Поставляется столец посреде церкве
Hiyoko
https://mrakopedia.net/wiki/Поставляется_столец_посреде_церкве
Я пишу эти строки, потому что я дал обещание своему лучшему другу и однокласснику, самому удивительному ученику нашего 9Б, Саше Коробкову. Я проспорил ему, что если у него всё получится, то в нашем путевом дневнике я напишу художественный рассказ. О наших с ним приключениях.
Саша всегда поражал моё воображение, поэтому мы и сдружились. Я был тем самым человеком, для которого его сумасшедшие планы не были простым поводом развлечься. Мне казалось, что он вот-вот докопается до какой-то сумасшедшей истины. Я ему всегда верил. Ему вообще было очень легко верить. Он регулярно вспыхивал в нашей тихой классной жизни с совершенно безумными планами и толстенным путевым дневником – зелёной тетрадью, в которую я, как летописец, заносил короткие заметки обо всех наших свершённых подвигах.
Именно Сашка в пятом классе изобрёл и распространял среди поварих с помощью анонимных записок рецепт лаврояблочного компота. Там было немного меньше сахара, зато немного больше лаврового листа и чёрного перца. Компот в столовой так и не появился, но я попробовал его в гостях у Сашкиной бабушки, и получилось, как ни странно, вполне неплохо.
Именно Сашка в шестом классе запустил новую модель самолётика, которой на следующий день была засыпана вся школа вместе с окрестностями. К обеду пошёл дождь, и после уроков мы провели пару весёлых часов под присмотром нашей классухи, убирая с футбольного поля размокшую бумагу в чернилах.
Именно Сашка в прошлом году чуть не разнёс пустырь за школой, попытавшись получить водород прямо из воды при помощи двух старых, но рабочих автомобильных аккумуляторов. Это точно был водород, потому что он воспламенился от спички. В тайну эту Сашка никого не посвятил и даже мне рассказал только после опыта. Бегал он быстро, так что загадочный хлопок и происхождение кучи осколков стекла на пустыре так и остались тайной. Я сказал ему, что он полный, законченный дурак, а он ответил, что не дурак и защищался маской сварщика.
Утром того понедельника, когда и началось то, о чём я должен написать, Сашка возник посреди шумного школьного коридора с безумным взглядом, нечёсаными волосами и растрёпанной зелёной тетрадью в руке. За пазухой что-то топорщилось, и Сашка придерживал это локтем. Шагал он быстро, разрезая толпу младшеклассников, как ледокол. За окном ещё была густая зимняя темнота, старые лампочки на потолке неярко мерцали, и увлечённый какой-то новой идеей Сашка выглядел по-особенному таинственно. Как будто бы он опять знал немного больше, чем все остальные в мире, и спешил поделиться этим со мной. Мы пожали друг другу руки, и Сашка без вступления заговорил.
– Значит, смотри. У меня есть новый научный проект, для которого нам понадобятся двадцать литров воды и сборник молитв к богу.
Я скептически посмотрел на Сашку. Это была игра по привычным нам правилам, и мы оба знали, чем всё закончится. Разговор начинался с моего скептического взгляда, а к концу разговора я уже со всем соглашался.
– Саш, так ведь бога-то нет.
– Естественно, блин, нет. Ты меня за кого принимаешь? Выслушай сначала.
– Ну?
– О теории ноосферы слышал?
Мне пришлось признаться, что о теории ноосферы я не слышал.
– Может, ты и «Солярис» не читал?
«Солярис» я тоже не читал.
– Эх ты, голова, - нахмурился Сашка. – Слушай. Если много людей во что-то верят, то они этим формируют информационное облако вокруг планеты Земля. Это такая туча из информации вокруг планеты. Чем больше людей верят в какую-то вещь, тем больше места эта вещь занимает внутри облака. А что у нас делают облака?
Я в два раза более скептически посмотрел на Сашку.
– Летают? Клубятся?
– Клубя-ятся, - передразнил меня Сашка. – Дождь они делают. С грозой. Так и здесь. Информация, которой в ноосфере становится слишком много, дождём проливается в наш с тобой материальный мир. Вера людей превращает вымысел в реальность. Попы освящают воду последнюю тысячу лет, нет, две тысячи лет, они верят в это больше, чем в советскую власть, как ты думаешь, что случилось с ноосферой?
– Она изменилась.
– Правильно! – воссиял Сашка. – Ноосфера изменилась. Если всей страной долго верить, что вода, которая особым образом обработана, прогоняет нечистую силу, вода будет прогонять нечистую силу. Это наука, понимаешь?
– Сашка, а Сашка. Так ведь нечистой силы тоже нет.
– А внеземной разум есть?
– Внеземной разум есть.
– А ты знаешь, что попы про инопланетян говорят, что это такие летающие черти?
– Теперь знаю.
