Санкции как колониальная практика

Статья была написана в начале марта 2022 года и учитывает тогдашний контекст. Дополнение от 24 года можно прочитать здесь

Перевод статьи на испанский был опубликован в крупнейшем левом издании Латинской Америки La Izquierda Diario, также перевод на венгерский был сделан для издания Merce. Перевод на английский здесь.

Этот текст точно не предназначен для тех, кто находится под бомбежками, но это не значит, что он не должен быть написан. 24 февраля мы проснулись в новой реальности: представители страны сделали то, о чем думали еще с момента, когда в Украине свергли пророссийского президента и начали строить новое общество. «Воспитательный» жест с Крымом только укрепил украинское самосознание, поэтому, видимо, наше отрицание возможности, как теперь следует говорить, «спецоперации», было проявлением слепоты.

С советских времен протестное мышление в России было направлено в сторону Запада. Этот протест выражался как через тексты, лозунги, музыку, так и через мечту о потреблении (все «импортное», как тогда говорили, было лучше и ценнее — с чем, в принципе, сложно спорить, хотя это и не во всех случаях правда). Западный опыт превозносился, а «европейские ценности» (или «американская демократия») стали даже не синонимом, а самим по себе обозначением свободолюбия, высочайших принципов, всего самого гуманистического, этичного, честного. Впрочем, часто встречающиеся возгласы «мы не думали, что такое возможно в 2022 году» тоже являются проявлением слепоты, поскольку существуют страны и общества, жившие и живущие в состоянии войны, но, так как чаще всего они находятся где-то в районе Ближнего Востока, это никем, начиная с жителей Западной Европы и заканчивая россиянами, не считается чем-то значительным, показательным и шокирующим — и это очень важная тема, достойная отдельного текста, потому что этот будет о другом.

Так вот, мы проснулись в мире, где возможной оказалась бомбежка улиц городов, с жителями которых многие из нас постоянно были на связи, городов, виды которых нам были хорошо знакомы — и из-за этого происходящее не удается с легкостью вытеснить, оно стоит перед глазами и забирается под кожу, оно причиняет зудящую непроходящую боль. Потому многим из нас, россиян, тем, у кого есть совесть, легко поверить в то, что именно мы все являемся всему причиной, потому что мы, как общество и каждый отдельный его член, сделали недостаточно для того, чтобы этому воспрепятствовать. Тем легче так думать, учитывая, что именно это мы сейчас слышим со всех сторон. Более того — мы слышим даже не то, что недостаточно сделали, а что мы ничего не делали вообще, просто молчаливо одобряли и потому являемся прямыми виновниками происходящего. И за это должны быть наказаны.Зачастую этот образ конструировали сами либералы, поскольку на его фоне было приятно выделяться и чувствовать себя «более лучшими людьми» (в качестве примера можно привести крайне популярные в либеральной прессе опросы «Левада-центра» вроде выяснения отношения россиян к ЛГБТ-людям или к евреям — социологам «Левады» даже не приходило в голову, что ЛГБТ-люди или евреи — это тоже россияне, что, кстати, многое говорит о самих этих социологах). И поэтому людям с либеральными взглядами направленные на россиян санкции могут показаться заслуженным и легитимным наказанием — многие привыкли думать, что производящий это наказание запад мудрее, честнее и знает правильный способ строить демократию и прекращать военную агрессию.Тот факт, что страны Запада тоже воюют, часто остается «за кадром», и вот почему. Многие, в том числе и даже западные философы, социологи, политологи, разоблачают западноцентричное мышление как колониальное. Что я имею в виду под колониальностью в данном случае: империи в их традиционном виде закончились с Первой мировой, но при этом связи и отношения между государствами, народами, этническими группами сохранились и продолжили трансформироваться в зависимости от геополитических обстоятельств. Соответственно, понятие «колониализм» трансформировалось тоже, превратившись в средство анализа культурного и экономического влияния. Стюарт Холл рассматривает понятие «Запад» как идею, концепцию, сращенную с некими качествами, например, с технологическим прогрессом (поэтому, скажем, Япония становится частью «Запада» в силу своей технологической развитости). Даже общий стандарт потребления — это сфера влияния и приложения власти, поскольку он идеологизирован, создаётся по некоему условному образцу и зависит от стандарта потребления тех экономик, в которых формируется, то есть, жители