Пацаны с Опольцево

https://mrakopedia.net/wiki/Пацаны_с_Опольцево

В жизни немало случается странного. Пресловутая рутина пестрит необычностями, но трудно навскидку заметить нечто, противоречащее здравому смыслу и не поддающееся анализу. Наш мозг устроен так, что не охватывает слишком многого сразу. Иначе мы бы обнаружили, что причины и следствия порой меняются местами и смешиваются друг с другом вопреки всем законам и запретам мироздания.

Впрочем, узость и однобокость нашего восприятия ничего не меняют. Странности – вокруг нас, и ничто не насыщено ими так, как повседневность. И это не какие-то мелочи; подчас целые пласты реальности осыпаются, будто разбитый камнем витраж, наотрез отвергаясь опытом и не вмещаясь в рамки наших представлений о том, как «должно быть». Мало кому доводится видеть подобное, но находятся те, кто - в силу обстоятельств или для заполнения досуга - задним числом пытается сложить осколки. Зачастую от этих попыток лучше сразу отказаться: слишком пугающим может получиться рисунок.

Вот история о десяти мужчинах, которые ноябрьским утром вышли из дома, под разными предлогами объяснив своё отсутствие до самого вечера. И ни один из них обратно не вернулся. А, некоторое время спустя, еще один человек, используя обрывочные сведения, собранные тут и там, и свое воображение, отчасти восстановил картину происшедшего до и после. Об этом он сильно пожалел.

∗ ∗ ∗

В свои пятьдесят лет Миша Потапов располагал собой и занимался любимым делом, хотя ничто не предвещало. Мужик-то простецкий: ни связей, ни способности влезать во все дыры, ни предприимчивости особой. Фотографировать научился в армии, а на гражданке закончил художественный техникум. Сотрудничал фотокорром со всеми газетами и журналами Союза, исколесив страну от Туркмении до Крайнего Севера. Однажды в Карелии по заданию редакции «Наука и жизнь» делал снимки в зоне геопатогенной активности. Снимки эти в журнале так и не появились, а на Мишин вопрос «Почему?» ответ был резкий: «Не надо лишнего спрашивать». Миша и не спрашивал. Характер у него покладистый – в любой компании с таким уживешься.

Спрашивать не спрашивал, но про себя предположил: материал к публикации запретили, а то и вовсе изъяли. Потапов охотно поизучал бы кадры: что-то, не видимое глазом, «увидел» объектив; но негде было отпечатать плёнку. В разбитом у подножья сопки лагере геологоразведочной партии ему отвели угол в палатке, а кассету Миша передал курьеру, прилетевшему на вертолете снабжения.

После вылазки в геопатогенную зону у него отстали на сорок минут наручные часы. Миша их подвёл, и больше они не барахлили. К тому времени, когда он начал уставать от разъездов, как-то сами, без особых усилий с его стороны, появились частные клиенты и заказы. Миша обзавелся хорошей камерой и фотографировал свадьбы, юбилеи, выставки, посиделки в ресторанах. Деньги получались не регулярные, но на жизнь хватало, а работалось с душой. У него была однокомнатная квартира в Перово, он ее сдавал интеллигентной семье, а сам жил в общаге, в комнатушке: для него, неприхотливого и к уюту не привыкшего – почти апартаменты.

А вот про Опольцевские хрущобы он ничего не слышал до зимы две тысячи пятого года.

Правда, где-то за месяц ему «посчастливилось» застрять очень от них близко, на шоссе Опольцево-Петля. Но тогда он не знал, как называется проступающий в гуще тумана торцами пятиэтажек квартал, откуда веяло чем-то тревожным, безысходным и опасным. Миша возвращался из монастырского подворья, где запечатлел открытие приютской столовой. Заодно он обкатывал своё приобретение – бордовую «Оку» (с пробегом, но не битую, не ржавую, гаражного хранения). Над этим чудом автопрома обхохоталась вся общага, но Потапов остался доволен покупкой, пусть смеются, раз смешно. Двухцилиндровая, тридцать с копейками лошадей «авоська на колесах» отвечала всем его скромным требованиям. Для пробы он разок крутанулся вокруг второго корпуса общаги и воздел большой палец к окнам, из которых взирали ухмыляющиеся рожи соседей - машинка самое что надо.

