Номер, часть 3

Номер, часть 3


Уведомления

С возвращением меня, анон. Приходить в себя понадобилось долго, очень долго. Впрочем, к чему враньё? Нет, я не приходил в себя. Я ждал, когда дела текущие станут достаточно плохи, чтобы написание мемуаров о криповых приключениях с Номером стали достаточно светлым убежищем на фоне унылого настоящего.

Вот, дождался. Можно и продолжить.

Если вы ещё не забыли, то в истории о подкастах я упоминал, что узнал об этом проклятом канале из смс-ки. Напомню, смс-ка прилетела от номера, определившегося кучкой битых прямоугольников.

Она была не единственной в своём роде.

Странные сообщения от не менее странных номеров приходили мне с завидной регулярностью. Это номера всегда отображались каким-то совершенно двинутым образом. Большая часть отображалась просто битыми прямоугольничками, — чёрными или распадающимися на эр-джи-би точки, — но попадались и более, хех, «креативные» варианты. Например, как-то раз мне пришла смс-ка с номера, который отобразился примерно десятком маленьких спиралек. Рассмотрев этот типа-номер под лупой, я обнаружил, что внутри спиральки были исчерчены маленькими полосками и пересечениями. Я понятия не имею, как старый мамин смартфон считал настолько детализированные символы. Не то, чтобы я прям шарил в подобных вещах, но почему-то мне кажется, что это технически невозможно.

Иногда это были просто какие-то знаки, настолько разнообразные и загадочные, что их описание могло бы занять не один трактат — поэтому заострять на них внимание я не буду. Одни напоминали мне символы мёртвых языков, другие ассоциировались с маленькими существами вроде жучков, а третьи выглядели до такой степени странно и противоестественно, что при попытке разглядеть их повнимательней меня начинало подташнивать.

Некоторые из смс-ок были написаны такими же нечитаемыми символами. Помню, вместе с одной из них каким-то образом прилетела весьма неприятная пикча.

Это была фотография, сделанная в темноте, которую разгоняла лишь слабая вспышка камеры. В этой темноте был виден бетонный пол, через который пролегали, внезапно, ЖД-пути.

Очень странные пути, поскольку они были слишком маленькими для настоящих и слишком реалистичными для игрушечных. Рельсы были явно сделаны из настоящей стали, шпалы — отлиты из бетона; и вся эта конструкция, к тому же, находилась в углублении, которое явно выдолбили спецом под неё.

Я быстро удалил прилетевшую пикчу. Просто не мог выносить того, что нечто настолько отвратительное будет пребывать в моём телефоне. Но тогда ещё я держал связь с одним художником из нетсталкерского сообщества, который попытался восстановить фото по моему описанию. Он, конечно, не поверил в мой рассказ, а я не стал тратить силы на подбор пруфов — однако признал моё описание красивым и сказал, что оно вдохновило его.

Что ж, прикладываю к своему отчёту.

Конечно, художник несколько облагородил то, что мне довелось увидеть в оригинале. Не думаю, что решился бы его выложить. То лысое розовое тельце с просвечивающими органами... Гигантский новорожденный мышонок или какой-то недоношенный плод с генетическими отклонениями? Не знаю. Но самым отталкивающим в его тельце был огромный свежий разрез, грубо зашитый обычными нитками. Из-под разреза выпирало что-то геометрической формы, заставляя окровавленные нитки слегка расходится и недвусмысленно намекая, что этот предмет явно запихнули в несчастное создание насильно. Мерзко даже думать, что за посылку могли упаковать таким отвратительным способом…

Ах, да. Я не говорил, что каждая смс-ка, за исключением той, с тг-каналом, сообщала мне о прибытии той или иной «посылки»? Нет? Ну вот, говорю.

Наверное, будет лишним уточнять, что ни одну из этих «посылок» я не заказывал?