встроенных «в общий мир» стран хотят потреблять то, что часто не могут себе позволить (или могут, но с бОльшим трудом), потому что стандарт сформировался в стране, где денег больше, и цены на [общие для всех] продукты потребления выше. В этом плане Россия (по крайней мере, столичные города) почти полностью поглощена западом, и это глупо и даже вредно отрицать. С культурой так же: люди часто знают из сериалов названия чуть ли не всех штатов США, но не знают, что Бурятия находится в России. При этом колониальные отношения существуют как внутри Российской Федерации, так и снаружи — с соседями, и это, опять же, не мешает ей находиться в колониальной зависимости от Запада. В ряде случаев западоцентричное колониальное мышление означает уверенность в том, что все общества выстроены одинаково — по западному образцу (хотя даже там сосуществуют отличающиеся друг от друга системы), следующее отсюда восприятие отличающихся обществ как каких-то больных, неправильных, а также пресловутую описанную выше убежденность в том, что жители, а особенно представители большого бизнеса и большие политики западных стран, все знают про свободу и демократию и могут «вылечить» эти неправильные общества — в том числе в этом убеждены и сами жители этих стран (кто еще до всех этих украинских событий не сталкивались с заданными снисходительным тоном вопросами от западных коллег или экспатов — а почему мы не выходим на улицы, почему мы не протестуем). Методы «лечения» зачастую отходят от принципов соблюдения прав человека, на воплощение которых условный запад претендует (можно вспомнить бомбежку Багдада, осуществленную США, или что вытворяет в секторе Газа Израиль, прикрываясь самопровозглашенным званием «оплота демократии на Ближнем Востоке»), но считаются необходимыми и потому — все равно правильными и демократическими.

В случае с Россией методы лечения — это стремительный беспорядочный процесс, названный санкциями. Тезис «санкции необходимы» превратился в «доксу» (понятие, разработанное социологом Пьером Бурдье, означает что-то, что само собой разумеется и в сути чего нет необходимости разбираться). Никто не задумывается, каким образом санкции призваны привести к миру и изменению российской внутриполитической обстановки. Никаких исследований на эту тему, естественно, проведено не было. Тем не менее, именно на эти санкции направлена значительная часть усилий западного мира. Бывший посол США в России Майкл Макфол пишет в своем твиттере, что «провел большую часть своей взрослой жизни в попытках интегрировать Россию в мир», а также угрожает: «россияне, вы будете жить в полной изоляции от остального мира всю оставшуюся жизнь, если вы не остановите эту войну» (а еще отпуском в Тегеране или Цхинвале — как будто это что-то плохое — и что у нас не будет импортной техники, иномарок и телефонов). Также его миротворческий пыл направлен на составление списков компаний, все еще работающих в России, чтобы была возможность вынудить их перестать.То есть, нас «наказывают», лишая возможности «считаться частью западного мира» через лишение возможности потреблять как западный человек. Но, лишая нас статуса «западного человека», у нас отбирают и статус человека как такового: экономист, профессор из Йеля Джеффри Зонненфельд в интервью «Медузе» уверенно и спокойно говорит о том, что в России скоро не будет ни технологий, ни лекарств, ни шоколада для детей, что многие россияне окажутся на улице — как будто само собой разумеется, что в случае с россиянами это нормальная и необходимая мера; профессор биоэтики (!) Артур Каплан публикует в уважаемом медицинском журнале (что означает, что эта статья прошла редактуру, то есть, было принято решение принять такое к публикации) статью, в которой призывает фармацевтические компании перестать работать в путинской России, и утверждает, что продажа лекарств должна перестать осуществляться, поскольку россияне должны быть лишены не только гамбургеров, но и продуктов, которые они используют для поддержания своего благополучия. Ассоциации психологов перестают сотрудничать с российскими психологами, научные журналы отказываются публиковать российских ученых, Visa, Mastercard, Paypal отключают счета россиян от глобального денежного потока (лишая средств к существованию в том числе активистов, НКО и тех, кто сбежали из России от репрессий и уголовных статей, грозящих им за политическую деятельность). Что касается блокировки соцсетей, то в этом случае уже стало невозможным отследить, что заблокировали силовики, а что является инициативой руководств соцсетей; а ведь соцсети и интернет-СМИ это, помимо всего прочего, средство консолидации протестующих и важнейший способ узнавать альтернативные пропаганде информацию и новости. Безжалостны санкции и к российским женщинам: например, матерям (как будто давление на них приведет к тому, что их усилиями могут быть произведены основные политические изменения). Мало того, что из-за наличия детей матери вдвойне уязвимы и перед режимом (их легко шантажировать), и перед экономическими неурядицами, так теперь они будут лишены предметов первой необходимости (и это в условиях отсутствия какой-либо поддержки со стороны государственной системы). Проблема «менструальной бедности» широко обсуждается на международном уровне (в том числе невозможность ходить на учебу и работу во время менструации из-за отсутствия гигиенических средств), тампоны и прокладки входят в перечень товаров, посылаемых в виде гуманитарной помощи в бедные страны, при этом с российского рынка уходят производители этих предметов гигиены, и уже сейчас прокладки исчезли из магазинов, зато перекупщики в интернете продают их по бешеным ценам. Исчезли также детские обезболивающие, инсулин, гормон для щитовидной железы и другие лекарства, необходимые людям ежедневно. Исчез даже корм для животных, включая ветеринарный. При этом легко заметить, что сам Путин и ближайшие к нему чиновники пропали из «санкционной» риторики, остались только россияне, превращенные в единый русский народ с одинаковой позицией — объединение нас в эту массу происходит по тому же принципу, который использует гос-пропаганда, являющаяся вроде как одним из столпов режима, на международном уровне признанного антидемократическим и опасным. Но тогда почему «носители демократии» действуют как этот режим? Точно так же игнорируют российский протест как статистическую погрешность и досадное недоразумение, а также — продолжают начатое режимом дело по понижению образа жизни населения и лишения доступа к базовым нуждам и информации (разве наша власть закрывает недостаточно больниц, «оптимизирует» работу врачей, ограничивает ввоз лекарств, давит на учителей, закрывает СМИ и преследует журналистов?). Вторят этой удобной риторике и выехавшие из России люди, бывшие здесь довольно привилегированными: например, сотрудник Яндекс с десятилетним стажем и бывший редактор «Афиши» Илья Красильщик публикует в New York Times (а также в российском издании «Холод») колонку, где кается за весь русский народ и пишет, что мы провалились как нация.Стоит отметить, что социал-дарвинизм достигает апогея в масштабах целых обществ не только в случае России: Литва отказалась отправить в Бангладеш вакцину от ковида из-за позиции руководства страны во время голосования в ООН по ситуации в России, что, честно говоря, сложно характеризовать как-то иначе, чем преступление против человечности. Также ужасно обидно и больно из-за того, что мощное восстание, произошедшее после последних выборов президента Беларуси, нынче всеми забыто, и беларусов «отменили» вместе с россиянами, а ведь людей пытали, по ним стреляли прямо в толпу, у них в стране существует смертная казнь — получается, что они не смогли свергнуть Лукашенко, и поэтому оказались виновны в том, что «неуспешны», и, как следствие неолиберальной логики — невидимы? То есть, опять же, не самые благополучные общества оказываются виноваты в решениях тех, кто, в принципе, лишили их этого благополучия, и из-за этого наказываются еще пущими лишениями.Оглядываясь назад, на историю: виноваты ли безоружные, выступавшие за мирный протест активисты и активистки «белой Розы» в преступлениях Третьего Рейха? Виноваты ли испанцы, 36 лет жившие при режиме Франко, что он закончился только со смертью диктатора? Список можно продолжать, а можно задать уточняющий вопрос: «Действительно ли мы виноваты в том, что нас сажают за твиты?» Кстати, провалились ли британцы как нация, учитывая, что политика Апартеида в ЮАР существовала аж до 1994 года? А что делать с тем, что никаких рашнс не существует, что у нас в стране проживает около 200 этнических групп с разными культурами и множеством переплетений и пересечений колониальных процессов?