Предфилософия: Девять лириков (II)
Friedrich HohenstaufenДве центральные фигуры лирической поэзии предфилософского периода, это безусловно Алкей и Сапфо. Они жили в одном месте, принадлежали одной условной политической группировке и были прямыми современниками, с незначительной разницей в возрасте, и начну я всё таки с более известной Сапфо (ок. 630 г. — 570 до н.э.). Она резко отличается от всех своих предшественников и современников, и даже в дальнейшем мало кому удавалось в лирике достичь её уровня. На фоне остальных она сильно выделяется своим более отработанным стилем; лучше передает страсти и эмоции, больше и глубже раскрывает само чувство любви. Также у неё уже начинают встречаться и около-философские сентенции, напоминающие знаменитых «мудрецов»:
«Богатство одно — спутник плохой без добродетели рядом. Если ж они вместе сошлись — выше блаженства нету».
«Я роскошь люблю; блеск, красота, словно сияние солнца, Чаруют меня...».
В отличии от большинства поэтов (которые были мужчинами) Сапфо пишет о «типичной женственности» и переживаниях девушки, так, например, она гневается на то, что хороший парень повелся на «деревенщину», которая даже «платья носить не умеет». Есть также и «философские» размышления; видимо о том, какие парни могут нравится больше:
«Кто прекрасен — одно лишь нам радует зрение,
Кто ж хорош — сам собой и прекрасным покажется».
В основе лирики Сапфо лежат традиционные фольклорные элементы; здесь преобладают мотивы любви и разлуки, действие происходит на фоне светлой и радостной природы, журчания ручьев, курения благовоний в священной роще богини. Все её стихи проникнуты добротой, они касаются свадеб, танцев и прочих лёгких радостей.
Традиционные формы культового фольклора наполняются у Сапфо личными переживаниями; главным достоинством её стихотворений считается напряжённая страстность, обнажённое чувство, выраженные с чрезвычайной простотой и яркостью. Любовь в восприятии Сапфо — страшная стихийная сила, «сладостно-горькое чудовище, от которого нет защиты». Сапфо стремится передать своё понимание синтезом внутреннего ощущения и конкретно-чувственного восприятия (огонь под кожей, звон в ушах и т. п.).
В одном из её стихов раскрывается суть провинциальности греков, их ощущения своей окраинности, вторичности после Древнего Востока, что отлично раскроет позже Геродот. Так, Сапфо перехваливает те самые лидийские Сарды (играющие большую роль для Алкмана), в которые уехала жить одна из её подруг.
Её отец Скамандроним был «новым» аристократом; будучи представителем знатного рода, он не занимался земледелием, а скорее был торговцем. В середине VII в. до н.э. в Митилене произошло упразднение царской власти, место которой заняла олигархия из царского рода Пенфилидов. Вскоре власть Пенфелидов также пала в результате заговора, и между ведущими аристократическими семействами разгорелась борьба за первенство. В 618г. до н.э. власть в городе захватил некий Меланхр, которого древние авторы называют первым тираном Митилены. Вскоре Меланхр, объединёнными усилиями поэта Алкея, его братьев и будущего тирана Митилены Питтака, был свержен и убит. Тираном Митилены стал их союзник Мирсил, политика которого была направлена против определённых представителей старой митиленской знати, и многие аристократы (в том числе семьи Сапфо и Алкея), были вынуждены бежать из города где-то между 604 и 594 до н. э. До самой смерти Мирсила - Сапфо находилась в изгнании и жила в Сиракузах (между 594 и 579 до н.э.), после чего смогла вернуться на родину. По легенде, именно в это время ею увлекся Алкей.
В той же Митилене родился и сам Алкей (ок. 625-560гг.), поэт, который был современником и соотечественником Сапфо и тирана Питтака. Когда в Митиленах пала царская власть и к власти пришел первый «тиран» города Меланхр, самому Алекю было примерно 7-13 лет, Сапфо была старше него примерно лет на пять. Вскоре после этих событий Алкей, как раз вступив в совершеннолетие, попал на военную службу; а в это время шла война против Афин, в которой Митилены потерпели поражение. В бою сильно отличился Питтак, товарищ Алкея, а в ключевом сражении войны сам Алкей бежал, бросив щит (если этот стих не простое подражание стихам Архилоха).
Когда после участия Алкея и Питтака в перевороте, новым тираном Митилены стал некий Мирсил, позиции самого Питтака (бывшего союзника Алкея и одного из «семи мудрецов»), через некоторое время изменились; он выступил на стороне нового тирана и некоторое время был его соправителем. Когда же это произошло, Алкей тут же напал на Питтака в своих стихотворениях, которые у поэта можно посчитать наиболее оскорбительными. Ответ не заставлял себя долго ждать, и был он совсем не поэтическим, поэтому Алкею пришлось бежать из города. В изгнании он (как и Сапфо) находился как минимум до смерти Мирсила (между 594 и 579 до н.э.).
