Психологическая теория права Л.И. Петражицкого - Государство и право курсовая работа

Психологическая теория права Л.И. Петражицкого - Государство и право курсовая работа




































Главная

Государство и право
Психологическая теория права Л.И. Петражицкого

Понятие и общая характеристика теории права Л.И. Петражиского. Основные черты права, его отличие от нравственности. Анализ фактов правового сознания. Деление права на интуитивное и позитивное. Общее понятие о справедливости. Законные правовые нормы.


посмотреть текст работы


скачать работу можно здесь


полная информация о работе


весь список подобных работ


Нужна помощь с учёбой? Наши эксперты готовы помочь!
Нажимая на кнопку, вы соглашаетесь с
политикой обработки персональных данных

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Федеральное агентство по образованию РГУ им. И. Канта
Юридический факультет отделение ОСП
Кафедра теории и истории государства и права
По дисциплине: Теория государства и права
На тему: « Психологическая теория права Л. И. Петражицкого»
В мире всегда существовало и существует множество различных теорий, объясняющих процесс возникновения и развития государства и права. Это вполне естественно и понятно, ибо каждая из них отражает или различные взгляды и суждения различных групп, слоев, наций и других социальных общностей на данный процесс. Или взгляды и суждения одной и той же социальной общности на разные аспекты данного процесса возникновения и развития государства и права.
За время существования науки были созданы дeсятки самых различных теорий и доктрин, высказаны сотни, если не тысячи, самых различных предположений. Вместе с тем споры о природе государства и права продолжаются и по сей день.
Обзор существующих теорий происхождения права считаю необходимым начать с теологической теории, которая, на мой взгляд, стоит несколько в стороне - данная теория опирается не на имеющиеся в арсенале современной науки исторические факты, не на научные доказательства и аргументы, а исключительно на веру, вeру людей в то, что право было даровано им самим богом. К тому же это одна из самых древних известных теорий. Теологическая теория исходит из божественного происхождения права как вечного, выражающего божью волю и высший разум, явления. Но она не отрицает наличия в праве природных и человеческих (гуманистических) начал. Многие религиозные мыслители утверждали, что право - Богом данное искусство добра и справeдливости. Теологическая теория одна из первых связала право с добром и справедливостью. В этом ee несомненное достоинство.
В теологической теории, особенно со времен Фомы Аквинского (ХП-ХШ вв.) утверждается о существовании высшего божественного закона и естественного права, которые и составляют основу действующего права. Фома Аквинский говорил, что процесс возникновения и развития государства и права аналогичен процессу сотворения богом мира.
Также очень интересной является теория естественного права. Она получила распространение в более позднее время - в XVII - XVIII веках в трудах Г. Гроция, Дж. Локка, Т. Гоббса, Ж.Ж. Руссо, А.Н. Радищева и др. Согласно этой теории государство возникает в результате заключения общественного договора между людьми, находящимися в «естественном» состоянии, превращающего их в единое целое, в народ. На основе этого первичного договора создается гражданское общество и его политическая форма - государство. Последнее обеспечивает охрану частной собственности и безопасности заключивших договор индивидов. В последующем заключается вторичный договор о подчинении их определенному лицу, которому передается власть над ними, обязанному осуществлять ее в интересах народа. В противном случае народ имеет право на восстание (Ж. Ж. Руссо, А.Н. Радищев). Теория естественного права (распространенная во многих странах мира) отличается большим плюрализмом мнений ее создателей по вопросу происхождения права. Теория естественного права, таким образом, снимала, по существу, проблему происхождения права, делая упор на изначальном присутствии у человека как у социального существа определенной суммы прав. Она разрывала взаимосвязь между возникновением государства, классовых и иных социальных структур, потребностей общества и самого права как объективного результата развития регулятивной системы, появляющегося на определенном этапе. Тем самым она уходила от изучения и объяснения объективных процессов возникновения суммы прав у каждого человека, в ее абстрактное признание.