В общем, «самое что надо» заглохло на полдороги к московской кольцевой и не реагировало на ключ зажигания три тягостных часа. Скоро в кабине сделалось так же холодно, как снаружи, приходилось постоянно выскакивать, чтобы погреться ходьбой. За всю вынужденную стоянку из квартала не появилось ни души, и Миша уверился, что здания расселены и предназначены под снос. Наконец он, вопреки собственному пессимизму, запустил двигатель, и, совершенно запутавшись, покатил на юг. В нижней части «петли» дорогу преградил разбитый и опрокинутый на бок «ПАЗ». Невдалеке валялся смятый мотоцикл; мерцали проблесковые маяки машин милиции и «скорой помощи». На асфальте лежали, запакованные в черный пластик, тела погибших. Одиннадцать страшных черных мешков, источающих запах сырого мяса. Миша перекрестился и осторожно объехал место трагедии по гравийной обочине.

Это был тот самый день, когда в Опольцевские хрущобы пришла смерть. Умирали здесь не часто: местные – поголовно крутой закваски и крепкого здоровья, или амёбы, которым ничто не треплет нервов. Иным на Опольцево не житье. Очередь в винный отдел единственного на весь квартал магазина никогда не бывала короткой, но цирроз печени обходил Опольцево десятой дорогой, не решаясь на неравную схватку. «Лучший мир» забирал к себе в основном молодежь: либо после разборок со сверстниками из «заовражья» - многоэтажного придатка хрущоб, района Антенное Поле, либо за собственную дурь и отмороженность. Человек двадцать были убиты в армии старослужащими - строптивый опольцевский норов не позволял призывникам из хрущоб прогибаться перед кем бы то ни было, больше того – они сами строили «дедов» и офицеров. Вести себя иначе пацаны, чьи отцы в девяностые отстояли район от люберецкой братвы, не умели. Их и без того мизерные шансы на выживание уменьшала тоже чисто опольцевская склонность пакостничать или вовсе уж жестоко вредить окружающим.

Как-то хрущобы потряс случай с братьями Черныховыми. Старший брат – четырнадцатилетний подросток – надумал отучить младшего «быть ссыклом». Глухой ночью он с парой приятелей угнал стоявшую у магазина «пятерку» экспедитора, силком усадил в нее младшего и поехал на кладбище Лосиная Роща. Там парни отыскали выкопанную для завтрашних похорон могилу и заставили плачущего от страха семилетнего мальчишку в нее спуститься. Сами ушли, пообещав вернуться, «когда он перестанет скулить, как баба».

С возвращением они запоздали: мальчишка не только перестал скулить, но и умер от разрыва сердца.

Осталось тайной, поплатился ли изверг хоть как-нибудь, но в милицию его привлекли только за угон: родители велели соседям не распускать языки. Опольцевские, порой суеверные по-деревенски, судачили, что мальчика убил не страх, а предсмертное проклятье девушки, для которой копалась могила. Ее с двумя подругами захватили в заложники бандиты – дело было в банке, где девчонки оформляли кредит. Предпринятый спецназом штурм потерпел неудачу, и заложницы получили тяжелые ранения. Перед смертью, отталкивая руки хирурга, одна из жертв сулила скорую и мучительную погибель всем, чьи имена смогла вспомнить. Но прозвучало ли в операционной имя мальчишки из квартиры напротив – об этом «сказка» умалчивала. Однако был у «сказки» и другой вариант: той ночью покойница явилась проверить, не занял ли кто ее законное место, и «нарушитель» этой встречи не пережил.