На большинство подобных уведомлений я никак не реагировал. А вот «отправители» реагировали на моё отсутствие реакции по-разному — извините за тавтологию. Некоторые из номеров присылали ещё два-три странных сообщения и успокаивались. От других же приходили целые цепочки из смс-ок, которые выглядели примерно следующим образом:

«27 авг, 03:23. Мы доставили ваш товар в точку с наименьшим риском депривации иллюзий глобального порядка. Ваш товар в норме».

«01 сен, 04:06. Предупреждаем вас, что риск депривации в указанной точке повышается. Ваш товар в норме».

«05 сен, 02:15. Ваш товар был перемещён в точку с более стабильной иллюзорностью глобального порядка. Мы пришлём вам её координаты в ближайшее время. Ваш товар в норме».

«07 сен, 03:58. Ваш товар находится по указанным координатам и готов к передаче. Пожалуйста, заберите ваш товар».

«09 сен, 04:03. Функционирование вашего товара снижается. Пожалуйста, заберите ваш товар».

«10 сен, 04:26. Пожалуйста, заберите ваш товар».

«11 сен, 03:47. Пожалуйста, заберите ваш товар».

«12 сен, 03:59. Пожалуйста, заберите ваш товар».

«13 сен, 04:02. Ваш товар умирает».

«14 сен, 03:24. Ваш товар умирает».

«15 сен, 03:38. Ваш товар умирает».

«16 сен, 04:12. Ваш товар умирает».

«17 сен, 03:45. Ваш товар умирает».

…Уведомления об умирающем товаре приходят мне до сих пор — между двумя часами ночи и половиной пятого утра. Чем больше времени проходит, тем более битыми и искажёнными становятся буквы этих сообщений. Последние превратились в кашу из битых точек, заполнивших почти весь экран, который при открытии этих смс-ок становится практически чёрным. Но я всё равно не горю желанием забирать этот, мать его, «товар». Если честно, не хочу даже думать о том, что и каким образом может умирать более месяца. А также о том, до какой стадии разложения — или чего похуже, — оно могло дойти за это время.

Впрочем, не от всех сообщений о прибывших товарах я так шарахался.

Знаете, когда живёшь всего на несколько тысяч в месяц, волей-неволей начинаешь реагировать на любую возможность добыть для себя что-то полезное — пускай даже это предложение исходит от стрёмного отправителя, присылающего сообщения на не менее стрёмный Номер. Я не ожидал найти там что-то конкретное, но в глубине души очень надеялся, что, возможно, столкнусь с посылкой каких-нибудь веществ или препаратов.

Да, я пал уже достаточно низко, чтобы аналоги наркоты из других миров вызывали у меня тупое любопытство вместо опаски и отторжения.

Но своё любопытство я так и не удовлетворил. Потому что ни разу не забрал посылку — хотя честно пытался сделать это аж дважды.

В первый из разов, когда я решился отправиться на поиски посылки, номер отправителя отобразился в виде кучи значков решётки, между которыми была втиснута надпись ERROR.

"Zakaz pribyl v tochku zabora". И затем шли цифры координат.

Я вбил эти координаты в Гугл-карты. Они указали на какую-то заброшенную фабрику.

Ну что сказать… Много времени на сборы мне не понадобилось. По сути, собрать-то нужно было разве что яйца в кулак, поскольку поездка на метро обещала стать недюжим испытанием для меня, уже почти месяц сычующего вдали от человеческих скоплений. Но каким-то невероятным усилием воли я всё же заставил себя купить билет сначала на метро, потом на электричку, и доехать до нужной мне станции.

Дальше дело пошло уже легче. Станция находилась где-то возле посёлка Дальние Жопы, и вокруг не было никого, кроме парочки праздно шатающихся алкашей. А скоро и их пьяное бормотание я оставил далеко позади. Точка координат вела меня через трассу к широкому серому полю, вдалеке которого уже виднелась фабрика.

