Преподобный Кукша (Величко), схиигумен (1875-1964)

Преподобный Кукша (Величко), схиигумен (1875-1964)



Преподобный Кукша Одесский хотя и окончил свой земной путь на берегу Черного моря, но более 25 лет подвизался в Киево-Печерской Лавре — с ее порога начался иноческий подвиг юного Косьмы Величко, как звали его в миру, и отсюда через годы он был выслан уже известным на всю страну духоносным старцем.

За 62 года своего монашества преподобный Кукша Одесский дважды был послушником (первый раз на Святой Горе перед пострижением в монахи и второй раз в Киево-Печерской Лавре, чтобы подтвердить действительность афонского пострига), вынужденно сменил 5 монастырей, был приходским священником, прошел аресты, обыски, лагеря, ссылки, переносил тяжелые болезни, клевету, оскорбления, непонимание.

Плоды исповеднического подвига преподобного Кукши Одесского — дары прозорливости, врачевания и исцеления душевных и телесных недугов начали проявляться еще при жизни. Его почитание началось сразу после его кончины. И до сих пор люди идут и к раке с его мощами, и на его могилу на братском монастырском кладбище, прося святого угодника о помощи, и по его молитвам получают облегчение в скорбях и болезнях.

Для православного мира преподобный Кукша Одесский — это современный святой, понесший тяготы относительно недавних гонений на веру и Церковь, равных которым история Церкви ранее не знала. Он принадлежит к той плеяде отечественных святых, которые в лютую эпоху безбожной борьбы с Церковью своим служением Богу, как некогда Серафим Саровский, Оптинские и Глинские старцы, светили миру светом любви, терпения и сострадания. Господь прославил старца за жизнь во имя Христово.



Его жизненный путь — это яркий пример того, что богоборческий террор 20-30-х годов XX века, жестокие послевоенные гонения христиан не смогли выстроить стену между человеком и Богом.

Если человек ищет Бога, то он Его находит.

Как нашел Его преподобный Кукша, который в страданиях явил себя ХРИСТИАНИНОМ.


Детство

Косьма Кириллович Величко родился в 1875 году в селе Арбузинка Елисаветградского уезда Константиновской волости. Это было большое село, как в те годы было принято говорить, при реке Арбузе (системы Южного Буга), в котором насчитывалось 840 дворов и 4882 жителя, действовали церковно-приходская школа на 25 учеников (16 мальчиков и 9 девочек), винный склад, 8 лавок и Рождествобогородичная православная церковь.

«Воспитание в религиозном духе я получил от своих покойных родителей, которые были крестьянами-хлебопашцами. Верующим я был с детства. Моя мечта была определиться только в монахи. Отец мой был зажиточный крестьянин и занимался сельским хозяйством — имел пару лошадей, пару быков, сельхозинвентарь» — так рассказывал на допросах в 30-е годы прошлого века будущий преподобноисповедник.

Из жития преподобного Кукши Одесского узнаем, что его родителей звали Кирилл и Харитина, они имели четверых детей, семья была благочестивой, в своей юности мать тоже хотела посвятить себя монашеству, но не получила благословления от своих родителей, поэтому всю жизнь молилась, чтобы кто-то из ее детей сподобился уйти в монастырь.

Родители позаботились о том, чтобы их чада были грамотными и получили хотя бы минимальный уровень образования в местной церковно-приходской школе. Чтение, письмо, Закон Божий, церковнославянское чтение и церковное пение — вот чему учили детей в таких образовательных учреждениях. Надо сказать, что в конце XIX века только четверть населения страны было грамотным, причем преимущественно в городах — государство только недавно начало борьбу с крайне низким уровнем грамотности народа.

По слову самого преподобного: «До 21 года я жил вместе с отцом, а в 1895 году ушел из дому в город Киев».