…Райвоенкомат никогда не имел проблем в хрущобах. Формула «Не служил – не мужик» имеет здесь не символический, а вполне практический смысл. Не был в армии – значит, не умеешь обращаться с оружием, а оружия, причем огнестрельного, на Опольцево есть в достатке: арсеналом ведает штаб гражданской обороны, хотя это как бы и не законно. Но у опольцевских свои взгляды на законы и на государство в целом. Школьники безнаказанно прогуливают все подчистую уроки, но физкультура и НВП – святое. «Заовражные» конкуренты, остервенело лупившие соседей на дискотеке «Снежок», к получению паспортов брались за ум и успешно сдавали вступительные экзамены в ВУЗы. Отпрыски технической интеллигенции, обитавшей на Антенном Поле с тех пор, как возле района был развернут, а вскоре законсервирован секретный радиополигон, стремились пробиться хотя бы в низовую элиту. Но ребята и девчата из хрущоб больших претензий к своему социальному статусу не предъявляли и ограничивались довольно скромным набором окраинных «путяг», до которых можно добраться автобусом – единственным маршрутом, который следовал по шоссе Опольцево-Петля до метро, мимо станции пригородной электрички.

Несмотря на суровые обычаи, на Опольцево не в почете бывшие уголовники. Сидеть в тюрьме по здешним понятиям – зашквар вдвойне: во-первых, попалился, во-вторых – позволил государству наложить на себя руки. Не то что здесь нет криминала, но он доморощенный и весьма специфический, а желающих козырнуть тюремным прошлым гонят в шею, да так, чтобы уже не возвращались. Кое-кто из «блатных», пожелавших залечь на дно в этом тихом местечке, в обратку даже до МКАДа не добрался… Бандитский сленг тут не в ходу. Взрослые говорят на странной смеси послевоенного и дальстроевского жаргонов, порой приводя в изумление столичных жителей, а молодые вовсе красноречием не отличаются.

На территории этих двух смежных районов умерялись акульи аппетиты муниципальных властей, старавшихся спихнуть Опольцево под ответственность области, а администрация областная отчаянно защищала свои владения от этого «гнойного нарыва». Мэрские прибавки и льготы сюда дотировались, но, как высказывался опольцевский префект в узком кругу – «как бы, нате, подавитесь… да поскорее бы».

…За час с небольшим до того, как Миша Потапов на руках дотолкал отрубившуюся «Оку» к поребрику, квартал согласованно обратился в траур. Беда постучалась в двери – вернее, позвонила по телефону – семье Поляковичей – у которых сын учился в десятом классе, а дочка ходила в подготовительный, но после этого звонка осталась только дочка. С криком «Женечка!!!» Вера Полякович сорвала с кухонного окна тюлевые занавески и едва не кинулась вниз; муж оттащил ее от распахнутых створок.

Женя – или Жека, как звали его приятели – фанаты «Спартака» - не справился с мотоциклом. Через перекресток он выскочил на полосу встречного движения, слишком круто забрал вправо и улетел в отбойник. Невероятно, но он удержался на сидении и пронесся по прямой метров двадцать, хотя ему сорвало голову. Когда ее подобрали с асфальта и кое-как извлекли из мотошлема, лицо сморщила гримаса: парень не только заглянул в глаза своей погибели, но еще и успел потолкаться с нею на пороге.

По крайней левой полосе неуклюже выворачивал в правый ряд автобус «Ритуал»; в него-то, в переднюю боковину, и врезался мотоцикл с мертвым телом, вцепившимся в руль. Силы тарана хватило, чтобы «Пазик» крутанулся вокруг своей оси, и тут же в другой его борт ударил большегруз. Водитель и пассажиры ритуального автобуса погибли на месте; шофера фуры довезли до больницы, и дальнейшая его судьба неизвестна. Агенты транспортной компании прибыли одновременно с милицией: предъявив милиционерам какие-то бумаги, они отстыковали прицеп, подогнали новый тягач, и сменный шофер освободил аварийный участок от лишнего железа.

Среди показанных сотрудникам ДПС документов спецификации на перевозимый груз не было.