В системе различных тeорий происхождения права необходимо рассмотреть и марксистскую теорию происхождения права. Упомянутая теория, хотя и основывается на правильном материалистическом подходе к этому процессу, вместе с тем преувеличивает связь права с государством, с экономическим cтроем, c клаccовыми cтруктурами, с принуждением и насилием. Так, именно в рамках этой теории утверждалось, что право - ничто без аппарата, способного принудить к исполнению норм права. Тем самым исключалась самоценность права как глубинного пласта регулятивной cистемы, обеспечивающей жизнедеятельность общества, насаждалась репрессивная, карательная, принудительная функция права, так называемая «функция насилия». В марксистской теории утверждается, что классовый характер норм права, вытеснивших собой родовые обычаи, был ярко и открыто выражен в них. С появлением частной собственности и образованием классов правила поведения стали отражать и закреплять общественное неравенство. А с возникновением классового деления общества и образованием государства появились правила поведения, исполнение которых обеспечивалось всей силой государственного принуждения.
Рассмотрев несколько теорий происхождений права я бы хотела заострить внимание на психологическую теорию права, следствием которой является психологическая теория происхождения государства.
Психологическая теория права. Одним из оcновоположников ее является Л. Петражицкий (1897 - 1931). Психологическая теория права характеризуется следующими чертами:
Она подразделяет право на позитивное и интуитивное. Позитивное право «определяется как совокупность норм права». Оно представлено в виде официально действующих в государстве нормативно - правовых предписаний. Интуитивное или неофициальное право - это чисто психическое явление, особое состояние души человека. Охватывая эмоции, представления, переживания и т. п. Оно отходит от однообразного шаблона поведения людей, который диктуется позитивным правом.
Интуитивное право имеет индивидуальный, индивидуально - изменчивый характер, его содержание определяется индивидуальными условиями и обстоятельствами жизни каждого, его характером, воспитанием, образованием, социальным положением, профессиональными занятиями, личными знакомcтвами и отношениями и прочее. Отсюда делается вывод о том, что есть интуитивное право данного класса, данной семьи, данного кружка детей, преступников и т. д.
Психологическая теория права исходит из того, что «интуитивное право вырабатывается путем взаимного психического общения в разных кругах и кружках людей с общими интересами, противостоящими интересам других». Причем это общение основывается на их эмоциях.
Эта теория носит идеалистический характер, ибо считает, что собственность, к примеру, не существует как объективная реалия, а являются плодом воображения в сознании людей. Точно также она придает дейcтвительный характер мнимому договору, заключенному сумасшедшим с дьяволом и т. п. Короче говоря, эта теория усматривает в психологии и даже в болезненном воображении душевнобольных изначальный источник правоотношений, которые порождают реальные права и обязанности.
Следовательно главные причины происхождения права и государства эта теория усматривает не в окружающей их экономической, социальной и иной среде, а в особенностях психики человека, в «импульсах» и в эмоциях, которые играют главную роль не только в приспособлении человека к условиям жизни общества, но и в образовании государства и права.
Глава 1 . Понятие и общая характеристика теории права Л. И. Петражицкого
Право определяется и исследуется Петражицким как явление нашей индивидуальной психики. Социальный момент в праве не игнорируется, но воспринимается под углом зрения психологически-правовых переживаний постольку, поскольку социальный элемент в этих переживаниях отражается. Петражицкий признает различия между правом и нравственностью, но главное различие между ними он видит и воcпринимает как различие между чисто императивным характером нравственных импульсов (и соответствующих им норм) и императивно-атрибутивным характером права. «Императивность» в данном случае предстает в толковании Петражицкого индивидуально-личностным сознанием долга, обязанности, в то время как «атрибутивность»- это сознание «своего права», выступающее вовне как притязание. Для нравственности важен императив и момент добровольности в исполнении обязанностей, тогда как для права основное сосредоточено в моменте атрибутивности, т. е. В непременном исполнении обязанности и в связанном с этим удовлетворением. Еcли в нравственном общении психика участников довольно мирно реагирует на неисполнение обязанностей, то в правовом общении неисполнение обязанностей (в том числе правовых требований, подтвержденных судебным решением) вызывает гнев, влечет оправданные требования принудительного исполнения.
