Поддержание Суданской Революции

Рабаб Эльнаим — суданская активистка, профсоюзный организатор и бывшая представительница Суданского рабочего альянса за восстановление профсоюзов (SWARTU), в настоящее время проживающая в Соединенных Штатах. Она так же является соучредителем феминистского и антикапиталистического

подкаста Ta Marbuta. 2 апреля 2024 года Рабаб поговорила с главным редактором MERIP Марьей Ханнун о политическом органайзинге в Судане во время восстания 2018–2019 годов, переходном периоде и последовавшей за этим войне. 

Марья Ханнун: Не могли бы вы начать с рассказа о суданском восстании 2018 года, которое в конечном итоге привело к свержению исламистского правительства Омара аль-Башира в апреле 2019 года. Что послужило движущей силой восстаний и каков был ваш опыт организации за это время?

Рабаб Эльнаим: Трудно установить с точностью, какая именно сила дала толчок к декабрьской революции 2018 года. Борьба – это всегда непрерывный процесс, но произошло несколько крупных событий, которые привели к изменению характера борьбы, что мы и увидели в декабре 2018 года. Почти за год до этого, в январе 2018 года, состоялся огромный марш, организованный Суданской Коммунистическая партией против бюджета правительства Башира. 

Коммунистическая партия призвала народ Судана создать народное движение против предложенных мер жесткой экономии, резкого роста цен на продукты питания и высокой стоимости жизни. Я думаю, это был поворотный момент. В то время я находилась в Судане и видела это чрезвычайно широкое движение.

В ноябре 2018 года SPA (“Суданская ассоциация профессионалов”, альянс альтернативных/теневых профсоюзов, представляющих в основном служащих, который был первоначально сформирован в 2012 году) представила результаты исследования заработной платы и опубликовала заявление, призывающее к повышению минимальной заработной платы. Таким образом, политический дискурс начал включать в себя разговоры о минимальной заработной плате, и это происходило в различных рабочих группах. В 2018 году также произошло несколько забастовок, в том числе учителей в штате Белый Нил.

Кроме того, недостаточно освещается то, что Суданская коммунистическая партия штата Сеннар (на юго-востоке Судана) опубликовала 4 декабря 2018 года заявление, призывающее к формированию и восстановлению местных Комитетов Сопротивления, к народному ответу на высокие цены на продукты питания и к свержению исламистского режима. Затем, два дня спустя, старшеклассники вышли на улицы Майурно, небольшого городка, также расположенного в Сеннаре. А 13 декабря то же самое произошло в Ад-Дамзин (также на юго-востоке Судана). Затем, 19 декабря, поднялась Атбара, исторически преимущественно город рабочих. Это было важно. Демонстранты сожгли здесь штаб-квартиру партии аль-Башира.

До 25 декабря SPA практически не появлялась в поле зрения, но затем они опубликовали заявление, призывающее людей пойти к президентскому дворцу. SPA действительно позиционировала себя как главный лидер, мобилизующий массы, что было необходимо, поскольку люди не доверяли политическим партиям. В то время я была в США и организовала там группу суданской диаспоры. Мы собирали средства и пытались связаться со SPA, чтобы предоставить средства. Но, как и многие, меня в конце концов разочаровало направление, в котором двигалась эта профессиональная ассоциация.

Здесь также важно отметить, что режим аль-Башира был обречен на крах. Не было возможности продолжать это, и вопрос заключался в том, каких изменений мы хотим? Хотим ли мы так называемой «мягкой посадки», которую многие политики истеблишмента продвигали посредством запланированных выборов, на которых мы меняем руководство режима, сохраняя ту же систему, только в рамках «демократии», став более привлекательны для международного сообщества? Или мы позволим этой революции принять свою естественную форму? Уже к ноябрю и декабрю 2018 года между режимом аль-Башира и тем, что я бы назвала контрреволюционными силами, шли переговоры по поводу возможных выборов в 2020 году. Те политические партии, которые участвовали в этих переговорах, в конечном итоге оказались в переходном правительстве.

