Независимая лингвистическая экспертиза
Свободу Саше Скочиленко!Заключение специалиста № 42 — 2022
Санкт-Петербург
15 сентября 2022 г.
Сведения о специалисте
Друговейко-Должанская Светлана Викторовна — старший преподаватель кафедры русского языка филологического факультета СПбГУ, старший научный сотрудник Института прикладной русистики РГПУ им. А. И. Герцена, член Комиссии по русскому языку при Правительстве РФ, член Совета по культуре речи при Губернаторе Санкт-Петербурга, член Орфографической комиссии РАН, член Филологического совета Тотального диктанта; образование высшее филологическое (филолог-русист, преподаватель русского языка и литературы, диплом с отличием ЛВ № 306143), стаж работы по специальности — 32 года, стаж научной деятельности — 24 года, стаж судебно-экспертной деятельности — 23 года.
Для производства исследования в распоряжение специалиста предоставлены (в электронных фотокопиях):
1) Материалы уголовного дела № 12202400003000031 по обвинению в совершении преступления, предусмотренного п. «д» ч. 2 ст. 207.3 УК РФ;
2) Экспертное заключение № 32/22 от 06 июня 2022 г., составленное Гришаниной А. Н. и Сафоновой О. Д. по Постановлению о назначении лингвистической экспертизы от 12 мая 2022 г.
Обстоятельства дела известны специалисту из упомянутого обращения адвоката Д. Г. Герасимова, а также из предоставленных материалов в объеме представленного.
Перед специалистом поставлены следующие вопросы
1) Содержится ли на размещенных «ценниках» какая-либо информация о деятельности Вооруженных Сил[1] РФ? Если да, то какая именно и в какой форме она выражена?
2) Содержатся ли на размещенных «ценниках» лингвистические признаки дискредитации использования Вооруженных Сил РФ в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержки международного мира и безопасности, исполнении государственными органами Российской Федерации своих полномочий за пределами территории Российской Федерации в указанных целях?
3) Содержатся ли на размещенных «ценниках» признаки и мотивы политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной вражды либо мотив ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы?
4) Являются ли научно обоснованными выводы, содержащиеся в Экспертном заключении № 32/22 от 06 июня 2022 г., составленном Гришаниной А. Н. и Сафоновой О. Д.?
Стороны данного дела, их представители, иные заинтересованные лица при производстве настоящего исследования не присутствовали.
<Методические основы исследования, нормативная база, литература и понятийный аппарат>
Исследовательская часть заключения
Специалистом произведен предварительный анализ представленных материалов дела, направленный на установление объектов исследования и подлежащих решению частных экспертных задач.
1) Определение понятия дискредитация и анализ речевых стратегий дискредитации.
Статья 207.3 УК РФ (ч. 2, п. «д») в редакции Федерального закона от 25.03.2022 N 63-ФЗ предполагает наказание за «публичное распространение под видом достоверных сообщений заведомо ложной информации, содержащей данные об использовании Вооруженных Сил Российской Федерации в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности, а равно содержащей данные об исполнении государственными органами Российской Федерации своих полномочий за пределами территории Российской Федерации в указанных целях», совершенное «по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы».
Известная специалисту из личного опыта судебно-экспертной деятельности судебная практика рассмотрения дел по указанной статье свидетельствует о том, что правоприменителями на разрешение экспертов-лингвистов ставятся вопросы о наличии в спорных текстах специальных лингвистических признаков «дискредитации использования Вооруженных Сил Российской Федерации»[2], аналогичные поставленным перед специалистом при инициации настоящего исследования.
Подробный анализ понятия дискредитации применительно к задачам судебной лингвистической экспертизы можно найти в работе «О пределах применения в лингвоэкспертной практике понятия речевой стратегии дискредитации» [17], где, в частности, его содержание определено следующим образом: ‘подрыв доверия (убежденности в честности, добросовестности, искренности кого-либо, чего-либо, в правильности чего-либо и основанного на этой убежденности отношения к кому-либо, чему-либо) к кому-, чему-л., умаление авторитета, достоинства, значения кого‑, чего-л.’.
