Почему сепаратный мир в Первой Мировой был выгоден Германии, но не России?

(Завершающая часть статьи о вступлении России в Первую мировую войну – целиком в Telegraph текст не влез).

Почему было не выйти из войны уже в ходе неё? Большевики же это сделали.

В 1914 г. германский генштаб планировал сосредоточением огромных сил разгромить Францию, а затем перебросить их на восток и победить Россию, оставшуюся на континенте де-факто в одиночестве. Однако этот план был сорван совместными усилиями двух держав. Восточно-Прусская операция русской армии заставила немцев перебросить часть войск с Западного фронта и этим ослабила силы, которые вели наступление на Париж, на 120 тысяч солдат. Французский маршал Фош впоследствии заявил: «Если Франция не была стёрта с лица Европы, то этим прежде всего мы обязаны России». Россия проиграла битву в Восточной Пруссии, однако одновременно обрекла Германию на войну на два фронта – то есть сделала реальностью кошмар, преследовавший германских стратегов со времён Бисмарка.

Весной 1915 г. на связь с Николаем II вышла интернированная в Австро-Венгрии фрейлина императрицы М. Васильчикова. В своём письме она сообщала, что ей нанесли визит некие незнакомцы – два немца и один австриец – и заверили, что Центральные державы не питают никакой ненависти к России и готовы будут идти на любые уступки ради мира. Речь шла даже об обещаниях передать России черноморские проливы – правда, неясно, как бы они убедили своего союзника, османского султана, отдать свою столицу русским. В любом случае, в Петербурге предложения щедрых анонимов проигнорировали, а Васильчикову по возвращению в Россию отправили в ссылку.

Достоверно неизвестно, действительно ли немцы и австрийцы пытались через фрейлину заключить мир с Россией. Зато нет сомнений по поводу характера миссии датского бизнесмена Х.Н. Андерсена, который той же весной по указанию короля Кристиана Х зондировал в Петербурге почву для мира с Германией. Однако русское руководство считало, что война идёт успешно для России и никакие авансы от Берлина и Вены (будущих проигравших) ему не нужны.

Германское военное командование пыталось сделать 1915-й годом разгрома России. Однако ему это не удалось. Великое отступление было крайне тяжёлым и для русской армии, и для русского общества, однако войска не были уничтожены, а линия фронта стабилизировалась и в дальнейшем до 1918 г. менялась не слишком сильно (не считая Брусиловского прорыва 1916 г.) Уже летом, в разгар отступления, Андерсен ещё раз посетил Петербург, но снова натолкнулся на отказ от идеи сепаратного мира – теперь уже потому, что такой мир неизбежно был бы невыгодным для России как державы, чьи войска отступают. Русское руководство уповало на общее союзническое наступление 1916 г. и не собиралось сдаваться.

Дальнейшие события показывают, что для Германии и Австро-Венгрии сепаратный мир был куда более важным вопросом, чем для России. Генерал Э. фон Фалькенхайн, ставший начальником германского генштаба вместо Мольтке, считал, что победить одновременно на Востоке и на Западе нельзя – нужно сначала вынудить одну из сторон заключить сепаратный мир. Россия казалась ему наиболее подходящим вариантом для такого манёвра. Однако его оппонентом стал рейхсканцлер Бетман-Гольвег, выступавший с резко антироссийских позиций. В начале 1916 г. в ответ на высказывания за мир с Россией, исходившие из католических кругов (В. Ледуховский), германский канцлер выступил с речью о том, что Германия не отдаст «реакционному русскому правительству народы, которые она освободила от Балтики до Волынских болот: поляков, балтов, латышей и литовцев» (как мы видим, Германия тогда плохо представляла, какие именно народы «освободила»). В ноябре 1916 г. Германия и Австро-Венгрия (после долгих споров между собой) провозгласили на территории оккупированной русской Польши марионеточное Королевство Польское (без короля). После этого одностороннего перекраивания территории России любые мирные переговоры с ней, кроме той или иной формы её капитуляции, стали невозможны.

(Как раз в конце 1916 г. Бетман-Гольвег в докладе кайзеру рассуждал про «отбрасывание московской империи на восток и лишение её западных провинций» как достойную цель войны).

Однако допустим на минуту, что русские власти во главе с императором Николаем всерьёз рассматривали бы для себя подписание сепаратного мира в 1915-1916 гг. Что бы это означало? Скорее всего, Германия и Австро-Венгрия потребовали бы как минимум аннексии занятых ими к тому моменту территорий – Польши, Литвы, части Латвии и Западной Белоруссии – и отказа от любой поддержки Британии и Франции. С большой вероятностью Центральные державы, испытывавшие острую нехватку ресурсов, потребовали бы их поставок на более или менее кабальных условиях. Возможно, прозвучали бы и иные требования – например, касающиеся Балтийского и Черноморского флота (в реальности от большевиков потребовали его передачи Германии). В любом случае, диалог шел бы с позиции силы, просто в менее грубой и наглой форме, чем это было в Брест-Литовске с советскими эмиссарами, у которых вообще фактически не было армии.

