Пять сантиметров в секунду (Новелла). Том 2. Глава 2

Сегодня волны высокие и бегут одна за другой. Увы, ветер дует с океана на берег, и почти все они рассыпаются. Вечер, без двадцати шесть. После уроков я поехала на море, атаковала десятки сетов, но оседлать волну не сумела. Понятно, что на «супе», то есть на пене от разбившихся волн, запросто устоит любой, я же хочу встать точно на гребень, чтобы соскользнуть с него по «лицу» волны.

Заворожённая красотой океана и неба, отчаянно гребу в сторону открытого моря. Странно: в небе сегодня висят тяжеленные тучи, почему же оно кажется таким высоким? Отражая перепады волн, море ежесекундно меняет цвет. Когда гребёшь, взгляд прыгает вверх-вниз на несколько сантиметров, и переливчатое море то и дело меняет выражение лица. Я хочу скорее покорить волну. Я хочу знать, каким предстаёт океан с высоты 154 сантиметров. «Тут бессилен даже самый талантливый художник», — думаю я. Море, каким оно открывается мне в эти минуты, не написать красками. Его невозможно запечатлеть на фото и уж точно его не снять на видео. Сегодня на уроке информатики учитель рассказывал про HDTV, телевидение XXI века; горизонтальное разрешение около 1900 пикселей позволяет передавать изображение фантастической чёткости. Но и этому телевидению тут делать нечего. Открывшийся мне вид не поддастся ни разрешению 1900х1000, ни даже нескольким миллионам пикселей. Такую совершенную красоту не вообразить ни учителю информатики, ни создателям HDTV, ни киношникам. Проносится мысль: если смотреть издали, девочка, плывущая посреди этой красоты, тоже наверняка покажется прекрасной, — и я молю, чтобы так оно и было. Жаль, что меня не видит сейчас Тоно, думаю я, а потом меня выталкивает в реальный мир воспоминание о том, что случилось сегодня в школе.

На большой перемене, когда, как обычно, мы с Юкко и Саки-тян обедали, по школьному радио вызвали госпожу Канаэ Сумиду, ученицу класса 3-3: «Пожалуйста, пройдите в кабинет профориентации…» Я сразу поняла, в чём дело, но думала в основном о том, слышит ли это сообщение Тоно и как же мне перед ним стыдно. И ещё перед сестрой.

В кабинете сидел один только учитель Ито, ответственный за профориентацию, и на столе перед ним лежал лист бумаги с напечатанным текстом. Это был мой «Опросник профессиональных предпочтений» когда отступать было некуда, я сдала его, заполнив только графу «имя». За распахнутым настежь окном оглушительно пели цикады, напоминая о том, что на дворе самое настоящее лето, однако в кабинете царила приятная прохлада. Облака плыли по небу быстро-быстро, солнце то светило, то пропадало. Дул восточный ветер. Думая о том, что волны сегодня должны быть огромными, я села напротив учителя.

Учитель Ито деланно вздохнул, после чего утомлённо сказал:

— …Ну, Сумида, одна ты у нас не решила, куда пойдёшь после школы-то.

— Прошу прощения… — Только и пробормотала я. Нужно было сказать что-то ещё, но все слова из моей головы улетучились, и я замолчала. Учитель тоже молчал. Какое-то время мы сидели в тишине.

Поскольку делать было нечего, я пристально вглядывалась в зазубренные знаки на копии, сделанной на традиционной японской бумаге:

Пожалуйста, обведите кружками наши ответы в каждом из разделов 1-3:

1 ВУЗ

А — c 4-летним сроком обучения

В — c коротким сроком обучения

2 Техникум

3 Работа по найму

А — регион

В — сфера деятельности

Дальше в разделе «ВУЗ» надо было выбрать между «государственным» и «частным», ещё ниже шёл ряд иероглифов, обозначающих специальности. Медицина, стоматология, фармацевтика, естествознание, машиностроение, сельское хозяйство, рыбоводство, торговля, литература, юриспруденция, экономика, иностранный язык, педагогика. Тоже самое с колледжами и техникумами. Музыка, изящные искусства, дошкольное воспитание, диетология, дизайн одежды, информатика, сестринское дело, кулинария, парикмахерское искусство, экскурсоведение, журналистика, государственное и муниципальное управление… От одного этого перечня у меня помутилось в голове. Ещё нужно было выбрать регион в разделе «работа по найму»: предлагались «наш остров, префектура Кагосима, Кюсю, Кансай, Канто, другое».

