Номер, часть 4

Я уже сказал, что попытался отшатнуться от этого внезапного соседа? Увы, отшатываться оказалось некуда. Стоило мне отклониться в сторону, как мой локоть наткнулся на что-то живое и дёргающееся. Словно ужаленный, я обернулся в другую сторону и… увидел второго Трясущегося. В точно такой же бесформенной куртке и таких же неряшливых брюках. Содрогающегося всё таким же лютым колотуном.

Прямо-таки близнеца того, что стоял передо мной. Кажется, даже пятна грязи у них на одежде совпадали.

Даже не знаю, что шокировало меня сильнее — наличие второй твари (да, стрёмная одинаковость этих ребят убедила меня в том, что людьми они не являлись) или то, что я не заметил появление второго из них у меня под боком. Точнее…

…третьего.

Да, случайно бросив взгляд за спину того Трясущегося, что нависал надо мной, я совершил потрясающее открытие — тот, которого я увидел самым первым, никуда не делся. Он всё так же сидел напротив, рядом с той же бабкой в блёклом пальто. Будто почувствовав мой взгляд, старый знакомый наконец-то поднял свою голову.

Как же я был счастлив, что его капюшон оказался зашит толстыми тёмными нитями, небрежно наложенными крест-накрест и плотно стягивающими место, предполагающее отверстие для лица. Да, это выглядело жутковато — однако я совершенно не хотел знать, что прячется за этими грубыми нитями, которыми тварь пялилась на меня вместо глаз. И тряслась.

Тряслась, издевательски попадая в ритм моего злого вапорвэйва; тряслась в жутких конвульсиях; или от холода; или от пронзающих всё тело импульсов; или от чего-то ещё, что её пожилая соседка явно воспринимала, как норму.

Кстати, а куда подевался кучерявый студент?

Едва я успел подумать об этом, как бабушка спокойно поднялась на ноги и вышла из открывшийся дверей вагона. Похоже, поезд уже давно замедлил свой ход — но, увлечённый изучением Трясущихся, я этого не заметил.

Зато заметил кое-что другое.

Вагон по-прежнему оставался полным. Только людей в нём больше не было.

Были человекообразные фигуры в бесформенных серых куртках и коричневых штанах. Одни дёргались, сидя. Другие предавались своим конвульсиям, стоя. Какие-то очень по-человечески привалились к боковым поручнями, не переставая содрогаться. Некоторые стояли перед раскрывшимися дверями и пялились перед собой косыми крестами толстых нитей, стягивающими разрез капюшона.

Но не было больше ни кучерявых студентов, ни уставших дядь и тёть с гаджетами, ни даже той блёклой бабки — да, пока я офигевал от происходящего, она успела очутиться по ту сторонудверей, захлопнувшихся у неё за спиной.

И я остался один в вагоне, полном Трясущихся тварей.

Когда поезд тронулся, на меня наконец-то свалилось осознание того, в какое дерьмо я вляпался. На этот раз дело происходило не в переписке и не в телеграм-канале, а в самой что ни на есть реальности. Как так получилось вообще?! Я ведь даже не успел добраться до места, в котором лежала посылка!

Внезапно вспомнив о цели своего путешествия, я осторожно, продолжая коситься на окружавших меня Трясущихся, извлёк из кармана телефон и открыл картинку со схемой проезда.

Готов поклясться чем угодно — она выглядела совершенно нормальной, когда открыл её в первый раз. Но теперь она изменилась.

Красная ветка, до конца которой я должен был доехать, змеилась извивающейся кровавой линией, уходя далеко за пределы карты метро. Как нервное окончание, разросшееся за пределы кожного покрова… Пока я читал названия станций, которые язвочками краснели на этом отростке метрополитена, мои руки задрожали так, что Трясущиеся соседи спокойно могли принять меня за своего. «Несуществующая». «Поглощенчество». «Лимбова развилка». «Катарсическая». «Тотальный переход». «Экстатик». «Химерово».

Казалось, от напряжения у меня пересох не только рот, но и глаза — вся влага перешла на вспотевшие ладони. Скользким пальцем я смахнул изображение вниз, на адрес.

«Станция Дистимическая, выход в сторону улицы Танатологина, Апейронов пер. 0, стр. 299670796, второслойный к».

На экран телефона плюхнулась жирная чёрная капля с радужными разводами.

Наученный предыдущим опытом, я не стал в них всматриваться. Стерев каплю рукавом, я сунул телефон обратно в карман и твёрдо решил, что не собираюсь ехать до этой самой «Дистимической» — даже если на ней запрятана бочка халявного мефедрона.