Решающее значение атрибутивных элементов в праве и правовом общении в несколько тяжеловесной, но логически согласованной форме получило такое обоснование: «Сообразно атрибутивной природе правовых эмоций импульс в пользу исполнения правового долга имеет характер давления в пользу того, чтобы другой стороне, управомоченному, было доставлено то, что ему причитается; что же касается поведения обязанного оно имеет значение не само по себе, а как способ и средство достижения этого результата на стороне управомоченного. Напротив, нравственный импульс имеет характер непоcредственного и безотносительного давления в пользу определенного поведения как такового, а не как средства удовлетворения права, другого».
1.2 Философия права профессора Л.И. Петражицкого
В те годы в русской философско-юридической литературе господствовало необычайное оживление. Ряд более или менее видных исследователей выступил с попытками определить существо права, выяснить отличие его от нравственности. Между исследователями, пишущими о праве, теперь, как и прежде, нет согласия. Всякий по-своему определяет основные юридические понятия, и всякий так или иначе чувствует недостаточность существующих определений. Г. Петражицкий очень кстати напоминает изречение Канта: «Юристы все еще ищут определения для своего понятия о праве». Это несогласие юристов относительно того, что составляет объект и содержание их науки, эта множественность даваемых ими разноречивых определений показывают, что в науке права творится что-то неладное. Несмотря на многовековые усилия гениальнейших представителей человеческой мысли - великих философов и корифеев юриспруденции, - науке права до сих пор еще недостает единой руководящей нити. Говоря словами г. Петражицкого, «сфинкс существа права так и остался сфинксом. Ни одно из бесчисленных, предложенных определений права не получило санкции науки и не признано общим фундаментом для возведения научного здания. Ни одно из них не сделалось даже господствующим мнением».
Состояние науки, не выяснившей себе как следует, чем собственно она занимается, само собою разумеется, не может быть признано нормальным, и усиливающаяся с каждым годом разноголосица мнений служит симптомом тяжкой болезни, переживаемой юриспруденцией. В появившейся только что вышеназванной книге профессор Петражицкий пытается поставить диагноз этой болезни и предлагает энергическое лечение, которое должно выразиться в виде коренного преобразования всей науки права. В отличие от других названных выше сочинений, книга г. Петражицкого не примыкает ни к одному из существующих или существовавших до сих пор в юриспруденции течений. Она не защищает какого-либо из высказанных доселе определений существа права, не пытается внести каких-либо частичных поправок или дополнений в традиционные воззрения; г. Петражицкий недоволен всем методом современной юриспруденции; он хочет порвать с ее вековыми преданиями и перестроить все ее научное здание на новых основаниях.
«Неуспех массы попыток определить существо права, - говорит г. Петражицкий, - подал в последнее время повод к сомнению в возможности решения этой задачи, к довольствованию явно неудовлетворительными определениями, к стремлению обойти вопрос об определении права и т. п. средствам самоуспокоения». Действительно, сомнения в возможности удовлетворительно определить право были высказываемы не раз весьма авторитетными учеными (достаточно назвать Савиньи, Меркеля, Бергбома), и нельзя не согласиться с указаниями г. Петражицкого на ненаучность подобных сомнений, основанных на нелогическом заключении a non esse ad non posse (от несуществовании к невозможности). Чтобы признать существо права «неразрешимой загадкой», надо доказать, что самая задача выходит за пределы возможного познания, нужно установить путем гносеологического исследования, что данные для ее разрешения недоступны человеческому разуму. Такого доказательства до сих пор никем представлено не было и представлено быть не может: напротив того, путем анализа человеческого сознания можно доказать, что мы обладаем «вполне достоверным материалом для познания существа права».
Таким материалом, говорит г. Петражицкий, являются, во-первых, наши внутренние психические акты. «Дело в том, что право есть (этого никто не отрицает) явление не внешнего, материального мира, как, например, камень, дерево, а явление духовного мира, психическое явление, явление нашей души»; поэтому с природой его мы можем познакомиться непосредственно и достоверно «в нашей душе, то есть путем наблюдения, сравнения, анализа наших же собственных духовных состояний». Во-вторых, так как наши внутренние психические состояния выражаются во вне, в человеческих словах и действиях, то материал для познания права может быть добыт путем изучения человеческой речи и человеческих действий. Наконец, в-третьих, таким материалом могут послужить и «всякого рода сообщения, повествования и иные источники сведений о действиях, речах других, исторические памятники, письма путешественников и т. д.».
Анализируя человеческое самосознание, г. Петражицкий прежде всего констатирует присутствие в нем норм, авторитетно регулирующих наше поведение.