Поскольку диспозиция ч. 2, п. «д» статьи 207.3 УК РФ в части, имеющей значение для разрешения данного дела, указывает в качестве объекта дискредитации не какое-либо физическое и юридическое лицо или совокупность таких лиц, а абстрактное понятие использования Вооруженных Сил, учитывая принцип синсемичности, описанный в разделе «Понятийный аппарат лингвистического исследования» настоящего заключения, можно констатировать, что в рамках дел данной категории общее понятие дискредитации не является применимым в части, связанной с семантическими компонентами ‘честность’, ‘искренность’, ‘авторитет’, ‘достоинство’ (перечисленные семантические компоненты называют свойства, релевантные исключительно для лиц, и не могут рассматриваться как свойства абстрактных понятий, в том числе понятия использование) и может быть конкретизировано для дел данной категории как ‘подрыв доверия к чему-либо (убежденности в добросовестности чего-либо, в правильности чего-либо и основанного на этой убежденности отношения к чему-либо), умаление значения чего-либо’.
В лингвистической экспертизе для выявления признаков дискредитации используется алгоритм, предложенный О. С. Иссерс [13, 14], который учитывает коммуникативную направленность стратегии дискредитации — снижение «положительного образа» адресата или объекта дискредитации, подрыв доверия к кому-либо, умаление авторитета и значимости дискредитируемого лица, изменение мнения о нем, вызывание сомнения в его положительных качествах и т. д. Это речевое воздействие, в результате которого адресат или объект должен быть «обижен, причём несправедливо, оскорблен», должен «чувствовать себя объектом насмешки» [14]. Речевой стратегии дискредитации соответствуют конкретные речевые тактики. Так, для реализации тактики отрицательной оценки действий, направленной на то, чтоб подчеркнуть ответственность за порицаемое действие на основании собственных представлений коммуниканта, избираются такие речевые действия, как упрек, обвинение, осуждение, порицание. Отмечается также, что «только несправедливые обвинения способны сильно задеть чувства оскорбляемого, унизить и уязвить его, поэтому говорящему, желающему эффективно применить речевую стратегию дискредитации, “запрещается” использовать доводы, соответствующие реальному положению дел, по крайней мере, не преувеличенные».
В коммуникативно-прагматические признаки речевого акта дискредитации входят коммуникативная направленность с целевой составляющей «умаление чести и достоинства, репутации, деловых качеств объекта дискредитации»; наличие речевых актов несправедливого обвинения, оскорбления, издевки, насмешки, некорректной иронии и пр.
Основными содержательно-композиционными признаками речевого акта дискредитации являются несоответствие темы текста его содержанию, наличие многочисленных отступлений от темы, отклонений от изложения фактической стороны дела, оценочные, эмоционально-экспрессивные характеристики личности, её свойств и поступков; создание «ложного образа действительности» в нужном для говорящего направлении, «намеренная трансформация картины мира», наличие логических противоречий, алогизмов, ссылок на неопределённые или неизвестные источники информации.
К речевым признакам речевого акта дискредитации относятся амплификация –– избыточное нагнетание средств языковой экспрессии с целью сформировать определенное отношение адресата к излагаемому содержанию; использование слов и выражений с негативной окраской, не вызванное практической необходимостью; неуместное использование разговорных, просторечных, жаргонных языковых средств, в том числе инвективных (бранных, оскорбительных слов и выражений), не соответствующее общему стилю, строю текста; неуместное для речевых актов сообщения использование эмоционально-экспрессивных конструкций (экспрессивный синтаксис); «навешивание ярлыков», ирония, использование элементов «чужой речи», недобросовестного цитирования в негативно-оценочных фрагментах содержания [13, с. 162-176; 14, с. 116-167].
Часть перечисленных признаков (например, направленность на умаление чести и достоинства, репутации, деловых качеств объекта дискредитации, рассматриваемая как свойство текста, которое может быть установлено в ходе лингвистического исследования объективными методами его анализа; наличие речевых актов оскорбления (= нанесения обиды, выражения резко негативной обобщенной оценки личности), издевки, насмешки, иронии, обвинения и др.; изложение негативных фактов и событий, присутствие эмоционально-оценочных суждений негативного плана и т. п.) тождественны более общему признаку наличия в тексте негативной в отношении определенного лица информации, имеющей различные формы выражения.