Марья: Вы имеете в виду «Силы за свободу и перемены»? Можете ли вы объяснить нашим читателям, которые, возможно, не знакомы с Суданом и политическими игроками, что такое FFC, каковы ее отношения с SPA и почему, по вашему мнению, они потеряли народную легитимность?

Рабаб : FFC (Силы за свободу и перемены) представляли собой двухстраничную декларацию с очень расплывчатыми формулировками, положившую начало политическому альянсу основных традиционных политических партий в январе 2019 года. Первоначально в нее входили Коммунистическая партия Судана, а также SPA. FFC вступил в переговоры с военными в апреле 2019 года после свержения аль-Башира.

Коммунистическая партия отделилась от FFC в ноябре 2020 года и фактически принесла извинения народу Судана за свою роль в расширении роли вооруженных сил в правительстве посредством своего членства в FFC. Партнерство с военными также в конечном итоге привело к расколу SPA на фракции, выступающие против и сторонников FFC.

Кажется, есть разница между двумя фракциями SPA, - теми, кто выступают против FFC, и теми, кто выступают за, - но я думаю, что обе эти фракции подвели рабочих Судана. Они не воспользовались революционным движением, чтобы по-настоящему укорениться внутри трудового народа. Это потому, что они были скорее профессиональной организацией с некоторыми политическими тенденциями, а не политическим рабочим движением. Нам следует помнить, что SPA состоит из альтернативных профсоюзов, в основном состоящих из служащих. Хотя они были эффективны в годы правления аль-Башира, их охват был ограничен теми, кто уже был политически активен в структуре традиционных политических партий. В разгар восстаний SPA взяла на себя ведущую роль в поддержании движения. Они поняли, что им нужна децентрализованная сеть, чтобы поддержать массы против насилия режима аль-Башира, и это, в свою очередь, открыло горизонт для формирования местных комитетов сопротивления. Но они не сосредоточили деятельность в своей политической повестке. Им следовало начать строить демократические рабочие организации снизу как оплот против элитизма внутри политического класса в целом и FFC в частности. Я считаю, что это была одна из главных ошибок, и это очень расстраивает.

FFC/переходное правительство в конечном итоге приняло меры жесткой экономии, установленные международными финансовыми институтами (например, отмену субсидий на топливо в Судане), и это оттолкнуло рабочих. Вы не можете носить две шляпы: с одной стороны, говорить об улучшении условий жизни рабочего класса, а с другой — присоединиться к FFC и принять меры жесткой экономии, которые обесценят труд. Даже если вы призываете к повышению минимальной заработной платы, как насчет системы здравоохранения? А что насчет системы образования?

Я думаю, что это постоянная проблема с профсоюзной организацией в Судане: оно привлекает рабочих на мобилизационных стадиях восстания, но затем не предоставляет им никакого реального права голоса в последующей политической повестке дня. Это произошло в 1964 году. Это произошло в 1985 году. И это также произошло в 2019 году.

Вот почему мы потеряли SPA. У ассоциации было много последователей, и в какой-то момент в начале 2019 года она быстро реагировала на критику. И опять же, SPA сыграла важную роль в восстановлении или расширении местных комитетов сопротивления.

Марья: Расскажи подробнее о местных комитетах сопротивления. Они ведь сыграли центральную роль в революции и продолжают играть важную роль в Судане сегодня.

Рабаб: Комитет местного сопротивления – это очень старая концепция организации в Судане, и она не уникальна для Судана. Это форма организации внутри географического региона (на уровне района), а не на рабочем месте (как это сделал бы профсоюз). Идея состоит в том, чтобы создать небольшие революционные узлы. Мы можем увидеть, что эта новая горизонтальная структура возникла еще до восстания в сентябре 2013 года.

