Новый босс: глобальное государственно-частное партнерство и ООН
ПУТЬ К СВОБОДЕ
28 июня 2024
Как работает политико-экономический принцип нового технототалитаризма?
Любой, кто хочет понять, как изменилась политическая и экономическая власть в последние годы, не может не обратить пристального внимания на так называемое «государственно-частное партнерство». Это ключ к новой системе, в которой национальные государства лишены власти, а (фактический) демократический суверен, «народ», всегда имеет право голоса.
Роберт и Джилл Мэлоун в настоящее время работают над книжным проектом и поделились материалами из этой работы в блоге Роберта Мэлоуна. В подробном тексте описывается, как важнейшие решения были переданы от законодательного органа национального государства к неизбираемым бюрократическим структурам, которые организуют власть и контроль все более централизованным образом. ЕС служит Мэлоуну образцом и ярким примером.
Ссылка :
«По сути, правительственные чиновники подкупаются бизнес-лидерами, чтобы они подписывали и финансировали воображаемые угрозы, которые создают политику, приносящую выгоду аффилированным компаниям. По сути, образуются монополии или олигополии, которые обеспечивают экономические преимущества ничего не подозревающему населению. Подключенные бизнес-лидеры получают доступ к инсайдерской информации о предстоящих политиках и планируют соответствующим образом с государственными контрактами, которые поступают к ним первыми; Затем они представляют общественности свои планы доходов. Это мошенничество, подобного которому мы никогда раньше не видели. Все это было бы невозможно без долговых фиатных денег центральных банков. Я также подозреваю, что спецслужбы навязывают эту группу и шантажируют государственных служащих без совести. Они вознаграждаются либо хорошей работой, когда переходят в частный сектор, либо прямыми взятками».
Эдвард Дауд, бывший управляющий взаимным фондом Blackrock
В наших многочисленных путешествиях и беседах один из самых распространенных вопросов заключается в том, кто является «кукловодами», стоящими за согласованной пропагандой, цензурой, психологической войной (PsyWar) и кризисным управлением COVID, которые теперь выходят из тени и видны любому, кто не отводит взгляда.
Как получилось, что так много явно ложных и контрпродуктивных нарративов не только продвигаются по всему миру, но и, как только они появляются, быстро превращаются в общепринятую государственную политику без каких-либо существенных дебатов или проверок? Повторяющаяся глобальная гармонизация плохих политических решений не только подразумевает, но и требует централизации.
Глобально централизованное принятие решений указывает на существование клики, организации или группы, обладающей достаточной властью, богатством и влиянием не только для того, чтобы в одностороннем порядке начать глобально согласованную кампанию психологической войны, но и для быстрого распространения управленческих решений в различных государствах, которые ранее считались независимыми, суверенными национальными государствами.
Основываясь на этой повторяющейся модели согласованных приоритетов, цитируемых обоснований, действий и посланий, кажется, что централизованные, транснациональные мировые (или региональные) правительства уже существуют в функциональном, оперативном смысле. Как это может быть в рамках Вестфальской системы автономных национальных государств, которая управляет нынешним управлением и международными отношениями?
Конец национальных государств
Вестфальская система названа в честь Вестфальского мира, который был подписан в 1648 году и положил конец Тридцатилетней войне в Европе. Эта система закрепляет принцип, согласно которому каждое государство обладает исключительным суверенитетом над своей территорией и внутренними делами и исключает все внешние силы.
Основные принципы Вестфальской системы:
Суверенитет: Каждое государство обладает суверенитетом над своей территорией и внутренними делами, а это значит, что никакая внешняя сила не имеет права вмешиваться в его внутренние дела.
Территориальная целостность: государства уважают территориальную целостность друг друга, что означает, что ни одно государство не может аннексировать или оккупировать территорию другого государства без его согласия.
Невмешательство: государства не вмешиваются во внутренние дела друг друга, что позволяет каждому государству самостоятельно управлять своими внутренними делами.
Равенство: Все государства, независимо от их размера, могущества и богатства, равны и имеют одинаковые права и обязанности.
