался принимать за свою. Пото­му и не рвался долго Николай Иванович Тряпкин в столи­цы, оставаясь подальше от идеологических битв. Его келья была — в отверженности.
(Сокращено)
_______________________________________________________
Николай Тряпкин
ГДЕ ТЫ, МОЙ ДРУГ НЕЗАБЫТЫЙ?
Где ты, мой друг незабытый?
Где ты, мой голос речной?..
Снится мне берег размытый,
Помнится колос ночной.
В долгом и темном безвестье
Годы меж нами прошли.
Где ты, чье имя для песни
Губы мои сберегли?
Юность – с котомкой дорожной,
В пепле – родное жилье.
Сердце по тропам заросшим
Ищет становье твое.
Где-то пробрезжит долина,
Утро в цветах луговых...
Где ж ты, мой зов лебединый,
В небе созвездий каких?
***
ПРИПАДАЮ К ТЁМНЫМ НОРАМ
Припадаю к тёмным норам,
К тайным тропам и углам:
Что-то снится спящим горам,
Полуночным облакам!
Хороши земные глуши,
Перелётное «курлы»!
Что там слышат лосьи уши
Из густой осенней мглы?
Где там ели проскрипели?
Чей там шёпот, чей там крик?
Разгадать бы травный шелест,
Положить на свой язык!
Чтобы, властный и свободный,
Побеждая тёмный прах,
Знал я тайны первородной
Детский запах на губах.
***
А ЖИЗНЬ ПРОШЛА...
А жизнь прошла. Закончены ристанья
Исправим печь. И встретим холода.
И только смутный гул воспоминанья
Проходит вдруг по жилам иногда.
Он пронесется там, как в шахтах воды,
Промчится гул - и снова забытье.
И перед древним сумраком природы
Горит свеча - окошечко мое.
***

А.С. Пушкин в восприятии Ф.М. Достоевского...
Ежедневные правила
составлены схииеродиаконом Лазарем (Деминским),
жил в конце 19 века в Старом
Русике на Афоне:
1. Быть до самой безделицы во всем справедливым и беспристрастным.
2. Никогда, даже в шутке, никого не обманывать.
3. Быть бескорыстным до самой мелочной безделицы.
4. Искать случая, где только можно, быть кому-нибудь полезным.
5. Во всех неприятностях судить строже всех самого себя и быть снисходительным к другим.
6. Никогда ни над кем не шутить и не надсмехаться.
7. О себе никогда ничего хорошего не говорить и забывать самого себя для других.
8. Более молчать, нежели г
Штурм 100 баллов
Чем удивят выпускников задания ЕГЭ и ОГЭ 2021 года
Текст: Ксения Колесникова
Российская газета - Неделя № 272(8326)
У выпускников осталось всего лишь два месяца, чтобы определиться с ЕГЭ по выбору и подать заявления на экзамен. Пока что отменять итоговую аттестацию ни в одиннадцатых классах, ни и в девятых, - Рособрнадзор не планирует. Более того, ведомство окончательно утвердило все демоверсии заданий ЕГЭ и ОГЭ на 2021 год. Чем они удивят школьников? Что изменится? И какие зад
Новости
Кликни на ЕГЭ
Больше всего изменений - в ЕГЭ по информатике. Этот экзамен впервые пройдет на компьютерах. Для выпускников уже опубликован онлайн-тренажер по этому предмету. Можно зайти, прокликать все задания - на то же практическое программирование. Выпускнику придется самому составить и отладить программу на одном из языков: С++, Java, C#, Pascal, Python, Школьный алгоритмический язык. Еще добавились задания на работу с электронными таблицами и информационный поиск. Таких "новинок" пр
ПОЭТ В РОССИИ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПОЭТ:
Константин Фролов.

Сочинение по рассказу В.М.Гаршина «Attalea princeps». 6 класс.
Если б пальма предугадала свою судьбу, изменила бы она тогда свои планы?