Она встретила меня нагромождением кирпично-бетонных прямоугольников, теснящихся один на другом, словно брошенные кучей коробки. Выбитые окна пялились в пустоту мёртвыми чёрными глазницами квадратной формы.

Я без колебаний шагнул под кирпичные своды, покоящиеся на ряде четырёхугольных колонн и пошёл исследовать здание. Рыскать по заброшке мне было и вполовину так страшно, как находиться среди людей.

Ничего особо интересного я там не увидел. Колоритно, конечно — выбитые окна, обрушившиеся этажи, скелеты сводов, редкая ржавая утварь, — но в целом заброс как заброс, в сети валяются тысячи фоток с подобным антуражем. Ходить по нему долго не пришлось, благо «посылка» вскоре обнаружилась на первом этаже. Не помню, заметил ли я по пути что-то зловещее или необычное. Если и заметил, то встреча с «посылкой» напрочь вычистила из моей головы такие незначительные детали.

Нет, на меня не выскочила неведома грёбана хтонь, меня не встретил трупак с посылкой, зашитой в разлагающееся пузо, или безумная бабка, трясущимися руками протягивающая мне окровавленный свёрток. В указанной точке я нашёл всего лишь… коробку.

Сначала мне показалось, что это самая обычная белая коробка. Только очень большая. Будете смеяться, но сначала я принял её за невесть как оказавшийся здесь холодильник нелепо-огромных размеров, который кто-то повалил на бок — настолько она была большой, белой и чистой, контрастно чистой по сравнению с окружающей её обстановкой. Лишь спустя пару минут осторожного осмотра я увидел, что сверху на неё нахлобучена обычная прямоугольная крышка с бортиками, какими закрывают коробки для обуви.

Я открыл телефон и сверил координаты по картам. Да, определённо, я прибыл в «точку забора» и передо мной находилась моя посылка, прибывшая невесть откуда. Из-за нелепых размеров коробки ситуация начинала выглядеть почти забавной. Я даже почти поверил, что меня настигли запоздалые галлюцинации после капсулы сибири, которую я схавал примерно неделю назад. Сука, да в этой «коробчонке» могло бы пять штук меня поместиться! Что мне там отправили? Слона? Фигурку Смауга из «Дарк Соулс» в натуральную величину?

Я подошёл немного ближе. Невероятно чистую коробку освещали тусклые лучи послеполуденного солнца, проникавшие через выбитые окна первого этажа. В их свете я разглядел, что поверхность коробки не такая уж ровная, и сделана явно не из картона. Её покрывали многослойные разводы, напоминающие узоры дамасской стали.

В какой момент мой загривок встопорщился отвратительными ледяными мурашками, а ноги стали мерзко-ватными? Почему меня вдруг заколотило от гнусного, выворачивающего наизнанку страха?

Тогда я этого не понял.

Но пока я стоял, скованный внезапно накатившим на меня ужасом, крышка коробки вдруг начала подниматься.

Сама по себе.

И не так, будто изнутри её поднимало что-то живое, нет. А неестественно как-то. Так плавно и ровно поехала вверх — будто… левитировала.

Или будто из коробки поднималось что-то, абсолютно равномерно и по форме заполнившее её пространство. И то, что показалось в щели между крышкой и краем коробки… Знаете, я бы очень хотел верить, что мне просто померещилось. Что нервы, недосып, сибирь и месячный марафон на эйфоретиках сомнительного качества сделали своё чёрное дело, и я просто словил мощный галюн. У меня есть основания так считать. И чертовски рад, что уже никогда не узнаю правды… во всяком случае, до конца.

Потому что я развернулся и рванул оттуда на всех парах, не оборачиваясь.

Никогда бы не подумал, что моя изношенная тушка способна на такую скорость. Я почти летел, словно во сне, не чувствуя ни тела, ни усталости.

