Путешествие Лютика.

Глава 1.

Лютик объездил полмира, но по-прежнему восхищался тем, как восходит солнце над крышами Оксенфурта.

Аккуратно переступив через лужу, он бережно поправил пожелтевшие страницы и засунул книгу под мышку. В следующий раз, пообещал он себе, надо будет взять из университетской библиотеки что-нибудь полегче, чем «Размышления о жизни, счастье и благополучии» Никодемуса де Боота.

Узенькая улочка вела к рынку. Невзирая на ранний час, приготовления к Беллетэйну шли полным ходом. Торговцы шумели, расставляли шатры и украшали их цветами. На сковородах аппетитно шкворчала рыба, а от аромата свежего хлеба подводило живот.

Проходя через ворота Философов, Лютик миновал двух проповедников Вечного Огня. К тому, что на территории университета обосновались церковники, он привык не сразу. В остальном почти ничего с давних пор не изменилось.

На ветру качались ветки с едва наметившимися листочками, из парка Мыслителей веяло весной. Лютик вспомнил годы учебы и долгие странствия, которые и привели его вновь в Оксенфурт. Профессор де Леттенхоф, преподаватель классической поэзии. Удивительные порою фортели выкидывает судьба.

На площади с фонтаном он услышал пение и печальные аккорды лютни. Подойдя ближе и протиснувшись сквозь толпу студентов, увидел и музыканта.

— В лазоревых очах пылает пламя,

Огонь давным-давно ушедших лет.

В лазури той я страстно утопаю,

Прощаюсь и прощанья жду в ответ.

Молодой бард помедлил, пока не начали умолкать звенящие струны, и провел пальцами по грифу. Лютик дождался, когда стихнут овации, и прокашлялся. Заметив его, трубадур широко заулыбался.

— Профессор! Давно вы тут?

— Достаточно, чтобы уловить фальшивую ноту, Ранульф. Едва заметную, однако же, без сомнений, вызывающую диссонанс. Но это ничего, когда б ты не нарушил фундаментальнейшего закона поэзии.

Гвалт утих. Школяры молча уставились на Лютика.

— Это какого?

— Встречал я бардов с ангельскими голосами. Мастеров лютни, истинных волшебников. И знаешь что? Ни у одного из них я не вспомню имени. Ни у единого! Все потому, что совершали они один и тот же вопиющий промах. По-разному можно прийти к славе на трубадурском поприще, однако один принцип соблюдать следует неукоснительно. Ты учишься у меня уже полгода, а потому наверняка помнишь какой. Никогда, ни при каких обстоятельствах...

Ранульф тяжело оперся на лютню.

— ...нельзя исполнять баллады Вальдо Маркса, трубадура из Цидариса, — докончил он.

— Браво! — Лютик похлопал его по плечу. — Только не вешай нос. Со временем непременно усвоишь урок.

*

— Ох, профессор Никодемус, — вздохнул Лютик, глядя на небо, — насколько лучше стал бы этот мир, умей вы хоть изредка отложить перо.

Увесистая книга оттягивала руку, но расставаться с ней Лютик не спешил, ибо понимал: стоит ему переступить порог библиотеки, как Алонсий начнет браниться, да еще и штраф потребует за поздний возврат. Дабы отсрочить неминуемое, он решил заглянуть по пути в свой кабинет на Кафедре Труверства и Поэзии.

Насвистывая веселую мелодию, он вошел в хорошо освещенный зал, миновал группку студентов, корпевших над новой балладой, и вбежал по лестнице наверх. Только у двери кабинета он осознал наконец, что все это время напевал песенку Вальдо Маркса. Мотнув головой, он достал ключ, вставил в замочную скважину. Повернуть не успел — от прикосновения к ручке дверь отворилась сама.

Лютик прищурился, пытаясь вспомнить последний раз, когда он здесь бывал. Осторожно шагнул во мрак — и обнаружил, что за его столом кто-то сидит.

