Переезд, часть 2
Larry Verton<Предыдущая часть
Вы знаете, спустя пару недель я уже особо не грустил. Я даже с каким-то любопытством ждал, что же «отключится» завтра? Когда я начну забывать, или вдруг уже начал? Ведь если я что-то забыл, то как мне узнать, что это произошло? Было понятно, что исчезло уже приличное количество движений – то и дело я замечал, что его-то сделать уже не могу. Но когда это нарастает огромными темпами, перестаёшь и замечать, и обращать внимание, и бояться. Хотя, отсутствие страха можно объяснить мощными таблетками. Или я просто забыл о страхе?
Хромая уже на обе ноги, я приплёлся в клинику и не смог сам в неё попасть. Только пальцы одной руки всё ещё могли сгибаться, нажимать на экран телефона и звонить Долонскому.
— Ходил… пациент… - заикаясь и прерываясь, пробубнил я.
И только сейчас понял, что уже с огромным трудом могу говорить. Многие слова исчезли из речи, и мозг отчаянно пытался составить осмысленное предложение из тех, которые ещё остались.
Долонский не ответил, вместо этого он тут же выбежал на улицу, открыл ворота и, повёл меня в здание, придерживая за локоть.
— С сегодняшнего дня я могу вводить вам препарат, от которого вы будете спать большую часть суток. А также, могу обеспечить искусственное питание. Вам же нравится спать?
— Спать, - ответил я.
Все слова, означающие согласие, больше не могли присутствовать в моей речи.
— Значит, вы согласны?
— Спать! – агрессивно воскликнул я.
Облегчение было близко. Просто уснуть – как я сам до этого не додумался? Почему не попросил об этом раньше? Всех этих мучительных недель могло просто не существовать.
Долонский привёл меня в один из бывших учебных классов. Всё его пространство было заставлено кроватями, какими-то неизвестными мне устройствами, а на единственной оставшейся парте располагались ноутбук и проектор, направленный на стену. Лампы на потолке истерически мигали, периодически оставляя в классе минимум освещения. Мысленно я даже усмехнулся – ну точно больница из фильма ужасов. Картину дополняли четыре человека, неподвижно лежащие на кроватях и опутанные кучей проводов и трубок.
— Двадцать лет я думал, что лечение спрятано в ваших снах, - рассказывал Долонский, подготавливая для меня кровать. – Ведь когда вы спите, ваш мозг снова включается. Даже у тех, кто уже почти растение, представляете! Активность мозга зашкаливает! Вы живёте там, вы как будто туда переезжаете! Нет, конечно, я допускал все возможности. Сны – это вообще не такая уж изученная часть мозга, как вам кажется. Это одна большая загадка, пострашнее дна океана. Я бы сказал, что загадки сна сравнимы с тайнами вселенной. А как можно думать иначе, наблюдая за всем этим? Как можно теперь хоть что-то объяснять наукой?
Долонский помог мне лечь в кровать, и тут же вонзил в вену катетер.
— Осознанные сновидения, - загадочно прошептал он. – Если я не прав, если вы действительно видите обычные сны, то однажды вы это осознаете. И всё будет хорошо, как я и обещал. Вы и не заметите, как умрёте.
По трубочке побежала прозрачная жидкость. Долонский, тем временем, опутывал мою голову сеткой из проводов и датчиков.
— Но неспроста же врач уверовал в сверхъестественное, - голос Долонского вмиг пободрел. – То, что с вами происходит, не подчиняется никаким известным законам.
Голос растаял, растёкся по слуховым нервам усыпляющей мелодией, и я начал переезд.
А это действительно можно было назвать переездом. Сны мне снились постоянно, были яркими и насыщенными, а я жил в них полноценной жизнью. Да, ситуации, как и раньше, были в основном абсурдными и нереалистичными, а об осознании пока не было и речи, но получалось так, что этих бредовых событий было несравнимо больше, чем реальности. Когда я просыпался, меня окружали только тихое попискивание аппаратов, шум машин за окном и громко капающая вода из-под крана. И именно этот звук был самым раздражающим и странным. Что-то в нём было неправильное, но я никак не мог понять, что именно.
Один раз я слышал громкие голоса из коридора. Видимо, кто-то истерил, узнав страшную новость. «Добро пожаловать» - мысленно поприветствовал я нового пациента.