Только вот шансов выбраться из этой заварушки, похоже, оставалось всё меньше.

Время стало работать против меня — если раньше оно словно растягивалось, то теперь начало схлопываться. Я не так уж долго изучал схему проезда, но за это время за окнами успело промелькнуть станции три или четыре.

И чем дальше продвигался поезд, тем хуже становилось.

С каждой остановкой то, что находилось за пределами поезда, все меньше походило на человеческую архитектуру. Пол и столбы приобретали всё более тусклый и тёмный оттенок, словно отдавая свой цвет темноте, которая сгущалась от станции к станции — их очертания становились нечёткими, расплывались, как тающий воск; а на поверхности появлялись дыры, напоминающие провалы в гниющих язвах. Осторожно, пытаясь одновременно избежать капающей с потолка жидкости и соприкосновения с Трясущимися пассажирами, я начал пробираться к выходу.

Это оказалось непростой задачей, поскольку и той, и других становилось всё больше.

Протечки чёрной жижи наблюдались теперь по всему потолку поезда, а Трясущиеся грозили с минуты на минуту создать настоящую толкотню. Те из них, что зашли на более поздних станциях, выглядели значительно хуже предыдущих. Их одежда напоминала уже скорее лохмотья, нежели нормальный наряд, а трясучка начала сбивать координацию движений. Если до этого непрекращающиеся конвульсии не мешали им сидеть, стоять и ходить, то вновь прибывших тварей заметно штормило — им то и дело приходилось хвататься за поручни и друг за друга, размахивая развязавшимися нитями на капюшоне.

Итак, теперь мне приходилось прорываться сквозь покачивающийся вагон, маневрируя телом между цепких пальцев Трясущихся, а взглядом — как мимо распахнутых капюшонов, так и мимо радужных разводов на лужах, которые уже почти похоронили под собой пол вагона. К сожалению, при этом взгляд мой выхватывал другие детали.

Например, то и дело взмётывающиеся брызги крови за окном, будто поезд время от времени взрывал колёсами пакеты, накаченные кровью. Или многочисленные человеческие руки, которые наползали на окна откуда-то извне — это и было внедрением пятипалых технологий? — безобразно размазывая брызги полузапёкшейся крови по стеклу.

Пока я протискивался к выходу, соблюдая все возможные меры предосторожности, поезд проехал ещё несколько станций. Сами можете представить, насколько худо всё стало снаружи…

Знаете, как я выдержал этот кошмар? Как не хлопнулся в обморок, не поехал крышей, не оцепенел от ужаса, оставшись сидеть на месте?

Мне помогли две вещи. Первое — насколько безумным не становилось бы окружение, оно по-прежнему сохраняло общие черты метрополитена. Сиденья, поручни, форма стёкол, само движение поезда и многие другие вещи оставались неизменными.

А это означало, что на любой из станций должна быть другая сторона платформы. С поездом, который идёт в обратную сторону.

Всё, что мне оставалось — верить в фантасмагорическую теорию о том, что если продвижение в одну сторону доставило меня в эпицентр искажённой реальности, то продвижение в другую должно из неё вытащить.

Ну и вторая вещь, которая спасла меня — это наушники. Точнее, музыка, которая долбила через них, оставаясь связующей ниточкой с нормальным миром. И если поначалу я корил себя за то, что вовремя не спалил странные названия станций или ещё какую-нибудь подозрительную хрень, то теперь был готов расцеловать мой старенький плеер. Почему-то я уверен, что если бы услышал хоть что-нибудь — бормотание Трясущихся тварей, голос из динамиков, визг крошечных лиц, которыми вспенивались чёрные лужи, когда я или кто-то из искажённых пассажиров наступали в них подошвами, — я бы сошёл с ума. Но пока знакомая мелодия продолжала держать мой мозг на нормальных частотах, я ухитрялся не сливаться с творящимся вокруг безумием.

Сжав в потной ладони плеер, как спасительный талисман, я с трудом пролавировал к двери, которая как раз открылась. Оставалось самое сложное — покинуть вагон и пробежать платформу. Точнее, ту метафизическую субстанцию, в которую она превратилась.

У меня не было плана на случай, если бы поезда в обратную сторону не оказалось. Или если платформа предательски растянулась бы у меня ногами в бесконечность, не давая дойти до её противоположного края. Или на случай ещё какой-то херни, обламывающей мою спасительную теорию. Я не хотел думать о возможности застрять в этом искажённом стрёмном подобии московского метро.