— Закройте дверь, профессор, — произнес мужчина. Лютик узнал его сразу.

— Ох, холера.

— Давно мы не виделись.

— Ты что здесь делаешь, Дийкстра?

Бывший шеф реданской разведки с трудом поднялся со стула и выглянул в окно.

— Для начала советую тебе выбросить из головы мою фамилию. Из соображений безопасности — и моей, и твоей. Для тебя я Сиги Ройвен, давний выпускник академии. Оксенфурт посещаю исключительно из ностальгии.

— А ведь поговаривали, что тебя пытались убить, Сиги. Кое-кто даже утверждал, что получилось. Что отправили тебя прямиком в самое адское пекло.

— Занятно. Я был в Зеррикании.

— А что теперь?

— А теперь я здесь.

Лютик сглотнул и покрепче прижал к груди «Размышления».

— Вон оно как. Что ж, любезный друг, рад был побеседовать о былом, но я спешу в библиотеку. Если не сдам эту книгу сегодня же, профессор Алонсий будет очень недоволен. Увы, мне пора! С днем рождения, счастливого Беллетэйна и все такое прочее!

Лютик развернулся и дернул за ручку, но дверь открыть не успел. Его резко схватили за курточку, протащили через весь кабинет и усадили на стул. Наконец он увидел обезображенное шрамом лицо, нечеловеческие холодные глаза. Эльф сделал шаг назад и заговорил. Вроде бы ласково, но голос казался скрежетом железа по камню.

— Сперва докончим беседу.

Годы оттачивания театрального мастерства помогли Лютику изобразить на лице оскорбленное выражение. Оставалось надеяться, что он не прокусит язык стучащими от страха зубами.

— Это возмутительно! Вели своему помощничку извиниться за такую наглость! Я — профессор академии!..

Шпик подошел к Лютику поближе, сдвинул с угла письменного стола груду свитков и со вздохом туда присел.

— Это мой товарищ Вольф Изенгрим. Он не со зла. Нам нужно, чтобы ты ненадолго задержался. Есть к тебе одно дельце. Деликатное и совершенно конфиденциальное.

Дийкстра переступил с ноги на ногу. Видно было, что ему не по себе.

— Мне нужна твоя помощь.

— Помощь? Ой, нет. Нет уж, Дийкстра, Сиги и все вы, вместе взятые. Никогда и ни за что! Хватит с меня шпионских игр и государственных переворотов, хватит погонь по слякотным улочкам. Я с этим завязал. Не соглашусь, сколько ни предлагай!

— Денег у меня нет, Лютик, — мягко произнес Дийкстра. — Вообще ничего нет. Я прошу тебя о дружеской услуге. Речь идет...

Старый шпик провел ладонью по лысине.

— О моей дочери.

Глава 2.

Вы задержали книгу.

Лютик обезоруживающе улыбнулся и развел руками. На библиотекаря этот жест не произвел ровно никакого впечатления. Несколькими отточенными движениями он передвинул костяшки на счетах и объявил вердикт.

— Две кроны и пять геллеров.

Трубадур решил попробовать другой подход. Небрежно махнув рукой, он сделал вид, что нимало не смутился и тревожиться из-за такой мелочи не намерен.

— Позже пришлю посыльного с деньгами, не ношу с собой кошель.

Библиотекарь не удостоил его ответом. Он поправил на носу очки, разложил аккуратно свернутый пергамент, прошелся пожелтевшим ногтем по длинному списку и вычеркнул одну строку.

— Никодемус де Боот, «Размышления». Эту книгу ждет господин цензор.

Лютик гордо задрал подбородок.

— Уж так вышло, что я как раз спешу к нему. А он не обрадуется, узнав, что вы вынудили меня задержаться из-за сущих грошей.

— Тогда вам повезло. Цензор сейчас в библиотеке. Вы найдете его в скриптории, профессор де Леттенхоф. Можете отправиться туда прямо сейчас, заодно сами отдадите книгу. Но сперва будьте любезны уплатить штраф.

