Ночь птичьего молока

Вывеска новогодней ярмарки, вознесенная к небу на добрый десяток метров, неоновой радугой изогнулась над площадью, и Василий Семибратов, памятуя, что на часах уже восемь вечера, а подарка для жены все нет, припустил навстречу ярмарочной толчее.

Он прорвался к павильонам, лавчонкам и лоткам, влился в тесную струю покупателей и пошел крутиться колесом возле пестрых прилавков, справляясь о ценах, вертя в руках безделушки всех сортов и пререкаясь с сонными и злыми продавцами.

А потом реальный мир вдруг сдвинулся куда-то, сместился на второй, а то и на третий план, и тогда засверкали, одурманивая и ослепляя, всевозможные прелести и чудеса. Горками китайских фонариков рассыпались упругие мандарины, а дальше — ананасы из Вьетнама, как чучела голов медвежьих, застыли в ожидании, и яблоки такие, будто лампочки внутри горят — с ума сойти! — а дальше — сочные бананы, как батоны — каждый весом в полкило, а дальше — тульские и вяземские пряники, пирожные и торты, торты вафельные, плоские, и с розами, и с зайцами шоколадными, а дальше — кофе «арабика», «сантос» и «кенийский», запах умопомрачительный, на части разрывает, бомба, а не запах! — а дальше — розы и тюльпаны, лилии, гвоздики, астры, и толкотня такая, хоть ребра ближнему ломай, а цены — э, да что тут говорить!..

Семибратов на секунду останавливался, ошалело глядя то вправо, то влево, беззвучно шевелил губами, повторяя немыслимые цифры и волшебные названия, но люди хищно напирали на него и проталкивали дальше — от прилавка к прилавку, от павильона к павильону, так что в конце концов Василий, злой на себя и на других, забился в узкий простенок и замер, горестно соображая: «Ну вот, я так и знал — ни черта здесь нет. Кутерьма, орут кругом...»

— Браток, может, возьмешь? Недорого отдам.

Семибратов дернулся, точно задел ненароком зажженную сигарету, и тут заприметил подле себя человечка неопределенных лет, без броских черт лица, однако с огненной, косматой бородой.

Человечек что-то прятал под полой потертого, выцветшего плаща, а сам просительно тянул из куцего кашне худую шею и ни секунды не стоял на месте — ноги его выделывали какие-то цыплячьи коленца, плечи мелко подергивались в беззвучном смехе, а руки, засунутые под плащ, ходили ходуном, как поршни малого паровичка.

— Ну так что же? — не унимался человечек. — Берешь?

— Погоди, — рассеянно остановил его Василий Семибратов, — погоди... Шустрый ты какой, однако. Ничего толком не рассказал, ничего не показал... Да мало ли, что ты мне подсунуть хочешь!..

— Нет! — убежденно затараторил человечек. — Товар первостатейный, такой еще поискать, а может — и вообще не сыщешь! Это тебе не финтифлюшка какая — фьють! — и готова: поломалась. Нет! Вещь железная. Можно сказать, вечная вещь!

— Ишь ты, — усомнился Семибратов. — Что ж там у тебя такое?

— И не говори! — Человечек залихватски подмигнул и выхватил сверток из-под полы. — Пальчики, браток, оближешь. Ей-ей! Ну-ка! Гляди сюда!

Он рванул газету, комкая ее на лету, и встряхнул перед оторопевшим Семибратовым обыкновенной, местами потертой скатертью.

Была она невелика в размерах и по краям изукрашена петухами.

— Скатерть... — уныло и разочарованно констатировал Семибратов. — Да к тому же и не новая... Ты что, издеваешься надо мной? Мне для жены подарок нужен! Понимаешь? Ценный! Хоть и не очень дорогой...

— Вот-вот! — довольно пискнул человечек, и плечи его затряслись еще сильнее. — Об том и речь! Ты не смотри, что старая... Зато товар-то какой!.. Железная вещь. Скатерть-самобранка! Чуешь?!

