Проблемы экономический человек в россии
Проблемы экономический человек в россии7. Модель экономического человека и ее критика
=== Скачать файл ===
В то же самое время с середины х гг. Его обсуждение разделило экономистов на две группы: В частности, до сих пор без внимания остались многочисленные исследования, в которых этот вопрос решается с постмодернистских позиций. Нежелание современных профессиональных экономистов прислушиваться к своим коллегам по гуманитарным исследованиям представляется особенно досадным, если учесть то широкое влияние, которое постмодернизм успел на сегодняшний день оказать на развитие других наук о человеке. Зародившись на рубеже х гг. На сегодняшний день среди приверженцев постмодернизма единственным учёным, с постмодернистских позиций исследовавшим экономические проблемы, остаётся французский философ, социолог и экономист Ж. Но его исследования в этой области представляют несомненный интерес, поскольку Ж. Поэтому данная статья состоит из двух частей. В первой будет рассмотрена общая логика развития дискуссии между неоклассиками и их оппонентами, а вторая будет посвящена тому, как с постмодернистских методологических позиций Ж. Бодрийяр предложил обновить эту дискуссию. Сторонниками неоклассики в качестве модели экономического поведения рассматривается потребительское поведение, которое преподносится как индивидуальный рациональный выбор из множества потребительских благ, подчинённый цели максимального удовлетворения потребностей. Необходимо вкратце остановится на ключевых предпосылках этой модели. Их можно разделить на три группы. К первой относятся предпосылки, характеризующие ситуацию потребительского выбора в целом. Ко второй — предпосылки, описывающие внешнюю среду, накладывающую на выбор определённые ограничения. Третью образуют условия, касающиеся внутренних качеств экономического агента. Среди предпосылок первой группы необходимо прежде всего отметить принцип методологического индивидуализма , означающий, что экономическая деятельность, протекающая в обществе и поэтому являющаяся коллективной, может быть объяснена исходя из поведения отдельно взятого экономического агента. Второй важнейшей предпосылкой этой группы является принцип максимизации , согласно которому потребительский выбор трактуется как решение оптимизационной задачи, нацеленной на максимизацию потребительской функции, отражающей предпочтения при заданных ограничениях. Эти ограничения описываются представителями второй группы. Остальные предпосылки данной группы раскрывают принцип совершенной информации: В совокупности внешние факторы ситуации потребительского выбора характеризуют её как ситуацию полной определённости. Центральной предпосылкой третьей группы выступает рациональность экономического агента. Первым её аспектом является целенаправленность: Второй её аспект — это осознанность. Она состоит в том, что индивидуум, всегда чётко осознавая собственные предпочтения, осуществляет выбор путём соотнесения доступных вариантов удовлетворения своих потребностей с затратами на их получения. При этом полнота доступной ему информации дополняется предпосылкой о совершенстве его аналитических и счётных способностей. Для сторонников неоклассики предпосылки третьей группы выступают непререкаемыми аксиомами или, в терминологии постпозитивистской философии науки, жёстким ядром их исследовательской программы. Суть доктрины экономического империализма состоит в том, что модель экономической рациональности может быть успешно применена при объяснении человеческого поведения не только в экономике, но и во многих других сферах общественной жизни. Наиболее ярким приверженцем методологии экономического империализма является Г. Одним из наиболее заметных последователей Г. В числе приверженцев экономического империализма особое место занимают У. Если поведенческие предпосылки модели рациональной максимизации являются для неоклассиков неприкосновенными, то предпосылки, описывающие внешние условия потребительского выбора, подвергались с их стороны некоторому видоизменению. По удачному выражению В. Предпосылка об определённости будущего была подвергнута пересмотру в теории ожидаемой полезности Дж. Моргенштерном, которые модифицировали стандартный вид потребительской функции путём введения в неё вероятностных характеристик потребляемых благ, отражающих ту информацию, которая в реальной экономической действительности недоступна индивидууму в момент выбора. Этой