Прежде чем Лютик успел в очередной раз проявить чудеса изобретательности, на стойке зазвенели монеты. На помощь пришел студент, как раз направлявшийся к выходу. Трубадур ответил ему снисходительным кивком.

— Благодарствую, Ранульф.

— Не извольте беспокоиться, профессор.

Лютик забрал «Размышления» со стойки, прислонил к груди, словно рыцарский щит.

Придал голосу холодность и помпезность:

— Даже юнцам ведомо, что к профессорам должно относиться с почтением.

Библиотекарь бросил на него сердитый взгляд.

— Не мешало бы кое-кому перенять у них эту науку.

*

Работать в библиотеке, в обществе книг, Лютик любил всегда. Слова, будто охочие до внимания девы, так и вились вокруг него, сами складывались в готовые фразы. А если муза все-таки отворачивалась, никто не мешал обратиться к трудам любимых писателей, чтобы подсмотреть подходящую рифму или урвать какую-нибудь удачную метафору.

Но с тех пор как библиотеку взялись подвергать цензуре Церкви Вечного Огня, она стала для трубадура местом чуждым и враждебным. Бритые послушники искали что-то на полках, а отдельные крылья библиотеки закрыли под предлогом не то каталогизации, не то охраны книг. Над Оксенфуртским университетом нависла мрачная тень.

Отбрасывал ее невзрачный мужчина, который сейчас как ни в чем не бывало сидел за лекторием, заваленным книгами, и безукоризненным почерком заполнял свиток пергамента.

— Профессор де Леттенхоф. Рад видеть. Вы не явились на собрание факультетского совета, и я было заволновался о вашем здравии.

— Да, что-то мне... нездоровилось, — Лютик нервно кашлянул, прикрыв рот ладонью. От одной мысли о вчерашнем пробуждении после ночного симпозиума на Кафедре Алхимии его до сих пор мутило.

— Полагаю, к вам уже вернулись силы.

— Совершенно. Чувствую себя как молодой бог!

Лютик ощутил на языке неприятный привкус — будто воздух в скриптории вдруг прогорк. Сказать наверняка, что стало причиной, воспоминание о школярском самогоне или обмен любезностями с цензором, он не мог. Подойдя к лекторию, он положил фолиант перед священником.

— Мне сообщили, что вы ждете возвращения этой книги. Покорнейше прошу простить. Я знаком с Никодемусом еще со студенческих дней, он мне как старый добрый друг. Тяжело с ним расставаться.

Цензор понимающе кивнул, открыл фолиант на титульной странице и поставил на ней печать с символом Вечного Огня.

— Вдумчивый философ. Дельные писал вещи. Церковь очень ценит некоторые его работы.

— А другие? — не удержался Лютик.

— Другие ценит меньше.

Трубадур подтянул к себе стул, чтобы сесть. Цензор сморщился от резкого скрипа ножек по половицам.

— Никак обновляете классику?

— В некоем смысле. Я изучаю определенные труды на предмет нежелательного, порочного содержания. А отобрав те, где таковое содержание имеется, переношу их в отдельную коллекцию.

— Это вы в «Размышлениях» порочное содержание искать удумали? Да ведь де Боот был первым ректором академии. Отцом, можно сказать, основателем!

Цензор, внимательно изучавший каталог, поднял глаза.

— Со времен основания в академии многое поменялось.

— И верно. А жаль.

Лютик с удовольствием добавил бы от чистого сердца еще пару слов, но сдержался. Встреча с цензором уже не задалась, а пришел он все-таки по делу.

— Я к вам насчет Ирианы ван Троффке.

— Вот как.

На какое-то мгновение трубадуру показалось, что разговор окончен. Цензор продолжал медленно водить пером по пергаменту, щедро украшая завитушками каждую букву. Наконец он скатал свиток, вытер атласным лоскутом кончик пера, закрыл чернильницу и воззрился на Лютика проницательными серыми глазами.