Пророчество

В Киеве Косьма посетил архимандрита киевского Свято-Троицкого монастыря Иону, известного своей прозорливостью. Благословляя юношу, старец коснулся его головы крестом и неожиданно сказал: «Благословляю тебя в монастырь! Будешь жить на Афоне!». Это пророчество исполнилось, во Втором уделе Божьей Матери он прожил около 15 лет, а светлая память об этих годах сохранилась на всю его долгую жизнь.

Есть свидетельства того, что Кирилл Величко, отец будущего старца, не сразу согласился отпустить сына в монастырь — семье хлебопашца, конечно же, были нужны мужские руки. Но матери удалось уговорить его отпустить сына. Харитина благословила свое чадо иконой Казанской Божьей Матери на монашество, с которой преподобный не расставался никогда, с нею он был и похоронен.

Он говорил: «Вспоминаю, что впервые я переступил порог монастыря 17 января 1897 года. С того времени дальнейшее мое духовное воспитание и образование проходило в монастырских стенах». По свидетельству самого преподобного Кукши, высказанному на допросе в 1959 году, этим первым монастырем и стала Святая Успенская Киево-Печерская Лавра: «Надо сказать, что, поступив в монастырь в 1897 году, я жить в нем не остался и выехал как паломник в Иерусалим».

Отметим, что старец Иона очень редко благословлял ехать в Иерусалим — вероятно, из-за соблазнов, встречаемых там от смешения полов. Как рассказывали современники, он посмотрит вверх, подымет палец и скажет: «В Горний Иерусалим Бог благословит, а туда не благословляю». Но Косьме Величко был уготован свой путь: «В Иерусалиме я пробыл полгода, ездил с целью молиться Богу и больше там ничем не занимался. Средства на жизнь в Иерусалиме я получил от родителей. Через полгода пребывания в Иерусалиме я возвратился к своим родителям в село Арбузинку».

По данным исследователей, в Иерусалиме преподобный служил у Гроба Господня. На этом святом месте он получил огромный духовный опыт, который был пронесен им через всю его жизнь. Достаточно сказать, что спустя многие-многие годы своей духовной дочери из монашествующих он говорил: «Когда тебя куда повезут — не скорби, но духом всегда стой у Гроба Господня, вот как Кукша: я и в тюрьме, и в ссылке был, а духом всегда стою у Гроба Господня!».

Житие преподобного Кукши повествует о двух чудесных событиях, произошедших с ним в Иерусалиме, которые предуказывали на его будущее благодатное старчество, помазание на священство от лампады у Гроба Господня и многочадие. Мы же не будем на этом сейчас останавливаться, так как эти факты широко освещены в публикациях и фильмах о преподобном.

Афонит


По воспоминаниям самого старца, «…в 1898 году было распространено особое религиозное оживление в России. Специально разъезжали духовные эмиссары по селам в целях развития паломничества, для посещения святых мест. В 1898 году в числе с другими паломниками я выбыл в Иерусалим — Турцию (в 1517 году Иерусалим был захвачен османскими турками, — прим. Ред.), а из Иерусалима с группой молящихся паломников попал в Грецию в Старый Афон, где находился в монастыре. Через два месяца в том же 1898 году из Греции я вернулся домой, договорились предварительно о моем поступлении в монахи в местный Староафонский монастырь.

Дома я пробыл около двух месяцев и возвратился обратно в Старый Афон, где был принят монахом. В Старом Афоне я прожил до июля 1913 года. Проживая в Старом Афоне, я в 1908 году вместе со своей родной матерью вторично посетил Иерусалим, откуда после моления мать возвратилась домой, а я остался в Старом Афоне».

Так начался «афонский», скорее всего, самый счастливый, период из всей жизни преподобноисповедника Кукши. Ведь почти через полвека после изгнания со Святой Горы, находясь в небольшом Крещатицком Иоанно-Богословском монастыре Черновицкой епархии, будучи уже в весьма преклонных годах, несмотря на старческую слабость, он часто повторял: «Здесь я дома, здесь я на Афоне! Вон внизу сады цветут, точно маслины на Афоне. Здесь Афон!».