внутренней самокритике неоклассики, которая инкорпорировала в базовую модель неучтённые ранее обстоятельства, но не затронула её фундаментальные составляющие поведенческие предпосылки , противостоит внешняя критика оппонентов неоклассики, настаивающая на необходимости отказаться от элементов её жёсткого парадигмального ядра. Среди множества оппонентов неоклассической модели необходимо в первую очередь назвать сторонников концепции ограниченной рациональности , среди которых несомненным лидером является Г. Критикуя неоклассиков за то, что в их модели потребительский выбор рассматривается статически, то есть только как результат, эти исследователи акцентируют своё внимание на выборе как процессе. В связи с этим они в развитие теорию поиска Дж. Стиглера отказываются не только от предпосылки о бесплатности и совершенстве информации, но и от фундаментального допущения о неограниченности счётных способностей экономического агента. По их мнению, аналитические возможности, как и информация, являются редким ресурсом, поэтому в действительности имеет место не абсолютная, а ограниченная рациональность. Это означает, что даже при наличии исчерпывающей информации об обстоятельствах ситуации потребительского выбора не вся она может быть рационально использована и часть её неизбежно оказывается избыточной. Аргументация сторонников концепции ограниченной рациональности на сегодняшний день получила широкое распространение в среде профессиональных экономистов благодаря популярности неоинституционального направления, в методологии которого допущение об ограниченной рациональности наравне с понятиями института и трансакционных издержек занимает одно из центральных мест. Ходжсон говорит о необходимости внести изменения и в ортодоксальные представления о целеполагании, а именно — в редко упоминаемое допущение о независимости целей и средств. Ходжсон подчёркивает это, ссылаясь на концепцию адаптивных предпочтений Дж. Эльстера, в которой демонстрируется подвижность системы предпочтений под воздействием личного опыта индивидуума, в том числе — выбираемых им средств удовлетворения своих потребностей. Помимо критики неоклассических представлений о потребительской функции и возможностях экономического агента по решению оптимизационной задачи Ходжсон обращает внимание и на гипотезу о рациональности. Отмечая, что не только оппоненты неоклассики, но и даже её авторитетные приверженцы как, например, В. И, наконец, Ходжсон подвергает пересмотру и фундаментальный для неоклассики принцип методологического индивидуализма. По его мнению, использование в качестве базовой единицы анализа индивидуального поведения связано с рядом неразрешимых логических затруднений. Прежде всего, со ссылкой на работы Н. Koestler Ходжсон указывает на произвольность дихотомии целого и части, общества и отдельного индивида: Наконец, абсолютизация индивидуальных факторов экономического поведения игнорирует очевидные факты влияния на него внешней среды. Поэтому окончательный вердикт, который выносит Ходжсон методологическому индивидуализму, заключается, с одной стороны, в необходимости учитывать контекст индивидуального поведения социального, культурного, исторического и т. Подводя итог проделанного краткого анализа хода дискуссии между сторонниками и противниками неоклассической модели экономического человека, необходимо сделать два принципиально важных замечания. Первое состоит в том, что и умеренный вариант критики неоклассической ортодоксии, предложенный сторонниками концепции ограниченной рациональности, и более радикальный подход Дж. Ходжсона не являются действительно альтернативными неоклассике. В отношении работ Г. Саймона это почти очевидно: Но концепция и самого Ходжсона не более опасна для неоклассиков. Причина этого в том, что все свои критические размышления он осуществляет в рамках тех методологических структур, на которых построена модель неоклассиков. Так, и методологический индивидуализм неоклассиков и синтез холизма и индивидуализма, отстаиваемый Ходжсоном, есть продукты одной и той же мыслительной схемы, основанной на противопоставлении целостности и её части. Аналогичная ситуация имеет место в случае сопоставления одноуровневой структуры сознания в неоклассической модели с многоуровневой структурой когнитивных процессов, учитывающей бессознательные и частично осознаваемые их элементы. Второе принципиальное замечание по поводу общих проблем, сопровождающих развитие дискуссии о рабочей