— Чего-чего? — возмутился Семибратов. — Самобранка? Ха! Да ты бы врать хоть научился. Совести в тебе нет.

— Вот она, скатерть-то, — осклабился человечек, ничуть не смутясь. — Ей что ни прикажи — вмиг исполнит.

— Да будет тебе, — вздохнул Семибратов. — Придумай что-нибудь пооригинальней. Транзисторную мясорубку, например, или атомные щи... И что это тебя к старине потянуло?

— Господи! — всплеснул руками человечек, начиная нервничать. — Ведь говорю — работает, как новая! Вот хоть сейчас покажу!..

— Ну, валяй, — согласился Семибратов.

Человечек воровато огляделся, затем ухнул, молодцевато притопнул и одним взмахом руки расстелил на асфальте скатерку, которая вмиг расправилась, напружинилась вся и застыла, радуя и удивляя глаз своей гладкой, без единой морщиночки, поверхностью.

Петушки на краях встрепенулись, вскинули головы, распушили хвосты и, казалось, готовы были тотчас закукарекать, хлопнуть крыльями по бокам и, сорвавшись с места, горделиво прогарцевать по всему пустому скатертному пространству, как по площади, сплошь обсыпанной сахарной пудрой.

— Ну-ка, скатерть-самобранка, чудеса творящая, накорми-напои, враз исполни волю мою! — дурным загробным голосом простонал человечек, совершая пассы, как во время заплыва брассом, сложенными лодочкой пятернями. А потом, обернувшись к Семибратову, снисходительно осведомился: — Заправляться-то чем будете?

— Мне много не надо, — усмехнулся Василий. — Чайку, если можно, ну и пончиков с пяток. Озяб я что-то.

— И отлично! — вскричал человечек, как будто именно вот это и рассчитывал услышать. — За работу, родимая, ну-ка! Давай не скупись!

И разом что-то стукнуло, негромко звякнуло, будто лопнула струна на расстроенной мандолине, повалил неведомо откуда дым, а когда над скатертью разъяснилось, увидал Семибратов, к своему великому удивлению, и вправду чашку с душистым чаем и блюдечко с пятью пончиками, покрытыми волнующей хрустящей корочкой.

— Батюшки! — только и смог прошептать Семибратов и на всякий случай, как водится, протер глаза, но видение не исчезало. — Неужели и впрямь?

— Да вы пейте чаек-то — остынет, — заметил человечек. — Я же говорил: обмана никакого.

Семибратов недоверчиво надкусил пончик, прожевал, затем пригубил чашку и сладостно зажмурился.

Через минуту он только облизывался и с сожалением глядел на опустевшую скатерть.

— Н-да, — сказал он после некоторого размышления, — тут, пожалуй, все честно. Впрочем, чай да пончики — эка невидаль! Вот был бы, положим, кокосовый орех или шашлык по-кавказски, или индейка с черносливом... Вот тогда — да! А так, по мелочам — даже как-то и неинтересно...

— Ладно, — согласился человечек. — Это можно. Ну-ка, скатерть!

Семибратов и глазом моргнуть не успел, как все его заветные мечты вдруг материализовались и лакомо застыли в двух шагах от него.

— Ну так что, браток, берешь или нет?

— Беру! — решительно сказал Василий Семибратов, предчувствуя, как завистливо зашепчутся приглашенные на сегодня гости. — Сколько?

— Двадцать пять.

«С ума сойти! Задаром ведь отдает!» — восторженно подумал Семибратов, отсчитывая деньги, но потом вдруг остановился и строго глянул на своего благодетеля.

— А откуда у вас скатерка-то эта?

Человечек будто только и дожидался подобного вопроса. Он состроил глуповатую гримасу и простецки ухмыльнулся, пожав плечами.

— Не информирован. Да и не интересовался. Давно она у меня. А вот откуда — шут ее знает.

«Врет, подлец! — обрадованно подумал Семибратов. — За версту видно, что врет. Ну да ладно, пусть хоть украл — меня это нынче не касается. Ведь главное — такая вещь!.. Ай да Семибратов!»

— Но всю эту снедь... Во что сложить?