У Алкея также находится место гомеровским мифам и божественному могуществу, но это не идёт ни в какое сравнение со Стесихором. И что отличает Алкея от его современников – он открыто выступает против тираннии Питтака (которая по своему характеру анти-аристократична), и конкретно-политичен в своей поэзии.
«Наш удел — на весу: все вверх дном опрокинется, если в городе власть заберет он, рехнувшийся...».
или
«Метит хищник царить,
самовластвовать зарится,
Все вверх дном повернет —
накренились весы. Что спим?»
Он также сочиняет гимны, один из которых «К Аполлону», посвящен богу-покровителю аристократов. Хотя, справедливости ради, в строчках о попойках он не против и «присягнуть Дионису». Когда же его заговор против Питтака провалился и он был изгнан, то здесь же началась полоса «нытья».
К этому периоду изгнания следует отнести большинство стихотворений его т.н. «Стасиотики» (бунтарских песен), в частности известнейшую оду-аллегорию о «корабле-государстве» и не менее известную «оружейную оду». Пребывая в изгнании, аристократы не забывали о намерении восстановить в Митилене старый порядок и продолжали интриговать против городского правления. Наконец, партия аристократов приобрела такую силу, что угроза их возвращения на Лесбос в виде военного вторжения стала реальной. Митилены поддались страху; в 589 году в городе был избран эсимнет, которым стал Питтак; он получил срок полномочий в 10 лет и должен был укрепить город и возглавить демократов в вероятном конфликте с аристократами, лидером которых стал Алкей. Около 585 до н.э. (когда Фалес предсказал знаменитое затмение) Алкей, ставший во главе своей партии и поддержанный золотом лидийцев — вернулся на остров, но в результате новых столкновений был снова побежден. Питтак не стал наказывать старого товарища и освободил Алкея (отметив, по словам Гераклита, что «лучше простить, чем мстить»), и тот сошел с исторической сцены доживая свою жизнь в тишине, по преданию отправившись в Египет.
В большинстве своих стихов Алкей сливается с духом Алкмана, при чем местами даже более радикально ратует в пользу развлечений и попоек. У него можно найти странный панчлайн о романтике морских путешествий, и ироническую нападку против тех, кто боится моря (кстати, Питтак море недолюбливал). И что самое интересное, такой идейный защитник аристократической доблести, мало того что прославляет вино, так ещё и в стихах расписывает как он в бою спасался бегством и потерял доспехи и щит. Что может быть более постыдно для сторонника аристократии? И разве его временная победа при помощи взятки Лидийского царя – достойная вещь, чтобы в нескольких разных стихах это упоминать? Вместе с этим интересен другой момент; оказывается брат Алкея служил в армии вавилонского царя Навуходоносора, о чем Алкей упоминает в одном из стихов; аристократ, служит наемником!
Поражает также и другое, ссылаясь на легендарного царя Спарты (кстати Алкей тоже отдал дань Кастору и Полидевку), мы снова получаем неожиданный для образа поклонников Спарты итог:
Так молвил Аристодам
Разумное в Спарте слово:
«В богатстве — весь человек;
Кто добр, но убог, — ничтожен».
Правда несмотря на нетипичное для Спарты отрицание аскетизма, мотив этого изречения скорее в том, что богатство является признаком аристократизма, а это уже вполне созвучно спартанскому мотиву поддержки "высокородных". Что же касается знаменитого романа между Алкеем и Сапфо, то об этом нет почти никакой информации, а его собственные стихи совершенно никакие, и говорят лишь о том, что ему очень перед ней неловко и что он стыдливый «хикка». Поэтому позже Сапфо вполне подобающе ответит на его стихи:
«Будь цель прекрасна и высока твоя,
Не будь позорным, что ты сказать хотел,—
Стыдясь, ты глаз не опустил бы,
Прямо сказал бы ты все, что хочешь»
Начало открытого конфликта
В 580-х годах и далее самый большой интерес для нас представляет младший современник Эпименида и Мимнерма; Фалеса и Сапфо — поэт-аристократ Феогнид из Мегар, изгнанный радикальной демократической «революцией» из родного города. Среди наставлений Феогнида имеется, наряду с традиционными афоризмами о благочестии, почтении к родителям и т.д., большое количество стихотворений на актуальные политические темы; они представляют собой один из наиболее ярких образцов ненависти аристократа к демократии.
Для Феогнида рабство существует от природы, люди от рождения делятся на «добрых», т.е. аристократов, и «подлых». «Добрым» автоматически присущи все возможные добродетели: они смелы, прямодушны, благородны; «подлым» свойственны все пороки: низость, грубость, неблагодарность. Однако «подлые» богатеют и становятся у власти, между тем как «добрые» разоряются и поэтому «благородный» постепенно превращается в «низкого». По отношению к «подлому» для «добрых» дозволены все средства. Феогнид – проповедник насилия и жестокости, даже откровенной ненависти ко всем этим «грузчикам» и «корабельной черни». Он хочет «крепкой пятой придавить неразумную чернь, пригнуть ее под ярмо». Но и к «благородным» он относится не лучше, ведь «благородные» сами же погрязли в жадности и денежном фетишизме. Феогнид резко осуждает браки аристократов с «низшими» людьми ради их денег. Он также всецело осуждал конфликты различных родов аристократии между собой, видя в этом ослабление своей условной «партии».