модели человека в экономической науки второй половины 20 века, тесно связано с первым и частично объясняет его. Как наиболее красноречиво свидетельствует пример концепции, предлагаемой Дж. В конечном счёте, все предложения Ходжсона по модификации исходной неоклассической модели сводятся к необходимости интегрировать в неё те условия, от которых она изначально абстрагируется. По его мнению, тем самым она должна стать максимально реалистичной. Но при этом он не учитывает обратную сторону приближения любой теоретической модели к действительности — снижение её операциональности. Попытка разрешить именно эту дилемму стала главной целью, которую поставил перед собой Ж. На ход его исследований решающее влияние оказала одна из ключевых методологических доктрин постмодернизма — деконструктивизм. Зародившись в х гг. Несмотря на своё узкопрофессиональное — литературоведческое — происхождение, деконструктивизм обладал универсальным аналитическим потенциалом, благодаря чему одновременно с оформлением деконструкции в качестве самостоятельного теоретического направления происходила активная и весьма плодотворная экспансия основных её идей в самые разные сферы гуманитарного знания: Экспортируя этот аналитический подход в экономическую науку, Ж. Корень этих проблем Бодрийяр увидел в логическом несовершенстве той позитивистской модели исследования, которая для профессиональных экономистов стала своего рода интеллектуальным клише и вплоть до начала х гг. Ревизия методологических основ экономического анализа, начало которой положила статья М. Но революционность её результатов не была оценена сообществом экономистов по достоинству, в связи с чем дискуссия по проблеме рабочей модели экономического человека и натолкнулась на указанную выше дилемму, оказавшись существенно менее продуктивной, чем это было возможно. Роббинс, настаивал на приоритете дедуктивного метода, предполагающего построение теории на базе исходных аксиоматических предпосылок, которые в экономике могут быть получены путём интроспекции. Предложенный Фридманом выход из сложившейся ситуации опирался на инструменталистскую трактовку науки. Неявным образом отказываясь от поиска истины, Фридман в качестве решающего критерия оценки любой теории выдвигал её прогностические способности. Это позволяло, во-первых, в качестве исходного пункта теоретической работы сохранить базовый для априоризма пункт об аксиоматических предпосылках, которые у Фридмана приобретали форму допущений, свободных от проверки на реалистичность. А во-вторых, инструментализм предполагал сохранение требования об эмпирической проверке теории, которое в то же время сочеталось с требованием фальсификационной проверки на содержательность в духе К. Вплоть до начала х гг. С одной стороны, этому способствовало то, что ключевые положения монетаризма, которые отстаивал Фридман в полемике с кейнсианцами по вопросам экономической политики, не находили однозначного эмпирического подтверждения. С другой стороны, ведущие позиции в области философии науки занял постпозитивизм. Ведущие его представители — Т. Кроме того, в среде экономистов получил признание тот факт, что и подтверждение и опровержение теорий с помощью эмпирических фактов связано с неразрешимыми логическими затруднениями. ХХ века в большинстве гуманитарных наук широкое распространение получил тезис о том, что любые эмпирические данные не являются чистым слепком с реальности, а несут на себе отпечаток той или иной теории. Даже такой авторитетный экономист-методолог последних десятилетий как Дж. Ходжсон, неоднократно подчеркнув важность проблемы логического обоснования эмпирической проверки теории, фактически проигнорировал её, когда формулировал своё представление о прогрессе научного знания. Отстаивая в полемике с М. Таким образом, склонность постпозитивистов преуменьшать роль традиционных позитивистских критериев отбора научных теорий в пользу социологических факторов, которая в случае П. Бодрийяр, проводя аналогию между научным познанием и экономическим обменом, говорит о том, что, как и между двумя обмениваемыми товарами, между теорией и реальностью устанавливаются отношения эквивалентности. Такое классическое позитивистское представление покоится на аксиоме о существовании объективной действительности, которая доступна непосредственному восприятию исследователя и как раз и составляет объект любой теории. Вне рамок системы координат, задающей представление о реальности картины