— Во время уборки в спальне ван Троффке нашли фисштех. Девушке грозит отчисление.

— Скорее уж во время обыска, — невольно подумал Лютик.

— Понимаете... У студентов порою просто сил нет зубрить ночи напролет без всякого подспорья. Сами знаете, как оно бывает перед важными экзаменами. Разве ж девочка виновата, что хотела сдать сессию на отлично?

— Не поспоришь, ван Троффке всегда блестяще справлялась с учебой. Она, можно сказать, гордость кафедры, вот только этот злополучный инцидент все портит. Боюсь, возникли подозрения, что она приторговывает фисштехом в академии.

Лютик фыркнул.

— Вздор!

— Может быть. Не исключаю, что деканат проявит к Ириане снисхождение, если она покается, объяснится и укажет на того, кто поставляет ей товар.

— Если девочке вернут доброе имя, я с готовностью поручусь за ее поведение. Лично гарантирую, что...

Цензор жестом прервал Лютика.

— Уверен, что так и будет, профессор де Леттенхоф. Вам подадут на подпись соответствующие документы. Однако же проблема серьезней, чем представляется. Ириана не появлялась в академии уже два дня. Быть может, она связалась с дурной компанией и сейчас в беде. Если вы догадываетесь, куда она могла отправиться, приступайте к поискам немедленно.

Глава 3.

Дийкстра обещал, что Лютика будет сопровождать «надежный помощник». Им оказался тот самый эльф Изенгрим. Для начала они обошли все злачные места, куда обычно захаживают студенты. Побывали в корчмах «Трезвый школяр» и «Под чернильницей», заглянули в трактир «Альманах». Ириану там, само собой, знали. Везде она была частой гостьей, но ни вчера, ни сегодня не заходила.

Настала очередь пивнушек в доках, вонявших потом грузчиков и понтарской ряской. Оказалось, что да, девушка была здесь совсем недавно, но уже ушла.

— С кем и куда? — спросил Лютик, барабаня пальцами по стойке.

— Я уж не припомню.

Трубадур вздохнул. Только не успел он достать кошель, как Изенгрим схватил корчмаря за шиворот и с размаху приложил об стойку.

— С ней были плотогоны с «Веселой вдовушки». На посудину свою вернулись, — корчмарь схватился за разбитый нос. — Оставьте уже меня в покое, а?

Они вышли под дождь. Эльф закрыл шею воротником, а Лютик, дрожа от холода, обхватил себя руками.

— Бр-р.

— Она пошла пить и кутить.

— Да пускай, лишь бы осталась жива-здорова. Не пойму, на что ей понадобилась такая компания.

— Вот и узнаем, — эльф достал фонарь, зажег его и зашагал к пристани, освещая себе путь.

*

— «Веселая вдовушка», значит...

Воздух смердел траченным червями деревом, илом и дегтем. Из-под парусины доносились пьяный хохот и стук игральных костей. Среди гомона голосов можно было уловить один звонкий и стройный — несомненно, девичий.

Лютик в гневе ринулся вперед и с напускной смелостью перескочил с пирса на палубу, будто он тут хозяин.

— Гулянка кончилась, Ириана. Пора домой!

Ему преградил путь широкоплечий плотогон.

— А ты еще кто такой? Вали-ка с нашей лодки, пока я тебя под зад не выпнул!

— Я... — трубадур поправил отвороты лиловой курточки, пригладил на шапочке сникшее от дождя перо. — Я профессор академии Юлиан де Леттенхоф. А это моя студентка, и должен заметить, что ей многое предстоит объяснить!

Плотогон в ответ зажал одну ноздрю большим пальцем, нагнулся и высморкался прямо Лютику под ноги.

Поэт побагровел, как помидор.

— Сюда слушай, дубина! Мой левый кулак — это смерть. А правого я и сам боюсь!