Наверное, я бы умер от разрыва сердца, как загнанная лошадь, если бы в какой-то момент ноги у меня сами не подкосились, уронив меня в сухую грязную траву. Лишь когда адреналиновая завеса схлынула, тело сполна наказало меня за такое перенапряжение: сердце грохотало, в глазах темнело, грудь жгло судорожное дыхание, от сужения сосудов холодели кисти и стопы, а рот наполнился солёной вязкой слюной. Пялясь в серое небо, я приходил в себя и осмысливал пережитое.

Во-первых, я вспомнил, что случилось, когда на меня накатил дикий ужас.

В этот миг из мира внезапно исчезли все звуки. Нет, не то чтобы вокруг было особо шумно. Напротив, на заброшенном заводе было довольно тихо. Именно благодаря этой тишине я слышал шуршание своей одежды, ветер и редкие голоса птиц за окнами, шорох травинок и моего постоянного спутника — тонкий, едва различимый звон в ушах.

Но за мгновение до того, как крышка коробки стала подниматься это всё, просто… исчезло. Наступило такое безмолвие, что, даже не осознавая его, я пришёл в панику. Потому что это была неестественная тишина, абсолютная, какой просто не может быть на планете Земля — я бы назвал её вакуумной.

Во-вторых, я впервые задался очевидным вопросом: а как эта «коробка» вообще попала в точку назначения? В помещение, где я нашёл её, вёл лишь один дверной проём, через который она ни за что не пролезла бы — не говоря уже о маленьких окнах. Можно предположить, что её собирали внутри помещения, но во-первых, она выглядела абсолютно цельной; а во-вторых, слишком чистой для вещи, которую собирали в грязной, пыльной, осыпающейся заброшке…

Третье. Я точно помнил, что на Гугл Картах точка находилась внутри здания, обозначенного на карте серым чертежом. Уже когда я ехал в электричке, распугивая попутчиков грязной курткой и нервозной вознёй, то решил сделать скрин точки для истории — и не обнаружил там ни-че-го. Рядом та дорога, на которую я выбежал — а рядом с ней тупо зелёное пространство, ну типа не то пустырь, не то поле какое-то.

Бесполезно же доказывать, что я точно помню, как первый раз увидел на карте серый чертёж, обозначающий здание? Я ж грёбаный наркот, все мои слова всегда можно списать на “померещилось”. Сами решайте.

И четвёртое. Чертвёртым, собственно было то, что медленно выползало из коробки, поднимая её крышку. Тогда оно вызвало у меня панический ужас. Но сейчас, печатая эти строчки, я почти жалею, что малодушно удрал из заброшки. Знаю, звучит странно. Чтобы тебе было понятнее, читатель, сделаю небольшое лирическое отступление.

Лет десять-двенадцать назад, в детстве, когда я был мечтательным школьником с абсолютно чистым, нетронутым веществами телом, с неутраченной способностью радоваться жизни и с живым дедушкой в наличии, этот самый дедушка рассказал мне о радуге.

Нет, не о той, за которую в наше время могут впаять цензуру, а о метеорологическом явлении. Он рассказал, что радуга является обычным солнечным светом, “распавшимся” на семь цветов видимого спектра. Помню, я очень забавно обеспокоился тем, как свет соберётся обратно. Добродушно поржав, дед уверил меня, что как только вода перестанет падать с неба, естественная природная линза, преломляющая лучи, исчезнет — и радуга снова схлопнется в чистое белое сияние солнца.

Разумеется, мелкий я ни черта не понял. Но образ цельного белого света впечатлил меня очень сильно. Настолько, что классе в десятом я даже написал философский рассказ о художнике, который почувствовал, что слишком много вложил в свои картины, растеряв в мировой славе собственную личность. Весь рассказ художник охотился за своими картинами, чтобы сложить их в одно гигантское полотно, которое он собирался покрыть чистейшим белым цветом — цветом, символизирующим в моей голове цельность личности, возвращение к себе.

Тем же сияюще-белым цветом, которым светилась стоящая посреди заброшки коробка. Белым цветом чистого листа, ещё не замаранного строчками никчёмной биографии. Цветом, который может перекраситься в любой другой, который выберет сам.