– То есть, они тыщи лет гнали специальную воду, которая отпугивает и инопланетян, и всё, что на них похоже. Сечёшь?
Я в три раза более скептически посмотрел на Сашку. У меня даже пропало терпение.
– Ты не спрашивай, а рассказывай. Что ты придумал?
Сашка загадочно улыбнулся.
– Святая вода – это своего рода вещество-изолятор, который мешает проявиться на планете всему, не изученному наукой. Её готовят по особым утверждённым правилам. Если провести процедуру в обратном порядке, то можно получить антисвятую воду. Уже не изолятор, а проводник. Вещество-проводник для всего, не изученного наукой.
Это мне уже нравилось. Вполне интересно, в духе Сашкиных обычных приключений. И объяснение тоже было в его духе. У Сашки отец монтёр. Я расслабился, и Сашка быстро считал мою реакцию.
– Ты в деле, - уверенно сказал он.
– Пожалуй, да, - неуверенно согласился я. – Но дело-то не выгорит.
– Давай так. Если выгорит, напишешь научно-приключенческий рассказ, как для «Техники молодёжи». Туда и отправим. Расскажем, как всё красиво получилось.
– Так не напечатают.
– Ну и что, что не напечатают. Пусть будет.
– А ты вообще знаешь, как святую воду готовят?
– У бабушки есть требник, там всё написано. Нужен ещё большой крест, он тоже у бабушки есть. Я его по-тихому одолжу, она и не заметит. Что-то да получится. У нас всё по науке.
– И когда мы будем её антиосвящать?
– А когда делают самую святую воду? – испытующе спросил Сашка.
Я задумался.
– Вот прямо самую-самую святую? – у Сашки заискрились глаза.
– На Пасху какую-нибудь? – с надеждой сказал я.
– На Крещение, - сказал Сашка. – Разочаровываешь. Ты что, про крещенскую воду ни разу не слышал? Про купания эти все в проруби? Про то, что вода получается настолько святая, что её после еды нельзя пить, можно только до еды, а если её выпьет смертельно больной, то или через три дня выздоровеет, или сразу в рай? По мне, так лучше уж сразу в рай…
Я перебил Сашку, сказав, что про крещенскую воду все знают. Мне было интересно, что там дальше по плану.
– Ну так вот, если самая святая вода получается на Крещение, то и самая антисвятая получится на него же. Лучший проводник в мире. Это будет ночь с воскресенья на понедельник. У нас как раз выходной. Но надо подготовиться. Нужно переписать текст специальной молитвы и ёмкость свою принести. С тебя ёмкость, с меня крест, молитву вместе перепишем. Я уже смотрел. Там много.
– Зачем переписывать? Давай из книжки прочитаем.
– Ты это не прочитаешь, поверь на слово. Читать-то будем задом наперёд. Это очень важно. И крест вверх тормашками окунать будем. У нас обратная процедура со всеми вытекающими.
– И где мы будем всё это делать?
– Пойдём вечером воскресенья в овраг к Посадским баням.
– А что там?
– Там родник со старой беседкой с крестом. Не с собой же мы будем воду таскать. К тому же по условиям нам обязательно нужно что-то похожее на церковь.
– И не прогонят?
– Ночью-то? Там ночью никто не ходит, там и днём нет никого. Когда-то её кто-то сколотил, потом её подновляли, но этот человек уже, наверное, помер лет десять как. Смотри. Требник вот.
Сашка осторожно отпихнул меня за шкаф и достал из-за пазухи засаленную толстую книгу с обложкой из досок, обтянутых кожей. На обложке витыми буквами красовалась надпись «Требникъ».
– «Кинберт», во, - слегка напрягшись, прочитал Сашка. - Смотри, здесь я закладку сделал, где про малое водосвятие. И пометил карандашом. Нужно всё переписать в путевой дневник в обратной последовательности, от конца до начала. И чтобы все слова тоже были написаны наоборот, тогда первые буквы станут последними, а последние - первыми. Я переписываю с начала, ты переписывай с конца. На середине встретимся, вот тут, где чёрточка.
Текст был чудноват. Витые буквы на каком-то дореволюционном языке сплетались во что-то дикое, а столько твёрдых знаков я в жизни не видел.
– Иероглифы какие-то. А на русском ничего нет?
– Уж что есть, - пожал плечами Сашка. – Рано или поздно станет понятно.
– А твёрдые знаки нужно переписывать?
– Это не твёрдый знак, а «ер», - важно поправил Сашка. – Бабушка говорила, что раньше их везде писали. Совсем везде.
– Ну вот «еры» эти. Нужно?
– Да не обязательно. Ты их всё равно никак не прочитаешь.
– Можно же так и читать. «Требникер» будет «еркинберт».