Я перевела взгляд со слов «наш остров» на иероглифы «Канто» и подумала: «…Токио». Ни разу там не была и, честно говоря, совсем не рвусь. Для меня Токио образца 1999 года — это наводнённый гангстерами (да!) район Сибуя, старшеклассницы, показывающие нижнее белье за деньги, переполненные улицы, на которых круглосуточно творится беззаконие, страдающая манией величия и гигантизмом тупая архитектура, ярко представленная огромным бессмысленным серебряным шаром на здании Fuji TV, — что-то такое. Тут перед моим мысленным взором предстал Тоно — в блейзере и под ручку с худощавой старшеклассницей с крашеными каштановыми волосами и в приспущенных гольфах, — и я быстренько вырубила воображение. Снова послышался громкий вздох учителя Ито.

— Ну, ты меня извини, конечно, но что ты так страдаешь-то? Ты глянь на свои оценки: или колледж, или техникум, или работа. Если родители согласны тебя кормить, езжай на Кюсю в колледж или техникум, если нет, ищи место в Кагосиме. Правильно я говорю-то? Канаэ Сумида, поведайте нам, что вы про всё про это думаете.

— Не знаю… — тихо пробормотала я и опять погрузилась в молчание. Голова шла кругом, меня будто засасывало в воронку. Зачем этот человек специально вызвал меня по радио, зачем впутывает в это дело мою сестру? Зачем он отрастил бороду? Зачем носит сандалии?.. Быстрее бы заканчивалась большая перемена, твердила я про себя.

— Сумида, ты чего молчишь-то? Ты хоть меня поняла?

— Да… Ещё раз извините.

— Сегодня же вечером спроси сестру. Я сам с ней о тебе поговорю.

Вот чего я совсем-совсем не уразумела: почему этот человек так и норовит сделать мне побольнее?

Гребу прочь от берега — и вижу прямо перед собой огроменную волну. Окутанный мириадами брызг бурун несётся на меня, словно каток. В последний момент перед столкновением я с силой толкаю доску под воду и подныриваю. Сегодня волны идут косяком. Чтобы скорее вынырнуть, несколько раз делаю «утку».

…Тут оставаться нельзя, думаю я.

Тут мне ничего не светит. Вперёд, прочь от берега! Отчаянно двигаю руками. На меня давит толща воды. «Нельзя тут оставаться, нельзя…» — твержу я про себя как заклинание.

И понимаю вдруг, что на эти слова идеально накладывается образ Тоно.

Такое со мной бывает. Иногда плывёшь к волне — и, точно как экстрасенс, что-то предвидишь. У магазинчика после уроков, на пустой стоянке для мотороллеров, утром за школой Тоно пишет кому-то письма, и до меня доносится его крик: мне нельзя тут оставаться! Я знаю, что у тебя в голове, Тоно. Потому что я такая же. Не один ты говоришь себе, что тут оставаться нельзя. Тоно-кун, Тоно-кун, Тоно-кун… Я повторяю это имя, меня вдруг подхватывает волна, и я почти успеваю принять правильную позу, чтобы эту волну оседлать, но она рассыпается, и я кубарем лечу в море. Нечаянно глотаю солёную воду и спешно всплываю, цепляясь за доску, хрипя и откашливаясь. Из носа текут сопли, глаза слезятся, и настроение такое паршивое, что действительно хоть плачь.

На обратной дороге в школу сестра о профессиональных предпочтениях не заговаривает.

