Осень как обещание. Глава 19.

Бянь Ицю стоял перед раковиной, глядя в зеркало на своё отражение. Он поднял палец и ткнул в стекло, не произнося ни слова, но его взгляд говорил ясно: «Ну ты и влип».  

Закончив утренние процедуры, он вернулся в спальню и проверил телефон. Два пропущенных звонка: один от Хэ Сюя, другой — от Жуань Чэнцзе.  

Хэ Сюй заходил в клуб прошлым вечером, а теперь звонил с утра — видимо, дело было срочным. Поэтому Бянь Ицю проигнорировал звонок Жуань Чэнцзе и первым делом перезвонил Хэ Сюю.  

— Дело, о котором ты просил, улажено, — доложил адвокат Хэ.  

— Никаких осложнений? — переспросил Бянь Ицю.  

— Не сомневайся во мне.  

— В следующем месяце у Старика Цяня юбилей — шестьдесят лет. Приготовь для него щедрый подарок.  

Закончив разговор, Бянь Ицю снова взглянул на экран, где подсвечивался пропущенный вызов от Жуань Чэнцзе. Он на мгновение заколебался, но в итоге снова предпочёл проигнорировать. Вчерашний эротический сон оказался слишком ярким — нужно время, чтобы прийти в себя.  

В мягких овечьих тапочках он спустился на первый этаж. На столе в столовой уже ждал традиционный китайский завтрак: изящные булочки сяолунбао с крабовой начинкой, золотистые пельмени со шпинатом и миска дымящегося свежего доуфунао,* [прим: — это китайское блюдо, состоящее из мягкого, шелковистого тофу, которое обычно подаётся с различными соусами и добавками.] щедро приправленного острым маслом, сычуаньским перцем, кинзой, зелёным луком, маринованной редькой, жареным кунжутом и хрустящими бобами. Аромат был настолько соблазнительным, что слюнки текли сами собой.  

Бянь Ицю сел за стол, взял ложку и тщательно перемешал доуфунао с приправами. Первый же укус заставил его с наслаждением вздохнуть: «Вот это и есть настоящая радость жизни».  

В этот момент в комнату вошёл дворецкий с газетой, только что взятой из почтового ящика у ворот. Как и бесчисленное множество раз до этого, он направился прямиком в столовую. Бянь Ицю, человек с ужасными навыками чтения, не имел привычки ежедневно изучать прессу. В эпоху цифровых технологий любые новости можно было узнать в интернете, и он считал, что бумажные СМИ давно пора отправить на свалку истории. Однако покойный Старик Цзю каждый день читал газеты, и дворецкий, служивший ему десятилетиями, не мог отвыкнуть от этой традиции.  

Дворецкого звали Ши. Бянь Ицю не знал его полного имени, но запомнил, как в первый день своего прибытия в «Сюйюань» этот человек, которого Старик Цзю велел называть «дядя Ши», взял его за руку и отвёл перевязывать раны.  

— Больно? — спросил он тогда мягко.  

Бянь Ицю было четырнадцать, и он уже успел провести семь-восемь лет в самом тёмном и грязном аду, где его тело снова и снова покрывалось шрамами. Он дрался, калечил других и сам получал увечья, но никогда не жаловался. По сравнению с теми временами, когда он едва выживал, эти раны казались пустяком.  

Но этот человек спросил: «Больно?»  

Конечно, было больно. Даже если его тело было слово выковано из стали, он всё равно оставался ребёнком. Просто некоторые раны со временем перестают чувствоваться.  

Странно, но когда двухметровый мачете вонзался ему в спину, рассекая кожу и мышцы, он не ощущал особой боли. Он разворачивался и с яростью обрушивал удары на нападавшего, забивая его до смерти. Однако эти три слова всколыхнули в нём всю накопленную боль, заставив её закричать: «Да, чёрт возьми, больно!»

Больше, чем он мог вынести.  

Дядя Ши, видя, как мальчик стискивает зубы, чтобы не расплакаться, крепче сжал его руку:  

— Хороший мальчик. Теперь тебе нечего бояться. Старик Цзю будет тебя защищать.  

Именно из-за этих слов, сказанных много лет назад, когда Бянь Ицю переезжал из «Сюйюань» после смерти Старика Цзю, мадам Мэй спросила, не хочет ли он взять с собой нескольких проверенных слуг. Он подумал и ответил:  

— Можно, дядя Ши поедет со мной?  

Дядя Ши и Старик Цзю были земляками. Они познакомились в юности, когда оба были подмастерьями на юге. Позже Старик Цзю начал подниматься в криминальном мире, а дядя Ши всегда оставался в тени, управляя его финансами и домом. Старик Цзю так и не женился, и дядя Ши тоже остался холостяком. Два старых друга прошли бок о бок через всю жизнь.  

В ночь, когда Старик Цзю был при смерти, несколько так называемых «старейшин» попытались устроить переворот. Дядя Ши не отходил от его постели, игнорируя внешний хаос. Позже, когда Бянь Ицю вышел из тюрьмы и разобрался с мятежниками, дядя Ши ненадолго вышел из комнаты, передал ему завещание и, не сказав ни слова, вернулся к Старику Цзю.  

Бянь Ицю, закончив с внешними проблемами, вошёл в спальню. Человек, когда-то наводивший ужас на преступный мир города, был без сознания, опутанный проводами медицинских аппаратов. Но его лицо оставалось спокойным, словно он просто спал, не сломленный болезнью. А вот дядя Ши, сидевший рядом, выглядел измождённым, его виски заметно поседели.  

— Уходи, — сказал дядя Ши. — Последний путь я пройду с ним один.  