С другой стороны, именно на Святой Горе он впервые понял то, что, по слову святителя Игнатия (Брянчанинова), «мученичество и монашество — это один и тот же подвиг, в разных видах. И мученичество, и монашество основаны на одних и тех же изречениях Евангелия; то и другое отнюдь не изобретено человеками, но даровано человечеству Господом; то и другое иначе не может быть совершено, как всесильною помощию Божиею».

Итак, до июля 1913 года будущий о. Кукша прожил в пустыни Фиваида Пантелеимонова монастыря, который славился строгостью своего устава.

Первые монастырские послушания Косьмы — гостинник и пономарь странноприимной гостиницы Пантелеимонова монастыря. Надо сказать, что это была весьма тяжелая работа. Поскольку в конце XIX — начале XX веков на Афон для поклонения чудодейственным мощам св. Пантелеимона прибывало огромное количество русских паломников. Ежегодно через Одессу, где проходил сбор паломников, в этот монастырь приезжало до 30 тысяч человек. Все они находили приют в обители, размещались в странноприимном доме («архондарике») и получали бесплатное питание. По древней традиции монастырь предоставлял каждому, кто постучится в его ворота, ночлег и бесплатную миску супа со стаканом вина. Со своей стороны, благочестивые христиане, конечно же, не оставались в долгу, делая щедрые пожертвования на нужды монастыря.

28 марта 1902 года послушник Русского Пантелеимонова монастыря Косьма был пострижен в рясофор с именем Константин, а 23 марта 1905 года — в монашество и наречен Ксенофонтом.

Молодой о. Ксенофонт получил духовное воспитание под руководством опытных наставников — игумена обители схиархимандрита Андрея (Веревкина, 1834-1903 гг.), своего духовника иеросхимонаха Мелхиседека (Дмитриенко, 1862 г. – конец 1930-х гг.). Афонские монахи читали и слушали за богослужением много святоотеческих поучений. Так, согласно уставу Пантелеимонова монастыря, для каждого монаха необходимо «келейное чтение слова Божия и других душеспасительных книг», которые можно было брать в свободное время из библиотеки обители; из святоотеческих творений устав признает «особенно полезными» посвященные монашеским подвигам труды Василия Великого, Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина, Исаака Сирина, аввы Дорофея, Иоанна Лествичника. Таким образом, монахи должны были читать в основном аскетические, а не догматические сочинения.

О духовном наставнике о. Мелхиседеке известно, что он подвизался отшельником и был одарен Богом многочисленными добродетелями, которые засвидетельствованы многими насельниками Афона. Всеобще были известны его прозорливость, дар предсказания и чудотворения. Преподобный Кукша до конца жизни оставался преданным учению и опыту своего афонского духовного отца Мелхиседека. Он всегда с трепетом вспоминал детали общения с этим великим подвижником, об этом свидетельствовал келейник преподобного Кукши о. Иеремия: «До 12 ночи на послушании, а в 1-м часу ночи бежал в пустынь к старцу Мелхиседеку учиться молиться». Несмотря на то, что Ксенофонт едва умел читать и писать, Евангелие и Псалтирь он знал наизусть, службу церковную совершал по памяти, никогда не ошибаясь. Под его мудрым окормлением и монах Ксенофонт в недолгое время сподобился стяжать все иноческие добродетели и преуспел в духовном делании.

В житии преподобного Кукши описывается случай как он, стоя на молитве с о. Мелхиседеком, стал свидетелем явления злых духов (подробные детали можно найти в книге «Батюшки Святы. Духовники и старцы Киево-Печерской Лавры XIX-XXI веков»).