– Нельзя, это не по правилам. Ни один поп так делать не будет. Всю процедуру испортишь. В общем, суй в портфель и никому не показывай. Если слова получатся сложными, можешь поделить их на части где захочешь, главное как звучат. И в четверг чтобы вернул. У нас мало времени. Домашка же ещё.
Я приоткрыл портфель и аккуратно засунул требник между задачником по физике и русской литературой.
– Что-то похожее на двадцатилитровую ёмкость дома есть? – продолжил допрос Сашка.
– Таз бельевой есть. Большой такой, железный.
– Сойдёт. И ещё…
Фразу Сашки перебил звонок, и он, резко обернувшись, бросился бежать, чтобы успеть на свою любимую физику этажом выше. Я – за ним.
Остаток дня Сашка хвастался мне на переменах тем, как хорошо всё в итоге получится, а на уроках переглядывался со мной и хитро щурился. Было здорово. Знать о тайне, в которую не посвящён больше никто, всегда здорово, особенно если совершаешь почти что преступление. Мы обсудили всё очень внимательно и взяли друг с друга обещание хранить наш секрет до тех пор, пока всё не исполним. Вечером воскресенья Сашка скажет своей семье, что ночует у меня, а я своей – что ночую у Сашки. Чтобы вместе готовиться к проверочной на понедельник. С собой я возьму таз и навру, что у Сашкиной бабушки прохудился таз и он просил одолжить наш дня на два. Воду наберём на месте. В четверг я верну Сашке требник, а в среду нужно сходить на разведку в овраг: подготовить место. Из школы я пришёл изрядно уставшим. Сашка сразу мне позвонил, будто почувствовав, что я уже дома.
– Пишешь уже?
– Пишу, пишу, - проворчал я, спинывая сапог.
– Ну ты давай, пиши.
– Да пишу я!
– Вот и пиши.
– Сашка, а Сашка.
– Да-да?
– Заткни фонтан, а?
– Нет проблем, коллега! - задорно усмехнулся он и положил трубку.
Родители ещё не вернулись. Я повесил пиджак на плечики, проверил дверь в комнату за спиной, зажёг настольную лампу, выложил на стол наш путевой дневник и открыл злополучный требник на Сашкиной закладке. Выцветшие слова всё ещё читались хорошо, но были не вполне понятными. Я не думаю, что и сам Сашка знал, что все они означают. Большинство букв были очень похожими на русский алфавит, но встречались и украинская «и», и вездесущий «ер», и две разные буквы «з», и три разные буквы «а», и ещё несколько ни на что ни похожих закорючек.
«Аминь».
«Ныне и присно, и во веки веков».
«Благодать и благословение Иорданово…»
– Так, это будет «нима», - бормотал я себе под нос. – Потом у нас «вокев икев»…
Сашка перезвонил ещё через пять минут.
– Ну как?
– Непонятно.
– Так и должно быть, – в Сашкином голосе послышалось торжество.
– А если я ошибусь?
Я вспомнил каракули из путевого дневника. Там точно уже было полно ошибок.
– Мы же не заклинание читаем. Может, поп вообще гнусавит-шепелявит. Главное, во что он верит. Главное – смысл. Понимаешь?
– Понимаю. Слушай, а почему мы вообще переписываем про малое водосвятие? У тебя что, не нашлось про большое водосвятие?
– Такое бывает вообще?
– Если есть малое, значит, должно быть ещё и большое.
– Не обязательно. Да и неважно. Самое главное – что на Крещение. Ну так что, ты там пишешь?
Я бросил трубку и вернулся к рукописи. Вот как совершаются открытия.
«Миовт мобар ясми щапор ки…»
«Юит явсо и ит сичо…»
«Ха довви зетси…»
Ха.
На следующий день в школе мы добавили в тетрадь список всего, что необходимо для эксперимента.
– «Поставляется столец посреде церкве, паволокою покровенный…» – читал я, водя пальцем по строчке.
– Нам нужен стул какой-нибудь. И полотенце, – расшифровал Сашка.
– «Священник же взем епитрахиль и фелонь на ся…» Что это вообще?
– Просто пропустим. Нам не надо, мы не попы.
– «Держа в руце честный крест с васильки…»
– Васильки – это для кропления. Мы малярную кисть возьмём, очень удобно.
– Так, тут ещё про какую-то кадильницу и свечи.
– Я парафиновые принесу. И кадильницу из консервной банки сделаю.
– А что это такое?
– Такая железная штука, ты в неё кладёшь ладан и поджигаешь, а он дымит. Я в БСЭ смотрел. Ты там пишешь?
– Наполовину написал. Глаза болят. Там ещё «Господи, помилуй» сорок раз, ну, я один раз написал.
– И правильно, сорок-то зачем?
– Ещё бы. Сашк, стези в водах – это про что?
– Стезя – это дорога. Значит, дорога в воде. Ты глупые вопросы-то не задавай.
– Вот сам попишешь – тоже отупеешь.