Кстати, знаете, почему я почти не описываю свои чувства? Их просто не было. Все поглотил отупляющий шок. Как резко лишившийся конечности человек не испытывает боли первые несколько секунд, точно так же я не испытывал страха, отвращения и любых других эмоций.

Зато все тактильные ощущения были на месте.

Я чувствовал, как мои подошвы проваливаются в чёрно-пористую поверхность платформы — словно в болото, — с каждым шагом всё тяжелее вырываясь из её липких объятий. Я чувствовал, как под моими ногами вскипает чёрная пена из визжащих лиц, ощущая даже лёгкую вибрацию от их агонистического микро-хора. Наверное, я бы мог поехать кукухой, но истерическая сосредоточенность продолжала держать мое сознание в тонусе — я понимал, что если столкновение с одним из Трясущихся повалит меня в эту засасывающую массу, которая заменила пол, то подняться обратно мне уже не светит.

Очертания этих тварей окончательно потеряли сходство с представителями рода человеческого. Рваные, остроконечные лохмотья, вопреки всем законам физики болтающиеся по направлению вверх, а не вниз, уже казались не одеждой, а кусками разодранной плоти или толстой кожи. Трясучка сменилась чем-то вроде сильной вибрации — их силуэты, снующие между уродливыми подобиями столбов и скамеек, стали казаться мне размытыми, почти неуловимыми.

…Не помню, пришлось ли мне стоять на той стороне платформы в ожидании поезда. Если процесс ожидания и продолжался какое-то время, мой мозг милосердно выдавил его из памяти, оставив в ней лишь детали: густую бездонную тьму на месте боковой стены метрополитена, смутное непрекращающееся копошение в провале, по которому должны были пролегать рельсы и волну крови, которая залила мои ботинки, когда нечто, похожее на поезд, наконец-то вынырнуло из черноты в полумрак станции.

«Don't you move too fast but don't go too slow, — словно наставляя, пели мои наушники, когда я заходил в разверзшуюся пасть дверей, — I need your love tonight… I'll catch you when you fall and fall again…»

Сжавшись и сощурив веки настолько, чтобы не различать окружение во всех его отвратительных деталях, я скорчился в углу вагона. Будь я верующим, ещё бы и молился, наверное. Только увы, не знал ни одной молитвы.

Как вы уже могли догадаться, если бы моя теория о возвращении в нормальный мир не подтвердилась, вы бы сейчас не читали этот текст. Но мне повезло по всем фронтам — начиная от того, что Трясущиеся ни разу не проявили ко мне никакого интереса и заканчивая тем, что мне удалось вынести свой рассудок более-менее целым из этой передряги.

Да, возвращение в привычную реальность оказалось ещё более беспалевным, чем выпад за её пределы. Если бы не перерыв между треками, в котором я услышал обычный человеческий голос из динамиков, объявляющий о Фрунзенской — может, так и уехал бы в депо, дрожащий, крепко зажмуривший глаза и находящийся на грани обморока.

Когда я наконец решился разомкнуть веки, то проехал ещё пару станций, ошалело оглядываясь вокруг. Смена обстановки случилась слишком внезапно, поэтому хмурые обитатели пост-советского пространства, драные сидения и засранный желтоватый пол вагона поначалу шокировали меня едва ли не больше всего, что я увидел в параллельном мире.

И лишь к концу красной ветки я смог прийти в себя настолько, чтобы подняться на поверхность и купить себе пачку Винстона. Меняя в дрожащих пальцах одну сигу за другой, я сидел на остановке и плакал. Нет, не как страдающая баба или обиженный школьник — слёзы невыносимого напряжения сами собой катились по моему лицу, хотя внутри я ощущал лишь пустоту.

Как обычно, у меня не нашлось однозначных ответов касательно случившегося. Я не знал, чем являлся мир, в котором мне довелось побывать. Была ли это некая параллельная вселенная, жители которой решили стереть различия, уничтожить контрасты и противоположности на всех уровнях и слиться в единую энергию? Делали ли они это с помощью той чудовищной чёрной жижи, в разводах которой можно было увидеть невероятную историю разрушения мира? Или же у нашего мироздания куда больше двух измерений — и эта чёрная дрянь просочилась в параллель, наиболее близкую к нашей реальности, из совсем уж чуждых и далёких горизонтов бытия? Нашёл бы я в посылке источник этого средства всеобщего смешения? Вернулся ли я в наш лишь благодаря твёрдому внутреннему намерению ни за что не получать посылку?