— Не извольте беспокоиться, — ободрил человечек. — Сгинь все! — повелительно вскричал он. — Обелись!

Мигом на скатерти ничего не осталось.

— Ну, с богом, — сказал человечек, ласково сворачивая скатерть. — Желаю счастливо отпраздновать. Только учтите: вещь тонкая, приятственного обращения требует. Без перегибов и нажима. С наступающим!

Он передал сверток Семибратову и, весь передернувшись, разом исчез.

— С наступающим, — эхом отозвался в пустоту Семибратов и скатерть на всякий случай спрятал за пазуху.

Он выбрался из закоулка, несколько секунд глядел на витрины, прислушивался к выкрикам, несшимся отовсюду, и вдруг диковато хохотнул и показал всем язык — мол, знайте наших! — а затем пошел расталкивать толпу.

Он выскочил на площадь, крутанул в переулок и полетел не чуя ног домой.

Дорога дальняя; конечно, можно на трамвае или — коли шиковать по-крупному, с размахом, безоглядно, в соответствии с моментом — на такси, но слов нет, до чего хотелось Семибратову подольше чувствовать себя единственным владельцем эдакого чуда, и потому он выбрал пеший ход, лишь временами останавливаясь у какой-нибудь глухой подворотни — тогда скатерть, повинуясь его воле, разворачивалась, распрямлялась, извлеченная на мороз, и, точно по волшебству? — а может, и впрямь по волшебству? — возникали на ней стопочки с различными наливками и ломтики лимонов — их Семибратов со знанием дела отправлял в желудок, крякая и причмокивая всякий раз, и только после этого, с тихой радостью на душе, отправлялся дальше.

И по мере того, как приближался он к своему дому, в голове его созревала удивительно простая, но вместе с тем значительная мысль, вернее, целый праздничный набор мыслей, в чем-то одинаковых и следующих неотступно одна за другой:

«Ну, уж теперь я точно заживу по-человечески. Бесплатный стол, понимаете ли, пей-ешь чего душа пожелает! Сказка!.. Денег останется куча! Тут-то я и телевизор, наконец, цветной куплю, японский — видео с порнухой! — и магнитофон хороший, импортный конечно, и костюмов себе нашью — на каждый день по костюму, и квартиру новой мебелью обставлю, да не какой-нибудь, а все импортной опять же, наимоднейшей, в кооператив блатной вступлю, чтоб было комнат пять-шесть, книги у барыги подберу толковые, ковры кругом настелю — пусть все видят, что и мы не лыком шиты! с ускорением живем, по перестройке! — и картины по стенам развешу, а жене я шубу куплю соболиную, броши всякие, колечки да браслеты, а там, глядишь, и на автомобиль поднакопится — эх, вот красота начнется, все от зависти лопнут, только и разговоров будет: «О, Семибратов не простак, живет умеючи, законно, ему палец в рот не клади! — а все почему? — да потому, что скатерть-самобранка у него есть, чудо, жар-птицу в руках своих держит, заработал, понимаете ли, заслужил!..»

Наконец добрался он до дома и встал, гадая, явились гости или еще нет, — от этого зависело многое, и в частности, в какой форме следует подать свое приобретение.

Семибратов форме, пусть даже пустяковой, всегда придавал немалое значение.

Как говорится, знал, что делал.

Налетел порыв холодного ветра и взмел возле ног Семибратова легкую поземку.

Василий поежился и счастливо хихикнул. Потом толкнул парадную дверь и вошел в подъезд.

В подъезде стоял терпкий елочный запах и весь кафельный пол был усыпан зеленой хвоей, в тусклом свете лампочки похожей на кучки обгорелых спичек.

Засунув палец в отверстие почтового ящика и не обнаружив никакой запоздалой корреспонденции, Семибратов беззаботно засвистел, достаточно фальшиво выводя мотив какой-то модной песенки, которую трижды на день передавали по радио вот уж целую неделю, затем еще раз ощупал заветный сверток и лишь тогда направился к лифту.

Однако лифт не работал, так что Семибратову пришлось пешком подниматься на шестой этаж, и на всем пути его преследовал одурманивающе-сочный запах елок, а из квартир тем временем летели музыка и шум предновогодней суеты.

Возле своей двери, тяжко отдуваясь, Семибратов чуть замешкался, прислушался, потом довольно крякнул и вонзил в замочную скважину ключ с подвешенным брелком — космической ракетой на цепочке, полтора рубля ценой.

Он на цыпочках вошел в переднюю, неслышно притворил за собой дверь, скинул на вешалку, забитую чужими манто и разностильными дубленками, свое старенькое, в мелкий ворс, пальто и кроличью — под пыжика — ушанку и с воплем: «Катенька, а вот и я, что я тебе принес!» — влетел в столовую, она же спальня и она же кабинет, — где за раздвинутым столом, выглядывая из-за фужеров, пузатого электросамовара и свечей, торчали улыбающиеся головы гостей.

Тут все повскакали с мест, едва не своротив разряженную до потолка елку, и, строя умильные гримасы, разом затараторили:

— А вот и сам, а вот и сам!..

— Ну почему так долго, друг любезный? Ведь — согласись — не очень-то прилично...

— А я тут, знаешь, всем наговорил, что ты, приятель, к ночи заблудился!.. Уже того-с, должно быть, — вот и заблудился...

— Тихо, граждане! — сказал Семибратов твердо. — Ничего страшного. До Нового года — почти два часа. А Катенька знает, почему я задержался. Я подарок ей искал. И, поверите, нашел! Вы сроду ничего такого не видали. И — р-раз!..

Он с разбойным видом ухмыльнулся, выхватил спрятанную за спиной скатерть и развернул, взмахнув ею, будто флагом, над головой.

— Н-эм... скатерть... — разочарованно-уныло констатировал кто-то.

— Васенька, она льняная? Где достали?

— А вы взгляните-ка на петухов! Это же роскошь! — раздался мужественный баритон. — Крестьянские узоры, народный орнамент!..

Супруга Семибратова молчала, и на лице ее ясно было написано не то чтобы презрение к мужу-простофиле, но некое разочарование, сплавленное со злостью, — дескать, нашел чем похваляться, подумаешь, скатерть — эка невидаль, даже в такой чудесный праздник не мог придумать ничего путного, а ведь к себе, поди ж ты, и забот, и ласки требует... Срамиться только и горазд... Растяпа!

— Катенька, — томно сказал Семибратов, — ты не думай... Я обегал весь город...

В комнате повисла неловкая тишина.

— Ты не думай, — повторил Семибратов и вдруг хитровато улыбнулся. — Этот Новый год мы отпразднуем так, как никому не снилось. Это — чудо, то, что я принес. Я скатерть-самобранку купил! Понятно?!

— Чего-чего? — протянул недоверчиво кто-то из гостей. — В наши-то дни и волшебство?

— Именно! — воскликнул Семибратов. — Я тоже поначалу не поверил. А потом... Э, да что там объяснять!.. Сейчас вы сами убедитесь!

Он быстро подошел к столу и, прежде чем кто-нибудь успел опомниться, поспешно и не церемонясь принялся переставлять прямо на пол, под ноги собравшимся, бутылки, холодные закуски, тарелки, чашки и торты. Потом расстелил на пустом столе скатерть-самобранку и, широко разведя руки, с видом гастролирующего факира от Москонцерта, повернулся к гостям.

Кто-то хмыкнул, глядя на него, кто-то, вздохнув, пожал плечами, женщины зашушукались и невольно попятились, а верная Катенька только качнула головой и смиренно-жалко, будто извиняясь, улыбнулась...

— Что же вы стоите? — несколько опешив, проговорил Семибратов. — Вот оно, чудо, перед вами. Давайте приказывайте, требуйте — возражения не будет, нечего стесняться! Любой деликатес, любой напиток...

Минутное оцепенение прошло.

— А что она умеет?

— Да все, что пожелаете! Не верите?

Продолжение>

Читать историю на нашем портале.