Размышляя в разных случаях нашей жизни о том, как поступить, на что решиться, мы чувствуем себя совершенно свободными в выборе того или другого поведения: идет ли речь о выборе того или другого места для прогулки, того или другого распределения наших занятий, магазина, в котором мы хотим купить нужную для нас вещь, наша воля ничем не связана: мы выбираем тот образ действий, который представляется нам наиболее приятным и целесообразным. В других случаях, мы, напротив, чувствуем связанность нашей воли, чувствуем необходимость поступить так или иначе независимо от соображений удовольствия и эгоистической пользы. «Какой-то внутренний голос авторитетно предписывает, предопределяет наше поведение; наша совесть «повелевает» нам то или другое; иными словами, нам присущи такие убеждения, которые властно и авторитетно для нас же самих нормируют наше поведение». Этим повелительным нормам, управляющим нашей совестью, мы приписываем высший авторитет не только по отношению к нам самим, но и по отношению к другим людям: мы убеждены в том, что не мы одни, но и всякий на нашем месте должен был бы поступить так, как подсказывает нам внутренний голос нашей совести.
«Отмеченное выше чувство связанности нашей воли, - продолжает г. Петражицкий, - сознание необходимости подчинения ее известному авторитетному импульсу (авторитетному побуждению к такому или иному поведению) мы выражаем словами: обязанность, долг, обязательство, долженствование, а те убеждения, которые порождают такие или иные обязанности, то есть авторитетно регулируют наше поведение (авторитетно-импульсивные убеждения), мы называем нормами, императивами».
Чувство связанности нашей воли бывает в различных случаях жизни различным, а соответственно с этим - неодинакова природа тех повелительных норм, которые управляют нашим поведением. Наше психическое отношение к бедняку Ивану, которому мы считаем себя обязанными дать десять рублей по долгу человеколюбия, совсем не таково, как наше психическое отношение к извозчику Петру, которому мы обязались уплатить десять рублей за совершенную им с нами поездку. «Ивану мы ничего не должны; ему ничего от нас не «следует», не «причитается»; если он получит 10 рублей, то это - дело нашей «доброй воли». Несмотря на связанность нашу по отношению к собственным убеждениям, к нашей „совести", по отношению к Ивану мы считаем себя свободными, не связанными и от него ожидаем признания этой свободы, признания нашей «доброй воли», дать или не дать, а во всяком случае не ожидаем противоположного отношения». Если бы Иван стал требовать с нас уплаты 10 рублей, как чего-то ему должного, то, очевидно, мы такое требование сочли бы «неуместным, нахальным». Словом, наша нравственная обязанность - дать 10 рублей не закреплена за Иваном: «мы чувствуем по отношению к нему свободу отвернуть от него положительный полюс нашего намерения, например, направить его на другого, более нуждающегося».
«Совсем иное, прямо противоположное говорит нам наше сознание о нашем отношении к Петру, который заработал с нас 10 рублей, доставив нас в город, или которому мы проиграли 10 рублей. Ему мы должны 10 рублей, ему следует, причитается от нас получить 10 рублей. По отношению к нему мы связаны, лишены свободы дать или не дать. Заявление извозчику, требующему от нас условленной платы, что мы платить не желаем, что это зависит от нашей доброй воли, нам кажется абсолютно недопустимым, бесстыдным, нахальным». Словом, если по отношению к Ивану мы чувствовали себя свободными, то по отношению к Петру мы связаны; «нашу обязанность уплатить ему 10 рублей мы признаем закрепленною за ним как что-то приобретенное им (заработанное, выигранное и т. п.), так что мы не чувствуем свободы отвернуть от него положительный полюс нашей обязанности, лишить его получения».
Обязанности наши бывают двух родов: в одних случаях обязанность лица сознается закрепленною за другим или за другими лицами, «принадлежащею другому как его добро (alii attributum, acquisitum)», в других случаях, обязанность лица представляется односторонне связывающей, незакрепленной за кем-либо другим. В этом-то г. Петражицкий и видит тот характеристический признак, который отличает правовые обязанности от нравственных. Обязанности «по отношению к другим свободные (односторонне связывающие)» он считает обязанностями нравственными; обязанности же «по отношению к другим несвободные (закрепленные активно за другими и образующие, таким образом, двустороннюю связь)» он признает обязанностями правовыми, юридическими.