Изенгрим стиснул в ладони рукоять ножа, но оказалось, что драки не будет. Выпутавшись из объятий одного из моряков, Ириана сама поднялась на ноги.

— Господа! Пора мне и... — она громко икнула. — Профессор Лютик проводит меня в академию. Благодарю за самогон и за игру. Еще свидимся!

Под разочарованные выкрики девушка поплелась к пирсу, спотыкаясь о весла и канаты. Изенгрим едва успел ее подхватить, когда она запнулась, сходя с палубы. В гнетущей тишине все трое двинулись в путь по размытым дорогам. Лютик чувствовал, как медленно закипает от злости, и наконец не выдержал.

— Фисштех, значит? Да как тебе в голову взбрело!

Ириана вдруг застыла.

— Как вы узнали?

— В твоей комнате под диваном нашли пакет! Совсем умом повредилась?

Она пошевелила губами, но заговорила не сразу — видно, самогон еще туманил голову.

— Вы не так поняли, профессор.

— Да что ты! — взорвался Лютик. Где-то дальше по улице закричал разбуженный младенец. В соседнем районе залаяли собаки. Из распахнутого окна сверху высунулась женщина.

— Чего разорались? Люди спать хотят!

— Так наешься стрихнина! — Лютика трясло от ярости.

Изенгрим положил руку ему на плечо.

— Пошли найдем место поспокойней. Барышне протрезветь надо.

*

Ириана сидела на кровати Лютика, в руках у нее была кружка, из которой поднимался пар. Глаза смотрели ясно, и щеки перестали гореть.

— С тех пор как ректор впустил в академию церковников, дела у нас плохи. Здесь хотят устроить самый что ни на есть монастырь. Они все перекраивают по-своему, а профессора и пальцем не шевельнут. Кто до смерти боится, а кто впал в маразм — и все только наблюдают.

— Ты мне зубы заговорить пытаешься?

— Нам надо было как-то защищаться! Вот мы и взяли дело в свои руки.

— И пошли фисштехом торговать?

— Да! То есть... нет.

Лютик встал, сложил руки за спиной и зашагал взад-вперед под мерный скрип половиц. Изенгрим сидел за столом и поигрывал ножом, откинувшись на спинку стула.

— Тебя же исключат! Где вы хоть наркотик-то раздобыли?

— Сами приготовили.

— Что-о?

— У меня ведь друзья с Кафедры Алхимии.

— Ах, значит, спирту нашей золотой молодежи уже мало? Не забирает?

— Мы не для себя. Просто нужна была плата.

Поэт затряс в воздухе руками со скрюченными пальцами, как будто собирался придушить Ириану.

— Вы хоть понимаете, что сами даете церковникам повод? Они теперь снова заявят, что академия не столько учит, сколько портит и развращает!

Эльф хмыкнул.

— Дай девчонке договорить, Лютик. Не перебивай.

Громко фыркнув, поэт рухнул на табуретку и скрестил руки на груди.

— Ну хорошо. Слушаю.

— Цензор в библиотеке — будто лиса в курятнике. Все, что ему не нравится, утаскивает в какую-то закрытую коллекцию. Инкунабулы, рукописи, да хоть листки бумаги. А как думаете, зачем оно ему? Вряд ли хочет нам помочь с описью.

Лютик было набрал в грудь воздуха, но Ириана не дала себя прервать.

— Этот шут изуродует наше книжное собрание. Видели у него под мышкой длинный свиток? Там названия запретных трудов. Все, что попало в этот список, собираются сжечь.

Изенгрим тихо усмехнулся.

— До чего же людям нравится играть с огнем.

Лютик искоса глянул на него, облокотился на колени и перевел взгляд на Ириану. Он уже не так злился.

— И ты решила самолично ему помешать?

— Многие студенты со мной согласны. Мы договорились защитить Оксенфурт и даже придумали способ. Заберем из библиотеки книги, которым грозит костер, и на время перенесем туда, где безопасно.

— Это куда же?