Конечно, многие из этих принципов функционально желательны, и с 1648 года было выработано большое количество военных и дипломатических «обходных путей». Эти обходные санкции позволяют национальным государствам или группам союзных национальных государств, обладающих большими размерами, властью и богатством, оказывать влияние или контролировать тех, кто обладает меньшей властью. В политологии были разработаны различные термины для описания этих обходных путей. Эти термины включают, помимо прочего, колониализм, империализм, альянсы, мягкую силу и гегемонию. Однако все они исходят из того, что автономное национальное государство представляет собой высшую управляющую политическую структуру. Функционально это предположение больше не имеет силы.
Несмотря на частичный успех этих предсказуемых попыток обойти стержневые принципы, Вестфальская система на протяжении веков определяла структуру международных отношений и международного права, закрепляя концепцию государственного суверенитета и принцип невмешательства во внутренние дела. Эта система лежит в основе современной международной системы суверенных государств и определяет способы взаимодействия государств друг с другом. Несмотря на то, что система, несомненно, была влиятельной, ее также критикуют за то, что она глубоко ошибочна – это, возможно, худшая система, не считая всех остальных, которые существовали раньше. Одно из критических замечаний заключается в том, что это привело к системе анархии, в которой государства предоставлены сами себе и могут использовать силу для достижения своих целей. Экономисты австрийской школы, такие как Мюррей Ротбард, утверждают, что современная анатомия национального государства в корне ошибочна и должна быть заменена еще более анархической системой свободного рынка. Другие отмечают, что появление глобального управления, транснациональных корпораций, «инвестиционных фондов», корпоративных профсоюзов, самопровозглашенных организаций глобального управления и международных институтов бросило вызов Вестфальской системе и подорвало государственный суверенитет.
Со времен Второй мировой войны и в последние десятилетия 20-го века наметилась тенденция к появлению финансово сильных транснациональных организаций, функционально независимых от национальных государств. В качестве примера можно привести квазигосударственные глобальные организации, такие как Организация Объединенных Наций (ООН), Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ), Международный валютный фонд (МВФ), Межправительственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК) и Всемирная торговая организация (ВТО); неправительственные «филантропические» организации, такие как Фонд Гейтса и Wellcome Trust; «национальные» банки, которые объединяются в функциональный кооператив через Банк международных расчетов; огромные глобальные «инвестиционные фонды», которые затмевают финансовые ресурсы большинства национальных государств, включая Blackrock, State Street, Vanguard, Bank of America и им подобные; а также множество глобалистски ориентированных клик и корпоративных торговых организаций, таких как Римский клуб, Атлантический совет, Бильдербергская группа, Совет по международным отношениям, Аспенский институт гуманистических исследований и, конечно же, Всемирный экономический форум.
Движимые множеством глобальных финансовых, политических, геофизических и медицинских «кризисов» 21-го века, эти транснациональные аналитические центры и организации, наряду с горсткой крупных глобализированных корпораций, которые спонсируют большую часть их деятельности, сформировали альянсы, которые превосходят власть, влияние и финансовые ресурсы большинства, если не всех, национальных государств. Любой студент, изучающий экономику или политологию, может подтвердить, что такой дисбаланс сил не может быть устойчивым. Мы считаем, что различные предпринимаемые в настоящее время усилия по продвижению и структурированию организаций глобального управления являются логическим следствием этого дисбаланса. Поскольку экономически доминирующие из этих различных транснациональных образований по своей сути являются корпоративистскими, само собой разумеется, что формирующиеся организации глобального управления также являются корпоративистскими.
История различных форм корпоративизма, часто называемого «фашизмом» в начале-середине XX века, неоднократно приводила к развитию тоталитарных структур политического управления. В 21-м веке эти корпоративистские политические структуры полагаются на компьютерные модели и алгоритмы искусственного интеллекта, основанные на огромных базах данных, для принятия решений. Базы данных, которые пытаются идентифицировать и охарактеризовать деятельность и предубеждения практически всех людей и все доступные данные о природе мира – геофизика, климат, ресурсы, «единое здоровье», энергетика и все другие полезные прогностические параметры. Все это объединено в алгоритмах вычислительного моделирования, которые в настоящее время приняты в качестве объекта веры и стали заменой измеримых истин.
Все это привело к централизованному, глобализированному, произвольному и произвольному принятию решений, что ранее было невозможно. После того, как модели были пройдены и началось централизованное принятие решений, пропаганда, цензура и современные технологии психологической войны используются различными средствами, включая захваченные «разведывательные агентства» и корпоративные СМИ (принадлежащие и контролируемые теми же транснациональными организациями) для принуждения к принятию этих решений.