Я выбрал грязный цвет однообразных дней, по которым день за днём шагал к печальному концу. Однако то вылезающее из коробки нечто, что я видел несколько секунд, безжалостно напомнило: цвет моей жизни мог быть и другим.

Ведь оттуда показался краешек гигантского куба, состоящего из подвижных лиц. Моих лиц, читатель.

Словно какой-то долбанутый 3D-художник скурпулёзно собрал все мои фотографии и вылепил из них кошмарную живую скульптуру, идеально подогнанную под форму Белой коробки. Я успел заметить там детскую мордашку меня-первоклассника с распахнутыми, удивляющимися миру глазами. Его гладкая щёчка перетекала в прыщавый лоб меня-семиклассника, под глазами которого уже наметились вечные мешки. Подбородок с жалким подростковым пухом упирался в скулу моего нынешнего лица: неприятно-костистого, с хмурым взглядом из-под сведённых бровей. Там ещё было лицо меня-тринадцатилетнего, уже слегка затравленное. Сморщенное красное лицо меня-младенца. Лицо меня-студента, уставшее, но способное иногда улыбаться. Дурацкая счастливая рожица меня-десятилетнего, в глазах которого наверняка можно было разглядеть отражение дедушкиной фигуры.

Десятки сросшихся в единый барельефный куб лиц. Сотни морганий и микро-движений. Не припоминаю, чтобы какая-то из моих харь корчила гримасы, однако все они производили впечатление живой массы, которая дышала, подёргивалась, реагировала на температуру воздуха, прикосновения пылинок… за исключением одного лица.

Сколько бы усилий я не предпринимал, пытаясь вытравить его черты из памяти, всё было тщетно. Щель приоткрытого рта с запавшими сухими губами. Неестественно узкие ноздри. Острые скулы, прилипшие к черепу. Застывшие белёсые глаза, едва выглядывающие из-под серых век.

Лицо меня-мертвеца словно въелось в память.

Всю дорогу до дома я отчаянно пытался переключить мысли на что-то другое: от размышлений о том, что купить в магазе на оставшиеся триста сорок рублей до воспоминаний о детском рассказе про художника. Но раз за разом возвращался к одному и тому же наблюдению — моё мёртвое лицо не было старым. Более того, оно мало чем отличалось от моего нынешнего лица. Хотя смерть исказила его достаточно сильно, не до такой степени, чтобы не заметить отсутствия возрастных изменений, свойственных хотя бы сорокалетним.

Вероятно, я настолько сильно не хотел думать об этом, что со временем всё чаще и чаще стал задумываться о другом: а чем бы всё кончилось, не сбеги я из это заброшки? Что бы я мог увидеть, если досмотрел извлечение живого куба из коробки до конца? Был ли белый цвет коробки знаком, что мне предоставят шанс начать всё сначала? И если да, то как бы это могло произойти? Через перемещение во времени? Или каким-то более фантастическим образом?

Так приятно было купаться в этих пустых, но сладких мечтаниях, читатель. Настолько, что через какое-то время образ Белой коробки практически романтизировался в моём сознании. Наверное, из-за этого страх перед уведомлениями отступил через какое-то время.

Да, ты будешь смеяться, но эта история ничуть не помешала мне продолжить попытки ухватить призрачный профит от неизвестных отправителей. Спустя пару недель после встречи с Белой коробкой я получил следующее сообщение, на которое охотно клюнул.

Оно пришло не в виде смс-ки, а упало массагой в мессенджере, и зацепило меня прилагающейся схемой проезда. Конец красной ветки, выход такой-то, дальше по улицам в какой-то там переулок. Почему бы и нет. Поход в пределах людного мегаполиса казался не таким пугающим, как поездка на заброшенную фабрику где-то в Дальних Жопах. К тому моменту у меня как раз начался очередной виток отношений со спидами, поэтому я находился во власти нервозной энергии, которую было некуда девать. Длительные покатушки на метро под злой вапорвэйв выглядели неплохим вариантом. Сбегав до магаза за кефиром для бабули и «Китекэтом» для мёртвого Сыча, я заткнул уши наушниками — и отправился в путь.