— На корабль. Он ждет в порту. Только книг много, а перевозить их не совсем законно. Надо было заручиться помощью профессионалов.

— И вы обратились к контрабандистам.

— Да.

— А расплачиваться собрались фисштехом.

— Верно.

Воцарилась тишина. Наконец заговорил Изенгрим.

— Нам полагается беречь ее от неприятностей.

Ириана гордо задрала подбородок.

— Я не отступлю, даже не надейтесь.

— Платить контрабандистам больше нечем. Все добро конфисковали церковники, — напомнил ей эльф.

Девушка только плечами пожала.

— Что-нибудь придумаю.

— Ты хоть понимаешь, как они опасны? — снова вскипел Лютик. — Один неверный шаг — и тебе мигом перережут глотку! Ты ведь даже не в курсе, с кем такие вещи обсуждать!

— Плотогоны мне подсказали, к кому обратиться, — Ириана постучала пальцем по виску. — Я же не с кем попало выпиваю.

Изенгрим с Лютиком переглянулись.

— Может, свяжем ее? — предложил эльф. — Я ее нянчить не намерен.

— Лучше помогите, — девушка нимало не смутилась. — Разве будет порядочная душа, а уж тем более профессор академии, спокойно смотреть, как обезумевшие фанатики разводят для книг костры?

Лютик нервно запустил пятерню в волосы, а после с ужасом обнаружил на ладони несколько седых волосков.

Глава 4.

Лютик, конечно, любил Оксенфурт, но ночная прогулка по докам напомнила ему, что у этой любви есть предел. Он был рад, что Изенгрим составил ему компанию.

Ириана шла впереди, ловко огибая выбоины в брусчатке.

— Ты погляди, — прошептал эльф. — Разве догадаешься тут, чья она дочь?

— Да ни в жизнь.

Девушка обернулась и прижала палец к губам.

— Тише. Мы пришли.

Лютик осмотрелся. Улочка как улочка, в Оксенфурте таких не счесть. Кругом высились дома, витрины и ряды пестрых вывесок зазывали покупателей. Бард прищурился, чтобы прочесть поблекшие руны над дверью, у которой остановилась Ириана.

— «Заморские товары сестер ван Ольтерейн». Кажется, давно уже закрыты. Тебе точно сюда?

— Я знаю, кто здесь работает, — проговорил Изенгрим. — Hav'caaren.

Девушка кивнула. Лютик заглянул в окно и неодобрительно поцокал языком.

— Судя по тому, что я вижу, эти самые сестрицы торговали офирскими коврами, причем с неслыханной маржой. Вы только поглядите на цены! У Неспея в Новиграде такой же узор можно купить за половину того, что здесь хотят.

— Давно ты в коврах разбираться начал? — поинтересовался эльф.

— Я, чтоб ты знал, много в чем разбираюсь, но не суть. Объясни-ка лучше, зачем мы здесь.

— Ты слишком много болтаешь, dh'oine.

Ириана положила ладонь Лютику на плечо.

— Есть у меня один знакомый бард. Тоже как рот раскроет, так не заткнешь, — усмехнулась она. — Профдеформация, не иначе.

Изенгрим трижды постучал, выждал пару секунд и постучал снова. Ответа не последовало.

— Ну, вот и убедились, — Лютик поправил пояс. — Никого нет дома.

Ириана вытащила откуда-то отмычку и принялась шерудить в замочной скважине. Вскоре раздался щелчок.

— Я тоже кое в чем разбираюсь, профессор.

*

От затхлого запаха тканей у Лютика засвербило в носу. Прежде чем чихнуть, он заметил, как в темноте что-то движется. Раздался скрип. Тусклый свет, лившийся в открытую дверь, отбросил блик на арбалетном болте, нацеленном прямо на них.

— Кто там? — спросила женщина, скрывавшаяся за грудой ковров.

Ириана подняла руки вверх.

— Я из академии. На «Веселой вдовушке» сказали, вы можете помочь.

— В чем?