Такова структура современного техно-тоталитаризма: переплетенная корпоративистская паутина, которая в одностороннем порядке контролирует и реализует глобализированную политику, ни перед кем не подотчетна и не признает никаких законов, кроме своих собственных интересов и привилегий. В основе этой сети лежит глобальное государственно-частное партнерство, или сокращенно G3P. Пойманные, как мухи в этой глобальной финансовой и политической паутине, политики, политические партии, погрязшие в долгах национальные государства и даже многонациональные договорные и союзные организации, такие как НАТО и Европейский Союз, вынуждены плясать под дудку G3P.
Глобальное государственно-частное партнерство (G3P) — это структурированное сотрудничество между международными межправительственными организациями, такими как Организация Объединенных Наций, Всемирная организация здравоохранения или Всемирный экономический форум, и частными компаниями для достижения общих целей. Предполагаемые преимущества, используемые для оправдания G3P, включают:
- Повышение эффективности: G3P может использовать сильные стороны государственного и частного секторов для более эффективного достижения общих целей.
- Инновационные решения: G3P может эффективно продвигать инновации и разрабатывать новые решения для решения глобальных проблем.
- Общие риски и ресурсы: G3P может разделить риски и ресурсы между государственным и частным секторами, снижая финансовую нагрузку на правительства и повышая эффективность проектов.
- Глобальное воздействие: G3P может оказать значительное влияние на глобальное развитие и общественное здравоохранение, решая проблемы, выходящие за рамки национальных границ.
Как Организация Объединенных Наций, так и Всемирная организация здравоохранения имеют различные соглашения и контракты с транснациональными организациями, такими как Всемирный экономический форум, и обычно не раскрывают детали управления, финансирования и условий G3P.
Эти G3P образуют всемирную сеть заинтересованных капиталистов и их партнеров. Эта ассоциация заинтересованных сторон (капиталистов и их партнеров) включает в себя глобальные корпорации (включая центральные банки), благотворительные фонды (филантропы-миллиардеры), политические аналитические центры, правительства (и их агентства), неправительственные организации, избранные академические и научные институты, глобальные благотворительные организации, профсоюзы и других избранных «лидеров мнений», включая различные сети, созданные Программы Всемирного экономического форума «Молодые лидеры» и «Молодые инфлюенсеры» финансируются, обучаются и назначаются на влиятельные должности.
В соответствии с нашей нынешней моделью Вестфальского национального суверенитета, правительство одной страны не может принимать законы или правила в другой. Тем не менее, посредством глобального управления G3P создает политические инициативы на глобальном уровне, которые затем каскадируются на людей в каждой стране. Обычно это делается через промежуточный политический орган, такой как МВФ или МГЭИК, а затем национальное правительство реализует рекомендуемые меры.
Политический курс определяется на международном уровне санкционированным определением проблем и предписанными решениями. Как только G3P обеспечит достижение консенсуса на международном уровне, будут определены политические рамки. Затем партнеры, участвующие в G3P, совместно разрабатывают, внедряют и реализуют желаемые политические меры. В этом суть «международной системы, основанной на правилах».
Специальный репортаж ЕС
Таким образом, G3P может контролировать сразу несколько стран, не прибегая к законам. Дополнительным преимуществом этого является то, что любое юридическое оспаривание решений, принятых самыми высокопоставленными партнерами G3P (которые, как правило, имеют авторитарную иерархию), чрезвычайно затруднительно.
Организационным предикатом планируемого глобального управления является Европейский Союз (ЕС). В ЕС сложилась система, в которой национальные государства и их выборные руководящие органы являются дочерними компаниями централизованной наднациональной организации, базирующейся в Брюсселе. Эта организация включает в себя избираемый представительный парламент, но любые рекомендации, разработанные или «одобренные» на уровне Европейского парламента, могут быть отменены неизбранным, назначенным Европейским советом, который действует в координации с президентом, официально назначенным главами национальных государств или правительств, с последующим «подтверждением» этого назначения Европейским парламентом. Граждане ЕС не избирают напрямую Европейский совет или президента Европейского Союза, а полномочия как Совета, так и президента выше, чем у отдельных национальных правительств. Как Совет, так и Президент могут в одностороннем порядке заключать соглашения с компаниями и другими наднациональными организациями, такими как G3P, например, договорное соглашение между Советом ЕС, президентом и Pfizer о приобретении мРНК-вакцины против COVID. По аналогии, Организация Объединенных Наций, которая явно стремится стать руководящим органом мирового правительства, не будет избираться непосредственно гражданами государств-членов ООН и не будет подотчетна им. Тем не менее, она может быть привлечена к ответственности G3P.