Бянь Ицю почувствовал себя лишним, бросил последний взгляд на своего приёмного отца и вышел.  

Мадам Мэй удивилась его желанию взять дядю Ши с собой, но не стала возражать, оставив решение за ним самим.  

— Если молодой господин Бянь не стыдится старика вроде меня, я поеду с ним, — сказал дядя Ши.  

Так Бянь Ицю покинул «Сюйюань», взяв с собой лишь дворецкого дядю Ши, повариху тётю Цинь, садовника и водителя дядю Чэня, а также телохранителя Цзо Чэна. Остальных он оставил мадам Мэй.  

В «Юэлу», недалеко от университетского городка, Бянь Ицю купил огромную виллу, но редко там бывал. Иногда он возвращался, чтобы насладиться кулинарным мастерством тёти Цинь или просто проведать дядю Ши. В его сердце Старик Цзю был отцом, а дядя Ши — кем-то вроде матери.  

Мадам Мэй занимала в его жизни куда меньшее место.  

— Не забудь сегодня вечером вернуться в «Сюйюань» на ужин, — напомнил дядя Ши.  

Воспоминания растворились вместе с последними ложками доуфунао. Бянь Ицю поднял миску и выпил остатки, не брезгуя даже крошечными кусочками, оставшимися на дне.  

Тётя Цинь, выйдя из кухни, рассмеялась:  

— На кухне есть ещё.  

— Почему не сказала раньше? — Бянь Ицю протянул ей миску с лукавой улыбкой. — Добавь побольше маринованной редьки и жареных бобов.  

— Хорошо, — кивнула тётя Цинь и вернулась на кухню.  

Дядя Ши, принёсший газету, устроился в сторонке, развернув издание.  

Бянь Ицю вытер рот салфеткой и повернулся к нему:  

— Дядя, я помню.  

Дядя Ши оторвался от газеты и улыбнулся. Его взгляд говорил: «Главное — не забывай».  

Старик Цзю был человеком строгих правил, поэтому в праздники семья всегда собиралась за одним столом. Сегодня был последний день декабря — канун Нового года. По традиции Бянь Ицю должен был вернуться в «Сюйюань». В конце концов, мадам Мэй была официальной «женой» Старика Цзю, хоть они и не были расписаны.  

Эта женщина была настоящей героиней. Когда они познакомились, ей было чуть больше двадцати, а Старику Цзю — уже за сорок. Богатый, влиятельный, верный своим принципам, зрелый и харизматичный — именно такой мужчина вызывал восхищение у молодых девушек.  

У Старика Цзю было множество красивых любовниц, и мадам Мэй не выделялась особой красотой. Как ей удалось покорить его сердце, Бянь Ицю не знал подробностей, но в итоге она одержала победу над всеми остальными и поселилась в «Сюйюань», где прожила двадцать лет, превратившись из «мадемуазель Мэй» в «мадам Мэй». Однако брак так и остался для неё недостижимой мечтой.  

Хотя официального статуса у неё не было, сам факт проживания в «Сюйюань» означал признание её положения, и все слуги называли её «госпожой».  

Когда Бянь Ицю впервые попал в Сюйюань, ему было четырнадцать, а мадам Мэй — двадцать три. Молодая, красивая, нежная и страстная. Старик Цзю баловал её, осыпая дорогими подарками. Слуги шептались, что мадам Мэй обладает особым даром, раз сумела приручить такого грозного мужчину.  

Возможно, потому, что первым, кого Бянь Ицю встретил в «Сюйюань», был дядя Ши, и во время выздоровления именно этот человек о нём заботился, мальчик инстинктивно потянулся к нему. А к мадам Мэй он испытывал лишь вежливое уважение.  

В семнадцать-восемнадцать лет Бянь Ицю начал выполнять поручения Старика Цзю и возвращался с заданий избитым и израненным. Однажды он получил два пулевых ранения — в живот и бедро — и едва не погиб. В полубреду он услышал, как дядя Ши кричал на Старика Цзю — это был единственный раз, когда Бянь Ицю видел его по-настоящему злым.  

— Я больше не позволю тебе отправлять его на такие задания!  

И к его удивлению, Старик Цзю согласился.  

«Если бы только дядя Ши был моим настоящим отцом...»  

Но вместо этого отцом стал Старик Цзю.  

После выздоровления Бянь Ицю стал его приёмным сыном, и с тех пор его больше не посылали на смертельно опасные задания. Он начал помогать Старику Цзю в бизнесе, а слуги стали называть его «молодым господином Цзю».  

Мадам Мэй относилась к нему неплохо, но тёплых чувств между ними не было. Тем не менее он уважал её преданность Старику Цзю и соблюдал все традиции, включая обязательные семейные ужины.  

Днём Бянь Ицю отправился в магазин и выбрал дорогой нефритовый набор — хотя на самом деле он ничего не понимал в украшениях и просто взял самое дорогое. Продавцы роскошных бутиков обожали таких клиентов, как он: богатых, щедрых и не задающих лишних вопросов.  

Однажды он пришёл в магазин с любовником — начинающим актёром, красивым, но бездарным. Тот, чувствуя себя звездой, набрал три пары дорогих часов, а Бянь Ицю без колебаний оплатил покупку. Продавец, наблюдавший эту сцену, сгорал от зависти. Вечером Бянь Ицю получил звонок от того самого продавца, а на следующий день актёр был забыт. Три пары часов стали прощальным подарком.  

Все проблемы решаются деньгами — будь то покупка подарков или содержание любовников. Но если кто-то ложился с ним в постель не ради денег, это становилось настоящей головной болью.  

Например, Кэ Минсюань.  

Вы можете поддержать переводчика с помощью ➡️boosty⬅️

➡️ГЛАВА 20