Другая часть признаков речевой стратегии дискредитации предполагает верификацию лингвистом сведений, содержащихся в спорном тексте, с установлением соответствия либо несоответствия их действительности:
• определение тех или иных присутствующих в тексте обвинений как несправедливых;
• установление того, что создаваемый текстом образ действительности является «ложным», — здесь предполагается, что лингвист должен вынести суждение о том, какой образ действительности является «истинным», единственно верным, а какой таковым не является;
• установление факта некорректности изложения сведений и событий, фактов опускания важных подробностей и искажения фактической стороны излагаемых событий, которая, видимо, должна быть доподлинно известна лингвисту, анализирующему описывающий эти события текст; установление того, какое именно изложение событий является объективным и соответствует риторической стратегии de dicto;
• приведение не относящихся к делу подробностей — здесь эксперту предлагается полностью взять на себя функцию определения круга обстоятельств, значимых для разрешения дела;
что вполне возможно и не возбраняется в научно-исследовательской деятельности, но в общем случае совершенно неуместно в рамках деятельности судебно-экспертной, поскольку с неизбежностью влечет выход эксперта или специалиста-лингвиста за пределы его ограниченной процессуальной компетенции: в сфере судебного речеведения общепризнанным для эксперта-лингвиста является запрет верификации содержащихся в спорных продуктах речевой деятельности сведений — их проверка на соответствие действительности является исключительной прерогативой суда, осуществляющего верификацию информации на основе доказательств, представляемых сторонами состязательного процесса.
Установление признака наличия ссылки на неопределённые или неизвестные источники является обязательным в рамках решения задачи определения формы высказываний, содержащих негативную информацию: оставаясь в русле решения общей задачи судебно-экспертной деятельности, эксперт не может не указывать субъект суждений, высказанных в тексте (авторское утверждение о фактах vs утверждение лица X о фактах vs утверждение о фактах со ссылкой на неопределённый/анонимный источник сведений и т. п.). Выявление данного признака как признака речевой стратегии дискредитации является избыточным по отношению к экспертным задачам, подлежащим обязательному решению по так называемым «диффамационным» делам.
Иные описанные в специальной литературе по лингвистической конфликтологии и теории речевого воздействия признаки речевой стратегии дискредитации (несоответствие содержания спорных или потенциально спорных высказываний теме текста; многочисленные отступления от темы; несоответствие заглавия и выводов, вступления и заключения; наличие логических противоречий, алогизмов) по существу сводятся к выявлению в тексте внутренних противоречий и являются лингвистическими признаками заведомости ложных сведений. Их установление входит в обязательные задачи лингвистической экспертизы по делам о клевете (а также по делам некоторых иных категорий, связанных с понятием распространения заведомо ложной, заведомо недостоверной информации), где эти признаки подлежат учёту в качестве важных специальных показателей, которые могут быть приняты правоприменителем во внимание при установлении умысла. Соответственно, выявление этих признаков как признаков речевой стратегии дискредитации является нерелевантным для лингвистической экспертизы по делам таких категорий.
Нетрудно заметить, что единственный способ реализации речевой стратегии дискредитации, независимо от выбора той или иной тактики, состоит в последовательном, систематическом сообщении негативной информации (любого рода и в любых формах) о лице, являющемся объектом дискредитации, его взглядах и убеждениях, деятельности, деловых и личных качествах, отдельных действиях и поступках в форме значимого бездействия. Наличие в тексте негативной информации о лице (безотносительно к тому, выражается эта информация в форме утверждения о фактах или в различных формах мнения) является одним из признаков речевой стратегии дискредитации, но вывод о том, что речевое поведение автора действительно реализует эту стратегию, может быть получен лишь на основе установления совокупности иных признаков, определяемых методами, применение которых выводит эксперта-лингвиста за пределы его процессуально ограниченной специальной компетенции.
В упомянутой работе «О пределах применения в лингвоэкспертной практике понятия речевой стратегии дискредитации» [17] показано, что в связи с комплексным характером явления речевой стратегии дискредитации в рамках лингвистического судебно-экспертного исследования корректно говорить исключительно о специальных лингвистических признаках реализации этой стратегии, но не о факте ее реализации.