Любишь ездить в метро, читатель? Лично я обожаю. Толкучка в полунабитых вагонах создаёт ощущение одиночества, а непрекращающийся шум — ощущение тишины. Для меня метро всегда было местом, в котором можно побыть наедине с собой. Когда я учился в универе, этот отрезок между домом и учебным заведением был островком свободного времени, возможностью спокойно послушать музыку и что-то обдумать.

И хотя универ исчез из моей жизни, странным образом отношение к метро не изменилось… точнее, оставалось неизменным до этого самого случая, о котором я пишу.

В отличие от происшествия с Белой коробкой, здесь я не сразу заметил, как что-то пошло не так.

Если бы я мог вернуться назад во времени, то посоветовал бы себе обратить внимание на длительность поездки. Будь я внимательней, в какой-то момент мне стало бы ясно, что поезд едет уже необычайно долго. Слишком долго. А ещё я посоветовал бы себе обратить внимание на то, что народу не становится сильно меньше — хотя рассасывание пассажиров к концу ветки было закономерным явлением.

Но настоятельней всего я бы посоветовал себе вытащить из ушей эти грёбаные наушники, заглушавшие голос из динамиков. Хотя сейчас я уже никогда не узнаю, какой из тревожных звоночков поступил первым: странные названия станций или странный пассажир? В любом случае, последнего я заметил первым, извиняюсь за каламбур.

Вынырнув из дремоты, я открыл глаза и вздрогнул.

Пассажира, сидевшего прямо напротив меня, трясло. Хотя нет, трясло — не то слово. Он буквально содрогался, словно глубокие судороги пронзали его тело раз за разом. Больше всего происходящее с ним напоминало жесткий эпилептический припадок или пляску, в которую тело пускается на электрическом стуле. Но при этом трясущийся ухитрялся продолжать спокойно сидеть на месте, втиснутый между одутловатой бабкой в блёклом пальто и кучерявым парнем хипстерского вида.

Которых, к слову, ничуть не смущало такое соседство.

Потрясённый увиденным, я несколько секунд просто пялился на трясущегося. Потом мозг начал считывать детали: грязноватые коричневые брюки, бесформенная серая куртка с глубоким капюшоном, засунутые в карманы руки… Мои глаза инстинктивно попытались отыскать лицо, но трясущийся сидел с низко опущенной головой, поэтому я не то, что лица, а даже клочка волос не увидел.

Кто это? Мужчина или женщина? Какого возраста, в каком состоянии? Может, капюшон прячет расширенные зрачки, либо стекающую с подбородка слюну? Или перекошенное лицо, выдающее отклонение вроде детского церебрального паралича? Пора ли звать на помощь?

Я панически огляделся и понял, что все эти вопросы не интересуют никого, кроме меня. Остальные пассажиры продолжали равнодушно покачиваться в такт едущего поезда, закопавшись в гаджеты и книги. «Окей, возможно, челик реально болен, — поспешил мой рассудок уцепиться за успокоительную мысль. — А эти бабка и студент по бокам от него — заботливые родственники, сопровождающие больного в поездке. Конечно, так и есть. В противном случае они бы просто не смогли бы его игнорировать!».

Наблюдать эту болезненную трясучку было довольно неприятно, поэтому я снова закрыл глаза и попытался раствориться в электронных битах.

Покой продлился недолго.

Не прошло и десяти минут, как мне на руку плюхнулась тяжёлая тёплая капля. На этот раз я открыл глаза почти в панике, уверенный, что увижу у себя на руке кровь.

Но нет.