G3P традиционно упоминается в контексте общественного здравоохранения, особенно в документах Организации Объединенных Наций, включая документы организаций ООН, таких как Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ). В документе ВОЗ 2005 г. «На пути к здоровью», в котором подчеркивается важность Целей тысячелетия в области развития для глобального здравоохранения, показана новая роль G3P:
«Эти изменения произошли в мире, где изменились ожидания относительно роли государства: государственный сектор не имеет ни финансовых, ни институциональных ресурсов для решения проблем, и необходимо сочетание государственных и частных ресурсов. [. . .] Важнейшее значение имеет формирование глобальной культуры безопасности и сотрудничества. Зачатки глобальной инфраструктуры здравоохранения уже созданы. Информационно-коммуникационные технологии открыли возможности для изменений в здравоохранении, независимо от того, находятся ли у руля политики или нет. [. . .] Правительства могут создавать благоприятные условия и инвестировать в справедливость, доступ и инновации».
Это заявление в очередной раз демонстрирует фундаментальное убеждение Организации Объединенных Наций в том, что Вестфальская система суверенного примата национальных государств устарела. В предполагаемом новом мировом порядке национальные государства будут отодвинуты на второстепенную роль в качестве посредников и сосредоточатся исключительно на решении внутренних проблем социальной справедливости и технологического прогресса, а не на формировании внешней политики. Изменение роли суверенных национальных государств означает, что они больше не будут брать на себя ведущую роль. Традиционные политики больше не будут принимать решения; скорее, Организация Объединенных Наций в сотрудничестве с партнерами G3P будет определять глобальную повестку дня и стратегии.
В этой системе национальные правительства должны создать основу для ООН и G3P, облагая граждан налогами и увеличивая государственный долг. Эти долги перед старшими партнерами G3P. Они являются не только кредиторами, но и бенефициарами кредитов. Они используют замкнутый круг пропагандируемого термина «государственные инвестиции» для создания рынков для себя и для других игроков G3P.
«Общественное здравоохранение» послужило троянским конем для развития экосистемы G3P. Это было описано и кратко проанализировано в редакционной статье в академическом журнале «Тропическая медицина и международное здравоохранение» под названием «Редакционная статья: партнерство и фрагментация в международном здравоохранении: угроза или возможность?», авторами которой являются Кент Бьюз и Гилл Уолт из Института глобального здравоохранения Джорджа. В редакционной статье высказывается предположение, что структура G3P стала ответом на растущее разочарование в проекте ООН в целом вкупе с растущим признанием того, что глобальные корпорации все чаще играют ключевую роль в реализации этой политики. Это связано с развитием концепции капитализма стейкхолдеров, пропагандируемой Клаусом Швабом в 1970-х годах.
Бьюз и Уолт описывают, как G3P предназначены для облегчения участия компаний нового типа. Теоретически эти новые компании признают безрассудство прежних деструктивных методов ведения бизнеса и вместо этого придерживаются логики концепции капитализма заинтересованных сторон, отдавая приоритет социалистическим целям, таким как поощрение разнообразия, равенства и инклюзивности, вместо того, чтобы сосредотачиваться в первую очередь на прибыли и возврате инвестиций. Это новое поколение глобально мыслящих компаний достигнет этих целей, работая с государственными учреждениями и устоявшейся политической элитой для решения глобальных проблем, которые обычно изображаются как экзистенциальная угроза глобальной окружающей среде. В качестве примера можно привести риски инфекционных заболеваний и изменения климата. Такие угрозы определяются G3P и учеными, академиками и экономическими экспертами, отобранными и финансируемыми соответствующими G3P.