Не менее важным представляется положение о том, что если не соответствующих действительности утверждений о фактах в тексте не имеется, то вывод о реализации иных признаков речевой стратегии дискредитации не имеет и не может иметь значения для разрешения дела.
Поскольку верификация утверждений о фактах (их проверка на соответствие действительности) в компетенцию специалиста-лингвиста не входит, в качестве потенциально не соответствующей действительности следует рассматривать такую содержащуюся в тексте фактическую информацию, истинностный статус которой является спорным в данном деле.
2) Определение объекта дискредитации.
Объект дискредитации в части, имеющей значение для разрешения данного дела, обозначен в диспозиции статьи 207.3 УК РФ (ч. 2, п. «д») словосочетанием использование Вооруженных Сил Российской Федерации в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности, а равно содержащей данные об исполнении государственными органами Российской Федерации своих полномочий за пределами территории Российской Федерации в указанных целях.
Главное (грамматически) слово в составе этого словосочетания использование относится с точки зрения лексической системы современного русского языка к лексико-грамматическому разряду отглагольных существительных, обозначающих действие, названное мотивирующим глаголом. В качестве мотивирующего глагола в данном случае выступает глагол использовать. Синсемичным для рассматриваемого словосочетания значением, совместимым с личным (термин Вооруженные Силы Российской Федерации, согласно ч. 1 ст. 10 Конституции РФ, является в современном русском обозначением определенной «организации» — структурированной совокупности лиц) объектом действия, обозначаемого данным глаголом, является значение ‘воспользоваться — пользоваться услугами кого-л. с какой-л. целью’[3].
Исходя из общих категориальных свойств отглагольных существительных, такое существительное является полисемичным (неоднозначным), будучи способным в норме обозначать: (а) собственно действие, названное мотивирующим глаголом; (б) единичный акт этого действия.
Неоднозначность существительного использование вытекает также из двувидовой природы глагола использовать (‘воспользоваться услугами кого-л. с какой-л. целью’ — совершенный вид; ‘пользоваться услугами кого-л. с какой-л. целью’ — несовершенный вид).
По данным специального «Объяснительного словаря русского языка» [28], наиболее полно и системно описывающего систему значений служебной лексики, предлог в целях употребляется в современном русском языке при указании на действие, к осуществлению которого что-либо направлено.
Таким образом, словесная конструкция в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности в составе рассматриваемого словосочетания определяет следующие действия:
• защита интересов Российской Федерации;
• защита интересов граждан Российской Федерации;
• поддержание международного мира;
• поддержание безопасности —
в качестве действий, к осуществлению которых направлено то использование Вооруженных Сил Российской Федерации, о котором идет речь в диспозиции ч. 1 ст. 20.3.3 КоАП РФ.
Наличие в составе рассматриваемого словосочетания словесной конструкции в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности обеспечивает однозначную интерпретацию действия, описываемого рассматриваемым словосочетанием, как осознанного, целенаправленного, активного действия. Эффект применения Вооруженных Сил Российской Федерации, способствующий достижению перечисленных целей (защите интересов РФ и т. д.), не является для субъекта, совершающего это действие, побочным результатом не зависящих от воли этого субъекта событий или действия, имеющего иную направленность.
Каких-либо сведений о способе использования Вооруженных Сил Российской Федерации, о котором идет речь, диспозиция статьи 207.3 УК РФ (ч. 2, п. «д») не содержит. Следовательно, ограничений в отношении конкретного содержания действий, посредством которых Вооруженными Силами оказываются или были оказаны услуги, о которых идет речь, текст диспозиции статьи 207.3 УК РФ (ч. 2, п. «д») не вводит.
Сведений о конкретном субъекте, который использует или использовал Вооруженные Силы Российской Федерации — осознанно и целенаправленно воспользовался их услугами, преследуя то или иное подмножество следующих четырех возможных целей:
• защита интересов Российской Федерации;
• защита интересов граждан Российской Федерации;
• поддержание международного мира;
• поддержание безопасности —
текст диспозиции статьи 207.3 УК РФ (ч. 2, п. «д») не содержит. Следовательно, ограничений в отношении субъекта, пользующегося или воспользовавшегося теми услугами Вооруженных Сил, о которых идет речь, текст диспозиции статьи 207.3 УК РФ (ч. 2, п. «д») не вводит.