Во время восстаний 2018–2019 годов пришло реальное понимание того, что движение должно быть децентрализованным, но в то же время совместным. Новая волна комитетов сопротивления в начале 2019 года проявила действительно творческий подход в поиске новых же способов управления и активизации масс. В какой-то момент у нас буквально был график: в субботу вы начинаете проводить мероприятия в районе, направленные на наведение моста между комитетом сопротивления и различными секторами общества (по возрастным группам, полу и т. д.). Вы либо убирали детскую площадку, либо красили школу, либо ремонтировали местную клинику или мечеть. Я думаю, это было очень умно, потому что это изменило определение политики и сохранило массы активными и революционными. К часу дня в четверг все были готовы выйти на улицу, и жители районов общались друг с другом и членами комитета. Этот активизм несколько замедлился с сидячими забастовками, начавшимися в апреле 2019 года. Ситуация перешла от децентрализованного характера к более централизованному. Сидячие забастовки в некотором смысле лишили жителей районов энергии, а также сосредоточили революцию в столице Хартуме (хотя сидячие забастовки проводились и в других крупных городах Судана).

В начале 2019 года комитеты сопротивления не работали в рамках политической структуры. Они действовали в основном как мобилизующая сила и сила, призванная держать под контролем SPA в частности и FFC в целом. За первые шесть месяцев или около того, - до подписания договора о временном правительстве между FFC и военными (в августе 2019 года), - было несколько случаев, когда комитеты местного сопротивления, даже в рамках сидячих забастовок, могли выразить свое несогласие с течением хода переговоров. И SPA соответственно предпринимала ответные шаги. Существовал двусторонний канал влияния на них (а через них и на FFC). Но это длилось недолго, главным образом потому, что районные комитеты сопротивления на тот момент не были политически развиты, что создало трения вокруг подписания договора о временном правительстве, в котором одна часть районных комитетов сопротивления поддерживала условия переходного периода больше, чем другие.

Должна сказать, что объединения районных комитетов сопротивления не произошло. Я не думаю, что было бы правильно или даже полезно изучать комитеты местного сопротивления как объединяющую структуру. Комитет сопротивления является отражением стоящего за ним политического и социального класса. Таким образом, районный комитет сопротивления в бедном районе Хартума может иметь гораздо больше общего с комитетом сопротивления где-то на периферии, чем с другим, соседним комитетом более богатого района Хартума. Мы видели, как некоторые районные комитеты сопротивления в Хартуме начали строить структуру и проходить через то, что они считали демократическим процессом, чтобы придать им легитимность или какой-то правовой статус.

Переходное правительство пыталось кооптировать комитеты сопротивления и в какой-то момент даже предложило закон, определяющий их работу. Не особо зашло, но попробовали. FFC хотели сохранить их аполитичность, что не всегда было трудно. Чем ближе комитет сопротивления находился к центру власти и богатства, тем более «реформистскими» были его политические позиции. Другие комитеты, - особенно на периферии Судана, - придерживались позиции, что легитимностью и революционностью вас делает то, насколько близка ваша борьба к повседневной жизни людей, требуя справедливости за резню (демонстрантов 3 июня 2019 г.) и других мучеников революции. В районе, где проживает верхушка среднего класса, может быть больше времени или ресурсов, чтобы где-то встретиться и провести внутренние выборы, но это не делает этот комитет сопротивления более легитимным или заслуживающим внимания, чем комитеты в трущобах, члены которых встречаются, возможно, по пути на работу или, может быть, за кружкой чая где-нибудь на открытом рынке, у которых не обязательно есть ноутбуки или даже электричество в доме. Я лично ценю этот урок народа Судана, урок критического мышления о том, что является политическим, а что революционным. Весь этот опыт также служит критикой либеральной демократии и усилий международного сообщества по навязыванию того, что они называют «переходом к демократии».