А весть о том, что Жека Полякович разбился на шоссе, облетела хрущобы, сублимировавшись в зловещую ауру, которую безошибочно почувствовал, стоя у своей «Оки», Миша Потапов. На опознание в морг вместе с отцом погибшего парня отправились четверо его друзей: Веру Полякович оставили на попечении срочно вызванной из деревни свекрови.

Футбольные фанаты оказались чересчур внушаемы, и, насмотревшись на чернеющую смертью физиономию приятеля, впали в городское мифотворчество. К вечеру следующего дня в квартале пятиэтажек воцарилась необычная тишина, а особенно малолюдно было на задворках – там, где подростки собирались попить пивка. Взрослые двигались от автобусной остановки или от гаражного комплекса к подъездам домов как-то настороженно, оглядываясь через плечо и искренне радуясь попутчикам.

И еще почти месяц сбившиеся в кучки тинейджеры вздрагивали, стоило вдалеке за домами затрещать мотоциклетному двигателю. На мотоцикле в хрущобах гонял только Жека: старая отцовская «Ява» досталась ему в подарок на шестнадцатилетие, и Жека переквалифицировался из болельщика в механика. Не иначе сработали гены отца: автослесарь первого разряда под хорошее настроение делился профессиональными хитростями не только с сыном, но и с остальными пацанами. (Расписываясь в протоколе опознания, он пробормотал: «Вот и всё, сынок, и тут уж я пас, тут не починишь»).

В реставрации «Явы» Жека достиг успехов, судя по скорости, выжатой им из двигателя к последним секундам своей жизни. Каким-то образом мотоцикл с места аварии исчез, но между собой подростки говорили, что Жека сам забрал его со свалки и после наступления темноты наматывает круги по шоссе, нет-нет да и сворачивая в родной район. К воротнику его потертой байкерской куртки крепится заклепками пустой мотошлем.

Или не пустой. Вряд ли опольцевские школьники серьезно верили в самопальный триллер, скорее, им доставляло извращенное удовольствие щекотать себе нервы россказнями о призраке. Но когда над палисадниками разносился характерный взрыкивающий треск движка сборки позапрошлого десятилетия, желающих задержаться и выяснить, что там – в шлеме – не находилось.

∗ ∗ ∗

В первых числах декабря бывший замредактора «Науки и религии» - хороший знакомый Потапова – сосватал Мише клиента с презентацией фирмы. «Мужик поганый, - честно предупредил замред, - но платит много. В конце концов, если не понравится, помашешь ему ручкой, да и всё. Только не советую махать ручкой, когда уже поздно будет дублера тебе искать: может и обидеться. А обид он не прощает. Короче, Михаил, - умыл руки замред, - посмотри на него и сам решай». Миша, уверенный, что все люди – братья, и что найти общий язык можно даже с самыми мерзкими, созвонился с господином Сизых. Их встреча в офисе компании «Риэлта» разочаровала Потапова в теории братства если не навсегда, то очень надолго.

- Михаил, - представился Потапов.

- Юрий Павлович, - подчеркнуто ответил Сизых – младше Потапова лет на двадцать. «Эффективный менеджер» - обычно Миша старался таких избегать. Он уже начинал жалеть, что приехал: а то ему клиентуры не хватает.

- Мне рекомендовал вас Горбунов, - сказал Сизых. Глаза его, уродливо-выпуклые за стеклами очков, нехорошо поблескивали. – Говорит, вы такой мастер своего дела, прям заслуженный фотограф СССР. По первой специальности я психолог, людей вижу насквозь. Так вот, мастером вы не выглядите.

Миша и сам в общих чертах видел, с кем его угораздило связаться: тупой и ограниченный сноб, зашуганный в детстве и до сих пор не выместивший всех своих обид. Отними у него деньги, красавицу-жену, на эти деньги польстившуюся, и те моменты удачи, по которым он вскарабкался на верхушку в бизнесе – останется никто и ничто. Но эту мысль Миша выкинул из головы: недавно он исповедовался батюшке о невоздержанности в оценках людей.

- Итак, - Сизых скривил губы в усмешке. – Если я вас нанимаю – значит, я убежден, что вы справитесь с работой на отлично. Пока еще я в этом не убежден. Могу я взглянуть на ваше портфолио?