Таким образом, исходя из норм и правил современного русского литературного языка как государственного языка РФ, словосочетание использование Вооруженных Сил Российской Федерации в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности в контексте диспозиции статьи 207.3 УК РФ (ч. 2, п. «д»), обозначающее объект дискредитации, за совершение которой устанавливается ответственность указанной нормой законодательства, является неоднозначным, допускает две существенно различных интерпретации:
(а) как таковая абстрактная идея осознанного и целенаправленного получения любым лицом любых услуг от Вооруженных Сил Российской Федерации, каковое получение направлено к защите любых интересов Российской Федерации и (или) к защите интересов любых граждан Российской Федерации и (или) к поддержанию международного мира и (или) к поддержанию безопасности любых лиц в любом аспекте их жизнедеятельности, вне зависимости от каких бы то ни было фактических обстоятельств, связанных с оказанием этих услуг, в том числе от совокупности поступков, совершаемых в ходе оказания этих услуг лицами, составляющими Вооруженные Силы РФ, и от совокупности иных событий, с оказанием этих услуг связанных;
(б) любой конкретный акт осознанного и целенаправленного получения любым лицом неких конкретных услуг от Вооруженных Сил Российской Федерации, каковое получение направлено к защите любых интересов Российской Федерации и (или) к защите интересов любых граждан Российской Федерации и (или) к поддержанию международного мира и (или) к поддержанию безопасности любых лиц в любом аспекте их жизнедеятельности, подлежащий рассмотрению в совокупности фактических обстоятельств, связанных с оказанием этих услуг, в том числе в совокупности поступков, совершаемых в ходе оказания этих услуг лицами, составляющими Вооруженные Силы РФ, и в совокупности иных событий, с оказанием этих услуг связанных.
Принимая во внимание синсемичное рассматриваемому контексту значение существительного интересы ‘то, что составляет благо кого-, чего-л., служит на пользу кому-, чему-л.; нужды, потребности’, в составе которого присутствует ярко выраженный компонент прямой субъективной позитивной оценки характеризуемого явления ‘благо’, следует констатировать, что такие словесные конструкции, как «интересы Российской Федерации», «интересы граждан Российской Федерации» выражают скрытые (оформленные не предикатами отдельных высказываний, но свернутыми в словосочетания пропозициями) аналитические и оценочные суждения о том, что нечто не названное является чем-то хорошим (‘благом’) для Российской Федерации как юридического лица или некоего подмножества физических лиц, состоящих с указанным юридическим лицом в отношениях гражданства.
Для описанного выше варианта интерпретации (б) полная оценка тех или иных конкретных предметов, явлений, обстоятельств реальной действительности и т. п. как соответствующих понятиям «интересы Российской Федерации», «интересы граждан Российской Федерации» выходит за пределы компетенции специалиста-лингвиста, может быть отнесена к специальной компетенции соответственно специалистов в областях политологии и социологии и (или) социальной психологии. При этом общеизвестно, что в обществе существуют разные взгляды на то, что для государства и общества является благом, а что благом не является. Оставаясь в пределах специальной лингвистической компетенции, можно лишь утверждать, что без применения специальных политологических, социологических и (или) психологических специальных знаний такая оценка в общем случае будет находиться в зависимости от применяемой системы ценностей и критериев оценки, выбор которых будет определяться волей субъекта, производящего эту оценку, тем самым с неизбежностью будет носить субъективный, произвольный характер.
3) Определение понятия заведомо ложной информации.
Заведомо — наречие к прилагательному заведомый ‘хорошо известный, заранее известный; несомненный’.