Оба исследователя отметили, что важная речь, произнесенная тогдашним генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном в Давосе на ВЭФ в 1998 году, ознаменовала переход к модели глобального управления, основанной на G3P:
«Организация Объединенных Наций изменилась со времени нашей последней встречи здесь, в Давосе. Организация претерпела полную перестройку, которую я назвал «тихой революцией». [. . .] Произошли фундаментальные изменения. В прошлом Организации Объединенных Наций приходилось иметь дело только с правительствами. Теперь мы знаем, что мир и процветание не могут быть достигнуты без партнерства между правительствами, международными организациями, деловыми кругами и гражданским обществом. Деятельность Организации Объединенных Наций касается компаний всего мира».
Бьюз и Уолт утверждали, что это изменение означает приход нового типа ответственного глобального капитализма. Однако многие компании видят это соглашение по-другому. Бьюз и Уолт признали, почему G3P является такой заманчивой перспективой для мировых гигантов банковского дела, промышленности, финансов и торговли:
«Меняющиеся идеологии и тенденции глобализации высветили необходимость более жесткого глобального управления, что является проблемой как для частного, так и для государственного секторов. Мы подозреваем, что, по крайней мере, некоторая поддержка G3P проистекает из этого признания и желания частного сектора участвовать в принятии глобальных регуляторных решений».
Конфликт интересов очевиден. От нас просто ожидают, что мы безоговорочно примем тот факт, что глобальные корпорации ставят гуманитарные и экологические проблемы выше прибыли. Якобы, система глобального управления во главе с G3P нам как-то выгодна.
Чтобы поверить в это, требуется немалая доля наивности. Многие компании, участвующие в G3P, были осуждены или публично привлечены к ответственности за коррупцию и преступления, в том числе военные. Кажущееся пассивным согласие доверчивого политического класса (следовательно, «глубинного государства») заключается в том, что эти «партнеры» должны эффективно определять глобальную политику, регулирование и приоритеты расходов. Это может показаться наивным, но на самом деле это следствие широко распространенной коррупции.
Эта наивность – фарс. Многие ученые, экономисты, историки и исследователи отмечают, что влияние корпораций, даже доминирование политической системы, увеличивалось на протяжении многих поколений. Долгое время избранные политики были младшими партнерами в этой схеме.
С появлением G3P мы стали свидетелями зарождения процесса, который формализовал эти отношения и создал последовательный новый мировой порядок. Политики не писали сценарий, он вручается им в различных формах, в том числе в рамках программы подготовки молодых лидеров ВЭФ, и они затем реализуют эти планы в своих национальных государствах.
Важно понимать разницу между «правительством» и «управлением» в глобальном контексте. Основываясь на концепции общественного договора, подтвержденной квазидемократическими мандатами, правительства претендуют на право определять политику и принимать законы.
Западные представительные «демократии», которые формально вообще не являются демократиями, практикуют модель национального правления, в которой избранные представители формируют исполнительную власть, которая предлагает и, в конечном счете, принимает в действие общие законы. Затем он оперативно управляется постоянной, неизбираемой бюрократией (административным государством), которой предоставлена значительная свобода в толковании законодательных намерений и которой судебная власть (суды) подчинена в качестве окончательных экспертов (в США это называется «уважением к шеврону», что восходит к прецеденту Верховного суда).
Как отмечал Мюррей Ротбард в своей книге «Анатомия государства», правовые системы этих «демократий» (т.е. суды) служат для легитимации и защиты государства, а не для обеспечения прав и интересов граждан.
Возможно, наиболее близкой к этой форме национального правления на международном уровне является Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций. Она слабо претендует на демократическую подотчетность и может принимать резолюции, которые, хотя и не являются обязательными для государств-членов, могут создать «новые принципы», которые могут стать международным правом, когда они будут применены Международным судом ООН.
Однако на самом деле это не «мировое правительство». ООН не имеет полномочий издавать законы или формулировать их. Его «принципы» могут стать законом только через судебные решения. Внесудебные полномочия по созданию законов зарезервированы за правительствами, чьи законодательные полномочия распространяются только на их национальные границы.
Из-за часто напряженных отношений между национальными правительствами мировое правительство постепенно становится непрактичным. Учитывая необязательный характер резолюций ООН и международную борьбу за геополитическое и экономическое преимущество, в настоящее время нет ничего, что мы могли бы назвать мировым правительством.