На наш взгляд, это только еще раз подтверждает слова свт. Игнатия Брянчанинова, что «мученики терпели напасти от человеков. Чем разнообразнее и тяжелее был подвиг их…, тем большее получали дерзновение к Богу. Иноки терпят напасти от злых духов. Чем большие напасти наносит им диавол, тем большую славу они получат в будущем веке от Бога, тем большего утешения они сподобятся от Святого Духа… среди самых страданий своих».

 

Изгнание

1913 год открыл совершенно новую страницу биографии о. Ксенофонта — в числе еще около тысячи русских монахов на пароходе «Херсон» он был насильно депортирован со Святой Горы на родину.


Так начался пятидесятилетний (!) период его испытаний сначала в царской, затем советской России и Украине. Предчувствуя, что покидает любимый Афон теперь навсегда, и тяжело переживая эти события, отец Ксенофонт искал поддержки у своего духовника, но его духовный отец сказал: «…так Богу угодно, чтобы ты жил в России, там тоже надо спасать людей».

Причина изгнания — так называемая Афонская смута, потрясшая Русский Афон в начале XX века. В ее основе был догматический спор о сущности и почитании имени Божия «Иисус», переросший в массовое религиозное движение русских святогорцев, названных сначала имяславцами, а в последствии имябожниками. Следует уточнить, что учение о молитве перешло в догматическую плоскость, где монахи не могли или не хотели объясниться, что и привело к недопониманию. Они считали его учением об Иисусовой молитве. А так как Иисусова молитва является главным деланием монаха, то многие из ревностных афонских молитвенников примкнули к имяславцам.

В первой половине 1913 года события приняли без преувеличения трагический оборот. Дискуссия, возникшая, казалось бы, по частному поводу — из-за учения об имени Иисуса Христа и его роли в умной молитве — вскоре превратилась не только в настоящее догматическое столкновение, но быстро переросла в ожесточенную борьбу. Поляризация мнений достигла таких размеров, что ни о какой серьезной богословской полемике речи быть не могло: стороны осыпали одна другую потоком оскорблений, взаимно обвиняли друг друга в ереси и не искали точек соприкосновения.

Разгром имяславия осуществлялся сразу по двум фронтам: во-первых, была организована массированная богословская атака на имяславское учение; во-вторых, была применена военная сила для устранения имяславцев со Святой Горы. Это нанесло тяжелый, можно сказать, что в тот период непоправимый удар по всему Русскому Афону.

Драму, разыгравшуюся в июле 1913 года, лучше всего опишут ее участники, которые, по их свидетельству, «были подвергнуты неслыханному истязанию… Мы, около тысячи человек, вооруженными солдатами были загнаны в тесный угол коридора, куда были направлены пожарные машины, и нас более часа душили струей холодной воды в упор из пожарных насосов. После чего были пущены в атаку солдаты с командой избивать монахов ружейными прикладами. Избитых до полусмерти, нас, окровавленных, солдаты загнали на пароход и отправили в Одессу, где с нас полицейской властью сорвали схимы и аналавы, и все священное монашеское одеяние, и одели в куцые пиджаки и в кургузые картузы. Протомивши некоторое время в тюремном заключении, нас под конвоем отправили по местам приписки».

Спустя четыре года после описанных событий бывшие святогорцы подчеркивали, что они были несправедливо осуждены на безвозвратное изгнание из своего духовного отечества, со святых обителей. Они были отлучены от Причащения Святых Христовых Таин. По их прямым словам, «…рошло уже четыре года, как более тысячи престарелых афонских иноков скитаются по всем местам России, не имея где главы приклонить, будучи лишены не только крова и жизненного пропитания, но и духовной пищи; ибо духовные власти не допускают нас к Святому Причащению, требуя подписать Синодальную формулу отречения от имени Иисуса Христова, где говорится, что имя Господа нашего Иисуса Христа и все имена Божии должно почитать относительно, а не боголепно, отнюдь не почитая их Богом Самим, а только признавая божественными».