Безумству храбрых поем мы песню.
М.Горький
Рассказ «Attalea princeps» В.М.Гаршина мне очень понравился, он заставил меня переживать, грустить и думать о многом. О жизни, о судьбе и ещё о том, а что выбираем мы, люди, : жить, как пальма, или приспосабливаться, как кактусы?
В прекрасной оранжерее я тоже однажды видел прекрасную пальму, но мне не пришло в голову задуматься о том, счастлива ли она. Мне казалось, что невозможно не быть счастливым в такой обстановке, где так красиво, тепло и светло.
Прочитав рассказ, я понял, что никакая оранжерея не сможет заменить Землю, её красоту и тепло. И такое искусственное счастье не нужно было Атталии. Она хотела жить по-настоящему, что бы можно было широко раскинуть свои ветви навстречу ветру и лучам прекрасного солнца. Что бы можно было дышать свежим воздухом и над головой видеть прекрасное небо. Поэтому для неё борьба за такое счастье стала целью жизни. И борьба эта была прекрасна.
Многие растения в оранжерее тоже хотели свободы. Но решиться её отстоять они не смогли, потому что, как мне кажется, потеряли мечту о свободе.
И лишь Атталия, не смотря на все обстоятельства, не переставала мечтать о ней и идти к своей мечте. Она ломала ветви и причиняла себе боль, но упорно шла, стремясь к Солнцу, которого она так и не увидела.
Пускай результат разочаровал её. Но я думаю, что если бы пальма предугадала свою судьбу, свои планы она всё равно бы не изменила, потому что по-другому жить не могла. Она рождена была летать, а не ползать. Жизнь в оранжерее для неё всё равно, что смерть, а стремление к своей мечте подарило ей яркую, хоть и не долгую, но жизнь.
Автор заканчивает свой рассказ состоянием отчаяния Атталии, но я думаю, что впереди за снегом всё же прячется Солнце. Стремление Атталии к свободе зажгло его в душах многих растенй в оранжерее, недаром же её назвали Attalea princeps, а ведь "princeps " с латинского переводится, как вдохновитель.
Браво, Леночка! Серьезная работа... НО!
Оно мне не совсем нравится, но...её написание стоило ему больших усилий. Читали Горького, Красный цветок, сравнивали, анализировали
Вы проработали слово СВОБОДА, сделали его ключевым словом и это правильно!
Но всмотримся в этот текст: в нем есть слова ОТЧАЯНИЕ, БЕЗЫСХОДНОСТЬ.
Вы, судя по тексту сочинения, обошли их. И правильно сделали, потому что вряд ли стоит ребенку в 6 классе на эти слова акцентировать его внимание.
Но вот есть еще одно слово: МИРООЩУЩЕНИЕ.
Есть еще раньше слова СИМВОЛИЧЕСКАЯ  ФОРМА.
Да, да. Над этими словами мы тоже думали, даже в связи с этим дошли до православных статей, но пока не получилось отразить это в сочинении
Они очень важны для созревания позиции ребенка. Но - не рано ли их вводить? Как Вы считаете? Или тут нужна МЕРА возможностей?
Глядя вчера на сына, я всё-таки считаю, что мера нужна
Я думаю, что самые продуктивные именно два последние абзаца. Какой объем они занимают? Здесь я вижу конкретный ответ, а все предыдущее - ваше терпение, педагогический такт и наводка должны отсеться, уйти в туман, в память, раствориться в сознании Вашего сына. Нет?
При всем при этом - ВАША СОВМЕСТНАЯ работа - это просто героический подвиг матери и ребенка. Я так считаю.
Да, Вы абсолютно правы. Два последних абзаца и есть само сочинение  
Но он переживал, что это мало, а объем нужен был на две страницы. И пришлось сделать дополнение.
Уложились в две страницы? И это он должен воспроизвести в классе?
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
В рассказе Attalea princeps (1880) Гаршин в символической форме выразил свое мироощущение. Свободолюбивая пальма в стремлении вырваться из стеклянной оранжереи пробивает крышу и погибает. Романтически относясь к действительности, Гаршин пытался разорвать заколдованный круг жизненных вопросов, но болезненная психика и сложный характер возвращали писателя в состояние отчаяния и безысходности.

Сочинение по рассказу В.М.Гаршина «Attalea princeps ».
Анализ сказки Attalea princeps Гаршина
Творческие работы учеников .Эссе. В.Гаршин «Attalea princeps »
Сочинение на тему «Attalea Princeps » В.М. Гаршина – моя любимая...
Смысл сказки Гаршина Attalea princeps | Какой Смысл
Сочинение Про Царя
Ано Учебно Курсовой Комбинат
Органическая Теория Происхождения Государства Реферат
Историческое Сочинение 2021 Пример
Сочинение Описание Интерьера 6 Класс Ладыженская

Report Page