- Порт… что, извините?

- Подборку ваших фоторабот, - снизошел до его отсталости господин Сизых. – То, что вы снимали раньше. Мне необходимо определить вашу профпригодность. После этого я приму решение, нанимать вас или кого-то другого. Так есть при вас подборка или нет?

- Н… нет, - ответил Потапов. – Видите ли, прежде никто не спрашивал.

- Ну а я спрашивал, у все была! Даю вам два часа ровно, чтобы за подборкой и обратно. Не деловой подход какой-то!

…Секретарша в приемной проводила Мишу сочувственным взглядом, но Потапов в сочувствиях не нуждался. Он здорово разозлился на Сизыха. «Вот погоди, - думал Миша. – Принесу тебе портфолио, времени не пожалею, а сделаю в лучшем виде. А потом… а потом я сам от тебя откажусь, охота была».

Отходчивым людям живется легче, чем топ-менеджерам: Миша вдохнул морозный воздух полной грудью и зашагал к станции метро. В десяти минутах езды еще один его знакомый арендовал небольшое помещение под дизайнерскую контору: подвал, зато центр города. Если дизайнер не пьян – а набраться Ромка может и к девяти утра – то помочь не откажется. Фотографии Мишиного авторства есть у него на жестком диске.

Ромка встретил Мишу почти трезвым – заветная «чекушка» стояла непочатой. Помочь с портфолио согласился, но в мыслях витал где-то далеко и добрых десять минут искал нужную папку, хотя та лежала в корневом каталоге. Щедрой рукой Ромка вставил в принтер пачку глянцевой бумаги «десять на пятнадцать» и тут же плеснул в рюмки «Столичной».

- Нельзя мне, - с сожалением покачал головой Миша. – Сейчас еще на собеседование возвращаться. А ты что-то… хмурый какой-то. Уж не случилось ли чего? Сам-то хоть здоровый?

- Побаиваюсь я на похороны ходить, - вздохнул Ромка и опрокинул рюмку в рот. – А в субботу придется.

- Кто умер-то? – тихо спросил Миша.

- Одногруппник Танькин. Поехал с друзьями на машине за город куда-то, шашлыки жарить. Обратно ехали подшофе, что ли… Да они и пили-то немного! – почему-то с обидой воскликнул Ромка. – Дураки просто. Заплутали на шоссейной, а там по обочине другая тусовка шла. Ну и кто-то из кабины пустую бутылку кинул.

- Стеклянную, что ли, бутылку?

- Да нет, обычную, пластиковую. От спрайта. И не попали – парнишка, который живой остался, говорит, что мимо пролетела.

- Живой остался? Один? А сколько их всего было?

- Пятеро. Трое сзади, двое спереди. Через полкилометра, за поворотом, у них бензин кончился. Встали, в общем. А им и деваться некуда было, хотя лично я бы пешком удирал. Те, местные, подтянулись минут через пять – дворами срезали, как заранее знали, что ребята застрянут. И устроили месилово: четверых просто в клочья изорвали, одному зубы вынесли арматурой и отпустили. И на прощание говорят: расскажи, мол, всем про Опольцево. Откуда-то притащили канистру с бензином, машину облили и подожгли.

- Ничего себе! Выродки… А что за Опольцево такое? Подмосковье?

Принтер зажужжал, выкладывая в лоток отправленные на печать фотографии.

- Да, где-то там. Киевка, Калужское… Но не Троицк и не Наро-Фоминск. Сам не бывал и не собираюсь. Ну вот, Миш, твоё портфолио, сейчас файлик тебе прозрачный нарою.

- Спасибо огромное.

…Господина Сизых Миша уже не застал: уехал «на объект». Фотографии приняла секретарша и пообещала связаться с Потаповым, как только Юрий Павлович даст ответ. «Ну, бог в помощь», - добродушно распрощался Миша с секретаршей и заторопился домой: набегался за день, а уж ведь и не мальчик. Ноги отдыха просят.