Ложный — 1. Содержащий ложь, обман; намеренно искажающий действительность. // Воен. Рассчитанный на то, чтобы ввести противника в заблуждение. // Притворный, мнимый. 2. Не отвечающий действительности, создающий неверные представления.; неправильный, ошибочный. 3. Такой, который вызван ошибочными представлениями о нравственности, предрассудками и т. п. 4. Имеющий только внешние признаки сходства с чем-л. настоящим, действительным, ошибочно принимаемый за что-л. другое. // В составе ботанических и зоологических названий, названий болезней и т. д.
Таким образом, под заведомо ложной информацией следует понимать такую совокупность языковых высказываний о мире, событиях и о положении дел, об отношении отправителя информации к этим событиям, ложный характер которой заранее известен говорящему, несомненен для него.
В сущности, именно такое определение и было дано на с. 5 Методического письма «Об особенностях судебных лингвистических экспертиз информационных материалов, связанных с публичным распространением под видом достоверных сообщений заведомо ложной (недостоверной) информации», утвержденного Научно-методическим советом ФБУ РФЦСЭ при Минюсте России (протокол № 2 от 17 июня 2022), где под заведомо ложной информацией предлагается понимать «такую информацию (сведения, сообщения, данные и т. п.), которая изначально не соответствует действительности, о чем достоверно было известно лицу, ее распространявшему».
4) Лингвистические признаки и мотивы ненависти и вражды по отношению какой-либо социальной группе.
Как доказано авторами «Экспертных исследований по делам о признании информационных материалов экстремистскими» [48], для обоснования наличия в высказывании признаков возбуждения ненависти или вражды необходимо доказать, что анализируемый текст является таким высказыванием, задачей которого становится обоснование враждебного отношения к указанной в законе группе. Для этого нужно, чтобы:
• говорящий выразил мнение о наличии у представителей какой-либо группы негативных моральных качеств, отрицательных свойств, пороков, постоянно проявляемых в их поведении, конкретных действиях;
• говорящий обосновал свое мнение такими суждениями (фактами), которые подтверждают справедливость, правильность проявления неприязненного, нетерпимого отношения ко всем представителям этой группы.
Целевой установкой такого высказывания является пропаганда необходимости враждебного отношения к выделяемой группе [48, с. 44-45].
При этом под социальной группой понимается «совокупность людей, объединенных на основе совместной деятельности, общих целей и имеющих сложившуюся систему норм, ценностей, жизненных ориентаций, устойчивых образцов поведения, благодаря к-рым у индивидов формируется чувство групповой идентичности» [29, с. 96]. Однако понятие вооруженных сил является более общим, чем понятие социальная группа, так как в составе вооруженных сил имеются не только профессиональные военные (которых можно отнести к профессиональной группе), но и призывники (о которых идет речь в представленных на рассмотрение исследователя материалах).
Анализ текстов, оценка следственной экспертизы и выводы…
[1] В соответствии с современными нормами русской орфографии имя собственное Вооруженные силы (РФ) предполагает написание первого слова с прописной буквы, а второго со строчной. (См., например, в орфографическом словаре Лопатина В. В., Нечаеевой И. В., Чельцовой Л. К. «Прописная или строчная?» — М.: Эксмо, 2006). Однако в тексте данного заключения мы придерживаемся написания, рекомендованного в «Кратком справочнике по оформлению актов Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации».
[2] См., например, материалы уголовного дела № 12202660013000025, находившегося на стадии предварительного следствия в производстве Заднепровского МСО г. Смоленск СУ СКР по Смоленской области.
[3] Здесь и далее словарные значения и иные смысловые конструкты оформляются с помощью так называемых ‘марровских’ одинарных кавычек. Если не оговорено иное, словарные значения приводятся по данным «Большого толкового словаря» [6]. При этом специалист принимает во внимание данные всех указанных в списке литературы настоящего экспертного исследования толковых словарей современного русского языка. Отсутствие ссылок на иные лексикографические источники следует трактовать как указание на непротиворечивость данных разных словарей в отношении системы значений соответствующей лексемы. Отбор актуализированных в рассматриваемых контекстах словарных значений во всех случаях производится специалистом с учетом требования синсемичности — принципа сочетания слов, основанного на наличии у них общих сем (элементарных единиц смысла) и, соответственно, двусторонней готовности к соединению, а также грамматических признаков, проявляемых словоупотреблениями в рассматриваемых контекстах.