мира , реальность может характеризоваться только лишь неопределённостью. Неопределённость при этом Бодрийяр понимает так же, как это делал В. То есть неопределённость предполагает, что исследуемый объект может быть определён бесконечным числом способов в зависимости от точки зрения, выбираемой теоретиком, но при это ни одно из этих определений не является более правильным, чем все остальные. Для процесса познания это означает, что из давно известного факта взаимозависимости предмета и метода познания следует сделать следующий радикальный вывод: Из этого следует, что теория не может отражать реальность, не может быть её эквивалентом и, иными словами, не может обмениваться на реальность. Произвольно конструируя свой предмет, теории не могут отражать ничего, кроме себя самих. Симулируя объективную реальность, они становятся своим собственными эквивалентами и обмениваются только друг на друга. На смену упорядоченному позитивистскому миру, подчиняющемуся действию объективных законов, в трактовке Ж. Признание столь радикальных следствий из теоретической ненейтральности эмпирических фактов делает необходимым, по мнению Бодрийяра, переформулировку цели теоретического анализа. Взамен он предлагает исследование генезиса теории, нацеленное на демонстрацию её произвольности и неизбежной логической порочности. В отличие от рассмотренных нами оппонентов неоклассической модели Ж. Вкратце проследим генезис этого определения потребления. Стремясь отделить действие от случайных и необдуманных поступков , он подчёркивал его обдуманный, сознательно обоснованный характер и, соответственно, определял как практическое заключение , выводимое из 1 представления субъекта о благе как конечной цели действия, 2 осознанного стремления желании к этому благу и 3 его представлений о существующих способах достижения блага и сложившемся положении дел. Классическая политэкономия начала 19 века, руководствуясь стремлением соответствовать позитивистским методологическим стандартам, трансформировала практический силлогизм в направлении его большей объективности. В преодолении его нематериальности и заключалась решающая задача утилитаризма. Вслед за моралистами 18 века Э. Милль сделали из принципа удовольствия основу общественной морали. Тем самым было сформировано узкое — практическое или инструментальное — определение рационального поведения как поведения, руководствующегося мотивом максимизации полезности и учитывающего ограниченность средств реализации этого мотива. Такое преобразование античного понимания рациональности дало экономической науке начала 20 века рабочую модель человеческого поведения, которая была уже в полной мере научной, поскольку, с одной стороны, давала возможность законосообразного объяснения экономического поведения как подчиняющегося закону максимизации полезности , а с другой — предполагала возможность объективных наблюдений и измерений благодаря материальной трактовке потребностей и полезности. Основанное на инструменталистской трактовке рациональности, определение потребления как процесса удовлетворения потребностей стало одной из тех редких констант, справедливость которых не подвергалось сомнению ни одной из школ экономического анализа. Но тем самым экономическая наука совершает фатальную ошибку, поскольку оставляет без методологического обоснования свои ключевые аналитические понятия, попросту заимствуя их из обыденной жизни. Бодрийяр утверждает, что определение процесса потребления как удовлетворения экономическим субъектом своих потребностей с помощью тех или иных благ является не чем иным, как сконцентрированным выражением идеологии, которая оправдывает систему общественных отношений, установившихся с приходом капитализма на смену феодализму. Уже античное представление о рациональности, сформулированное в аристотелевском практическом силлогизме, содержит в себе логический круг, поскольку связь между желанием и поступком является, на самом деле, не причинно-порождающей, а концептуальной. Поскольку описание мотива поступка неизбежно включает в себя описание самого поступка и наоборот , то любое причинное объяснение сводится к тривиальным утверждениям типа: В конечном итоге каждое такое объяснение утверждает лишь то, что у действия были некоторые основания — то есть просто тавтологически воспроизводит аксиоматику причинного объяснения действия. В период своего становления современная гуманитарная наука не внесла в эту логическую схему качественных