Поскольку динамика колониальных отношений власти такова, что «гуманистические ценности» могут быть только «спущены», привнесены, внушены, внедрены, то удобно утверждать, как это делают многие зарубежные пользователи соцсетей, глядя на российские протесты, что это все — последствия санкций, разбудивших политическое сознание россиян. Политика исключения работает таким образом, что сами исключаемые начинают верить, что они ни на что не способны и ничего никогда не делали, что они сами виноваты в насилии, осуществляемом над ними. Однако я со всей ответственностью заявляю, что в случае с российским обществом это все неправда. Более того — я заявляю, что за эти 22 года россияне и россиянки — практически единственные, кто боролись, пока все остальные (имеются в виду страны условного Запада) заигрывали с этим режимом, получали от него ресурсы, приезжали на олимпиады, чемпионаты по футболу и экономические форумы — в том числе и после событий 2014 года — и только сейчас проснулись (да и не то чтобы проснулись — в отличие от стремительных санкций, направленных на российское общество, от покупки у России нефти и газа Евросоюз собирается отказываться «постепенно», а недавно стало известно, что Германия и Франция как минимум с 2015 года продавали в Россию оружие и «средства для подавления протестов») — чтобы немедленно обвинить в этом же самих россиян: якобы россияне проснулись только тогда, когда всемогущий запад пригрозил лишить нас икеевских фрикаделек. Но все это время россияне и россиянки выходили на митинги против каждой бесчеловечной инициативы — от «закона о пропаганде» до «закона Димы Яковлева», выходили против действий России в Грузии и в Крыму, выходили в поддержку протестов в Беларуси и Казахстане, выходили на антифашистские акции в память убитых Маркелова и Бабуровой (кстати, тоже россиянина и россиянки); россияне и россиянки создавали разнообразные НКО и группы поддержки, занимались информированием о ВИЧ, были наблюдателями на выборах и распространяли информацию о нарушениях, работали в СМИ, несмотря на цензуру, убийства журналистов и правозащитников и «закон об иностранных агентах», занимались разнообразными формами активизма, несмотря на политические преследования по «Болотному делу», «Московскому делу» и «делу Пензенских антифашистов», информацию о пытках в колониях и отделениях полиции, несмотря на наличие котов, детей и пожилых родителей. Бастовали российские дальнобойщики, не молчали матери Беслана. Именно «обычные» россияне тушили сибирские пожары и приезжали из разных точек страны для волонтерства в затопленном Крымске, спасением которого не озаботился губернатор края. Иногда протестная и другие активности приводили к результатам: был отпущен на свободу обвиненный в хранении наркотиков «неудобный» для власти журналист Иван Голунов, усилия адвокатесс-феминисток привели к тому, что на 14 лет был посажен Дмитрий Грачев, отрубивший руки бывшей жене Маргарите. Конечно, желто-синие футболки на показе Balenciaga выглядят эффектнее, чем пикет с белым листом, но если развернувший белый лист знает, что за этим последует арест, чей жест требует большей смелости? Честно говоря, мы сами можем поучить западных активистов тому, как выживать, консолидироваться и продолжать быть политически активными в условиях цензуры и политических преследований. И если бы этот режим мог быть разрушен снизу, он бы давно уже был разрушен. Разумеется, было бы наивно и не особенно честно утверждать, что среди россиян нет тех, кто поддерживали бы власть и ее действия, или что таких немного (хотя страшные 80% рисуют те же люди, что занимаются вбросами и подсчетами на выборах — а ведь все мы видели и знаем, как это происходит, почему же в этом случае 80% не вызывают сомнения?) — россияне бывают разные, как бывают разными формы протеста, но в этом и суть. Ханна Арендт в «Банальности зла» озвучивает довольно сложную для восприятия мысль: что в Третьем рейхе зло потеряло свое главное качество — возможность быть искусительным, наоборот, искушением стали такие вещи как не убивать, не доносить на соседей, не предавать (в конце она едко отмечает, что немцы отлично научились противостоять искушению). Осуждаемый со всех сторон мирный протест россиян и россиянок, это массовое выражение несогласия, это подчас молчаливое высказывание свидетельствует о том, что, несмотря на попытки нынешней власти провернуть с нашим сознанием похожую штуку, мы пока что успешно противостоим именно искушению сделать зло основой своего повседневного мышления. На днях я впервые за все время увидела припаркованную тачку с буквой z на лобовом и прочими аксессуарами; антивоенных граффити и стикеров видела бесчисленное множество. Возможно, пришло время для некоторых россиян перестать конструировать из других россиян некое гомогенное «дикое» большинство и спросить себя, в одной ли оно сейчас с нами комнате. А для жителей западных стран — осознать, что обозначенные как демократические стратегии глав корпораций и политиков могут быть по своей сути не только антидемократическими, но и бесчеловечными.