Пробуждения были редкими, непродолжительными и пустыми. Мышление всё ещё было со мной, а почти полная обездвиженность почему-то даже не пугала. Вера в переезд крепла, ведь постепенно именно эти пробуждения стали похоже на сны, и наоборот. Я действительно начал понимать, что сплю. Пусть это не было похоже на то, что я читал об осознанных сновидениях, пусть я ещё не мог управлять пространством вокруг себя, но я мог хотя бы получать удовольствие от жизни. По крайней мере, мне так казалось.
Однажды я проснулся от криков Долонского.
— Ну что вы делаете, а? – жалобно вопил он. – Ну ответь мне, что ты сейчас видишь, о чём думаешь? Ты же можешь это сделать, зараза, я же вижу! Так ответь мне, ответь! Чтобы я сам мог спать нормально!
Долонский кричал, а я понял, что уже не могу повернуть голову и в левую сторону.
А как-то раз, едва открыв глаза, я увидел перед собой заинтересованное милое лицо.
— Тринадцать часов, - гордо заявила она. – Прошло тринадцать часов с тех пор, как я сюда пришла.
— Ммм… - выдавил я. Толстая трубка во рту не давала говорить.
— А, ну да, - тут же погрустнела она. – Ладно, не напрягайся, просто отвечай на вопросы. Если да, скажи один раз «у», а если нет, то два раза. Понял?
— У, - ответил я, хотя всё ещё надеялся сказать что-то ещё.
— Я, короче, тоже того, - скривила она на миг лицо. – Хотя врач говорит, что пока не совсем ясно. Ты представляешь, я отказываюсь перемещаться. Это так странно. Ни ходить, ни ползать не могу. Если понимаю, что сейчас моё тело сдвинется, то всё, ступор. Не могу и всё. Странная и страшная фигня. Попросила, чтобы мою кровать поближе к тебе подвинули, ты тут самый молодой. Сколько тебе, двадцать?
— У-у, - ответил я.
— Ладно, пофиг. Врач говорит, я могу осознанным сновидениям научиться, там и поговорим, да? – подмигнула мне девушка и тут же продолжила: - Но я пока не хочу спать. Попозже, успею ещё выспаться. А меня сначала хотели в психушку положить, вообще офигели. Потом только этот мужик прибежал и сюда потащил. А ты как? Тоже через психушку сюда попал?
— У-у.
— Хотя, может психи и правы, - пожала она плечами. – Скажи мне, что не я одна это вижу.
Я попытался проследить за её взглядом, но не смог.
— А, блин, - спохватилась она, протянула руку и повернула мою голову в нужную сторону. – Видишь? Капли вверх летят.
Впервые за долгое время моё сердце ёкнуло. Сонливость вмиг исчезла, захотелось встать и подойти поближе, и от невозможности это сделать хотелось взвыть и зарыдать. Капающая вода, звук которой меня раздражал, действительно взлетала вверх, из раковины в кран.
— Видишь? – нетерпеливо спросила девушка.
— У, - выдохнул я.
— Не, это, может, какая-то оптическая иллюзия, но по звуку же понятно. Слышишь? Капает наоборот, офигеть вообще. Наконец-то я понял, что было не так с этим звуком.
— Я на телефон пробовала снимать, а там не видно этого! – она ткнула мне в лицо экран смартфона. – Видишь, тут нормально всё! Как и должно быть! Это как так?
Вспомнились слова Долонского о сверхъестественной природе этой болезни. Не было никаких сомнений, что этот эффект как-то связан с нами, с пациентами. Очень хотелось спросить, говорила ли моя соседка по палате об этом Врачу, но я никак не мог найти доступные и подходящие для этого слова.
— А если тут всё назад движется? – мечтательно говорила она. – А вдруг и мы молодеем? Лампочки вон мигают, а вдруг тоже назад? А вот на экране этом, сердцебиение или что там? В какую сторону должен график этот идти? Вправо или влево?
Она всё говорила и говорила, а мне хотелось встать, вырвать трубку из горла, катетер из вены, и отправиться на исследование творящихся здесь чудес. Впервые за долгое время мне больше хотелось бодрствовать, чем спать.