Вечер, без четверти восемь. Сижу на корточках в магазине, выбираю напиток. Сегодня — одна. Сколько я ни ждала Тоно у стоянки для мотороллеров, он так и не появился. Явно не мой день. В итоге опять покупаю йогурт. Облокотившись о припаркованный у магазина скутер, выпиваю сладкую жидкость одним глотком, надеваю шлем и сажусь в седло.

Наблюдая краем глаза за тем, как на западе вдоль горизонта тлеет закат, направляю скутер вверх на боковую дорогу. Слева и внизу мелькают и скрываются из виду огни города, вдалеке за лесом виднеется океанский берег. Справа бегут холмы, покрытые полями. Для нашего сравнительно плоского острова вид, открывающийся с этой дороги, очень живописен, а ещё это та самая дорога, по которой ездит домой Тоно. Если ехать медленно, может быть, он меня догонит. Или Тоно уехал из школы раньше меня? Мотор скутера заходится кашлем, на секунду глохнет, потом как ни в чём не бывало возвращается к жизни. Да мой «каб» — совсем уже старичок! «Эй, ты в порядке?..» — шепчу я и тут замечаю впереди оставленный на обочине скутер, «Его скутер!» — непонятно с чего решаю я, торможу и останавливаюсь рядом.

Почти непроизвольно лезу вверх по склону холма. Ноги сминают мягкую летнюю траву. Ни фига себе. Что это я делаю, а? Неожиданно успокаиваюсь. Может, это и в самом деле был скутер Тоно, но только чего я хочу добиться, свалившись как снег на голову? Решаю, что чем так встречаться с Тоно, лучше уж никак. Для меня самой — уж точно. Вот только ноги несут меня всё дальше, высокие заросли вдруг заканчиваются, и я вижу Тоно. Он сидит на самой вершине холма спиной к звёздному небу и явно пишет кому-то письмо.

Словно отозвавшись на моё волнение, налетает ветер, треплет волосы и одежду, шелестит травой. В ответ начинает колотиться сердце, и я, чтобы заглушить его стук, иду вверх по холму, намеренно производя побольше шума.

— Эй, Тоно-кун!

Он замечает меня и, слегка удивившись, говорит громко:

— О, Сумида? Что-то случилось? Как ты меня нашла?

Я иду к нему быстрым шагом и отвечаю:

— Э-э-э… Я увидела твой «каб», вот так и нашла! Можно?

Себя я убеждаю в том, что ничего страшного не происходит.

— Ага, ну ясно. Очень тебе рад. Не видел тебя сегодня на стоянке…

— И я тебя там не видела! — говорю я, стараясь изо всех сил, чтобы голос звучал беспечно. Снимаю с плеча спортивную сумку и присаживаюсь рядом с Тоно. Ты рад? Ты правда рад, Тоно-кун? У меня слегка щемит в груди. Так бывает всегда, когда я оказываюсь рядом с ним. В голове проносится: тут оставаться нельзя. Я и не заметила, как на западе горизонт погрузился во тьму.

С каждым порывом ветер усиливается, на раскинувшихся далеко внизу полях мерцают огни. В школе, которая видится отсюда совсем маленькой, погасли ещё не все окна. По государственному шоссе мчится под пульсирующими жёлтыми светофорами одинокая машина. Гигантский белый ветряк при городском спорткомплексе вращает мощными лопастями. Облаков много, движутся они быстро, а в промежутках между ними видно Млечный путь и «летний треугольник». Вегу, Альтаир, Денеб. Завывает ветер в ушах, шелестит трава, потрескивают деревья, скрипят теплицы, дают грандиозный концерт насекомые, и все эти звуки перемешиваются. Сильный ветер понемногу рассеивает моё беспокойство. На холме густо пахнет зеленью.

Мы с Тоно сидим рядышком и смотрим на вечерний пейзаж. Моё сердце уже не рвётся из груди, оно бьётся ровно, и я искренне рада тому, что плечо Тоно почти касается моего.

— Ты решил, куда будешь поступать?

— Да. В университет в Токио.

— Токио… Ну конечно. Я так и думала.

— Почему?