Ни в чём из этого я не мог быть уверен. Кроме одного — всё увиденное мной абсолютно точно не было затяжным бэд-трипом.

Потому что кое-что всё-таки изменилось после моего возвращения.

Во-первых, плеер. Который мне, к слову, пришлось выкинуть. Ведь все закаченные в него треки, прошедшие вместе со мной мрак искажённого метро, начали меняться. Первые дни я списывал это на неполадки в устройстве, потому что изменения происходили постепенно. Олдфаги наверняка помнят тот лёгкий неприятный оттенок, которые приобретали песни на аудиокассетах, когда батарейки в магнитофоне только-только начинали сдавать. Примерно с такой же скоростью менялись и песни в моем плеере. Однако сколько я не пытался заменить то гнездо, то зарядку, то аккумулятор, то провод — ничто не помогало. Песни беспощадно «садились», звуча все более низко и замедленно.

Конечно, будучи отбитым извращенцем, я не сразу выбросил плеер. Какое-то время даже с интересом включал знакомые композиции, ожидая, до какой степени изменения они дойдут в конце концов. Постепенно slow motion, растягивающий знакомые мотивы в противоестественный бас, слил их в глухой неразборчивый рокот. Однако у этого музыкального бормотания обнаружился весьма интересный эффект: при длительном прослушивании в нём можно было услышать слабые, но чёткие звуки. Например, хлюпающие шаги, плеск какой-то густой жидкости, что-то вроде тихого завывания ветра в трубах, шуршание ржавчины и хриплое дыхание. Порой через эти звуки удавалось считать небольшой сюжет. К примеру, такой: кто-то, тяжело дыша, шёл сначала через нечто вязкое и липкое, потом вылез на твердую хрустящую поверхность, прошёл несколько шагов, упал, что-то с бульканьем изверг из своего организма и какое-то время лежал неподвижно под лёгкий звенящий шум. Затем откуда-то издалека приползло нечто массивное, многоногое — и стало лакать…

Какое-то время разбор этого аудиотеатра был одним из моих любимых развлечений, но я завязал с этим после того, как испоганенная музыка начала разговаривать голосом моей младшей сестры.

Это было уже чересчур — сестренка, старадающая от врождённого порока сердца, скончалась в возрасте полугода, не научившись произносить даже отдельные слоги. После её нескольких лепечущих рассказов о нашей старой квартире и о том, как она не может найти маму, я отнёс плеер к ближайшей помойке.

После чего разбил большим бетонным обломком. Ну так, от греха подальше.

А второй вещью, безнадёжно сломавшейся после путешествия на ту сторону, оказалась… красная ветка метро.

Десятки — или сотни? — новых станций со странными названиями, растянувшимися за пределы карты московского метро, так никуда и не делись. Где я бы ни открывал эту проклятую схему, красный отросток исправно висел в её верхнем правом углу. Словно тонкий кровавый разрез, он уходил ввысь, ввысь и ввысь… Сколько я ни мотал карту в приложении, эта ветка не заканчивалась. Лишь названия станций, которые по мере “перемотки” становились всё страннее и неразборчивей, начинали превращаться из букв русского алфавита во что-то мерзкое и уродливое. Понятия не имею, к какому языку относятся те символы, в которые они трансформировались от станции к станции, однако смотреть на них было неприятно — как и на некоторые из номеров, с которых я получал смс-ки о прибытии новых посылок.

Видел ли эту удлиннившуюся линию кто-то, кроме меня? Честно говоря, я побоялся проверить это. Просто удалил приложение, все скриншоты и любые изображения, связанные с картой метро. Надо ли добавлять, что в метро я с тех пор не езжу, подбирая маршруты на наземном транспорте? Такое обстоятельство не могло не умерить мой исследовательский пыл. Как минимум потому, что я задохлик с убитыми сосудами, которые не приспособлены к долгим стояниям на промозглых остановках. Так что к уведомления об очередных посылках я воспринимал уже без особого энтузиазма.

Однако я поклялся себе, что если по какой-то жизненно важной необходимости мне и придется спуститься в подземку, то я любой ценой буду избегать смотреть на схему станций.

Любой.

И, конечно же, закачаю в смартфон свои любимые треки перед поездкой.

…Ну что сказать, читатели. Возможно вам показалось, что мой рассказ становится всё более абсурдным и путаным? Тогда спешу успокоить — он потихоньку подходит к концу. У меня в запасе осталось всего лишь одного грандиозное событие, о котором я хочу поведать.

Если, конечно, успею сделать это до того, как всё закончится.