Монах Ксенофонт Величко в 1917 году также подписал эти строки, адресованные Всероссийскому Поместному Церковному Собору в числе других иноков Свято-Афонских, ранее проживавших в пределах Пантелеимоновского монастыря в скиту Фиваида.

Итак, накануне радикальной смены исторических эпох о. Ксенофонт прибывает на родину.

Забегая вперед, скажем, что как бы там ни было, но возвращение на родину сотен афонских иноков перед началом грозных революционных испытаний и гонений на веру оказалось промыслительным. Многие из русских афонитов, в том числе и о. Ксенофонт, в свое время начали духовно противостоять богоборческому коммунизму, наставляя паству твердо держаться истинного Православия.

Снова послушник

«В 1913 году я возвратился из Старого Афона на родину, я в течение восьми дней прожил дома, а затем уехал в город Киев в Киево-Печерскую Лавру, где был принят митрополитом Флавианом в число монастырской братии», — лично рассказывал преподобный в 1959 году.

Первое время о. Ксенофонт был определен на временное послушание в лаврскую странноприимницу.

Проживал он в это время вместе с другими 25 афонскими иноками в квартире при Феодосиевской церкви Киево-Печерской Лавры. Многие из них, как и о. Ксенофонт, были приняты на временное послушание в Успенскую Киево-Печерскую Лавру, но киевляне долгое время относились к афонитам с предубеждением. Иногда даже говорили: «Вон афонские воры пошли, надо следить, чтоб они не покрали деньги из кружек!». Как пишется в житии преподобного Кукши: «…Постепенно истина выяснилась, и на афонитов стали смотреть как на “изгнанных правды радиˮ».

Без преувеличения отметим, что с момента возвращения о. Ксенофонта в Киев и до самого конца его жизнь стала непрерывным исповедническим подвигом. Если на Афоне в нем только созрела готовность пострадать за Христа, то на родине он с полным осознанием нес такой крест не однажды.

Достаточно сказать, что для изгнанных монахов Синод издал постановление, в котором между прочим говорилось: «…зачисление в братию или признание его в монашеском звании отложить на предписанный законом срок, в продолжение коего он должен находиться в числе испытуемых». 

Но в реальной жизни все оказалось еще дольше и сложнее — Первая мировая война внесла существенные коррективы как в жизнь насельников, так и тем более временных послушников Киево-Печерской Лавры. Отец Ксенофонт стал санитаром (о чем чуть ниже), затем в стране закрутились революционные события…

Согласно имеющимся документам только в 1917 году о. Ксенофонт был принят на испытание в Киево-Печерскую Лавру. 3 марта 1918 года он подал прошение в Духовный Собор о принятии его в число послушников монастыря. Решением Духовного Собора Лавры от 12/25 марта зачислен послушником в лаврскую хлебню. 29 октября 1919 года переведен на Дальние пещеры сторожем.

Сам преподобный об этом времени говорил так: «В Лавре я был рядовым монахом (там мне и дано монашеское имя Кукши), занимал там самые рядовые должности: повара, просфорника, пекаря, пономаря».

В начале 20-х годов проживал он на первом этаже корпуса № 51 (к. 6) на Дальних пещерах.

4/17 июня 1922 года им было подано прошение в Духовный Собор о зачислении действительным афонского пострига. В прошении отмечается, что он потрудился в Лавре около 9 лет. На следующий день Духовный Собор принял решение о «признании действительным пострижения в монашество Афонского пострижения монаха Ксенофонта Величко, состоящего на послушании в Киево-Печерской Лавре».

Но и после признания действительности монашеского пострига о. Ксенофонта, как и других бывших афонских монахов, их продолжали выделять отдельными строками в исповедальных и других списках монастыря.


Продолжение тут:

https://telegra.ph/P2-20223-05-02

Прошу молитв о грешном рабе Божьем Александре.


Report Page