— Мне казалось, что ты уедешь куда-нибудь далеко, — говорю я, сама удивляясь тому, что ничуть не переживаю. Я-то думала, что стоит мне услышать, как Тоно говорит об учёбе в Токио или о чем-то таком, как у меня в глазах потемнеет. Мы немного молчим, потом я слышу его добрый голос:

— …Сумида, а ты?

— Я?.. Да я толком не знаю, что со мной будет завтра! — говорю я откровенно, думая о том, как же Тоно сейчас удивится.

— Наверное, со всеми так.

— Да ладно?! Ты разве такой?

— Такой.

— Со стороны кажется, что ты всё для себя решил!

— Не-а, — он спокойно улыбается и продолжает: — Я только и делаю, что сомневаюсь. Думаю, что в конце концов я к чему-нибудь приду. А на душе неспокойно.

Сердце колотится. Оттого, что сидящий рядом мальчик думает о таких вещах, оттого, что он доверяет их мне одной, обрадованное сердце стучит как бешеное.

— Вот как. Понятно…

Сказав это, я бросаю взгляд на его лицо. Тоно уставился на далёкий огонёк. Он выглядит беззащитным, совсем как маленький ребёнок. И я осознаю, что по-прежнему люблю этого человека.

…Вот так. Это самое важное, самое яркое из того, что я поняла о себе. То, что я его люблю. Потому-то я и черпаю силы из слов, которые он говорит. Во мне нарастает желание благодарить — кого бы то ни было, где бы то ни было — за то, что Тоно есть на этом свете. Благодарить его родителей, благодарить Бога. Я достаю из сумки «Опросник профессиональных предпочтений», загибаю один угол, потом другой. Тем временем ветер утихомиривается, шелест травы стихает, умолкают цикады.

— …Это самолётик?

— Угу!

Сложив из листа самолёт, я запускаю его в сторону города. Он на удивление долго летит по прямой, потом, подхваченный порывом ветра, стремительно поднимается в небо и исчезает во тьме. Сквозь прореху в стане облаков за нами подглядывает ясный Млечный путь.

«Где тебя носит так поздно? А ну быстро в ванну, пока не простыла» — подгоняет меня сестра, и я плюхаюсь в тёплую воду. Первым делом растираю предплечья. Мышцы на них просто задеревенели. А ещё мои руки кажутся какими-то… ужасно тяжёлыми. Тоскую по лёгким, воздушным как пастила рукам. Удивительно: я смотрю в лицо собственным комплексам, нисколько не переживая. Телу тепло, сердцу — тоже. Я всё ещё слышу наш разговор на холме, спокойный голос Тоно, слова, которые он сказал мне на прощание. Они эхом отдаются у меня в голове, и по коже бегут приятные мурашки. Вдруг расплываюсь в улыбке. Думаю, не заболела ли я, и неожиданно для себя тихо выдыхаю: «Тоно-кун…» Отголоски имени легко разлетаются и растворяются в банном паре. Счастливая, думаю, какой же это был прекрасный день, и возвращаюсь к воспоминаниям.

На обратной дороге мы случайно увидели громадную фуру, которая ехала очень медленно. Тягач, такой огромный, что колеса у него были в мой рост, тащил длинный, как дорожка в бассейне, белый прицеп с гигантской гордой надписью:

NASDA / НАЦИОНАЛЬНОЕ КОСМИЧЕСКОЕ АГЕНТСТВО

За этой фурой двигались две такие же, в промежутках между ними ехали легковые автомобили и шли люди с красными сигнальными жезлами. Фуры везли ракету. О том, как это делается, мне рассказывали, но своими глазами я наблюдала за перевозкой ракеты впервые. Ракеты доставляют по морю в один из наших портов и неспешно, со всеми предосторожностями транспортируют под покровом ночи на южную оконечность острова, на стартовую площадку.

— Где-то пять километров в час, — сказала я, вспомнив, что мне говорили о скорости, с которой возят ракеты, а Тоно выдавил: «А-а…» — словно мои слова его чем-то ошарашили. Мы заворожено смотрели на еле ползущие фуры. Могла ли я допустить мысль, что мне вместе с Тоно посчастливится увидеть что-нибудь столь необычное?

