Reflektor. 3

Холодные сердца тянутся вдоль барных стоек. Безымянный разрезает сигаретный дым, двигаясь сквозь толпу. На сцене сидит мужчина с аккордеоном и тянет поочередно две ноты в замедленном припадке.

К нему подплывает рыба. Говорит одними губами. Сначала он ничего не слышит, а потом как будто включают громкость.

«... из леса. Слишком сильно стучит. Если не переждать, сердце может не выдержать».

Рыбами называют посетителей и жителей Дыры. Холодные, на деле они сухой лед, оставляют ожоги от прикосновений.

«Мне нужно найти пару человек. Ты можешь помочь?» — спрашивает Безымянный у рыбы.

«Говорю же, остынь. Присядь вот сюда» — сухо говорит рыба и указывает на диван за столиком.

Безымянный повинуется, но внутри все еще распален. «Тебе что-нибудь принести?» — спрашивает рыба. Похоже, парень работает здесь кем-то вроде официанта. Безымянный неопределенно кивает. Рыба роняет голову в ответ и уплывает.

Безымянный осматривается вокруг. С виду это обычный бар, и сейчас парень в кожаной куртке принесет ему «безразличие с кровью». Все вокруг, кажется, такие же люди, как и он. Ничего необычного. Аккардеон затягивает его в свою игру. Веет прохладой.

Рыба возвращается с напитком. Безымянный вопросительно смотрит на него, рыба считывает вопрос про деньги: «Нам ничего от тебя не нужно».

Рыба смотрит, как Безымянный отпивает из стакана. «Кого ты ищешь?»

«Девушку. Сказочницу. Она и маленький человек. И еще чемодан».

«Я видел здесь сказочницу. Встречалась с кем-то. Маленького человека и чемодан — не видел».

«С кем она встречалась?»

«Я не обратил внимание. Про сказочницу вспомнил, потому что у нас их давно не было — мы попросили ее что-нибудь рассказать, она отказалась. Думали, набивает цену, но нет. Ни слова».

Безымянный задумывается. Чемодан у человечка? Он передал его Безразличию?

«Теперь моя очередь», — обрывает мысль рыба. — «Ты вышел из леса. Что ты там делал?»

«Лес шерстило Безразличие. Я бежал».

«Похоже, они нашли, что искали. Это имеет отношение к чемодану?»

Безымянный молчит. Он никогда не задумывался, есть ли цель у рыб. Казалось, они существуют в своем замкнутом мире, и их не волнует, что происходит снаружи. Каждый может найти здесь отдых. Но платит ли кто-нибудь за это? Может быть, прямо сейчас заплатит он.

«Я думаю, да».

«Что в чемодане?»

Безымянный бросает на рыбу тяжелый взгляд.

«Откуда он у тебя?»

Наверное, это можно рассказать. «Иногда мне кажется, что он всегда был со мной. Сейчас его нет рядом, и мне неуютно. Хотя надо признаться, эта Дыра действует успокаивающе. Даже как-то легче об этом говорить». Безымянный удивляется развязавшемуся языку. «Безразличие с кровью» на голодный желудок? Нет, явно что-то еще. Мурашки бегут по спине.

«Я всю жизнь провел в одном помещении. Я передвигал коробки, собирал коробки, склеивал коробки, разрезал их, клал в них предметы, доставал их. Коробки появлялись из квадратного отверстия в стене и исчезали в аналогичном. В общем, это была моя работа. Нет, жил я, конечно, в другом месте. Но дома ощущал себя именно там. 

Со мной работали и другие люди. Один из них рассказывал о других городах, о лесе, о безразличии. Я понимал, что наше положение стабильно и благодарил судьбу, что мне не приходилось истаптывать башмаки в поисках заброшенного магазина, чтобы найти просроченные консервы. У нас все было. 

Мы получали еду в коробках. Отходы паковали в коробки. Нам подсовывали под дверь записки на неизвестном языке. К счастью, у нас была добрая дюжина книг на нем. Мы пытались отвечать на эти послания. У меня это удавалось лучше других. Но никто не воспринимал это всерьез. 

Через это помещение то и дело проходили люди. Кто-то заглядывал регулярно, кто-то появлялся единожды и больше не возвращался. Однажды появился человек, говорящий на том самом наречии. Он тряс бумажками с иероглифами вроде тех, что я пытался расшифровать в свободное время. Говорил взволнованно, но я попытался перевести. Похоже, он получил какую-то важную информацию и хотел с нами поделиться. 

Другим быстро стало неинтересно, а я продолжал с ним общаться. Он приходил и уходил, и возвращался снова. Один раз он принес чемодан и поставил его у стены. Никто не обратил на это внимания.

В другой раз он пришел и кричал. Я начал к тому времени что-то понимать. Насколько я понял, он просил отнести содержимое чемодана к Сердцу. Потом в помещение вбежали люди в белом и увели его. Больше я его не видел».