— А я думала, - уже обиженным голосом заговорила девушка, - что сейчас сниму видео, выложу, сенсация будет. А оно нифига, не получается. Вот как это возможно? Допустим, если мы правда психи, то почему вживую видим так, а на записи по-другому?
Вскоре она успокоилась и начала рассказывать какие-то скучные и неинтересные вещи из своей жизни, от которых меня снова потянуло в сон.
Во время следующего пробуждения меня навещали родители. Говорили, что приходили уже несколько раз, но я всё сплю и сплю. Уверяли меня, что я поправлюсь, что всё снова будет хорошо. Жуткая, страшная, невыносимая встреча. Я бы предпочёл, чтобы меня никогда не навещали, чтобы забыли или возненавидели, но только не тешили себя и меня ложными надеждами.
Потом я снова проснулся от ругательств Долонского. Как и в прошлый раз, он требовал что-то рассказать, сначала грубо, а потом умоляюще. Когда он заметил, что я не сплю, и склонился надо мной, его щёки блестели от слёз.
— Каждый раз, прямо перед окончательным превращением в растение, ваши мозги взрываются активностью, - Долонский присел на край моей кровати. – Эта вспышка среди полной тишины… она такая, будто вы всю жизнь за минуту проживаете. Вы о чём-то думаете перед смертью, вы решаете какие-то немыслимые задачи, вы делаете что-то невероятное и грандиозное. И после этого всё. Конец. После этого ваши мозги не проявляют ни капли активности, даже во сне. Вы, везучие сволочи, куда-то уходите. Как вы это делаете? Как?
Девушка, лежащая рядом со мной, что-то промычала и, судя по звукам, попыталась спрятаться от раздражающих звуков.
— Мне уже почти семьдесят лет, - Долонскй скривил лицо в отвращении. – А что, если я просто помру? Просто сдохну, выключусь, как это и должно быть с научной точки зрения? А вы? Каким образом вы обманываете науку? Я же вижу, я не слепой. Вся эта аномальщина, вы думаете, я её не замечаю? Машины эти на улице. Тут только забор и деревня, что это за оживлённая трасса? Мог бы ты выйти на улицу, сам бы убедился. Я не вру. С этой стороны ничего нет, только дома да огороды. Что за призрачные гонки, а?
В подтверждение его слов на улице кто-то громко просигналил.
— Во, это кого-то из вас зовут, не иначе, - Долонский злобно покосился на окно. – Не тебя, тебе ещё рано. А я, к своему стыду, что только не пробовал. В окно вылезал, и как только земли касался, всё исчезало. Махал руками, как идиот, надеялся, что меня заметят и заберут. А что люди скажут? Если всё это чушь собачья, а я просто старый маразматик?
Долонский на минуту замолчал. Его тяжёлое, хрипящее дыхание перекликалось с каплями воды, которая по-прежнему звучала неправильно. Больше половины ламп было выключено, поэтому в палате царил приятный полумрак. По стенам ползали какие-то тени, то увеличиваясь, то уменьшаясь в размерах, но никаких шагов или других посторонних звуков не было слышно.
— Вы ломаете наш мир, - грустно изрёк Долонский. – Вокруг вас концентрируется нечто необъяснимое, недоступное и страшное. А я хочу просто понять, просто заглянуть на минуту за вашу дверь, убедиться, что смерть – это не конец. Я переливал себе вашу кровь, спал вместе с вами по расписанию, искал хоть такие-то способы заразиться. Но нет, вы, твари – избранные, только вам всё это доступно. А я разве многого прошу? Разве я не ухаживаю за вами четвёртый десяток лет? Разве не помогаю? Я не беру ни с вас, ни с ваших родственников ни копейки! Не заслужил, хоть немного, а?
Капли воды вдруг сменились шумным и мощным потоком, словно кто-то включил воду, чтобы помыть руки. Долонский тоже это слышал – он вздрогнул и сразу же посмотрел в нужную сторону. Звуки оставались такими же странными, я уверен, что если бы я мог посмотреть на раковину, то увидел бы струю, направленную вверх. Спустя несколько секунд воду выключили, и мимо меня тут же промелькнула тень.
— Слышишь ведь? – проследил за ней взглядом Долонский. – Это я несколько минут назад включал воду. Ровно на 15 секунд. И тень тоже моя. Как вы это делаете, а? А главное, зачем?