Вскоре зарядил дождь. Летом это обычное дело: дожди начинаются внезапно, причём льёт как из ведра. Мы быстро тронулись с места и поспешили домой. Тоно ехал впереди, и его спина, освещаемая моей передней фарой и мокрая от дождя, казалась мне теперь чуть ближе, чем раньше. Ехать нам по пути; как обычно, мы вместе подъехали к моему дому и расстались у входа.

— Сумида, — сказал Тоно на прощание, подняв визор шлема. Дождь лил всё сильнее, мокрого Тоно освещали тусклые жёлтые лампы моего дома. Прилипшая рубашка очерчивала торс, и когда я смотрела на Тоно, у меня замирало сердце. Наверное, я выглядела точно так же — и у него тоже замирало сердце. — Спасибо тебе за сегодня. Иди скорее в дом, ты вся промокла.

— И тебе, и тебе! Извини, что я вот так вот, не спросясь…

— Но мы замечательно поговорили. Ну, до завтра. Береги себя, не простудись. Спокойной ночи.

— Ага. Спокойной ночи, Тоно-кун.

«Спокойной ночи, Тоно-кун», — еле слышно сказала я, сидя в тёплой ванне.

После ванны ужинаю тушёными овощами, жареной мохами[10] и сасими из кампати[11]. Ужин такой вкусный, что я дважды прошу маму доложить в чашку риса.

— Какой хороший у тебя аппетит, — говорит мама, передавая мне очередную пиалу риса.

— Умять три чашки риса в один присест — на такое не способна ни одна девочка в школе, — изумляется сестра.

— Да я просто проголодалась. Слушай, сестрица… — говорю я, набивая рот мохами. Макаю жареную рыбу в соус. Ням-ням! Вкуснотища. — С тобой сегодня говорил учитель Ито?

— А-а, да, говорил.

— Прости меня, сестрица…

— Ты ни в чём не виновата. Торопиться некуда.

— Канаэ, расскажи-ка, что ты такое натворила? — спрашивает мама, подливая сестре чай.

— Да пустяки. Один мой коллега перенервничал, — отвечает сестра так, будто и в самом деле ничего не случилось, и я в который раз думаю: какое счастье, что мне досталась такая прекрасная сестрица.

Той ночью мне приснился сон.

Сон о том времени, когда я нашла Кабу. Не «каб» — скутер «Хонда», а Кабу — собаку породы сиба-ину[12], которая у нас живёт. Я подобрала её на побережье, когда училась в шестом классе младшей школы. В то время я завидовала сестре, у которой был «каб» (в смысле, скутер), вот и назвала собаку Кабу.

Во сне я почему-то не ребёнок, мне, как и наяву, семнадцать лет. Прижимая щенка Кабу к груди, я иду по песчаному берегу, залитому странным светом. Смотрю на небо и понимаю, что солнца там нет, небосвод сплошь усеян неподвижными сияющими звёздами: красными, зелёными, жёлтыми — самых разных цветов — и все они мерцают. Через всё небо проходит лучезарный Млечный Путь, похожий на гигантскую колонну. Что это за место такое, удивляюсь я. Вдруг вижу, что вдалеке по берегу шагает какой-то человек. И понимаю, что знаю этого человека очень хорошо.

Неожиданно превратившись в ребёнка, я понимаю; для меня — будущей этот человек станет очень-очень важным.

Неожиданно превратившись в ровесницу сестры, я понимаю: этот человек был очень-очень важным для меня — прошлой.

Когда я проснулась, сон вылетел у меня из головы.

Примечания

10 - Так на Танэгасиме называют японскую рыбу-попугая (яп. будай, лат. Calotomus japonicas).

11 - Японское название китайской лакедры (лат. Seriola dumeriti). Сасими (саш ими) — традиционное японское блюдо из морской рыбы.

12 - Охотничья порода собак, выведенная на Хонсю.

Глава 3