После переворота в октябре 2021 года (когда военные свергли премьер-министра Абдаллу Хамдока) именно тогда мы увидели, как комитеты сопротивления активно разрабатывают собственные политические уставы. В ноябре 2021 года комитет местного сопротивления в Майурно, той самой маленькой деревне, где в 2018 году началось восстание, разработал свою первую политическую хартию. Это было примерно три страницы, и в основном там объяснялись методы возвращения народу власти и строительства демократии снизу. Это было важным событием, поскольку на протяжении 2018–2021 годов революционные лозунги не носили столь явно политического характера. Были требования гражданского правительства, но не было особого понимания, каким должно быть это гражданское правительство. Но это изменилось со временем. Некоторые из комитетов трансформировались в организационные центры, занимая четкую политическую позицию, назначая представителей, разрабатывая политические хартии и получив признание всех игроков, включая и международное сообщество.

Все началось с Маюрно, а затем продолжалось в Кордофане и Вад Мадани, которые опять же являются периферией. Альянс комитетов возник после переворота в октябре 2021 года. Это было очень мощно, потому что хартии, разработанные комитетами Кордофана и Вад Мадани, базируются на первоначальной хартии Майурно, подписанной под деревом на общественной игровой площадке возле начальной школы. Этот альянс постарался создать систему сдержек и противовесов, чтобы гарантировать, что динамика власти не создаст еще одну элитистскую группу внутри революции. Комитеты трех городов объединились на основе своих хартий, а затем к ним присоединился Хартум. В январе 2023 года они опубликовали обновленную хартию, подписанную альянсом комитетов, в которой определили народный суверенитет как «консолидацию демократической власти, осуществляемой людьми на всех уровнях и властных структурах».

Я думаю, что неудачи переходного правительства действительно поддержали революционный дух и радикализировали людей. Когда вы видите, как переходное правительство принимает дополнительные меры жесткой экономии, выплачивает долг США за террористическую деятельность, произошедшую 30 лет назад, или пытается сблизиться с США, это делает вас антиимпериалистом. В конце концов, жизнь становилась все труднее. Вы являетесь свидетелями резни, и ваших товарищей убивают почти каждый четверг просто за протест! Вы не видите никакой справедливости, и, наблюдая, как ваше правительство, - так называемое революционное правительство, - пытается оправдать свое существование за счет сотрудничества с международным сообществом вместо того, чтобы улучшить условия жизни народа Судана, у вас нет другого выбора, кроме как продолжать борьбу.

Марья: В это время вы также были представителем альянса профсоюзов. Можете ли вы рассказать нам о работе, которую вы выполняли, и в чем вы видите главные достижения за этот период?

Рабаб: В мае 2019 года я провела 16 дней на сидячей забастовке в Хартуме. Во время сидячей забастовки я встретилась с профсоюзными лидерами SWARTU (альянса различных профсоюзов и профсоюзных организаторов). Вскоре после этого я начала немного работать в социальных сетях и переводить тексты для них, что привело к моему официальному присоединению к структуре. Моя работа с SWARTU была сфокусирована на связывании рабочего движения с политической повесткой Судана, освещении новостей профсоюзов, публикации комментариев и предоставлении анализа основных действий профсоюзов. SWARTU была очень активна в Facebook, и мы публиковали материалы о том, как создавать профсоюзы. Я также пыталась взаимодействовать с некоторыми комитетами, чтобы объединить борьбу на рабочем месте и борьбу внутри района.

Я ушла из SWARTU в мае 2022 года и не могу полностью ответить на вопрос, чего добился SWARTU, но могу сказать, что SWARTU работал над тем, чтобы поднять самосознание работников. Мы пытались избежать вмешательства государства или какой-либо политической силы – даже если она претендует на звание революционной и даже если мы согласны с тем, что она революционная – в процесс построения союза. Почти все, с кем я работала, либо пытались создать свой профсоюз, либо уже формировали первички для проведения выборов. Членами SWARTU были профсоюзные организаторы, рабочие грузовиков, докеры, нефтяники, банковские служащие, административные работники и работники служб безопасности, особенно на периферии, например в Дарфуре, где это была одна из основных профессий из-за бандитизма и низкого уровня безопасности.