— Дело не вполне законное.

— Это ты не по адресу, девонька.

Изенгрим шагнул вперед, держа руки на виду.

— Помнишь меня, гавенкар? Я из скоя'таэлей.

— Нету больше скоя'таэлей, эльф. И гавенкаров нету. Радовид вздернул всех до одного при первой же возможности. За помощь нелюдям полагается смерть, и неважно, когда то было.

— Тебя же зовут Саннэ?

Тишина.

— Я Изенгрим Фаоильтиарна. Мы всем отрядом покупали у тебя ковирские меха. Ты видела, что мы в отчаянном положении, но не стала заламывать цену, как другие dh'oine. Благодаря тебе многие мои братья пережили зиму.

Женщина опустила арбалет и вышла вперед. Из-под копны седых волос на них внимательно смотрели большие черные глаза.

— Железный Волк! Чтоб меня черти взяли, я уж думала, убили тебя!

На лице эльфа Лютик увидел нечто совершенно небывалое — улыбку.

— Нет еще, — Изенгрим протянул руку для рукопожатия. — Живой.

*

Саннэ откупорила бутылку и принялась разливать содержимое по кружкам. От аромата подслащенной водки у Лютика закружилась голова. Не дожидаясь остальных, он облизнул губы и осушил свою кружку до дна. Постучал пальцем по столу.

— Если вкратце, — произнесла гавенкарша, наливая поэту еще водки, — тебе нужен кто-то для опасной работенки. Настолько опасной, что даже моряки тебе отказали и отправили ко мне. Заплатить ты думала фисштехом, но его у тебя больше нету. А ты все равно рассчитываешь, что я помогу вытащить из библиотеки несколько книжек.

— Несколько сотен, — поправила Ириана. — Список запрещенных трудов растет с каждым днем. Сами понимаете, церковники не сидят на месте...

— Так я-то что с этого получу?

Ириана пожала плечами.

— Полагаю, осознания того, что вы помогли спасти от костра множество исторических работ, вам будет недостаточно?

— Верно полагаешь.

— Что ж, тогда...

Лютик снова опустошил кружку и с громким стуком поставил на стол. Передернул плечами, чувствуя, как разливается по телу приятное тепло.

— Мы так ничему и не научились, — бард взглянул на Изенгрима. — Мы, люди. Сейчас они книги жгут, а не успеем мы оглянуться, как примутся за неправедных и чужих по роду. Запылают костры, и вонь горящей бумаги сменится другим смрадом, похуже. Только тогда уже поздно будет что-то предпринимать.

— Считай, что я расчувствовалась. Будь мои кости годков на тридцать моложе, я бы, глядишь, и пошла с вами тушить костры. А теперь — нет. На войне я всякого повидала, теперь хочу покоя, а на то нужно целое состояние. Выручки за фисштех как раз хватило бы. Без порошка сделки не будет, уж извиняй.

Изенгрим глотнул водки, скривился и отодвинул от себя кружку.

— Ты поможешь девушке, — с нажимом сказал он. — Сделаешь все, о чем она попросит. А когда выполнишь свою часть уговора, я... побеседую со своим другом. Придумаем, как вознаградить тебя за труды.

— Так ведь фунт фисштеха стоит...

— А покой твой сколько стоит? — прорычал эльф, глядя гавенкарше прямо в глаза. — Радовид еще не отозвал своих псов, они по-прежнему вас вынюхивают. Вести дела со скоя'таэлями — тяжкое преступление, никто такое не простит, ты сама сказала. Одно слово — и висеть тебе на шибенице.

Саннэ задумчиво кивнула.

— Сказать тебе, Волк, почему я не грабила твоих сородичей? Да просто верила, что вы получше людей будете. Быстро же вы у нас учитесь...

Старая гавенкарша отхлебнула спирта и подержала его во рту, прежде чем сглотнуть.

— Ну, помогу, — просипела она. — А теперь пшли вон из моей лавки.

-Продолжение истории-