Феогнид с его убеждением в прирожденности нравственных качеств «доброго» стал одним из любимых певцов греческой аристократии; она сохранила его стихи, дополнив сборник тематическими стихами неизвестных авторов. Феогнид отлично ложился в контекст военизированной лирики Тиртея и Каллина, которая должна была преобладать и у других авторов этого нового сборника.
Заметным современником Феогнида был Гиппонакт из Эфеса (прим. 580-520). Взятые вместе, они как бы завершают раннюю поэтическую историю античности и перекликаются уже с новым, философским поколением.
Гиппонакт происходил из аристократической семьи; но был изгнан из города за нападки на местных правителей; поэтому он переехал Клазомены (город неподалеку), где вел нищенскую жизнь «шута и балагура». Даты его жизни предполагают, что Гиппонакт застал захват Клазомен царем Крезом, а также падение Креза и приход персидской монархии. От творчества Гиппонакта сохранилось около 170 отрывков, в которых он рисует жизнь и быт городских низов, не останавливаясь и перед откровенным натурализмом. В прочих отрывках рисуются мелкие ремесленники и представители общественного дна, проводящие время в городских закоулках, подозрительных кабаках; незадачливый крестьянин или хитрый художник, принадлежащие к тому же слою «отбросов городского общества»; все они занимаются темными делами, часто разрешая споры при помощи брани и побоев. Себя Гиппонакт изображает полуголодным оборванцем, выражая своим обликом враждебность аристократическому мировоззрению. В этом плане он уже крайне напоминает нам очертания кинического мировоззрения.
С такой общественной позицией согласуются несколько его стихотворений, пародирующие Гомера и гомеровский эпос. Особое место занимает здесь один гекзаметрический фрагмент в 4 стихах, возможно, из героико-комической поэмы, воспевающий в гомеровских эпитетах чудовищный аппетит некоего Евримедонтиада. Эти два отрывка доказывают, что Гиппонакту не была чужда литературная традиция (вдобавок к тому, что дошедшие до нас фрагменты стихотворений сами по себе свидетельствуют о высоком уровне его поэтической подготовки). Созданный им образ нищего-попрошайки является, скорее всего, маской, призванной «эпатировать» слушателей.
В связи с Гиппонактом (возможно кто-то из его направления, но уже чуть позже) возникает пародия на героический эпос под названием «Война мышей и лягушек» («Батрахомиомахия»), который рекомендую прочитать полностью.
Предметом пародии являются и аристократическая героика эпоса; и его олимпийские боги, и традиционные приемы эпического стиля, начиная с обязательного обращения к Музам во вступлении. Лягушиный царь Вздуломорда, перевозя на спине мышонка Крохобора через болото, испугался водяной змеи, нырнул на дно и потопил мышонка. Крохобор принадлежит к именитому роду, имеет целую родословную. Между мышами и лягушками разгорается поэтому война. Оба ополчения вооружаются по эпическому образцу; а именно нам рисуют постепенное возникновение вооружения обеих сторон в подробных деталях (естественно уровня «шлем — скорлупа ореха»). Вводится и олимпийский план, совет богов. Пародия на богов чрезвычайно резка и, вероятно, уже идейно связана с философской критикой мифологии. Афина отказывается помогать мышам по причинам крайне ничтожной обиды:
Пеплос погрызли затем, над которым я долго трудилась,
Мягкую ткань создавая, на тонкой я ткала основе.
Весь в решето превратили! Починщик, на грех, тут явился,
Просит проценты с меня, что бессмертных всегда удручает.
И вообще богам лучше не вмешиваться, а то мало-ли что:
Боги! Не будем мешаться в их сечу! Пусть сами дерутся,
Чтоб ни один не был ранен из нас стрелой изощренной.
Дерзостна сила их, даже с бессмертными может поспорить.
Если автор не сам Гиппонакт, то безусловно он один из главных вдохновителей этой великолепной поэмы.
Таким образом Гиппонакт составляет с Феогнидом некий контраст противоположных крайностей. Конечно, и раньше аристократы имели свою идеологическую поэзию, и ярким выражением конфликта являлась борьба Алкея и Питтака, однако до сих пор анти-аристократическая сторона не имела последовательных сторонников, и противопоставление имело лишь случайный характер, связанный с личностью конкретного поэта.
В образах Феогнида и Гиппонакта конфликт аристократии и народа находит свое крайнее выражение, однако ещё в самой простой своей форме. «Философский поворот», который придаст этому конфликту более значительную тяжеловесность — только начал назревать. Сами греки считали началом этого поворота — изречения «Семи мудрецов», одним из которых и считался знаменитый Фалес Милетский.