Различию обязанностей соответствует различие повелительных норм, управляющих нашим поведением. Существо одних из этих норм (нравственных) «состоит исключительно в авторитетном предопределении нашего поведения; предписывая нам то или другое (например, утешать страждущих, любить ближних), эти нормы ничего не закрепляют за другими людьми, ничего не приписывают им как им с нас должное, следуемое. Существо же других - правовых норм (например, проигранное в карты должно быть уплачено партнеру, занятые деньги должны быть возвращены занявшим) «состоит в двух функциях: с одной стороны, они авторитетно предопределяют наше поведение, с другой стороны, они авторитетно отдают другому, приписывают как ему должное то, чего они требуют от нас».
Нравственные нормы только повелевают и потому могут быть названы императивами, нормы же правовые не только повелевают лицу обязанному, но предписывают, предоставляют другим лицам (управомочным) то, что им следует, поэтому они могут быть названы атрибутивами или, еще точнее, императивно-атрибутивными нормами. Нравственные нормы нормируют положение только лица обязанного и постольку имеют односторонний характер; напротив того, нормы правовые суть нормы по существу двусторонние, ибо они одновременно нормируют положение двух лиц, обязанного и управомоченного, того, с кого следует, и того, кому следует.
Таковы те основные черты права в отличие от нравственности, которые, по мнению г. Петражицкого, должны составить «базис для синтетического построения науки права». Чтобы разобраться критически в воззрениях автора, мы должны исследовать степень прочности этого базиса.
Прежде всего, нетрудно убедиться в некоторой неопределенности и двусмысленности основной мысли г. Петражицкого, которая обусловливается смешением психологической точки зрения с этической. Во вступительных замечаниях к своему исследованию г. Петражицкий предлагает чисто психологический критерий для различения права от не права. Единственным материалом для познания права являются наши психические акты, то есть состояния нашего сознания и их внешние проявления - человеческие речи и действия. Казалось бы, тут идет речь о таких психических состояниях, которые всякий вообще человек может наблюдать в своем сознании. Однако в дальнейшем своем изложении, переходя к определению «существа права», г. Петражицкий берет за исходную точку вовсе не общечеловеческую психологию, а психологию человека нормального, обладающего правильно развитым нравственным и правовым чувством. Это - психология тех людей, которые признают или «чувствуют» себя связанными теми или другими нормами должного по отношению к ближнему, тех, например, которые считают «бесстыдным и нахальным» не уплатить партнеру проигранное в карты и не выдать извозчику, доставившему их город, условленного вознаграждения. Ясное дело, что та чисто психологическая точка зрения, из которой первоначально исходил автор, незаметно для него самого подменивается точкой зрения этической.
Вряд ли Петражицкий станет оспаривать возможность нравственного и правового идиотизма, вряд ли он станет отрицать существование таких людей, которые не только не считают себя обязанными уважать чужое добро, но не признают себя связанными вообще никакими «закрепленными за ближним обязанностями». Спрашивается, какой материал могут дать «психические состояния» этих людей для определения существа права? Очевидно, никакого, и, если в результате анализа Петражицкого получилось то или другое определение права, то только потому, что он, не отдавая себе в том отчета, ограничивал область своих наблюдений: материалом для его анализа на самом деле послужили психические состояния только тех людей, которые мыслят и чувствуют согласно тем и другим представлениям о должном, иначе говоря, такое сознание, которое уже содержит в себе нравственные и правовые нормы. Г. Петражицкий хочет оставаться на почве эмпирической психологии, но это оказывается невозможным: эмпирическая психология изучает все вообще состояния, переживаемые человеческой душой в действительности безо всякого предпочтения к тому или другому из них; из нее мы можем узнать, например, что одни люди считают себя связанными, руководствуются в своем поведении нормами, ограничивающими их эгоизм, другие, же управляются исключительно своекорыстными побуждениями. Но вопрос о том, чем они должны руководствоваться, вовсе выходит из сферы ее рассмотрения. Сама по себе эмпирическая психология бессильна разрешить вопрос о существе права, потому что это - вопрос не только о существующем, но и о должном. Вот почему и исследование Петражицкого вовсе не есть чистая психология, а психология, подкрепленная этикой.