∗ ∗ ∗

Выспавшись и подзарядив мобильник, Потапов сел в машину и поехал в монастырь. Дорога не ближняя, ну так ему и спешить некуда. На правое сидение Миша бережно уложил драгоценный конверт: отпечатанные в лучшей фотолаборатории снимки с открытия столовой. Тоже вроде «презентация», да не такая, как у «Риэлты»: душевно всё, и по-человечески, и по-божески. (Атеист в недавнем еще прошлом, Потапов стеснялся и таких слов, и таких мыслей). Печка дышала теплом, двигатель гудел ровно, трассу машина держала отлично. И чего это все ругают «Оку»?, недоумевал Миша. Хотя, сравнивать ему особо не с чем – прежде он только вездеход в тайге водил. Ну заблажила разок, но это с любым автомобилем случиться может.

Забросить снимки в монастырь он обещался давно, но после той дурацкой стоянки на пустом шоссе всё никак не мог собраться.

Загодя он обзавелся подробной картой Московской области. Главное-то, на самом деле – не прозевать съезд на малую дорогу, а оттуда до подворья по прямой. Справа и слева за окнами величественно плыла стена зимнего леса. «Надо будет как-нибудь съездить сюда, костерок развести», - подумал Миша. «Костерок»… Вот и те ребята, одногруппники Татьяны, Ромкиной жены – съездили на костёр.

В монастыре он засиделся допоздна.

Столовая дымила трубами, и настоятель Григорий с гордостью демонстрировал Потапову новые «владения». Настоятеля Миша знал еще по своей походной молодости: был он вохровцем в ИТК. Как-то воры устроили бунт, и прапорщик Григорий Терентьев из табельного пистолета пристрелил зачинщика, чем спас не одну жизнь: зэки прорвались уже в караулку, громили всё подряд. Служебное расследование признало, что прапорщик действовал по инструкции, Терентьева представили к награде, но из внутренних войск он уволился. После крестился, поступил в семинарию.

Фотографиям настоятель очень обрадовался, тут же усадил Мишу за стол. Отведав монастырской кухни, Миша не устоял перед искушением и остался до ужина. Побродил по окрестностям, любуясь зимним пейзажем, и к трапезе нагулял отличный аппетит. С каверзной улыбкой настоятель предложил Потапову стаканчик медовухи, добавив, что место для ночлега найдется, но Миша рассудил, что злоупотребить гостеприимством еще успеет. На прощанье Григорий вручил ему термос с горячим кофе и пожелал, чтобы никаких аварийных стоянок, как в прошлый раз.

…Ехать обратно в темноте было не комфортно, и «Ока» уже не казалась такой надежной, особенно когда навстречу проносились массивные иномарки. Миша аккуратно установил стрелку спидометра на цифру «пятьдесят» и старательно ее удерживал на этой отметке.

Зато благодаря медленной езде он сделал открытие: в двух километрах от смыкания бетонки и прилегающей дороги магистраль имела ответвление на восток. «Ветка» уходила в сторону почти параллельно, и, если не приглядываться к разметке, можно незаметно для себя вильнуть на нее. А вот куда она приведет…

Миша остановился, включил лампочку под потолком и развернул на коленях карту. Ему понадобилось несколько минут, чтобы отыскать место своей остановки. Да, вот он, вот МКАД, а вот коварная развилка. Подняв глаза, Миша прищурился, разобрал знак «Одностороннее движение». Соскочил – и ловушка захлопнулась: катись вперед и ищи, где развернуться. Именно это с ним и случилось в ноябрьском тумане: сколько он помнил, дорога была трехполосной односторонней вплоть до – вот досюда. Кладбище Лосиная Роща за пролеском и шоссе Опольцево-Петля.

«Опольцево», - пробормотал Миша, включил сигнал поворота и отвалил от обочины. Ему захотелось домой, да побыстрее бы. Не дело разъезжать по пригороду в такое время.

Где-то неподалеку снег присыпал угли костра, разведенного убитыми ребятами.