Однако, даже если бы Россия приняла эти унизительные и невыгодные условия, это не было бы гарантированным избавлением от войны. Ленин, подписывая Брестский мир, исходил из необходимости удержаться у власти до того момента, как Германия проиграет войну (в этом он был прав), и разжечь пожар мировой революции, в т.ч. в той же Германии (в этом он ошибался). Подписывая мир до полного оскудения германо-австрийских ресурсов и до вступления США в войну, Россия оставляла бы Францию и Великобританию наедине с Центральными державами. В 1915-1916 гг. у Германии ещё могли быть шансы, мобилизовав все свои и отобранные у России ресурсы и перебросив их на Запад, одержать решительную победу над Антантой. Если бы у неё это получилось, Германия достигла бы гегемонии на европейском континенте, а Россия (как и Австро-Венгрия) превратилась бы в лучшем случае в зависимого младшего партнёра, а то и просто в оставшегося в одиночестве вчерашнего врага. Берлину в таком случае ничего не мешало бы «пересмотреть» мирный договор по своему желанию, угрожая новой войной – например, потребовать превращения Украины в марионеточное государство. Другими словами, вполне могла получиться ситуация в духе высказывания Черчилля «Вы выбрали позор и получите войну».

Если же Великобритания и Франция всё же смогли бы одержать победу над Германией после выхода России из войны (скажем, с помощью США), это означало бы лишь то, что все плоды победы получили бы они – а Россия, покрывшая себя позором, оказалась бы в международной изоляции, а то и вовсе была бы объявлена пособницей Германии. Удалось ли бы избежать войны в этом случае – скажем, по поводу судьбы уступленных Германии западных провинций – сложно даже предполагать.

Неудивительно, что в реальности император Николай и в целом русские власти отклоняли любые предложения сепаратного мира. Так, в декабре 1916 г. Германия от лица всего Четверного союза распространила «Мирное предложение германского правительства», в котором предлагала державам Антанты мирные переговоры для «восстановления длительного мира». В связи с этим новый глава МИД Н. Покровский по поручению государя заявил в Государственной Думе: «Ныне изверившись пробить брешь в нашем союзе, Германия выступает с официальным предложением мира... Все уже принесенные неисчислимые жертвы были бы уничтожены преждевременным заключением мира с врагом, силы которого подорваны, но не обезврежены, и который ищет передышки под обманным лозунгом прочного мира. Русское правительство с негодованием отвергает мысль о самой возможности ныне прервать борьбу и тем дать Германии возможность воспользоваться последним случаем подчинить Европу своей гегемонии». Эти слова показывают, что русское руководство хорошо понимало и подоплёку германских предложений, и их возможные последствия.

Большевики подписали с Германией сепаратный Брестский мир 3 марта 1918 г. 11 ноября того же года Антанта подписала Компьенское перемирие с Германией, фактически означавшее признание немцами поражения. Таким образом, даже избавившись от одного из фронтов и приобретя огромные территории на Востоке со всеми их ресурсами (правда, и со всеми местными сепаратизмами и междоусобными конфликтами), обескровленные немцы образца 1918 г. смогли продержаться лишь восемь месяцев. Сколько бы они продержались, имея на Востоке фронт, пусть даже не очень стойкий и мотивированный – вопрос открытый. Ясно лишь, что ресурсов для ведения кампании на западе у них было бы значительно меньше – даже к началу 1918 г. на Восточном фронте Германии приходилось держать более миллиона солдат. И, конечно, по итогу Россия оказалась бы в числе держав-победительниц и смогла бы пожинать плоды столь дорого доставшейся победы – в реальности даже после революции Антанта признавала за ней это право.

Таким образом, сепаратный мир на Востоке был нужен главным образом Германии и Австро-Венгрии, что подтверждается неоднократными попытками руководства этих государств подписать мир с Россией и полным нежеланием русского руководства соглашаться на такие предложения. Развязав войну на два фронта (точнее, сразу на ряд фронтов, поскольку она быстро стала мировой), две центрально-европейские империи осознали, что не могут её выиграть. Мир с Россией был нужен им как средство для победы на Западе и установления своей гегемонии на континенте, что позднее позволило бы подчинить и Россию. Именно из-за нежелания остаться в изоляции наедине с агрессивными соседями, а не из-за абстрактных идеалов славянского братства и возвращения Константинополя в руки православных, русское правительство упорно продолжало вести войну. 

Подписывайтесь на канал Politisch verdächtig в Telegram – там будет ещё много интересного!