«И ты взял чемодан и пошел к Сердцу?»

«В общем, да».

«Хочешь, я тебе кое-что покажу?» — рыба как будто выныривает из сна и лезет под столик. — «Смотри».

«Существо, которому он принадлежит, жило здесь задолго до нас. Здесь много таких. Они были здесь с самого начала. Скопились прямо в центре Дыры. У всех похожая одежда и походные сумки. Может быть, они шли сюда все вместе — или по одному подтягиваясь с разных концов света. И когда они собрались, образовалась Дыра. Может, они искали здесь что-то, а вместо этого потеряли. А может — их действия послужили причиной... Никто не знает».

Безымянный глядит на рыбу. «Я иногда думаю об этом. Что Сердце может оказаться чем-то несущественным, кажущимся важным только издалека. А на деле быть случайной точкой на карте. Или погибелью... Дырой».

«Ну, здесь ты можешь оценить подобную перспективу». Рыба протягивает стакан: кубики льда плавают прямо в воздухе, или это такая прозрачная жидкость?

«Мне нужно идти».

«Валяй». Рыба откидывается на спинку дивана. Аккордеонист перестает жать на клавиши и мучительно долго тянет одну ноту. Стулья расступаются, обнажая большое пространство, в центре которого — столик, за которым сидит Безымянный. Темнота разворачивается вокруг — в каждом углу как будто появлятся дополнительное измерение, за счет которого объем тьмы непропорционально растет.

МЕСЯЦ НАЗАД

«Ну вот, Серафим принес провизию. Я думаю, тебе хватит на дорогу», — говорит маленький человек.

Серафим проходит в избушку, ставит на пол сумку и начинает доставать из нее продукты.

«Из какой ты деревни?» — спрашивает сказочница.

«Серп», — говорит Серафим, не отрываясь от сумки.

«Это к западу от леса? Безразличие до вас не дотянулось?»

«Это к востоку. К счастью, пока нет».

Аглая внимательно следит за ним.

Он молчит, а затем добавляет: «Ты могла бы продлить это счастье».

Закрывает опустевшую сумку и встает. «Приду, как договаривались» — говорит он маленькому человеку и выходит.

Аглая переводит на того взгляд. Маленький человек улыбается.

«Хорошо, раз уж ты остаешься, тебе нужно подготовить кровать поудобнее, чем этот матрас».

...

Серафим приходит раз в три дня. Мог бы реже, но он приносит свежие продукты, что безусловно приятно.

Аглая смотрит на муху, висящую на неведимой паутинке на окне.

Когда приходит Серафим, она уходит в лес, зарывает ладони в мох и слушает хор комаров.

...

«Мы могли бы найти что-нибудь в лесу, а консервов хватает на долго», — говорит сказочница, когда он в очередной раз ставит сумку на пол.

«Ты не хуже меня знаешь, что в лесу ничего не живет, шансы найти что-то ничтожные».

Сказочница усыпляет лес раз в неделю. Кроме этого делать особо нечего. Она бродит вдоль ручья, слушает звон в ушах, когда на небо проливается розовый цвет.

Она знает, что так будет продолжаться еще какое-то время, а потом либо они уйдут, либо она. Птицы позовут.

«Ты не особо разговорчива, да?» — говорит маленький человек, сидя на столе, свесив ноги. — «Ты думаешь, мне неинтересно послушать, если я все знаю? Нет, это совсем другое. Живое слово прямо здесь и сейчас... Ммм. Это незаменимо».

Сказочница крутит в зубах травинку. На коленях у нее конструкция из палок и веревок, которую она собирает все утро.

«Неужели пришло время для имен, а? Меня зовут Жилец. Эй, немного коммуникации никого еще не убило, товарищ».

«Я Эвридика. Но лучше зови меня Аглая».

«Вот видишь! Это уже весело!»

«Расскажи про маленьких людей. Почему ты помогаешь лесу?»

«Разве это не священный долг всех живых существ?» — Жилец смеется. — «Ох, да. Если я не помогу лесу, Безразличие поглотит все. Так что мои личные взгляды тут не так важны. Вчера вырубали на корню, а сегодня мы за зеленый покой! Так, кажется, это называется».

Сказочница кивает.

«Ну а ты, Аглая?»

Она краснеет, в горле образуется комок.

«От того, что ты сказочница, вопросы не отпадают сами собой», — улыбается во весь рот Жилец. — «Особенно у меня».

«Я в детстве любила петь... как это... корабельные... коло... колыбельные. Сейчас это нужно делать».

«А ты по-прежнему любишь?»

«Я плохо пою».

«Кажется, достаточно хорошо, чтобы Старик уснул».

«А ты знаешь, какие он видит сны?»

«Нет, этого я не знаю», — Жилец становится серьезным, и они сидят в тишине.