∗ ∗ ∗

Спалось ему плохо. Мозг и нервы вибрировали от напряженной поездки; проваливаясь в сон, Потапов вновь сжимал ладонями руль и выискивал взглядом указатели. Потом через сновидения пробился дневной свет, и он увидел место автомобильной аварии на шоссе Опольцево-Петля: разбросанные запчасти, улегшийся на бок «Пазик», мертвецы в пластиковых мешках и зевающие врачи «скорой» - оказывать помощь некому.

Сон сделал что-то с двигателем «Оки»: он опять заглох, и машина застыла напротив скорбного ряда черных мешков. Миша понимал, что нужно уезжать, но мотор не издавал ни звука. А к мешкам подошел какой-то человек, которого т о г д а не было, но – что-то Мише подсказывало – он вполне мог появиться. Человек присел на корточки, расстегнул молнию мешка и ухмыльнулся в лицо погибшему. Затем повернулся к Потапову, и ухмылка стала еще шире, еще страшнее. Миша узнал генерального директора фирмы «Риэлта».

Вдруг на дорогу накатил ужас. Еще не все увидали его личину, но каждый из присутствующих насторожился, оборвал себя на полуслове, и головы синхронно, как по команде, вскинулись. Миша видел, что н а ч а л о с ь , а для директора «Риэлты» творящийся кошмар, кажется, был в порядке вещей. С каждой проходящей во сне секундой его ухмылка становилась всё нестерпимее.

Труп неуклюже выбрался из черного пластика, и на четвереньках, с трудом сгибая окоченевшие конечности, пополз прочь. Мешок волочился за ним, зацепившись за отворот зимнего сапога…

Проснувшись, Миша долго тёр ладонями виски. Вяло умылся, почистил зубы. Звонил мобильный, но за шумом льющейся воды его не было слышно. Миша взял телефон, только выйдя из ванной.

- Здравствуйте, вас беспокоит компания «Риэлта». Минуточку, с вами будет говорить Юрий Павлович Сизых.

В динамике стукнуло: трубку положили на стол. Неужели в приемной нет мини-АТС? Пусть бы уж Сизых отказал ему сейчас в работе. Не нужно ему таких нанимателей. Господин генеральный директор к телефону не торопился: голос его звучал издалека, и Миша против воли прислушался.

- …я четко распорядился – никаких компенсаций! Если эти шавки думают, что мои приказы можно игнорить, так я быстро точки расставлю, кто шавка, а кто – Всевышний, - Мишу покоробило откровенное богохульство. – Нет – и всё!!!

- Палыч, да чего тебя понесло-то? – другой голос. Кто бы это ни был, он может себе позволить разговаривать с Сизыхом на «ты». – Сам рассуди! Мы бабло грохаем на благотворительность, только-только репутация появилась, а тебе надо всё похерить ради собственной дури?! Маклеров и так не любят, а ты обостряешь, еще журналюги пронюхают…

- Слушай сюда! – взорвался Сизых. – Не надо херить мои приказы! Это не тема для дискуссии, и это не разрешается никому!!!

- Хватит орать, - невидимый Мише оппонент Сизыха явно не боялся дискутировать даже на самые опасные темы. – Ты влез со своими приказами в их личную жизнь. Ты бы еще официальную бумагу подписал: запрещаю мол таким-то и таким-то…

- Я их предупредил, что я категорически против! – рявкнул Сизых. – Раз этим козлам плевать на моё мнение, мне плевать на них. Нравилось им хренью страдать в личной жизни, пусть лично за всё и расплачиваются! Не сами - семьи ихние пусть...

Кто-то – очевидно, секретарша – прикрыл микрофон ладонью.

Миша набрался терпения, и тут Сизых обратился к нему. Это было так неожиданно, что Миша вздрогнул: директор «Риэлты» словно бы похлопал его сзади по плечу.

- Добрый день, Михаил. Я рассмотрел ваше портфолио. Вы наняты фотографом для работы на презентации. Дату и время вам сообщат дополнительно.

Продолжение>