Долонский резко наклонился ко мне, и его толстое, заросшее щетиной лицо остановилось в нескольких сантиметрах от моего. Он изучающе посмотрел мне в глаза и взмолился:
— Пётр, я знаю, что вы меня ещё слышите. Я прошу вас, умоляю, помогите мне понять. Если вы можете, придите ко мне во сне, а если нет, то сделайте хоть что-нибудь! Напишите на стене, просигнальте из-за окна азбукой Морзе… что угодно! Вы с лёгкостью ломаете законы физики, так что вам стоит передать мне одну единственную записку?
Долонский ушёл, всхлипывая и горько вздыхая. Его широкая тень скользнула по моим глазам, на секунду закрыв доступ тусклому свету. А спустя несколько минут ещё раз пронеслась мимо, но уже без участия Андрея Павловича.
Я уснул. А точнее, теперь уже можно было сказать, что проснулся. С ужасом пришло понимание, что в реальности, когда я открыл глаза, я не понимал и половины из того, что говорил Долонский. Это было как смазанное, несуразное сновидение, в котором неизвестно кто издаёт непонятные звуки, а вокруг мелькают причудливые образы. Но как только я уснул, мозг включился, запустил нужные программы и обработал всю поступившую информацию. Это так странно, так необычно – помнить сразу две версии произошедшего.
Сны становились всё реалистичнее. Я ходил на работу, в магазины, общался с друзьями и родственниками, пользовался компьютером и интернетом, и с каждом сном встречал всё меньше абсурда и странностей. Если коротко – моя привычная жизнь перенеслась туда. Засыпая вечером у себя дома, я тут же просыпался в палате. Девушка каждый раз была рада меня видеть, но её состояние явно ухудшалось, отражаясь на настроении и поведении. А сам я прекрасно понимал, что осталось мне недолго. Возвращаясь в сны, я не мог поверить, что только что был в мире, который всё меньше мне знаком. Родная реальность растворялась в тумане опустевшего мозга.
В моих снах не было этой клиники, не было информации о Долонском. Здание, в котором я находился в реальности, по-прежнему было школой. Дома вокруг неё были давно заброшены, и однажды я прочитал новость о реконструкции этой улицы, вплоть до сноса всех старых строений. Почему мне кажется, что скоро там будет оживлённая трасса?
Долонский был прав, я переезжаю. В новый, красочный, яркий и счастливый мир, в котором у меня другое имя. А старая, прошлая реальность, которая вдоволь поиздевалась надо мной, пусть разрушается и дальше. Ни капельки не жалко.
Разве что, грустно, что я не смог пообщаться с той девушкой из палаты. Что не договорился встретиться с ней здесь, во сне. Она называла мне своё имя, но, думаю, теперь оно уже не имеет значения, моё ведь изменилось.
Пару раз в неделю я прихожу к школе, гуляю вокруг и жду. Рано или поздно моя соседка по палате тоже переедет. И неужели она хоть раз сюда не вернётся? Я буду приходить до тех пор, пока не встречу её. А может, и Долонского, этого человека ведь тоже здесь не существует. А это может означать только одно – у него получилось.
Я пишу эту историю на всякий случай. Нет ни малейшего представления, как всё устроено и что меня ждёт в будущем. Реален ли этот мир, возможен ли возврат в прежний? До сих пор ли я там сплю или давно умер? А если не умер, то что будет, когда умру? Вчера мне впервые приснился яркий сон. Здесь, в месте, которое я тоже считаю сном. Что это значит? И если этот текст сейчас кто-то читает, то как и где? В моих снах, в реальности или где-то ещё?
На данный момент в моей голове такое не укладывается, и из-за этого страшно ложиться спать. Возможно, прямо сейчас у моей кровати стоят рыдающие родители и решают, отключать ли моё тело от аппаратов жизнеобеспечения или продолжать тянуть время и поддерживать такую бессмысленную жизнь. Через часок-другой что-то щёлкнет, пищание окружающих меня устройств затихнет, а их экраны погаснут вместе с моими снами. Что бы вы выбрали – умереть или оставаться овощем, но с крошечной надеждой на возвращение?
В любом случае, если вы это читаете, значит, мы с вами находимся рядом. И мысль об этом хоть немного, но успокаивает.
С переездом, дорогой читатель.