Само по себе привлечение этики для разрешения философско-юридических вопросов составляет не недостаток, а достоинство в виду несомненной связи права с нравственностью, бесчисленное множество раз указанной учеными исследователями - юристами и философами. Но этика, не помнящая родства и принимающая себя за психологию, может стать источником опасных заблуждений, ибо она не отдает себе ясного отчета в своих логических предположениях и в своих логических обязанностях.
Раз материалом для исследования Петражицкого служит не общечеловеческая психология, а сознание нормальное в правовом отношении, то он, прежде всего, должен был бы спросить себя, какое же сознание должно быть признано нормальным? В чем заключается критерий для различения нормального от ненормального в области правового сознания? Но если бы г. Петражицкий поставил вопрос таким образом, он тотчас же увидел бы, что поставленный им вопрос превышает компетенцию эмпирической психологии. Нормальным в правовом отношении может быть признано, очевидно, только сознание тех людей, которые признают те или другие обязательства по отношению к ближним, то есть обладают правовым чувством и считают себя связанными правовыми нормами. Психология несомненно может послужить ценным пособием для изучения права, но, чтобы разобраться в доставляемом ею материале и отличить в нем годное от негодного для правоведения, нужно предварительно уяснить себе, что такое правовые нормы, что вообще должно признаваться правовым и что - неправовым. Иначе говоря, прежде чем приступать к психологическому материалу, нужно определить понятие права.
Петражицкий поступает как раз наоборот: он начинает с психологии. Вследствие этого ему не удается избежать того заблуждения, которое он столь основательно ставит в упрек многим из своих предшественников. Его рассуждение содержит в себе логический круг: в самом деле, выводить определение права из наблюдений над психическими состояниями людей, «переживающих в своем сознании правовые нормы», значит, определять право - правом, неизвестное - неизвестным. Эта логическая погрешность наглядно обнаруживается в даваемом автором определении понятия «обязанности» в юридическом смысле. Мы видели, что, с точки зрения г. Петражицкого, это - такая обязанность одного лица, которая «сознается закрепленною за другим, принадлежащей ему как его добро». Нетрудно себе представить добро хищнически приобретенное, закрепленное за владельцем-разбойником тем страхом, который он внушает ближним; очевидно, что не такое добро разумеет здесь г. Петражицкий, а добро правильно приобретенное, закрепленное за владельцем правовым сознанием его ближних. Очевидно, что под словом «добро» в приведенном определении следует разуметь «право»; логический круг тут прикрывается простой заменой одного слова другим. Петражицкий определяет юридические обязанности как «обязанности по отношению к другим несвободные, закрепленные активно за другими и образующие таким образом двустороннюю связь». Опять-таки спрашивается, что разуметь здесь под «обязанностями активно закрепленными»? В Сардинии разбойники облагают определенною данью сельское население, угрожая смертью всем землевладельцам, которые отказываются ее платить, и всем рабочим, работающим в их поместьях; в этом примере есть и «двусторонняя связь» и «активно закрепленная за разбойниками обязанность» землевладельцев - платить определенную дань, притом связь несомненно психическая, поддерживаемая чувством страха; вряд ли, однако, эта связь признается правовою помещиками и даже самими разбойниками, вряд ли и г. Петражицкий решится утверждать тут наличность правовой обязанности. Ясное дело, стало быть, что в приведенном определении под «активно закрепленными обязанностями» следует подразумевать не всякое вообще долженствование, не «обязанности», вызванные одним страхом или интересом, а обязанности правомерно закрепленные; иначе говоря, и в этом определении скрывается указанное выше тождесловие.
Определения, основанные на тождесловии, разумеется, ничего не определяют, а потому определения, даваемые г. Петражицким, не дают возможности отличить право от нравственности, с одной стороны, от правовых убеждений и правовых галлюцинаций, с другой стороны.
Нравственные нормы, говорит он, суть нормы односторонне связующие - императивные, между тем как нормы юридические всегда установляют двустороннюю связь и суть нормы императивно-атрибутивные. Правовые нормы суть действительно нормы императивно-атрибутивные. Будучи знакомыми с воззрениями г. Петражицкого не по одной только разбираемой работе, я уверена в возможности убедительно доказать путем анализа функций юридических норм, что каждая из них, с одной стороны, «повелевает», с другой стороны, «предоставляет». Но выражается ли в этом отличие юридических норм от всяких других и в особенности от нравственных?