Свою роль играет и национальная и культурная идентичность. Большинство населения не готово к далекому, никем не избираемому мировому правительству. Люди, как правило, хотят, чтобы их страны были суверенными. Они хотят, чтобы их федеральные представители были более демократично подотчетны своим избирателям, а не меньше.
G3P, безусловно, хотела бы управлять мировым правительством, но навязать такую систему открытой силой ей не по силам. Поэтому они использовали другие средства, такие как обман и пропаганда, чтобы продвигать идею мирового правительства.
Хаб ВЭФ
Бывший советник администрации Картера и основатель Трехсторонней комиссии Збигнев Бжезинский видел, как этот подход может быть легче реализован. В своей книге 1970 года «Между двумя эпохами: роль Америки в технотронной эре» он писал:
«Цель формирования сообщества развитых стран менее амбициозна, чем цель мирового правительства, но ее легче достичь».
За последние 30 лет сформировалось множество G3P по мере развития концепции глобального управления. Важным поворотным моментом стала точка зрения ВЭФ на управление с участием многих заинтересованных сторон. В своей публикации 2010 года «Дело каждого: укрепление международного сотрудничества в более взаимозависимом мире» ВЭФ обозначил элементы формы глобального управления G3P.
Были созданы глобальные советы по повестке дня, чтобы обсуждать практически все аспекты нашего существования и вносить политические предложения. ВЭФ создал соответствующий орган глобального управления для всех аспектов жизни общества. Ничто не осталось нетронутым: ценности, безопасность, общественное здравоохранение, благосостояние, потребление товаров и услуг, доступ к воде, продовольственная безопасность, преступность, права, устойчивое развитие и глобальные экономические, финансовые и валютные системы.
Исполнительный председатель ВЭФ Клаус Шваб объяснил цель глобального управления:
«Наша цель состояла в том, чтобы стимулировать стратегический мыслительный процесс среди всех заинтересованных сторон о том, как международные институты и соглашения должны быть адаптированы к вызовам сегодняшнего дня. [Мировые лидеры работали в междисциплинарных, многосторонних Советах по глобальной повестке дня, чтобы выявить пробелы и недостатки в международном сотрудничестве и сформулировать конкретные предложения по улучшению. [ . . .] Эти дискуссии проходили на региональных саммитах Форума в 2009 году, а также на ежегодной встрече Форума в 2010 году в Давосе-Клостерсе, где многие из новых предложений были опробованы с министрами, генеральными директорами, руководителями НПО и профсоюзов, ведущими учеными и другими членами сообщества Давоса. [ . . . ] Процесс глобального переосмысления создал неформальную рабочую лабораторию или рынок для целого ряда хороших политических идей и возможностей для партнерства. [ . . . ] Мы постарались расширить дискуссии о международном управлении, чтобы более превентивно и скоординированно реагировать на весь спектр рисков, которые накопились в международной системе».
Логика капитализма стейкхолдеров ставит экономику в центр глобального управления. Это обновленная, модернизированная форма фашизма, завернутая в социалистическую/марксистскую идеологию и язык.
В 2010 году ВЭФ инициировал так называемый процесс «Глобального редизайна», в ходе которого были определены международные вызовы и предложены решения. К счастью для G3P, эти предложения означали больше возможностей для контроля и партнерства. ВЭФ стремится содействовать расширению этого международного управления.
Вот пример: в 2019 году правительство Великобритании объявило о своем партнерстве с ВЭФ для разработки будущих деловых, экономических и отраслевых правил. Правительство Великобритании привержено поддержке нормативно-правовой среды, созданной глобальными корпорациями, которые затем регулируются теми же правилами, которые они разработали сами.
У ВЭФ нет избирательного мандата, и никто из нас не имеет возможности влиять на его решения или даже подвергать их сомнению. Тем не менее, она работает в партнерстве с нашими, предположительно демократически избранными правительствами, Организацией Объединенных Наций и различными участниками G3P, чтобы изменить планету, на которой мы все живем.
- Изображение «Ангела Меркель, Клаус Шваб – Ежегодное собрание Всемирного экономического форума 2012 года» Всемирного экономического форума доступно по лицензии CC BY-NC-SA 2.0.