изменений, лишь придав ей объективистский характер. Она становится своего рода универсальной субстанцией, к которой сводятся как предмет потребления, так и потребитель. Ведь именно к потребностям, а точнее — к набору предпочтений относительно полезных свойств благ , редуцируется человек в его экономическом определении; в то же самое время к полезным свойствам которые оказываются содержанием предпочтений приравниваются и экономические блага. Приверженность такому подходу не оставляет Бодрийяру никакой другой возможности кроме как признать объяснения типа: Эта бессодержательность, в свою очередь, открывает безграничные возможности для теоретических спекуляций по поводу оснований потребительского выбора. Схожая ситуация и в случае с широко распространёнными идеями об историчности и культурной специфичности потребностей, на которых выстраивается множество моделей потребления, характерных для различных цивилизационных контекстов или исторических эпох. Таким образом, продемонстрировав тавтологичность и бессодержательность классической экономической модели потребительского выбора, Бодрийяр делает вывод о том, что:. Это понятие выражает отношение субъекта к предмету лишь в терминах соответствия, функционального ответа субъекта предметам и наоборот: Своего рода залогом тавтологии, на которой стоится экономическое определение потребления, Бодрийяр считает идею о том, что полезные свойства вещи, её прагматические функции являются её сущностным определением. Все четыре логики не являются открытием Бодрийяра: Логика эквивалентности и логика практических операций, описанные Аристотелем, развиты представителями политической экономии и окончательно систематизированы К. Логика символической амбивалентности была открыта антропологами М. И, наконец, статус знака вещь получает, когда становится атрибутом социального положения своего обладателя. Ближе всех среди экономистов к необходимости выделять эту логику подошёл Т. Поэтому экономическая наука, закрепляющая этот статус за функциональной логикой, выполняет идеологическую , а не познавательную операцию. Решающее значение при этом должно иметь, в первую очередь, отказ экономической науки от использования бытовых представлении об экономических явлениях. Это необходимо, поскольку последние формулируются не спонтанно, а подвергаются определённому идеологическому воздействию, конечный источник которого Бодрийяр однозначно не идентифицирует, но косвенным образом ассоциирует его с владельцами капитала. Это, в свою очередь, означает, что выдвинутая классической политэкономией трактовка экономического отношения к окружающему миру как универсального измерения человеческой природы, является мистифицирующей. Оно отвечает реалиям зарождения капиталистических отношений, которые и анализировали классики. Но только для этого типа общественно-экономического устройства оно и может быть адекватным. Внеисторичность такой трактовки должна быть подвергнута сомнению. Интрада, и Ильин И. Постмодернизм от истоков до конца столетия: Investment in Human Capital: Investment in Human Beings Oct. Gary , Barro J. A Theory of Marriage: Marriage, Family Human Capital, and Fertility Mar. Altruism, Egoism, and Genetic Fitness: Представление о человеке и концепция социума: Человек в зеркале экономической теории Очерк истории западной экономической мысли. Models of Bounded Rationality. MIT Press, ; Simon Herbert A. May, , pp. The Behavioral Foundations of Economic Theory. Choices, values, and frames. Maps of Bounded Rationality: A Perspective on Judgment and Choice: Extensional Versus Intuitive Reasoning: Autumn, , pp. Ambiguity and Choice in Organizations. Universitetsvorlaget, ; March J. Экономическая теория и институты: Модели человека в экономической теории. Очерк анархистской теории познания. Бодуэна де Куртенэ, Символический обмен и смерть. Мысль, — и Аристотель. Мысль, — Социологические теории деятельности и практической рациональности. Эпистемология классическая и неклассическая. К критике политической экономии знака. Verdana, Arial, Helvetica, sans-serif; color: Таким образом, продемонстрировав тавтологичность и бессодержательность классической экономической модели потребительского выбора, Бодрийяр делает вывод о том, что:
Формы деятельностного метода обучения
Схема лечения хеликобактер макмирором
Карандаш защищающий от порчи и
Конкурс правила дорожного движения
Вязаные крючком сердечки схемы
Что делать при ожоге серной кислотой