Марья: Каков статус этих профсоюзов сегодня? 

Рабаб: На данный момент это непонятно. Я потерял связь со многими людьми с начала войны, и мы тоже потеряли много людей на войне.

Марья: Это поднимает вопрос, о котором я тоже думала, когда речь идет о Газе: как действовать во времена войны и гуманитарного кризиса? Можете ли вы построить что-то в таких условиях? Это то, на чем я хочу закончить наш разговор: вопрос о том, что делать в этот момент. Как вы видите политический процесс в данное время? Или люди сейчас просто выживают? 

Рабаб: Сейчас у меня довольно пессимистический взгляд на все, но мой ответ – да! Мы можем строить, мы всегда можем строить и продолжать борьбу за свободный Судан/Палестину/Конго и всех угнетенных людей.

Я хочу немного поразмыслить над вопросом строительства, который, как мне кажется, часто возникает из-за трудного положения и желания вернуться, например, ко дню перед 15 апреля 2023 года (день начала войны). Я понимаю это желание. Но я думаю, что не существует какого-то волшебного способа организации. Вместо поиска волшебного решения, мы должны быть поглощены вопросом о том, что мы хотим построить и зачем. Я даже не могу ответить с точностью, но знаю, что нам придется решать вопросы об организации чего-то неортодоксального и неформального, чтобы продолжать выстраивать структуру для борьбы в этот тяжелый момент.

Мой пессимизм также вызван упущенными возможностями. Мы наблюдаем рост числа пунктов экстренного реагирования (групп взаимопомощи, управляемых сообща, которые почти заменили комитеты сопротивления), которые по большей части оторваны от политики. Но война носит политический характер, голод является политическим и безопасность является политической. Мы видели это на примере комитетов местного сопротивления, когда традиционное правительство пыталось их кооптировать. Одним из способов, которым оно пыталось это сделать, было отделение помощи от политики: «Вы позаботитесь о распределении хлеба, газа и топлива, а мы позаботимся о политике». В какой-то момент в 2019 году мы потерялись в рамках этой предложенной концепции, когда собирались просто организовать повседневную жизнь, не обязательно меняя структуры принятия политических решений. Война в некотором смысле вернула людей в это состояние аполитичности.

Хотя я осознаю необходимость и срочность предоставления еды, жилья и медицинской помощи, я также вижу как мы упускаем возможности. И я вижу путь проникновения империализма в послевоенный Судан. Послевоенный Судан уязвим для эксплуатации международного сообщества посредством неправительственных организаций, частных ополчений, дальнейшей приватизации и других неолиберальных мер. Нам необходимо организоваться, сделать взаимопомощь политической, определив ее как движение, и создать новые жизненные возможности, где мы поддерживаем себя и спасаем себя. Нам также необходимо критиковать себя и не упускать из виду цель борьбы за Свободу, Мир и Справедливость.

Марья: В каком-то смысле вы говорите (и описали в этом разговоре), что основа не была заложена должным образом. Это упущенная возможность, но нельзя по-настоящему критиковать людей, находящихся в разгаре этой ужасной войны, за то, что они не воспользовались этой возможностью.

Рабаб: Это действительно контрреволюция в ее логическом завершении. Как и сценарий “мягкой посадки”, война призвана перезагрузить Судан. Результатом может стать распад социальной, политической и экономической структуры страны и утрата политической воли народа. Мы сопротивляемся, принимая участие в тяжелом опыте критического размышления о войне и о том, как мы ее остановим. Остановка этой войны (и будущих войн) — это результат, а не действие само по себе, результат того, что мы создаем условия, позволяющие народу Судана жить, производить и решать свою судьбу совместно и самостоятельно.