Тягучая жижа, повисшая на моих пальцах, больше всего напоминала густой бензин с яркими разводами. Настолько яркими, что на несколько секунд я просто выкинул из своего восприятия всё остальное, сконцентрировавшись лишь на них. Я увидел, как в этих узорах проскользнул расплывчатый овал с двумя кружочками внутри. Глаз. Потом длинная линия, оканчивающаяся загибающимся в бок полукругом. Нос с ноздрёй. Потом кривые вытянутые линии, смыкающиеся вокруг ряда пеньков…Широко раскрытый, кричащий рот с зубами…

Брезгливо, но аккуратно, стараясь не задеть находящихся радом пассажиров, я попытался стряхнуть жижу — и только сейчас заметил, что возле моих ног натекла уже целая лужа.

По блестящей чёрной поверхности, разлившейся по затоптанному полу вагона, плыли радужные разводы. Словно зачарованный, я вглядывался в них, забыв обо всём на свете — а они рассказывали мне историю. Трансформирующиеся узоры перетекали один в другой, меняли форму, превращаясь то в изысканный инструмент для ампутации человеческого эго, то в схему внедрения пятипалых технологий в распространённый транспорт, то в отчёт о солипсировании всеобщего сознания, то в портрет пережившего разрастание нервных окончаний за пределы кожных покровов…

Мне было не впервой залипать на такие “мультики” — под грибами я наблюдал чудесные зрелища на чём угодно, от бабкиного ковра до пустой стены. Но никогда раньше у меня не получилось разобрать в собственных глюках сюжет. Причём настолько масштабный и мрачный.

Каким-то образом я понимал значение каждого из обрывочных образов, являвшихся мне в радужных разводах, и без труда выстраивал взаимосвязи между ними, складывая в единую историю.

Величайший метафизический прорыв.

Новая ветвь открытий человечества.

Слияние тела и сознания.

Отслоение коллективной признанной реальности.

Параллельное бытие.

Размытие грани между наукой и религий.

Торжество единств во всех смыслах.

Рай нашёлся в смешении всего мира.

Расцвет великого всепоглощения.

Агония самосознания.

Эпоха уничтожения.

Разлом миропорядка.

Стремление к соединению противоположностей вело не в рай, но в хаос.

Сросшиеся личности бьются в конвульсиях.

Одинаковые существа в рушащемся мире.

Одинаковые существа, объединённые стараданием.

И хотя в тот день я был под спидами, которые обостряют внимание и чувство времени, я совершенно не понимаю, сколько проторчал вот так, склонившись над чёрной лужей. Кажется, что не меньше пары часов — но эта пара часов словно пролетела за минуту. Не знаю, до каких ещё открытий довело бы меня это наблюдение, если бы его грубо не прервали.

Чья-то нога в коричневой штанине и грязном ботинке тяжело опустилась на лужу. Вокруг подошвы вспенились мелкие чёрные… нет, не пузырьки. Лужа вспенилась, словно икринками, сотнями крошечных человеческих лиц — одинаковых, слепленных друг с другом, разинувшими рты в мучительных воплях. Но через секунду пена начала расправляться обратно, и образы лиц поглотила единая чёрная жижа. С промелькнувшими в голове словами «одинаковые существа, объединённые страданием» я поднял глаза.

Если в прошлый раз я только вздрогнул, то на этот раз аж отшатнулся при виде Трясущегося. Ещё бы, ведь теперь он стоял прямо надо мной, практически упираясь потёртой серой курткой в мой нос! Казалось, в стоячем состоянии его заколотило ещё сильнее. Тело бедняги исполняло что-то невероятное, словно в каждую его часть тела били десятком электрошокеров одновременно, хотя стопы при этом стояли на полу твёрдо, как приросшие. Если бы не наушники, в которых по-прежнему бесновались футуристические мотивы, клянусь, я бы наверняка услышал шуршание его дешёвой одежды даже поверх рёва поезда — так лихо его колбасило.

Продолжение>


Report Page