На самом деле трудно найти хотя бы одну нравственную норму, которая бы не была «императивно-атрибутивной», которая не закрепляла бы «психически» каких-либо обязанностей одних лиц за другими (за ближними и за Богом для тех, кто в него верит). Высшее выражение нравственности - заповедь любви и милосердия, когда она управляет нашей совестью, несомненно связывает нашу волю по отношению к ближнему, несомненно закрепляет за ним целую сложную совокупность наших нравственных обязанностей; примеры, приводимые г. Петражицким, не доказывают противного. Рассуждая о бедняке Иване, которому мы считаем себя нравственно обязанными дать десять рублей, г. Петражицкий говорит: «Ивану мы ничего не должны; ему от нас ничего не причитается; если он получит десять рублей, то это - дело нашей доброй воли». Конечно, мы ничего ему не должны с точки зрения той или другой правовой нормы, требующей воздаяния за оказанные нам услуги, потому что речь идет о лице, не оказавшем нам никаких услуг; но по долгу человеколюбия мы всем должны, всем обязаны, и если Иван находится в более несчастном положении, чем другие, то по отношению к нему для нас возникают особые обязанности, закрепленные именно за ним в отличие от всех прочих людей. Конечно, подобного рода обязанности закрепляются за ближними не какими-либо велениями внешнего авторитета, внешней нам власти, а внутренним голосом нашей совести; связь между нами и бедняком Иваном есть связь психическая. Но г. Петражицкий вовсе не отожествляет правовые нормы с велениями внешнего авторитета: он признает правовыми все те нормы, которые закрепляют психически долженствование одного лица за другим, а следовательно, указанное им различие между правовыми и нравственными нормами оказывается мнимым. Как правовые, так и нравственные нормы связывают нашу волю по отношению к другим. Если бедняк Иван не имеет права от нас требовать материальной помощи, то это не значит, чтобы мы были в отношении к нему «свободны», ничем не связаны; а это значит только, что связывающий нас долг человеколюбия не должен выразиться непременно в форме уплаты определенной денежной суммы и вообще в материальной помощи всякому бедняку, как таковому, а в той форме, которая обусловливается рядом конкретных условий, - нашими средствами, положением лица, коему мы помогаем, и, наконец, его настроением. Если бедняк станет нахально требовать от благотворителя десяти рублей, то последний, вероятно, ему откажет, как основательно замечает г. Петражицкий; но это будет обуслов
Психологическая теория права Л.И. Петражицкого курсовая работа. Государство и право.
Реферат: Машиностроительный комплекс России 2
Нужны Ли Миру Вечные Ценности Сочинение
Реферат: Breakup Of The Soviet Union And Gorbachev
Расчетный Счет Курсовая Работа
Задание 40 Эссе По Английскому Егэ
Пособие по теме Ответы к зачету по менеджменту
Реферат: Акционерные общества в Российской Федерации
Реферат по теме Internet - прошлое и будущее
Реферат: К вопросу о формировании информационной компетентности
Реферат: Мета завдання функція та принципи ревізії та її види
Реферат По Гост
Курсовая работа по теме Расчет участка цеха по сборке турбины ППО
Реферат: Анализ потребительского кредитования в коммерческом банке
Сочинение Рассуждение Какой Подарок Лучше
Курсовая работа по теме Анализ операций коммерческого банка на примере ОАО 'Агроинвестбанк' в Республике Таджикистан
Дипломная работа по теме Исследование платежеспособности и финансовой устойчивости предприятия торговли и пути их повышения
Курсовая работа по теме Правовое регулирование наследственных отношений
Курсовая Работа На Тему Человек В Развивающемся Обществе
Реферат: Мои ответы на основные вопросы человеческого бытия, сформированные И. Кантом
Курсовая работа: Исследование политики Центрального банка России
Применение ювенальных технологий в судопроизводстве - Государство и право курсовая работа
Органы исполнительной власти субъектов Российской Федерации - Государство и право курсовая работа
Принципы оценки условий труда на предприятиях. Доплаты за условия труда - Безопасность жизнедеятельности и охрана труда контрольная работа


Report Page